Разрыв со старыми друзьями — одна из самых болезненных перемен во всем этом нагромождении тысячи мелких неприятных изменений, представляющих собой взросление. (Джон Дос Пассос)
СИРИУС: Сириус не собирался нарушать данное Ремусу обещание никогда. Против этого он чувствовал такую беспомощность, как если бы упал в вертикальный скользкий туннель. Он и рад бы взять себя в руки, чтобы не улететь вниз, выкарабкаться обратно на солнечный свет — но стены его слишком скользкие, и он продолжал падать. На восьмом этаже он обнаружил комнату, напротив гобелена с неким Варнавой Вздрюченным, который, похоже, решился обучать троллей балету. Он был уверен, что в ней до этого не бывал, к тому же ее не было и на карте. Он прибрел сюда однажды вечером, когда больше не мог выносить шумную, веселую болтовню Общей гостиной и сбежал в поисках думательного места, без людей и без теней. Это была самая странная комната в его непростой жизни, и он задавался вопросом, появлялась ли она только для тех, кто отчаянно нуждался в уединении и защите от ползучих теней. Она была среднего размера и совершенно лишена мебели, за исключением четырех великанских красно-золотых кресел-мешков, сгруппированных вместе в центре комнаты. Они вообще не отбрасывали теней, потому что стены и высокий потолок были сделаны из самого белого камня, какой Сириус когда-либо видел, и, казалось, буквально сами изливали свет. Парящие свечи — как те, в Большом зале — витали повсюду. Вдоль каждой стены, у потолка, плавно пролетали рядом друг с другом. Комната представляла собой святилищем света, отгонявшее любую, даже самую мелкую тень. Когда Сириус валялся на пуфиках гриффиндорских цветов, чувствуя, что впервые после летних каникул как следует расслабился. Он мог закрыть глаза и не бояться подкрадывающихся к нему адских демонов. Лежа там, в окружении красно-золотых шелков, он снова ощутил себя гриффиндорцем. Нужно было рассказать остальным о комнате, но какая-то дальняя, отчаянная, эгоистичная часть его самого хотела — нуждалась — в укрытии. Вдали от обеспокоенных взглядов, бережного обращения и притворства, что все снова в порядке, хотя на самом деле это было совсем не так. Где-то там, где другие Мародеры не всегда на расстоянии вытянутой руки, ожидая, ожидая, и ожидая его срыва. Винить их, собственно, было не в чем. Как только он покидал комнату, иррациональные страхи ледяной волной ударяли его в полную силу, заливая в мозг тоску по алкогольному забвению. Он рьяно сопротивлялся этому желанию — сопротивлялся, пока однажды в одночасье не проголодался и не прокрался на кухню из своей секретной комнаты, чтобы немного обокрасть эльфов. «Это вина Дамблдора» — сказал себе позже Сириус, когда, спотыкаясь, вернулся к башне в середине ночи. «Это Дамблдор виноват, что его особые гости изволили шикарный ужин с хересом. Если бы я не видел, как домовые эльфы готовили его на кухонной плите, переливали херес в кастрюлю и наполняли воздух пряным ароматом алкоголя, я ни за что не нарушил бы своего обещания». Это была и вина эльфов, потому что они всегда давали ему все, что он просил из еды и питья. Но когда он пробрался в спальню и виновато взглянул на кровать Ремуса, где тот улегся в своем привычном волчьем гнезде из подушек, едва видимых за полуоткрытыми занавесками, он все же догадался, что все происходило по его личной вине. Он нарушил свое обещание и ненавидел себя за это. Сны приходили, как только он заползал в постель и закрывал глаза. Сны об исчезающем свете и мгле, бегущих тенях со склизкими щупальцами и маленькими клычками, подкрадывающихся все ближе и грозящих наполнить его кровь тьмой. Потом появился Ремус, бормоча что-то о нарушенных обещаниях и изо всех сил пытаясь уйти, но все, что Сириус мог сделать, это прижаться к нему изо всех последних сил, потому что Ремус сильный и легко отгонял тени. Сириус так нуждался в нем. И Ремус сдался и заполз рядом с Сириусом, еле устроившись на не рассчитанной для двоих кровати, и баюкал в ухо успокаивающие слова, пока Сириус засыпал.***
Точно так же, как ночью Сириус с абсолютной уверенностью мог заявить, что теневые монстры существуют и хотят высосать из него его свет, днем он понимал, что окончательно спятил и поглотился паранойей. Тени — всего лишь тени. Отсутствие света не имеет ничего общего с темной магией или демонами. Когда он в тысячный раз размышлял о ночных страхах, то внутри сжималось острое смущение, особенно если рядом маячил Ремус. Ремус видел его на самом скверном дне. Пьяным, скулящим и напуганным. Сириус был готов рвать на себе волосы за систематические нарушения обещания и за позволения страхам овладеть им. В конце концов, он пришел к выводу, что человек, которым он становился ночью, не имел ничего общего с тем, кем он был на самом деле. Это испуганное, полусумасшедшее существо было другим — тем, кто вызывал у Сириуса отвращение, гнев и стыд. Он отказывался обсуждать Ночного-Сириуса в течение дня или даже попросту признавать его существование. Ремус отбросил попытки поднять эту тему после последнего раза, когда Сириус исчез на целый день. Если Сириус не ошибался, Ремус, вроде бы, радовался разделению его личностей. В течение дня Ремус общался с ним, как всегда: целовал его, ругал, пробовал заставить делать домашнее задание, планировал новые шалости, играл страдальца во время дразнилок Джеймса и Сириуса за его книголюбство. И все же Сириус не мог не заметить, что улыбка Ремуса была не так широка, как прежде, да и вообще он почти не улыбался, не говоря уже о смехе. Ходил ссутулившись, чего не было с начала их с Сириусом отношений, и даже без всяких подтверждений Сириус знал, что во всем виноват сам, и чувство вины убивало, как постоянная резь в животе.***
До октября оставалось две недели; ранний вечер, почти что день — так что Дневной-Сириус все еще у руля. Он и Джеймс сидели вместе на излюбленном диване перед камином в гостиной, а над ними рыжей скалой возвышалась разъяренная Лили Эванс. — Вы двое безответственных, наглых, тупых идиотов! — она бушевала, и ярость ее была в полном разгаре. — Я не представляю, о чем вы думали! Вы вообще думали? У меня есть прекрасная мысль доложить на вас Дамблдору! — последние двадцать минут она кричала на них, не снижая тона, и так разнервничалась, что даже не заметила, как два парня перестали обращать на ее слова ни капли внимания. Джеймс, закинув одну ногу на колени Сириуса, глядел на Лили с выражением благоговейного страха, не отрываясь от ее раскрасневшихся щек, горящих зеленых глаз и взлохмаченных волос. Его нижняя челюсть слегка отвисла, и Сириус надеялся, что в ближайшее время у него не потекут слюни. Сириус проигнорировал ее лекцию почти так же, как до этого лекцию профессора МакГонагалл, и в настоящее время просчитывал детали своего побега. От сердца отлегло, когда портрет открылся, и он увидел охапку пыльных талмудов, а за ней Ремуса. — Лунатик! — он с облегчением прервал тираду Лили. — Приди же, спаси нас! Лили замолкла и повернулась к Ремусу. — Ты! — гаркнула она. Ремус обескураженно попятился. — Я? Что я сделал? — он с подозрением посмотрел на друзей, в этот раз даже не строящих из себя святош. — Ты — староста! Твой долг — держать под контролем своих тупоголовых друзей! Он затравленно заозирался, как и всегда при напоминании о его долге разгребания дерьма после очередного безумного замысла Джеймса и Сириуса. Он пришел в настоящий ужас, когда тем летом из школьного письма выпал значок. — Я не контролирую их, Лили. Все, что я могу — это грустно стоять, закрыв глаза, и делать вид, что ничего не происходит. — Ну, ты должен хотя бы попытаться! — Зачем? Что они на этот раз натворили? — Ремус водрузил свои книги на низкий кофейный столик у дивана и надел свое лучшее лицо из разряда «Лунатик — строгий староста». На Сириусе оно никогда не работало, ему просто становилось жарче. — Ничего хо… плохого, Лунатик, — скучающе протянул Джеймс. — Воспитывали младшие курсы. — Вы что делали?.. — Ремус бросил на Лили растерянный взгляд. — Я нашла их, — сказала она, — Они давали уроки «полового воспитания» в одном из пустых классов нескольким первокурсникам и второкурсникам с разных факультетов. — ЧТО? — Ремус побагровел и в целом выглядел готовым разорвать Джеймса и Сириуса на кусочки. — Мы подумали, что пришло время преподавать в Хогвартсе что-то полезное, — деланно осведомил их Сириус, стрельнув в Ремуса щенячьими глазками. «Интересно, станут ли они еще привлекательнее после освоения анимагической формы?» — подумал он. — Половое воспитание? — пискнул Ремус. — О чем вы думали? — Урок был весьма неплох, — поделился Джеймс. — Мы даже составили план занятий и все такое. — И принесли кукол из старых носков, — вставил Сириус. — Для наглядности. Не понимаю, что в этом плохого. Лили громко застонала и в отчаянии дернула себя за локон. Сириус старался не замечать, как Джеймс сразу же покраснел и заерзал на диванной подушке. — Это неправильно, Блэк, — Лили сбавила громкость, но до сих пор хмурилась. — Но почему? — не унимался Сириус. — Ну, если на время отложить в сторону моральные последствия, теперь у значительной части первокурсников и второкурсников сложилось впечатление, что секс включает в себя соитие с рукой своего лучшего друга. В носке! — Мы лишь внесли свою лепту в борьбу с подростковой беременностью. Со стороны Ремуса раздался странный сдавленный, водянистый звук, и остальные вопросительно повернулись к нему. — Эй, Лунатик? — Сириус хотел уже вскочить и бежать на помощь. А парень приобретал еще более впечатляющий оттенок алого, чем Джеймс. Прижав ладони ко рту, он, казалось, давился собственным языком. Их озабоченные выражения стали последним тычком в предел рухнувшего самообладание Ремуса, и он разразился приступом истерического мальчишеского хихиканья, от которого все его тело сотрясалось в конвульсиях. Он припал к плечу Лили для поддержки, и Сириус мог разобрать только слова «носок» и «соитие». Сириус обнаружил, что не может оторвать глаз. Плечи Ремуса тряслись от смеха, из глаз текли слезы, а в полуоткрытом рте блестели слюной молочного цвета зубы и розовый язык. С тех пор, как Сириус застал последний смех Ремуса, утекло так много времени, что теперь он полностью загипнотизировался этим зрелищем. Словно давление негатива последних недель исчезло с хлопком боггарта под воздействием потока смеха Ремуса. — Ремус, перестань! – приказала Лили. — Это не смешно! — Ага, соберись, приятель, — Джеймс не упустил возможности пошутить. — Иначе, Бродяга начнет с тобой соитие прямо здесь, в гостиной. Ремус сделал несколько глотков воздуха, но так и не смог полностью отойти. — Ну, — выдохнул он. — Я не одет в носок, так что, думаю, мне не о чем беспокоиться. — У меня есть носочная куколка наверху, если хочешь, — Сириус многозначительно пошевелил бровями. От входа в башню донесся давящийся звук кашля, и остальные одновременно оглянулись, чтобы узреть вернувшегося с кухни Питера, судя по обсыпанной сахарной пудрой мантии и грудой бисквитного печенья. — Я даже не хочу знать, какие обстоятельства привели к тому, что Сириус нашел Лунатика в костюме носка сексуально привлекательным, — сказал он. — Пожалуйста, не рассказывайте. Кто хочет печенье?***
— Она свалила? — прошипел Сириус Питеру, глазея на него через тонкую ткань мантии-невидимки. Сириус и Джеймс начали избегать Лили с самого начала операции «Чулочные секси-куколки», потому всякий раз, когда она замечала хоть одного, то заводила лекцию про безответственность. Лили убеждала их сдаться профессору МакГонагалл, поскольку это доказывало бы их «сожаление и раскаивание в своих поступках». Поскольку ни Сириус, ни Джеймс не сожалели и тем более не раскаивались, особого успеха она не возымела. Даже Джеймс устал от ее постоянного нытья — и его желание избежать этой кары перевесило желание любоваться девушкой. Двое Мародеров забирались под мантию-невидимку с каждым выходом из безопасной спальни. В субботний полдень Сириус и Питер покинули Джеймса и Ремуса, жарко спорящих о тонкостях трансфигурации туфлей профессора Флитвика в ходули. Они как раз возвращались из столовой в гостиную, когда Лили вывернула из библиотечного коридора. Сириус тут же нырнул за угол и вытащил скомканную мантию-невидимку из кармана. — Она торчит возле библиотеки и пиздит с Нюниусом, — тихо прошебуршал Питер, укладывая плывующие жиром бутерброды в сумку, чтобы те в целости и сохранности доехали до оставшихся голодающих Мародеров. — Че? Нахрена ей Нюниус? Он че, пристает к ней? — Сириус заглянул Питеру через плечо. — Эм, ее там нет. — Они просто зашли внутрь. Кажется, они ругались. Сириус поджал губы. Как бы ему не нравились нравоучения Лили, он любил ее как подругу. В конце концов, если бы не она, он бы никогда не признался в своих чувствах к Ремусу. Ни ему, ни себе. — Пошли глянем, мало ли ее надо выручить, — сказал он. — Погнали, лезь сюда. Они неловко поплелись в библиотеку. Сириус, рост которого приближался к шести футам, тянул мантию вверх, а Питер был слишком пухленьким, чтобы они могли так же легко уместиться под плащом, как раньше. Сириусу пришлось идти на полусогнутых ногах, чтобы их не заметили. Они вошли в библиотечный зал как раз вовремя, чтобы мельком увидеть рыжий всполох, исчезающий за книжными полками в задней части библиотеки, и поспешили в этом направлении. — Я устал, что ты вечно срываешься на меня из-за этого! — ворчал Снейп. — Никак не пойму, почему я должен прислушиваться к тебе, ведь твои маленькие друзья с Гриффиндора не лучше! — Ребекка и Алиса не такие, — горячо ответила Лили. — А я и не о них, — с насмешкой сказал Снейп. — Я о тех выскочках. Блэке, Поттере и их двух прихлебателях. — Я не дружу с Блэком и Поттером! — Сириус и Питер прокрались к книжному шкафу как раз вовремя, чтобы поймать ее сердитый взгляд. — Но с Ремусом — да. Он милый. Снейп с отвращением фыркнул. — Кроме того, — продолжала Лили, — не о них речь. Речь о тебе и о том, что ты околачивался с этим мерзким Розье, Ноттом и остальными. Все знают, что они увлекаются Темными искусствами. И ходят слухи об их присоединении к Волдеморту после школы. Сириус и Питер обменялись растерянными взглядами. Они не могли понять, почему разговор Лили и Снейпа звучал больше как дружеская ссора, а не смертельная битва двух кровных врагов. — Ты сама сказала мне попробовать завести друзей на моем факультете, — отвертелся Снейп. — И это твоя идея — держать в секрете нашу дружбу. — Я пыталась облегчить тебе жизнь, Северус! Они бы издевались над тобой, узнай о дружбе с магглорожденной ведьмой из Гриффиндора. Но ведь и я под «друзьями» подразумевала хороших людей. В Слизерине есть такие, я уверена. — У тебя нет права указывать мне, с кем дружить. Лили раздраженно вздохнули и не стала настаивать. — Просто я беспокоюсь, — она положила руку на костлявое плечо Снейпа. — Я не хочу, чтобы ты связался с плохой компанией или прыгал выше головы. Снейп взглянул на ее руку и сразу отвел взгляд. На его лице было страдальческое выражение, а на острых скулах выступил слабый румянец. Сириусу захотелось удавиться, когда он вспомнил подобное выражение на лице Джеймса, когда он говорил о Лили. Она приглянулась сальному негодяю тоже? — Я знаю, что делаю, Лили, — ласковый тон совершенно не подходил его голосу и персоне целиком. — Я буду осторожен. Лили улыбнулась ему. — Надеюсь, что так и будет. Не хотелось бы потерять нашу дружбе после стольких лет, — она вдруг усмехнулась и пододвинула к ним пару стульев. — А теперь мне нужен твой совет кое в чем. Снейп сразу насторожился: — Я не силен в советах, знаешь же. Можно ограничиться саркастическим комментарием? Лили рассмеялась, а Сириус наклонился и изобразил рвоту, случайно толкнув при этом выпирающий живот Питера. — Ничего такого — просто домашка по Зельям, — сказала Лили. — Мне было интересно, есть ли у тебя какие-нибудь новенькие идеи? — Пошли, — прошептал Сириус Питеру на ухо, когда лицо Снейпа просветлело, и он начал разглагольствовать о зельях для пятого курса. — Меня может на самом деле стошнить, если я продолжу смотреть. Они вышли из библиотеки в тишине, убедились, что фронт свободен, и стянули мантию-невидимку. — Что ж, — протянул Питер, когда они поднимались к башне Гриффиндора. — Это было охуеть как странно. — Странно — не то слово. — В Сириусе бурлили отвращение и гнев при мысли о том, что их хорошая Лили Эванс — Джеймсова Лили Эванс! — водилась со Снейпом. Из всех людей — со Снейпом! Как он посмел? Как мог такой сальный мерзавец, как Снейп, преуспеть там, где молодчик вроде Джеймса потерпел неудачу? — Лучше подойдет «неправильно», «пугающе» или «тошнотворно». — Что делать-то будем? — Питер покосился на Сириуса и заморгал. — Думаешь, стоит рассказать Сохатому? Сириус колебался. — Очень не хочется, но, наверное, надо. Он должен знать. Мы можем начать издалека, на случай его взрыва. — Я думал, это ты сейчас взорвешься, — сказал Питер. — И ты толкнул меня локтем в бочину. Синяк, походу. — Прости уж, Хвост. Рыгачка напала, когда Нюнчик изволил шутить. Питер хихикнул: — Ну, было довольно забавно. Сириус остолбенело посмотрел на него, и Питер попятился, подняв руки в защитном жесте. — Шучу! Шучу! — Ты такая зануда, Пит. — Извини. — Да ничего. Ты наша зануда. Мародерская. Такой ни у кого больше нет. — Э… спасибо, наверное. — Всегда пожалуйста, — Сириус небрежно махнул рукой и широким шагом пересек пустующий коридор. Питер еле поспевал за ним.***
— Прости, прости, — шептал Сириус той ночью, трясясь и прижимаясь к Ремусу. В тот вечер у него не было возможности спуститься на кухню и выпить, так что его разум работал со скоростью миллион мыслей в час, формируя образы теневых демонов, прячущихся вдали от освещенной палочками кровати. — Все хорошо. Я тут. Все хорошо, — Ремус нежно проводил пальцами с обкусанными ногтями по влажному пробору волос, и это теплое прикосновение немного возвращало Сириуса в реальность. Он прижался лицом к изгибу шеи Ремуса, целуя горячую кожу своими сухими губами и чувствуя, как Ремус вздрагивает в ответ. Пальцы Ремуса ушли от его волос и пробежали вниз по позвоночнику. Он сел поудобнее и сильнее обнял Сириуса. Да, Ремус надеялся на большее, но Сириус не мог заставить себя. Сердце все еще колотилось от страха, а образы не прекращали формироваться в глубинах сознания. — Прости, прости, — снова повторял он, на этот раз извиняясь за свое бездействие. Ремус грустно вздохнул и немного отстранился. Ноги коснулось нечто выпукло-непонятное, и Сириуса ударил дополнительный груз вины за чужое непреднамеренное возбуждение, хотя та часть его, что в настоящее время не полностью погрязла в ночных страхах, радовалась такой реакции у обычно сдержанного парня. — Все хорошо, — снова ответил Ремус, в его голосе не было заметно разочарования. — Просто спи. Я присмотрю за тобой.