Мы сами себе драконы, сами себе герои, и спасаемся от самих себя. (Том Роббинс)
СИРИУС: После пробуждения Сириус никак не мог решить, максимально ли комфортно ему, или же ему было так некомфортно очень долгое время, что текущее состояние сравнимо с земным раем. Во-первых, он лежал на чем-то мягком, а не на каменном полу, на котором провел, казалось, целую вечность. Было тепло, желудок не пожирал сам себя и не болел от голода. Тот факт, что у него достаточно ясная голова, чтобы осознавать эти изменения, также был приятным сюрпризом. Однако, хоть пронизывающий до костей холод и грызущий голод уже прошли, весь низ живота жгло настойчивой, пульсирующей болью, а голова раскалывалась так, что он вообще не осмеливался пошевелиться, опасаясь, что она треснет и фонтаном выбросит вонючую желчь на великолепно-мягкий матрас под ним. Сириус все вытаскивал и вытаскивал спутанные мысли из своего полусна в болезненное бодрствование. Став осознаннее, он смог различить голоса, тихо обсуждающие что-то над ним. — …Тяжелое отравление алкоголем, серьезные поражения печени и почек, обезвоживание, язва желудка от стресса и голодания, легкое переохлаждение — честно говоря, Альбус, список можно продолжать и продолжать. Нельзя отдавать этого мальчика обратно тем людям. Они не подходят на роль родителей. — Я знаю, Поппи, — Сириус смутно узнал голос профессора Дамблдора. — Но Блэки — влиятельная семья со связями во всех областях Министерства. Это не подобный делу мистера Люпина случай. Если мы возбудим против них дело о жестоком обращении с детьми, могут возникнуть серьезные последствия, без гарантии выигрыша. Вы не представляете, как плохо ему может стать, потерпи мы неудачу. Ему ведь придется вернуться к ним после такого общественного происшествия. Лучшее, что мы можем сделать — это попытаться найти способ взять разрешение для Сириуса остаться в Хогвартсе или у Поттеров на каникулы, не официально. — И как мы это устроим? — вмешался голос профессора МакГонагалл. — Как вы планируете перехитрить Блэков? Весь Слизерин? — Возможно, — глубокомысленно сказал профессор Дамблдор, — они сами отрекутся от него. Возможно, того, что он сделал, чтобы заслужить понесенное им наказание, достаточно для охотного умывания от него рук. — Я бы не надеялась, — мрачно сказала МакГонагалл. — Блэки до последнего держатся за своих — хотя бы ради мести за их предательство. — Ну, они точно… Сириус отказался от борьбы со сном и отдался нарастающему головокружению. Конец разговора вырвался из его воспоминаний.***
Второй раз Сириуса вырвала из сна безошибочно добродушная перебранка собратьев Мародеров. Голова все еще гудела, а боль в животе настойчиво попинывала позвоночник, но на этот раз отрыв от сна к бодрствованию казался намного легче. Он лежал с закрытыми глазами, досматривая последнее сновидение, и слушал своих друзей. — …Серьезно, Хвост, приятель. Ты же знаешь, что он не сможет сожрать все это в ближайшее время. Мадам Помфри говорила, что какое-то время у него будут проблемы с желудком. И вообще, откуда ты все это взял? — Кухдя, — голос Питера был приглушен, а нос заложен насморком. — И Сдадкое Кородевство. — Ты ходил в Хогсмид один? — строго сказал Ремус. — Дет! — выпалил Питер. — Я купил это еще в прошдый раз. И он может оставить это добро на потом. — Тут нет места, — Джеймс веселился. — А Сириусу все равно нахрен не сдались эти лакричные палочки. — Почему? — обиделся Питер. — Ну, ты заткнул ими ноздри, Пит, — любезно заметил Ремус. — Это немного негигиенично. На прикроватном столике что-то грохнуло — Питер бросил на него свои подношения —, затем с двумя хлюпами из носа извлеклась лакрица. — У меня руки заняты были. Как бы я все донес? А сопли смыть можно. — Он, наверное, отдал бы тебе все это на съедение, — сказал Ремус. — Типа, слабый желудок и все такое. — О, хорошо, — Питер, слегка смягчился. Сердце согревалось, пока Сириус слушал своих друзей. Он успел убедить себя, что все они — плод его воображения, потому слышать их в реальности было столь чудесно, что он побоялся в самом деле лопнуть от радости. С немалым волевым усилием он разлепил веки и присмотрелся к смутным разноцветным пятнам над ним, постепенно приобретающих мародерскую форму. Ремус и Джеймс заняли стулья рядом с его кроватью и смотрели на Питера у прикроватной тумбочки. У того в каждой руке было по лакричной палочке. Питер первым заметил открытые глаза Сириуса. — Бродяга! — Его лицо расплылось в счастливой ухмылке. Ремус и Джеймс развернулись и завопили от восторга. Ремус подсел на край кровати и просунул руки под плечи Сириуса, нежно притянув его к себе. Сириус с благодарностью прижался к нему, уткнувшись носом в бледную шею парня. Он глубоко вдохнул, впитывая в себя этот чудесный, знакомый осенний аромат и успокаивающее тепло. Ремус немного сконфузился: — Ты пыхтишь мне в шею, Бродяга. — М-м-м, — Сириус намеренно запыхтел сильнее, наслаждаясь тем, как тело Ремуса вздрогнуло в ответ. — Как ты себя чувствуешь, приятель? — спросил Джеймс. Сириус поднял лицо и поморщился. — Мои мозги расплавились и вытекли из ушей. А желудок пытается перегрызть мой спинной мозг. — Отравление алкоголем, — как ни в чем не бывало сказал Ремус. — Недоедание, обезвоживание, гипотермия… — Э-э! Стоп, — взмолился Сириус. — Меня тошнит от всех этих длинных слов. Ремус немного отстранился и улыбнулся ему. — Прости, Бродяга. — Что произошло? — спросил Сириус. — Короткими словами, пожалуйста. Не длиннее двух слогов. Пит, давай выкладывай. — Эй! — Питер в шутку оскорбился. — Я знаю длинные слова. Кроме того — меня там не было. Эти два придурка не удосужились позвать меня, когда Ремус получил письмо. — Какое письмо? — От Регулуса, — сказал ему Ремус. — Рега? — Желудок Сириуса сжался еще больнее. В висок бил смутный образ диалога через подвальную щель с младшим братом, закончившийся его воплями: «Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя!» — Ага, — Ремус закинул руку Сириуса обратно себе на спину и незаметно погладил его затылок. — Оно со мной. Не стал выбрасывать, чтобы ты посмотрел. Он подвинулся и вытащил из заднего кармана брюк скомканный кусок пергамента. Сириус повернул голову, не поднимая ее, и просмотрел короткую записку. Чувство вины захлестнуло пищевод, и он подумал, что его сейчас вырвет. — В тот день в подземельях? Ремус долго молчал, и от внимания Сириуса не ускользнуло, что Джеймс и Питер тоже с любопытством смотрят на него, ожидая его ответа. В конце концов Ремус вздохнул и прижался щекой ко лбу Сириуса. — Он был с ними в тот день, когда меня избили, — сказал он. Сириус напрягся, и руки Ремуса сжались вокруг него. — Он не хотел причинять мне боль. Они его вынудили. — Вынудили? — Сириус был в ярости. Если бы не болела голова, он бы спрыгнул с кровати и разнес тут все к чертям. — Сириус, ты лучше всех знаешь, что он ведомый, — настаивал Ремус. — Он не виноват. Они запугивали его. Они угрожали, что если он не поможет, он окажется рядом со мной. — Тогда он должен был страдать, а не бить тебя! Сириус сплюнул. По его мнению, верность была самым важным качеством в человеке. Он не мог понять, как кто-то может предать другого таким диким образом. — Почему — Ремус, знавший Сириуса, плавно сводил на нет весь пыл. — Мы с ним не друзья. Думаешь, было бы лучше, если бы его обездвижили, избили и запихнули в ту нишу со мной? Сириус молчал, все еще злясь на своего брата. — О, Сириус, — прошептал Ремус. — Все время, пока я был там, меня поддерживало знание того, что вы трое заметите мою пропажу, и не успокоитесь, пока меня не найдете. И так и было. Вы пришли и отнесли меня в нашу спальню, а ты подлатал меня и все уладилось. У Регулуса нет таких друзей. Единственные люди в его окружении — это другие слизеринцы. Разве ты не видишь, в чем заключается его преданность? Сириус повернулся и снова уткнулся лицом в плечо Ремуса. Слезы безудержно рвались из его глаз, и он скрыл свой позор от друзей. Рука Ремуса медленно двигалась вверх и вниз по его спине, и этот жест был знаком по дням полнолуния, хотя обычно Сириус и не был принимающей стороной. — Он приходил проверить меня, — продолжил Ремус. — Он не знал, как снять чары, но все время приходил ко мне. Если бы ты меня не нашел, он бы пошел за тобой, знаешь ли. И ты видел письмо. Регулус хотел исправиться. — Я сказал ему, что ненавижу его, — пробормотал Сириус в тонкую ткань поношенной рубашки Ремуса. — Я был пьян и… и напуган, и умолял его выпустить меня, а он просто продолжал говорить, что не может, а я кричал и кричал, что ненавижу его, и он в ответ тоже... Судя по всему, другие не смогли придумать на это ответ. Несколько минут они сидели в неловкой тишине, рука Ремуса продолжала мягкое путешествие от лопаток до поясницы и обратно. В конце концов Джеймс откашлялся. — Он был прав. Он не мог тебя выпустить. Дверь прокляли. — Прокляли? — Сириусу хотелось оторваться от промокшей ткани, но обнародовать красные слезящиеся глаза при этом желания не было, поэтому он так и прижимался к Ремусу. — Ага, — Ремус издал странный смешок. — Прокляли, чтобы та не пускала людей. Должно быть, она должна была помешать Регулусу ее отпереть. Они точно не рассчитывали, что тебя придет спасать темное существо. — Ты человек, Лунатик, — разочарованный тон Джеймса указывал на то, что они уже спорили на эту тему раньше. — Не совсем, но все же человек. Ремус не ответил, хотя Сириус чувствовал, как затвердели его мышцы. — Я, например, рад, что ты смог меня вытащить, — поддразнил Сириус и, наконец, поднял голову. — Могу представить, как ты ворвался туда, лязгая доспехами и размахивая мечом, спасая своего прекрасного принца на своем благородном коне… Он молча обрадовался, увидев, как уголки выразительных губ Ремуса дрогнули в улыбке. — О, да, — вставил Джеймс. — Хотя его благородный скакун большую часть операции ехал у него в кармане и спокойно дрых. Тогда Ремус рассмеялся и извернулся, чтобы достать из кармана сонного Хэмиша и положить его на колени Сириусу. — Я считаю, он проделал изумительную работу, — сказал Ремус. — Держал Лунатика в страхе. — Ага, — Питер закивал. — Стоял перед волком, растопырив свои маленькие шипы, и Лунатик сбежал, поджав хвост! Сириус улыбнулся и поднес ежа к лицу. — Что ж, тогда большое спасибо, благородный скакун. Хэмиш задумчиво посмотрел на него и лизнул в нос крошечным розовым язычком. Кожу засаднило. — Мы видели, что ты сотворил со своей комнатой, — добавил Джеймс. — Не могу поверить, что ты сделал это, приятель. Так испестрить стены! — Я напился огненного виски, — сказал ему Сириус. — На трезвяк я, конечно, так бы не сделал. А утром уже ничего нельзя было вернуть. Чары Вечного приклеивания, все дела. — Поэтому тебя там заперли? — спросил Ремус. Сириус не упустил из виду, как они с Джеймсом обменялись выразительными взглядами при упоминании огневиски. — Да, — Сириус нахмурился. — Но это всего лишь один из поводов. Мать с начала лета встала на тропу войны. Отец вечно торчал дома, и говорил, что она не дисциплинирует меня, и она решила доказать ему его неправоту. — Прости, — Джеймс почесал затылок. — Мы должны были прийти за тобой раньше. — Не должны, — парировал Сириус. — Как, по-твоему, это бы выглядело? Моя мать настаивает на том, чтобы я сидел дома. К вам, Поттерам, мне точно дорога заказана. — Его голова пульсировала от боли, и он прижал холодные кулак ко лбу, пытаясь притупить ее. — Болит? — Ремус коснулся его щеки и всмотрелся в лицо. — Голова, — он перевернул руку на тыльную сторону и вновь приложил. — И желудок. — Мадам Помфри оставила обезболивающее зелье, — Питер передал бутылек с соседнего стола. — Но она запретила принимать слишком много из-за желудка. — Я выгляжу так же хуево, как себя чувствую? — скорбно спросил Сириус, отхлебнув зелье и скривившись от кислого привкуса. — Ты прекрасен, как всегда, — заверил его Ремус, проводя рукой по волосам Сириуса, а затем помог удобнее устроиться на подушках. — Джеймс? — Сириус заскулил. Джеймс пожал плечами. — Хуевенько, но не так говняно, как в тот день, когда мы тебя вытащили. Ты еще расцветешь к сентябрю, это точно. — Не хочу к сентябрю, — канючил Сириус. — Хочу всегда быть обычным великолепным собой! — Зачем? — спросил Питер. — У тебя есть Лунатик, а ему все равно, как ты выглядишь. — Ну блин, затем, чтобы ему все завидовали, и чтобы у него было кем гордиться. — Я горжусь тобой, — фыркнул Ремус. — А так как мы никому о нас не рассказываем, они все равно не будут ревновать. Сириус надулся, а Ремус улыбнулся и наклонился, быстро чмокнув его в лоб. — Когда ты так дуешься, на твоей прекрасной гладкой коже появляются морщинки, — обеспокоил он Сириуса. Сириус тут же расслабил, а Джеймс и Питер захихикали. Ремус одарил его ласковым взглядом. — Тщеславный мерзавец. Поспишь еще немного? Сириус улыбнулся ему и послушно закрыл глаза.***
Одинокий и нагой, он притаился в мелкой лужице света, со всех сторон окруженный подступающими живыми тенями. Щупальце за щупальцем, шажок за шажком, все ближе и ближе, пожирая дрожащие крупицы света и тянясь к скрючившейся фигуре. Сириус ничего не мог сделать, только сжимался все туже и туже, по мере того как защитный свет исчезал. Он забирал с собой его тепло и кислород, пока он не скорчился, замерзая и задыхаясь в микроскопическом пятнышке света, беспомощно наблюдая, как злые глаза вспыхивают в темноте, а чернильные щупальца обвиваются вокруг его лодыжек. Сириус кричал, но крик не выходил из горла. Ледяные жидкие щупальца скользили по нему, высасывая из него кровь, отнимая дыхание и разум. Он не мог драться. Его приморозило; получалось только лежать и выдавливать крики, пока хихикающие тени медленно поглощали его чернеющее тело, дюйм за дюймом. «Сириус-с-с-с-с…» — они шептали его имя сквозь свои безумные смешки. «Сириус-с-с… БЛЭК. Сириус-с-с-с Блэ-э-э-эк. Поч-ч-ч-чти как мы-ы-ы-ы-ы. Блэк до мозга костей… ты принадлежишь нам… Сириус-с-с-с…» — Сириус! Все тело Сириуса резко подбросило, и его глаза резко открылись в темной, заполненной синими тенями комнате. Над ним склонился неясный силуэт, и он отполз от него, пытаясь заставить свои желеобразные мышцы работать. — Сириус, это всего лишь я, милый. Люмос! И вдруг стало светло. Он моргнул и зажмурился, но все еще видел розовое мерцание сквозь веки. — Это всего лишь я, Сириус. Аделаида Поттер. Мама Джеймса. Это я. Медленно Сириус открыл глаза и затуманенным взглядом посмотрел в лицо стоящей у кровати женщины. Его сердцебиение успокоилось. Это и правда была миссис Поттер. Она любяще положила руку ему на плечо. Женщина выглядела вымотанной и усталой, но ее прикосновение было материнским и убаюкивающим. Сириус не знал, как долго она сидела рядом с ним, но ее темно-каштановые волосы, пронизанные сединой, понемногу выбивались из элегантного французского пучка на затылке, а морщины вокруг глаз и рта, углубились. Они впервые показали Сириусу, что мама Джеймса, вероятно, была намного старше, чем он всегда предполагал. — Все хорошо? — мягко спросила она, убрав со лба мокрые от пота волосы. Сириус невнятно промычал и ответил: — Просто сон. — Плохой? Хотела бы я дать тебе зелья сна без сновидений, но оно тяжело для желудка, и вызывает зависимость. Может, воды? Она налила в хрустальный стакан прохладной воды из кувшина рядом с его кроватью, помогла ему сесть и осушить его. — Хочешь поговорить о нем? Сириус покачал головой, его глаза метнулись в темный угол, куда не проникал безопасный свет ее палочки. — Почему бы тебе не лечь и не попробовать заснуть? — она нежно поправила подушки, как Ремус днем. — Я буду рядом. Нокс. Палочка погасла и вместе с этим перехватила дыхание Сириуса. — Верните свет обратно! Пожалуйста! Верните свет обратно! — Люмос, — ее омраченное тревогой лицо появилось снова. — Все в порядке. Я оставлю свет, обещаю. Спокойно. Закрой глаза. Я прослежу, чтобы свет не погас, пока ты спишь. Сириус откинулся на подушку и снова закрыл глаза. Ему хотелось спать, но тени злобно скользили у краев его сознания. Из-за этого знания невозможно было успокоиться. Возникла внезапная тяга к алкогольному забвению. Он скучал по спокойной простоте пьяного состояния, когда не нужно было думать, дорисовывать несуществующее и предаваться воспоминаниям. Сможет ли он завтра уговорить Мародеров украсть немного алкоголя? Затем он вспомнил тот многозначительный взгляд, которым обменялись Джеймс и Ремус, когда он упомянул о своем пьянстве и развешивании плакатов, и осознал всю тщетность. Вероятно, они решили, что он закоренелый алкоголик, а это до смешного далеко от истины. Он не алкоголик. Он просто нуждался в дополнительных эффектах, чтобы упростить свои мысли и держать тени и воспоминания в страхе. Это почти как лекарство. Необходимо придумать, как раздобыть хоть немного, прежде чем тени снова вторгнутся в его разум, проникнут в мозг и медленно разрушат рассудок.