«Когда мы не слушаем свою интуицию, мы отказываемся от своей души. И мы отказываемся от своей души, потому что боимся, что если мы этого не сделаем, другие отвернутся от нас». (Терри Темпест Уильямс - Когда женщины были птицами: пятьдесят четыре вариации голоса)
СИРИУС: Сириус быстро заметил, что Ремус ведет себя как-то слишком уж зажато, но поговорил с ним только ночью, когда все заснули. Джеймс и Питер тихо похрапывали во сне — Питер на кровати, а Джеймс на полу рядом с ней. Около Сириуса раздался протяжный шорох: спальный мешок, в котором был Ремус, причудливо изгибаясь змеей, подполз к боку Сириуса. Тот освободил руку из мешка и притянул Ремуса ближе к себе. — Что случилось, Луни? — шепотом спросил он. — Не притворяйся, что спишь. Ты весь день на иголках проходил. Голова Ремуса высунулась из ткани мешка, его рыжевато-русые волосы были дико всклокочены, и он прижался лицом к шее Сириуса. — Я так рад, что ты здесь, — сказал он в ответ. — Анжела и Нил знают. — Что знают? — О нас. Тебе и мне. На плечи свалилась гора. Поэтому Ремус ходил чернее тучи? Он бы поставил весь свой остаток денежных средств на то, что Андерсы поймут Ремуса, учитывая, что их сын болен ликантропией. Казалось космически несправедливым, что Ремус всегда попадал в семьи, которые не могли принять его таким, какой он есть. — О, Мерлин, Рем, мне так жаль… — Сириус вытащил другую руку и провел ею по тонким волосам Ремуса. Ремус покачал головой, не поднимая ее. — Нет, нет, не в этом дело. И откуда они вообще так много знают об однополом сексе? Сириус неуверенно усмехнулся, в то время как странная внутренняя часть его, подпитываемая подростковыми гормонами, надеялась, что Ремус не забыл сделать пару заметок, несмотря на свое смущение. — Тогда в чем дело? Наступило долгое молчание, затем Ремус снова извивался, пока не перелег на живот, приподнявшись на локтях и вперившись глазами в лицо Сириуса. Тонкая полоска света уличных фонарей, проникающая сквозь щель веселых занавесок, делала его бледным и затравленным. — Сириус, — его голос был тверд и серьезен. — Если бы кто-то предложил тебе зелье или свиток с чарами, которые помогли бы мне в полнолуние — ну, знаешь, сохранить разум или снять боль — сколько бы ты отдал, чтобы достать это для меня? Сириус открыл было рот, чтобы немедленно ответить «Сколько угодно, Лунатик», но остановил себя раньше, чем издал хоть какой-то звук. Было что-то в тоне Ремуса, напрягающее нервы в его теле, пока они не зазвенели, как струны скрипки. Он понял, что Ремус требует от него правды. Истинно правдивого ответа. Он задумался на мгновение, прежде чем осторожно промолвить: — Почти все, что мог, Лунатик. Я бы отдал свою жизнь, если бы это помогло тебе во время трансформаций. — Почти все, — повторил Ремус, но его голос не звучал ни расстроенным, ни обиженным, просто ровным. Почти пугающе клиническим. — Ты бы отдал свою жизнь, Бродяга? — Да, — сердце бешено колотилось, и Ремус наверняка это слышал. — Ты бы отдал все свои деньги? — Конечно, отдал бы. Я так и так тебе бы их отдал, ты же знаешь. Ремус, к чему ты клонишь? — Очень редко Сириус называл Ремуса полным именем. Обычно он сокращал его до «Рем» или «Лунатик». Сейчас Ремус должен был понять серьезность его намерений. Сириус прикусил внутреннюю сторону щеки и спросил начистоту: — Ты что-то слышал о таком? Что поможет? Что для этого нужно? Деньги? Я дам столько, сколько потребуется. — Ты сказал, что отдашь свою жизнь, — в его голосе сверкнула дрожь, и Сириус из напряженного стал искренне испуганным. Ремус наклонился вперед, и Сириус почувствовал, как его губы коснулись уха. — Ты бы отдал жизнь Джеймса? — Что? — Сириус дернул головой, в шоке ударившись виском о подбородок Ремуса. Ремус зажал Сириусу рот ладонью и замер, его пальцы вцепились в темные волосы Сириуса до боли в корнях. — Ты бы отдал жизнь Дж-дж-джеймса? — в ухо лилось полурыдание, прерываемое заиканием. — Или П-питера? А Р-р-регулуса? Или в-вообще незнакомого че-человека, маггла, лишь бы м-мне по-помочь? Ты бы пожертвовал всем хо-хорошим, кем пытался быть все эти го-годы ради темного существа, как я? Ремус чуть ли не бился в истерика, его рука то сжимала, то разжимала Сириусу рот. Его дыхание было горячим и прерывистым. «Он ебанулся» — подумал Сириус в панике. «Точно ебанулся. Не выдержал всего этого и окончательно поехал крышей. Господи, бедный Лунатик. Блять, мне так, так тебя жаль…» Он боролся как мог, но Ремус навалился на него половиной тела, пригвоздив к полу силой оборотня. Сириус не мог не думать о десятках книг, которые он прочитал с тех пор, как узнал о ликантропии Ремуса. Статистика печальна. Продолжительность жизни оборотня никогда не была так уж велика. Они рвали себя насмерть в полнолуния или убивали себя, лишь бы не столкнуться с еще одной трансформацией. Иногда они полностью теряли рассудок. Хрупкий щит между волком и человеком разбивался, превращая последних в дикарей. Согласно газетам, именно так и случилось с Сивым — оборотень, укусившим Ремуса в детстве. Но Ремус должен был быть сильным. У него была воля, выкованная из железа, мужество и упрямство. У него было чутье на жизнь, правда, редко проявляющееся. У него была стая, семья и Сириус, любивший его до боли. Этого не должно было случиться с Лунатика. — Что бы ты сделал? — теперь он икал в ухо Сириусу, упав ему на грудь. — Что ты с-сделаешь, чтобы с-с-спасти меня от меня самого? — Ремус чуть ли не тряс головой Сириуса, отчего челюсть щелкнула, а зубы болезненно прикусывали язык. — Черт возьми, Сириус! Ответь м-мне! Ответь м-м-м-м… Комнату внезапно залил теплый свет. Ремус резко, как бешеный зверь, развернулся к прикроватной лампе. Сириус, чья голова была все еще в чужих руках, напряг зрение и увидел Джеймса с Питером, побелевших и ошарашенных, с палочками на изготовке, направленными на Ремуса. — Отойди от Сириуса, Лунатик, — Джеймс говорил тонким голосом, но кончик палочки был тверд. Ремус моргнул, отгоняя тень неуверенности. Его волосы все еще стояли торчком, он так до конца и не вылез из спальника, виднелись только рукава его клетчатой зимней пижамы. Если бы Сириус не страдал сейчас от нечеловеческой силы, прижимающей его к полу, ситуация была бы комичной, а может быть, просто весьма и весьма грустной. — Живо, Ремус. — повторил Джеймс, его голос окреп. Ремус посмотрел на него, потом на Сириуса. Сразу его полусумасшедший вид перетек в загнанный. Вскинув руки и попробовав отодвинуться, он запнулся о спальный мешок, поскользнулся и с неприятным стуком ударился о паркет в комнате Питера. Больше он не шевелился. Просто лежал, дрожа и скуля по-собачьи, иногда гортанно порыкивая. Сириус ослабленно выпрямился, незаметно отодвигаясь прочь. Он глянул на Джеймса и Питера, которые выглядели не менее потрясенными и сбитыми с толку, как и он сам, а потом снова оглянулся на лежащего Ремуса, такого уязвимого, с руками-палками и острыми локтями, прижатыми к грудной клетке. Совсем не похожего на шестнадцатилетнего юношу. — Сириус, может, не надо… — начал Джеймс, но осекся, когда Сириус бросил на него выразительный взгляд. Он мягко, нежно положил руку на изгиб спины Ремуса, выдающейся через ткань мешка. Ремус машинально сжался, потому виду предстали его выпирающие лопатки, и прерывисто задышал. — Простите, простите, простите… Краем глаза Сириус увидел, как Джеймс и Питер немного опустили палочки, и на их лицах будто бы даже отразилось небольшое облегчение. — Ничего, — сказал он, стараясь говорить как можно тише. Совсем как Хагрид, приручавший очередного дикого зверя. — Ничего, Лунатик. Мне совсем не больно. Давай, вылезай. Он знал, что Ремус ни за что не вылезет, но он также подозревал, что чувство вины заставит его сделать все, что попросят. Ремус все же немного развернулся и перекатился на спину, лицом вверх, но с наклоненной набок под странным углом головой. Сириусу потребовалось некоторое время, чтобы распознать волчий жест покорности, и тогда ком в горле разросся настолько, что почти что перекрыл доступ к кислороду. Следуя собственным животным инстинктам, он склонился над ним и медленно раскрыл рот на манер пса, и стоял в такой дурацкой позе, пока с тела оборотня не спало напряжение. Когда он отдалился, то увидел, что Ремус смотрит на него широко раскрытыми янтарными глазами. — Прости, — он все еще звучал ужасно хрипло. Сириус рассмеялся. Это было вообще не смешно, но он не мог остановиться. Было странным, как он всегда смеялся в самые неподходящие моменты — например, в тот раз в кабинете Дамблдора после инцидента со Снейпом. И весьма истеричным. — Волдеморт, — сказал Ремус. Сириус перестал смеяться. Джеймс и Питер стояли, как два изваяния, до сих пор не опустив палочки. — Он вербует темных существ, — добавил Ремус, немного надломлено, но в нем был след его обычной собранности. — Великанов, ведьм , вампиров. Оборотней. Он дает им обещания, понимаете. Великанам обещает землю, а вампирам — легкую добычу. Мерлин знает, чего хотят ведьмы. Оборотни ждут от него новое зелье — или заклинание, я не уверен. Он обещает, что сможет убрать боль при трансформации. Что может помочь нам сохранить наш разум в волчьем обличье. Ты знаешь, как сильно я — да любой оборотень — жажду этого. Сириус не знал, радоваться ли предположительным лекарствам или ужасаться их цене. — Ты собираешься присоединиться к нему? — цвет лица Питера напоминал вчерашнюю овсянку. — Мы… — Сириус замялся, взглянув на Джеймса и Питера. — Эм… я не стану тебя упрекать. Если ты… то есть, я бы хотел, чтобы тебе не пришлось… но если бы ты… — Ты примкнешь к нему? — спросил Ремус, снова побеждено склонившись. Сириус понял, что тот хочет наладить разговор, и нападать не собирается. — Ради меня. Примкнул бы? Вопрос был очень трудным. Наверное, самым трудным в жизни Сириуса. Он продолжал слышать голос Ремуса в своей голове: «Ты бы пожертвовал всем хо-хорошим, кем пытался быть все эти го-годы ради темного существа, как я?» Он должен сказать правду. Обязан. И Джеймс, и Питер понимали, что вопрос обращен к нему, а не к ним. — Нет, Ремус, — прошептал он. Ремус обмяк и лег в тень. Было непонятно, что он чувствует. — Я имею в виду, — Сириус вдруг стал оправдываться, — я бы хотел, чтобы у тебя была возможность излечиться. Но ты верно подметил. Все, что я когда-либо делал в своей жизни, было ради попытки хорошим человеком. Иногда я оступаюсь, бывает, намеренно, но я правда стараюсь. И присоединиться к Волдеморту… Это неправильно, Лунатик. По крайней мере для меня. Ремус просто продолжал смотреть на него из темноты, и Сириусу захотелось прочесть его эмоции. — Конечно, ты должен принять собственное решение, — продолжил Сириус, молчание самовольно высасывало слова из его рта. — Если зелье есть, значит, смысл во всем этом тоже. Раз его создал Волдеморт, то мы тоже сможем. Я сделаю его для тебя, Лунатик. Выложусь на полную, порву жопу ради этого рецепта. Но никогда к нему не присоединюсь. Не после всего, за что я боролся. А потом, к изумлению Сириуса, Ремус подался к свету и расплылся в улыбке. Это была одна из тех редких улыбок, заполняющих все окружающее пространство и ослепляющих глаза, что только Ремус, делящий сознание с Лунатиком в послелуния, достаточно неосторожен, чтобы так улыбаться. Сириус совсем перестал понимать, что происходит. — Зелья нет, Бродяга, — мягко сказал Ремус. — Заклинания тоже. Сириус нахмурился. — Но ты сказал… — Я сказал, что этим Волдеморт переманивает оборотней на свою сторону. Этим и равными правами в новом обществе, о котором он так мечтает. Но это пустые слова, да, Сириус? Всем известно, до какого дня опускаются люди, чтобы… — он замолчал и изучающе на него посмотрел. — Я должен был удостовериться, — сказал он. — Что даже ради меня ты не перейдешь к нему. Разве ты не понимаешь? Я должен был точно знать. Сириус потянулся и провел рукой по ровной дуге бровей Ремуса, и тут же отдернул руку, вспомнив, что Джеймс и Питер наблюдали за ним. — И поэтому ты устроил это долбаное представление? Я уж думал, у тебя кукушка улетела. Голова Ремуса упала набок, его взгляд метнулся к потолку. — Н-нет, не совсем. Иногда тяжело удерживать контроль. Я честно стараюсь, но иногда просто не хватает сил. Вот почему вы всегда должны меня побаиваться. Я сам себя боюсь, — его глаза переместились к Джеймсу и Питеру, и он слабо улыбнулся. — Истинные гриффиндорцы, вы все. Требуется невероятное мужество, чтобы направить палочку на врага, но еще больше мужеству нужно, чтобы при необходимости направить ее на друга. Я рад, что вы оказались достаточно храбры, чтобы пойти на это. Джеймс явно возгордился собой, а Питер пристыженно мялся поодаль. — Я думаю, — сказал Ремус, тщательно подбирая слова, — что Нил и Анжела отсылают деньги Волдеморту. Это было сказано так обыденно, что Сириусу показалось, будто на голову свалился увесистый кирпич. — Что?! — завопили все трое. — Они вечно хитрят, а деньги постоянно пропадают. Избегают разговоров о новостях, о Волдеморте… наверное, это единственное возможное объяснение. Я знаю, что они сделают для меня все, что угодно, и я думаю, что он их, возможно, принял, — легкая трещинка в его голосе выдавала, чего ему стоили эти слова. Лязг. Все это сошлось в голове Сириуса. «О, дорогие Мерлин и Моргана, вот почему он проверял меня. Он хотел посмотреть, предадут ли себя во имя его все, кого он любит». — Это поспешные выводы, — это не очень-то походило на то, что Джеймс сам верил своим словам. Ремус вздохнул. — Все возможно. Но с той информацией, что у меня есть, это единственное логичное объяснение. — Черт, Луни, — Сириус втащил тело Ремуса в спальном мешке к себе на колени. — Ты такой бедолага. Кто-то там наверху действительно хочет тебя извести. Ремус уткнулся лицом в грудь Сириуса и нерешительно прыснул. — Наверное, я был очень-очень плохим в прошлой жизни, — предположил он. — Вряд-ли ты был или когда-нибудь станешь плохим, — сказал Питер. — Хотя, если ты снова меня так напугаешь, я действительно тебя прокляну. Я чуть в штаны не наложил, клянусь. Ремус рассмеялся, на этот раз громче. — Прости, Хвост. Официально разрешаю тебе оглушить меня, если я снова взбешусь. — Что собираешься делать? — спросил Джеймс. — Типа, с Андерсами. Ремус устало зевнул и покачал головой. — Не знаю. Просто не знаю. Я ничего не могу сделать. — Да, наверное. Лишь несколько часов спустя, когда на горизонте забрезжил первый лучик рассвета, хоть кто-то из них смог прикорнуть.***
Несмотря на то, что все четверо проснулись наутро в убитом состоянии, Ремус Сириусу показался гораздо более беспечным, чем вчера. Потому ли, что он разделил с ними бремя тайны Андерсов, или просто из-за близости со стаей — неизвестно, но Сириус был безмерно рад. Но счастье длилось недолго: дом наводняло все больше и больше подружек Шерил. Все девочки от четырнадцати до семнадцати лет жили неподалеку, и каждая уже наслышалась о гостях Петтигрю, так что число немыслимых предлогов заявиться к ним возрастало. Джеймс был в восторге. Сириус и Ремус прятались в комнате. Сириус привык, что все девчонки в поле его зрения хихикают (кроме Лили), но в школе они обычно воздерживались от откровенного флирта, зная, что Сириус вполне способен — как практически, так и на бессовестных словах — окрасить проклятием их волосы в зеленый или украсить кожу фурункулами. У маггловских девушек таких ограничений не было, и Сириус не один с течением дня напрягался все сильнее. Как Питер планировал объяснить отметины от пальцев, появившиеся на каждом крае стола и подлокотнике стула, соприкасавшимися с сильными руками Ремуса? Оборотень внутри него нервничал, и Сириус знал, что большой запас вежливости и хороших манер Ремуса иссякал, это лишь вопрос времени. Было уже далеко за полдень, и Сириус обнаружил, что сидит в гостиной со своими друзьями, отражая еще одну любовную атаку. Просто-Зови-Меня-Лиззи на самом деле имела наглость усесться Сириусу на колени — видите ли, мест не хватает. — Там есть свободное место, — выдавил Сириус, сопротивляясь желанию проклясть девушку на месте. Просто-Зови-Меня-Лиззи извивалась, заглядывая своими огромными чайными лужицами глаз в глаза ему. — Но ты ведь не против, если я посижу здесь? — Вообще-то против, — его гораздо меньший запас хороших манер кончился где-то к обеду. — Я встречаюсь кое с кем, кто был бы весьма… не впечатлен, увидев меня так. — Слабый звук раскалывающегося дерева со стороны Ремуса подтвердил предостережение. При этой новости почти всех девушки в комнате упали духом. — У тебя есть девушка? — Просто-Зови-Меня-Лиззи грустно захныкала. — Ты никогда не говорил. — Буквально утром говорил. Но вы все были слишком заняты флиртом, чтобы услышать. Она покраснела и сползла с его колен. — А вот грубить мне не надо! — И между прочим, — сказала Возможно-Сэм-Или-Сара, у которой сдержанности было еще меньше, чем у Просто-Зови-Меня-Лиззи, — Девушка не стена, подвинется. — Прошу простить, — Ремус с грохотом встал, излучая мучительную вежливость. — Скоро вернусь, — он вышел в сторону уборной. Сириус обменялся обеспокоенными взглядами с Джеймсом и Питером. — Он всегда такой бука? — спросила одна карманная подружка, слегка задумчиво глядя Ремусу вслед. — А он довольно симпатичный, как из книжки вылез. «Он занят!» — яростно подумал Сириус. «Так что иди и вонзи когти в кого-нибудь другого». — У него черный пояс по карате, — сказал Питер будничным тоном. — Он может достать позвоночник человека через живот. Фактически, однажды он уже так сделал. И он не переносит малолеток. Сириус понятия не имел, что такое «карате», но то, как расширились глаза девушек, указывало на то, что Ремус, вероятно, в ближайшее время освободится от ухаживаний. Сириус был готов расцеловать Питера, но вместо этого он встал и вышел из комнаты, игнорируя посылаемые в его сторону вопросительные взгляды. Ремус сидел на краю кровати Питера, зажав голову между коленями, словно в попытке не свалиться в обморок. То, как его пальцы сжались на затылке, говорило о готовности кого-нибудь покалечить. Он мельком взглянул на вошедшего Сириуса. — Прости, Бродяга. — Не извиняйся. Ты имел полное право. Если б знал, что так будет, не поехал бы. — А я бы поехал, — Сириус удивленно на него посмотрел. — Мне нужно было тебя увидеть. Сириус сел рядом с ним и провел пальцами по волосам Ремуса. — Ты же знаешь, я не чувствую влечения ни к одной из них, — сказал он. — Я хочу только тебя, Лунатик. Ремус рассмеялся. — Ага. Волк просто не уловил концепцию одностороннего флирта. И я все равно чутка капризничал. — Что ж, — Сириуса озарила идея, что стремительно отразилось на его лице. — Я придумал, как поднять тебе настроение. — Как? — осторожно спросил Ремус. — Помнится, я давал обещание спеть балладу о нашей большой любви, истории нашего знакомства, — чопорно начал он, и тут же пояснил: — Эм, двоюродная бабушка Джеймса Розмари заглянула к Поттерам на Рождество, страшная женщина. У нее голос, как у дряхлой кошки, которая застряла головой в банке с кормом. Ремус хихикнул, и Сириус толкнул его локтем. — Ну, так или иначе, — Сириус откинулся назад, — я тщательно избегал любых встреч с ней. Мне пришлось прятаться в библиотеке, представляешь, старая мышь туда никогда не совалась. Говорила, типа, там упырь засел, хотя Джеймс сказал, что это боггарт был. И я так заскучал, что аж написал песню. Заценишь? Она реально крутая. Ремус застонал. — А ты не мог бы вместо этого книгу почитать? — Лунатик! — Сириус привстал и изобразил наилучшее возмущение. — Как ты мог такое предложить? Источник всех моих знаний — ты. — Когда-нибудь тебе самому захочется блеснуть, — в Ремусе сквозило легкое отчаяние. — Знание — сила, Сириус. А сила развращает. Я думал, тебе нравится развращать людей, Мародер. Учись усерднее. Становись злораднее. Усек, к чему я клоню? Музыка и, что еще хуже, песенки этому только препятствуют. — Поздно распинаться, Рем, я уже насочинял. И ты не отвертишься от прослушивания! Ремус вздохнул и плюхнулся на спину. — Окей, давай. Я готов. Покончим с этим. Только по-быстрому. Типа, как пластырь сорвать. Сириус надулся. — Ты не воспринимаешь меня всерьез. Мне вообще-то понадобилась целая вечность, чтобы подобрать слова. В рифму! И в такт, — он колебался. — Почти везде. — Джеймс слышал? — Ну, не уверен, слышал ли он хоть что-то через подушку. — Через подушку? — Он хотел себя задушить. — Ла-адно, — Ремус натужно сел и потер виски. — Начинай. Я не буду себя убивать, клянусь. Сириус усмехнулся и подскочил, занимая место на импровизированной сцене на коврике. Он откашлялся и принял драматическую позу, уперев руки в бедра и запрокинув голову. Ремусу может не понравиться песня, посчитал Сириус тогда, но он определенно оценит вид, если судить по тому, как его взгляд скользнул по телу Сириуса. — Стой, тихо! — Ремус одним ловким движением вытащил из потайного кармана палочку и наложил на комнату заглушающие чары. — Магия вне Хог… — шутливо назидал Сириус. — Петтигрю — волшебная семья. Никто не узнает. Вперед. Сириус важно кашлянул и начал: —Жил-был бог секса — Сириус Блэк, Его шарма ни у кого из людей нет. От обаяния и харизмы сердца трепетали, «Ах, хочу быть с Бродягой!» — вечно шептали.
— Стой, — Ремус, нелестно съеживающийся на протяжении всего стиха, поднял руку. — Я не собираюсь терпеть эту пытку, если все песня посвящена одному тебе всеми любимому. — Так если бы ты дослушал первый куплет, то не возникал бы, — обиделся Сириус. — Хорошо, хорошо! Давай дальше. Э-э, а сколько всего куплетов? — Три. — Три. Ага. — Ремус храбро расправил плечи. Сириус нахмурился, но продолжил петь: —Жил-был мальчонка с пушистой проблемой, Как кролик не мил, но красивее троллей. Кудри как осень, глаза — янтари, Его толпы любили, а он одной ждал зари.
— Не знаю, польститься мне или ужаснуться, — сказал Ремус. — Что ты подразумеваешь под «красивее троллей»? — Это все, что я придумал к слову «проблемой». Все, заткнись, не перебивай.И ею, как вы поняли, стал Сириус Блэк, Который был горд объявить, что полюбит навек. А потом закинув свою любовь на скакуна, Он взлетел в закат, там, где небесная синева. И, видите ли, скакун был не просто конем, Потому что, Блэк, слишком крут, подчеркнем. Мотоцикл ревел на ветру, И все их фанатки упали во мглу. (По крайней мере, ходят такие слухи, о да).
Ремус, к облегчению Сириуса, не стал себя душить подушкой к концу песни, как Джеймс. И, на самом деле, несмотря на изрядную долю стыдливого съеживания, он нежно улыбался, склонив голову набок. — Прелестно, Бродяга, — он протянул руки. Сириус подскочил к кровати и упал в объятия. — Ты говоришь это только от радости, что я закончил. Ремус рассмеялся. — Конечно, нет. Никакого вранья. Клянусь. Если бы ее спел кто-то другой, она бы стала моей любимой песней. — Неужели? — Да. Никто никогда не писал мне песен. Они оба дернулись, когда ручка двери повернулась, и отпрянули друг от друга. Дверь открылась, и появилась голова Рыгающего Эда. Его водянистые голубые глазки, похожие на глаза Питера, но менее добродушно-удивленные, с любопытством скользнули по ним. — Э… кхм, я стучал. «Заглушающие чары» — с опозданием памятовал Сириус. — Похуй, — безразлично сказал он. — Что такое? — Да вот, спросить хотел, хотите ли вы ненадолго сбежать от этих ведьм. Я с друганами собирались сходить выпить вечером, не хотите вчетвером присоединиться? Я заметил, эм, вам там не круто, с ними тусоваться. Эд казался куда более проницательным, чем Питер. Хотя недостаточно проницателен, чтобы разгадать тайну их с Ремусом отношений. — Было бы круто, — одобрительно ответил Сириус за них обоих, его голос потеплел от предвкушения побега на несколько часов. — Да, идея класс, — вторил Ремус. — Окей, ага… Ну… увидимся, — дверь щелкнула. — Думаешь, он понял? — спросил Сириус. Уточнять, что он имел ввиду, не требовалось. — Без понятия. Почему Питер сказал про сестер, но умолчал об офигеть каком наблюдательном кузене? — Как бы я ни любил Пита, в наблюдательности у них с дождевым червем одинаковый прогресс. Он, вероятно, даже о таком не мыслит. — Сириус, это жестоко. — На правду не обижаются. Ладно, будь как будет. Ненавижу это говорить, но я жду возвращения в школу. Это было адское Рождество. — Полностью согласен. Твоя песня его добила.