«Дискриминация — это болезнь» (Роджер Штаубах)
РЕМУС: «Сны какие-то странные» — думал Ремус, постепенно вырываясь из тисков детско-волкового самосознания. Ремус привык к послелунным снам. Как правило, они вертелись вокруг событий прошлой ночи — вполне естественная человеческая реакция. Разум пытался восстановить обрывки утраченных воспоминаний. Сны, как правило, кривились мозаичным калейдоскопом боли, составленным из окрашенных запахом картинок, вырывавшихся из части Лунатика в Ремуса. Запахи Визжащей Хижины — доски, гниль, страх и пыль. Ловушка. И неудержимое стремление к свободе. Жажда крови, бега, стаи — хотя теперь волк брыкался от радости, что последнее желание воплотилось в жизнь. Горячая рвущая боль от перелома и острые режущие клыки. Но сегодня все было иначе. Впервые за все время, что припоминал Ремус, Лунатик, казалось, настолько вымотался, что самостоятельно ушел в глубину разума. Передавая контроль над телом своему человеческому аналогу, в волке звучали обертоны истощения. Образы прошлой ночи мелькали перед глазами. Вспышка боли, удар в бок, укусы. Черная морда Бродяги и скулеж «Не кусать Лунатика, не кусаться! Лунатику больно. Не кусаться!» Веткообразные руки Сохатого (рога, как сообщил волку возникающий моментами голос человека), тыкали в бок, загоняя Лунатика в длинный туннель, отчего он стал пугливей и слабее. «Новое место, новое место.» А потом был лунный свет, и жухлая трава в кучках снега, и бег, и новые запахи, и Лунатик совсем забыл о туннеле и боли в теле. Ремуса засыпало неровными, быстро сменяющимися образами – хруст снега под прыгающими лапами, лунный свет и лунные тени, ветви деревьев Сохатого, запутавшиеся в настоящих ветках, ленивая ухмылка Бродяги – язык высунут, крестец поднят, хвост с перьями виляет –, восторженный писк Хвоста… Но больше всего было приятно от свободы, бега, свободы, прыжков между деревьями, по бревнам, радостного воя, пока за ним мчалась, нагоняя, стая. Волчьи воспоминания ускользали, возвращая Ремуса в реальный мир, и он ощутил ломоту в мышцах и острую боль от укусов и порезов, которые Лунатик нанес себе перед окончательной трансформацией. Но его мысли — его эмоции — были спокойными и довольными, а не злыми и беспорядочными, как раньше после полнолуний. «Меня выпустили» — внезапно понял Ремус. «О, Мерлин, меня выпустили!» Он хотел злиться. Ему правда хотелось рассердиться. Так, чтобы он накричал на своих друзей, потребовал, чтобы они никогда больше так не делали, потому что он предал Дамблдора, давшего ему шанс, а также жителей Хогмида, которые ни в чем не повинны и не заслужили участи быть растерзанными оборотнем. Ремус слегка пошевелился, когда чья-то рука коснулась его ноги. Его убаюкивали теплые руки — руки Бродяги с его серо-голубым запахом дождя с нотками псины. Он был повсюду. Рука Сириуса нежно провела по босой ступне Ремуса, а затем снова накрыла ее пуховым одеялом. Ремус открыл глаза. — Бродяга? Соседнее тело напряглось, и голос Сириуса был очень настороженным: — Да, Лунатик? Ты как? Ремус знал, в какие минуты Сириус был взволнован или расстроен, потому что его акцент всегда становился аристократично-королевским (даже если он нес всякую чепуху), как будто рот наполнялся шариками. — М-м-мрф… — Ремус пытался привести мысли в порядок. — Лунатик, — руки Сириуса сжались вокруг него, болезненно сдавив одну из ран на плече Ремуса. Он наклонил голову так, что его рот и нос прижались к волосам Ремуса. — Прости, Лунатик, — слова были искренними, но безнадежными, как будто Сириус был уверен, что их будет недостаточно. — За что? — устало спросил Ремус. — За то, что сделал именно то, что я запретил в первую очередь? За то, что вынудили меня предать Дамблдора? — он попытался высвободить раненую руку из лихорадочной хватки Сириуса. — Мне больно, Сириус. Пальцы ослабли, и Сириус издал тихий собачий звук извинения, проводя ладонью по забинтованной руке Ремуса. — За все. Но мы сделаем это снова. Ты убьешь себя, Ремус. Я не драматизирую. И мы бы не подошли бы к этому легкомысленно, особенно после Ню… Снейпа. Ремус сжал губы и посмотрел на ногу, накрытую одеялом. Ремус ненавидел свои ноги, но рука Сириуса была так нежна, проводя кончиками пальцев по своду стопы и пальцам ног. — Если бы я был на твоем месте, Ремус, ты бы поступил иначе? Если бы я был оборотнем — или Джеймс, или Питер, и ты бы видел, что мы идем на верную смерть… ты бы поступил по-другому? — Да. — Нет. — Ты лжешь, Лунатик. Я вижу. У тебя ноздри сжались. Ремус немного расслабился. Ему не нравилось, когда Сириус таким серьезным тоном называл его «Ремус». Это заставило вещи казаться пугающими и взрослыми. Это заставило его думать о последствиях, войне, о будущем. Взрослый голос Сириуса пугал Ремуса больше всего на свете, потому что это означало, что Сириус взрослел, и когда это окончательно произойдет, пути назад не будет. — Только не делай этого больше, Бродяга. Снова появилось понурое лицо Сириуса с тонкой, решительной линией его выточенного многими поколениями формы рта. — Я не буду этого обещать. — Но Дамблдор... — Дамблдор никогда не узнает, — Сириус запустил пятерню в волосы Ремуса. — Мы не позволим тебе на кого-то напасть. И ты это знаешь. Я поймал тебя, я не отпущу тебя, помнишь? — Я заставил тебя так полюбить меня, — пробормотал Ремус, совсем без напева. Сириус усмехнулся ему в волосы. — Да. Я понял, детка.***
Ремус ждал, что в ближайшие недели его будет тяготить чувство вины за лесную вылазку, но навалилось так много других поводов для беспокойства, что их невинная прогулка безжалостно отодвинулась на задний план. Каждое утро газеты пестрели сообщениями о новых нападениях Пожирателей Смерти, и с каждым днем неумолимо приближались СОВ. Даже Сириус и Джеймс, казалось, немного поубавили пыл. Однажды Ремус чуть не упал в обморок от шока, придя в комнату и обнаружив, что они вдвоем развалились на кровати Джеймса и проверяли друг друга по Истории магии и каким-то еще предметам. Ремус запнулся в дверях, раскрыв рот. — Прошу прощения, вы случайно не видели магический портал неподалеку? — спросил он в конце концов. Сириус и Джеймс уставились на него. — Кого? — спросил Джеймс, поправляя очки. — Портал. Я, кажется, попал в параллельный мир. Туда, где вы сидите рядышком и изучаете Историю магии. Мне очень страшно, честно, — он с разбегу прыгнул на свою кровать. — Тебя точно приведет в чувство факт, что в «600 лет кровопролитных войн: том 12» спрятан экземплярчик «Плэймаг». — Тщетно, — Ремус откинулся на спинку, — Слышал, как ты пересказывал основные события Войн гоблинов 1674 года, до того, как я вошел. Вряд ли вы настолько извращенцы, что считаете это порнографией. — А я, между прочим, могу счесть твою лекцию о гоблинах таковой, — шутил Сириус. — Ну, серьезно, можно попробовать. Сохатый по уровню скучности скоро догонит Биннса. — Слышь! Забери свои слова обратно, дебил. — А ты заставь! Учебная сессия превратилась в жестокую борцовскую схватку, в результате которой все пространство вокруг кровати Джеймса захламилось еще больше, чем обычно. Ремус удовлетворенно закрыл глаза. Его мир вернулся в нормальное русло.***
К Пасхе, спустя два полнолуния (которые изгрызали совесть Ремуса, как древоточцы — дуб), большинство пяти- и семикурсников изрядно измотались. День рождения Ремуса прошел без лишней суеты, и ему хотелось бы сказать, что шестнадцать лет опыта делают жизнь легче. Но, к несчастью, они только подчеркивали неизбежное взросление. — Сегодня день профориентации, — напомнил Джеймс сразу после пасхальных каникул. Из его рта сыпалась на стол, пока он говорил. — Ты не мог бы болтать, после того как прожуешь, Сохатый? — Ремус, стиснув зубы, потирал переносицу от головной боли. Джеймс нахмурился. — У тебя что-то в заднице сдохло? — Нет, — Ремус ложкой отодвинул от себя ложкой серебряную тарелку с беконом. Близость серебра раздражала его даже в самый лучшие дни. — Лунатик, — Сириус взял блюдо и, улыбаясь, передал его дальше по столу, хотя никто и не просил. — Что случилось? Расскажи нам, — Он коснулся тыльной стороны руки Ремуса, лежащей на столе. Ремус хотел было огрызнуться, но его прервало появление Лили, которая переносила нарастающий стресс по поводу СОВ еще хуже, чем остальные, и регулярно до их ушей доносилась ее ругань в адрес невинных младшекурсников, мешающей ей в библиотеке. Она постоянно таскала с собой книги, пергаменты с заметками и другие учебные материалы. Сейчас она выглядела осунувшейся и похудевшей, ее рыжие волосы пора было бы помыть, а под глазами залегли синие круги. Ремусу стало интересно, какая часть из этих книг предназначалась для подготовки к СОВ, а какая — для изучения защитной магии. Почти на автомате она опустилась на скамью рядом с Джеймсом и бухнулась лбом в пустую тарелку. Джеймс сиял как начищенная елочная звезда, будто все его дни рождения, Рождество и Пасха наступили одновременно. — Эванс! Это восхитительно! Ты наконец-то поддался моей харизме? Так что, Хогсмид на следующих выходных? Рядом с Ремусом Сириус изобразил, будто проклинает самого себя Авада Кедаврой, используя вместо палочки вилку. Лили даже не стала отвечать. Не поднимая головы, она сунула руку в карман за палочкой, пробормотала заклинание (Джеймс взвизгнул и бешено схватился за грудь), затем поднялась и вышла из-за стола, даже не взглянув на еду. — Она что-то сделала с моими сосками! — воскликнул Джеймс смущающе громко. — Великий Мерлин, почему мы тебя до сих пор терпим? — сказал Сириус безо всякого сочувствия. — Мои соски! Мои соски! — Джеймс застонал, сжимая их сквозь школьную рубашку. — Ради всего святого, давайте тогда все посмотрим, — сдался Ремус, когда стало ясно, что Сириус не собирается помогать. — Не здесь! Что, если они покрылись слизью и щупальцами? — А они липкие? — спросил Ремус. — И если тебе будет нужна моя помощь, то я никуда не пойду, пока не доем. — Ты невыносим сегодня, Лунатик, — Питер бочком отодвинулся от Джеймса, который, по-видимому, решил, что его проблемы важнее чьего-то смущения — уж не говоря о чем-то еще более приземленном — и возился с тугими пуговицами. — Такое не каждый день увидишь, — Сириус с интересом рассматривал обнаженную грудь Джеймса, красующуюся преобразившимися сосками. — Им больно? — Он потянулся вперед и щелкнул один. — Эй, руки прочь! — Джеймс прикрыл грудь руками. — Иди Лунатика трогай. Сириус усмехнулся. — У него не такие пуговки, как у тебя. Как она сделала так, чтобы они выглядели пришитыми? — Лунатик! — Джеймс умоляюще посмотрел на Ремуса, пока другие гриффиндорцы и несколько хаффлпаффцев толпились вокруг, глазея на подобного рода чудо. Ремус вздохнул и вытащил палочку, произнося контрзаклинание. Лили, очевидно, была не в самой лучшей форме, потому что соски Джеймса вернулись в нормальное состояние через несколько секунд. — Эванс теряет хватку, — прокомментировал Сириус. — Обычно на снятие ее проклятий уходит не менее четверти часа. — Она устала, — раздраженно ответил Ремус. — Задрал ее бесить, Сохатый. — Я не… Я просто пригласил ее на свидание. — Разве ты не можешь… — начал было Питер, но осекся: почтовые совы влетели в холл бурым вихрем крыльев, уханий и писков. Сердце Ремуса подскочило, когда он заметил крупную знакомую сову Андерсов, Брутту. Сова несколько секунд кружила над их головами, прежде чем царственно устроиться на столе перед Ремусом, мигом склюнув одну из сосисок Сириуса, пока Ремус развязывал письмо. Дорогой Ремус, Ты почти нам не пишешь. Мы что-то не так сделали? Надеемся, нет. Понимаем, скоро сложные экзамены, и ты, наверное, с головой поглощен подготовкой. Пишу, чтобы сообщить, что уезжаем на пару недель. Нила вызвали в командировку в Германию, и я решила его сопровождать. Привезем тебе немецкого шоколада превосходного качества! Конечно, будем ждать твоего ответа, но он будет идти гораздо дольше, особенно из-за нынешних мер сверхбезопасности. Просим тебя не переусердствовать в подготовке. На днях в гости заглядывал мистер Поттер и сказал, что скоро у вас будет день профориентации. Удачи!Со всей нашей любовью, Анджела и Нил
Пальцы Ремуса так сильно вцепились в края пергамента, что те погнулись. Желудок неприятно свербило. — Сохатый? — он намеренно сохранял ровный тон. — С тех пор, как Нил получил повышение, они же с твоим отцом партнеры? Джеймс, Сириус и Питер непонимающе на него глянули. Они знали, что значат нарочито непроницаемые лицо и голос Ремуса. — Ага, — сказал Джеймс, понизив голос, заканчивая застегивать рубашку. — Он взял его к себе в команду, когда напарник ушел на пенсию. Говорил, мистер Андерс весьма многообещающ. Ремус еще раз просмотрел письмо, прикусив нижнюю губу. — А он не собирается в командировку заграницу? Может, с Нилом? — Да нет. Во всяком случае, меня в это не посвящали. Сириус положил руку на бедро Ремуса под столом. — Что в письме, Лунатик? Ремус молча положил письмо перед ними, и трое его друзей вытянули головы, чтобы прочесть его. — Может быть, его отправили с кем-то еще? — предположил Питер. — А может быть, вообще одного. Джеймс открыл рот, намереваясь что-то сказать, и снова захлопнул. — Что? — Ремус с отчаянием на него посмотрел. — Говори уже. Джеймс неуверенно почесал подбородок. — Ну, в своем последнем письме папа сказал, что они отзывают людей из-за границы в связи с… ну, Пожирателями. Типа, им нужны все авроры, которые доступны, чтобы контролировать ситуацию. Кроме того, — он извиняющееся моргнул Ремусу, — Вообще-то они не разрешают родственникам сопровождать авроров в командировках. Ремус избегал их взгляда и несчастно смотрел в потолок-небо. — У нас нет никаких доказательств того, что они — вы-поняли-кто — связаны с сами-знаете-кем, — сказал Сириус очень тихим голосом. — А какое еще объяснение может быть? — пробормотал Ремус. — Их деньги вечно пропадают. А Волдеморт обещал излечить ликантропию. Даже если я понимаю, что он лжет, они, может, в абсолютном отчаянии, раз поверили. Вы бы видели, как они реагируют на послелуние. Они такие… беспомощные... И разбитые. Как будто они отдают последнее, чтобы мне помочь. — Ты их сын, — сказал Питер. — Таково большинство родителей. Сириус, конечно, исключение. И твой папа. А теперь я заткнусь. — Мой папа ведь не при чем, да? — Джеймс растерянно смотрел то на одного, то на другого Мародера. —Несмотря ни на что, мистер Андерс не подставил бы его, да ведь? Ремус снова уткнулся в письмо. — Я не... ты не думаешь, они действительно могут быть на задании, а? — Мы не знаем, Лунатик, — Сириус сжал его бедро. — Но у всех нас связаны руки, понимаешь? Все что мы можем — сконцентрироваться на СОВ. Пока что нет ничего важнее. — Нет, — отрезал Ремус. — Это не так, ясно вам? Есть гораздо более серьезные вещи, чем ваши блядские СОВ! Во-первых, идет война. Люди умирают, им нужна помощь. Вот они ничего не могут сделать. Спросите Лили — она подтвердит. Министерство как никогда нуждается в бойцах и любой помощи, а мы здесь протираем штаны и ждем дебильных экзаменов! — Лунатик, без экзаменов нам не стать аврорами, как ты не понимаешь? — Сириус потянулся к нему, словно хотел обнять, но Ремус уклонился и встал. — Успокойся, Ремус, — попытался Сириус. — Не говори мне успокоиться! Просто… оставь меня в покое. Ремус вышел из зала, оставив своих друзей глядеть ему в спину.***
— Садитесь, мистер Люпин, — профессор Макгонагалл указала на гостевой стул в своем кабинете. Ремус присел на его краешек, теребя потертые манжеты мантии, пока женщина листала его личное дело. — У вас образцовые оценки. Входите в десяток лучших по каждому предмету, за исключением Зельеварения. Чем собираетесь заняться после обучения? В Ремусе прокатилась волна гневного разочарования. — Ну, по-моему, мои планы не имеют большого значения. Профессор МакГонагалл пристально посмотрела на него. — Следите за своим тоном, мистер Люпин. «Остановись, Ремус!» — внутри него все умоляло, но тот собрался гнуть свою линию во что бы то ни стало, выплескивая фонтан слов, неудержимо бьющих изо рта. — С чего бы? — он довольно истерично подавил хихиканье, вскинув руки, — Я постоянно слежу за ним, но какая мне в этом выгода? — Он выхватил папку из твердых рук профессора МакГонагалл и грубо ее пролистал. — Трансфигурация, Защита, Гербология, Арифмантика… хорошее поведение, образцовая работа, староста… — папка полетела на стол. — Какое это вообще имеет значение? Мы с вами оба знаем, что я никогда не смогу удержаться на стоящей должности дольше пары месяцев: пока люди не поймут, кто я. — Ремус, довольно. Ну же, успокойся! — Профессор МакГонагалл выглядела одновременно шокированной и обескураженной его вспышкой, и Ремус не мог ее в этом винить. Раньше он всегда был вежливой подстилкой каждого профессора, но сейчас его разочарование походило на поезд без тормозов, вышедший из-под контроля навстречу катастрофе. — Зачем? — Ремус наклонился вперед, упершись локтями в колени. — Знаете, на что это похоже? Видеть, как одногруппники сидят и судачат, что они скажут на встрече по профориентации, чем они хотят заняться после окончания школы? И сидеть там, с ними, зная, что у меня этого никогда не будет. Неважно, как усердно я учусь, или сколько СОВ или ЖАБА я получу. Как только работодатель узнает, кто я такой, меня вышвырнут. Или даже доложат в Министерство. Профессор МакГонагалл выглядела еще более сбитой с толку. Не то она хотела его пожалеть, не то отругать за неподобающий разговор. По какой-то причине это только еще сильнее разозлило Ремуса. — Знаете что? — сказал он дрожащим голосом. — Иногда я жалею, что мне дали возможность здесь учиться. Что я не остался с отцом. По крайней мере, тогда у меня не было бы иллюзий относительно моего места в этом мире. Если вы вырастете, думая, что вы, ВЫ животное, не так уж и больно, когда с тобой реально обращаются как с животным. — Ты не понимаешь, о чем говоришь, Ремус, — ее жалость явно победила. Ремус думал о своем будущем, о том, что его приемные родители, вероятно, поддерживали Волдеморта ради него, и о том, что его друзей могут посадить в тюрьму за незарегистрированную анимагию, и о том, как каждое полнолуние он подвергал жителей Хогмида опасности. Как он предал Дамблдора. — Иногда я действительно этого заслуживаю, — он откинулся на спинку стула, выдыхаясь. — Правда заслуживаю. Между ними повисла долгая пауза, и Ремус тупо прислушивался к тиканью маленьких деревянных часов на каминной полке профессора МакГонагалл. — У вас есть варианты, Ремус, — сказала она наконец. — Неужели? — он скрестил руки на груди и посмотрел на нее, не заботясь о сокрытии презрения и угрюмости. — Какие же? Снова последовало молчание, и он рассмеялся, не в силах сдержаться. Он задавался вопросом, так ли чувствовал себя Сириус, разражаясь смехом в самое неподходящее время. — Ну да. Я могу идти? Не дожидаясь ответа, он встал и направился к двери. — Ремус, подожди. Он не стал ждать. Дверь жалобно скрипнула от его пинка. Не замедляя шага, он достиг башни Гриффиндора и не повернул головы, говоря: — Вы можете оставить меня хоть на пять минут?! В воздухе рядом с ним мелькнуло мерцание, и из-под мантии-невидимки появились Джеймс, Сириус и Хвост на плече первого. Им даже не хватило приличия смутиться, пока Джеймс засовывал плащ в свою сумку. — Ну и театр ты там устроил, Лунатик, — хмыкнул он. «По-пацански весело», как говорил сам Джеймс, но на последнем слоге его голос все же надломился. — Никакого театра, — сказал Ремус натянутым голосом. — Лишь старое доброе изложение моих будущих перспектив на предполагаемо частной встрече. — И ты поэтому всю неделю ходил кислый? — спросил Сириус. — Нам бы сказал. — Нахера? — огрызнулся Ремус. — Вы ничем не лучше МакГонагалл. — Мы на нее и не равняемся, — парировал Сириус, и Хвост согласно пискнул. — Мы вообще-то друзья. Со мной-то даже больше, чем друзья. Наша работа — выслушать тебя и посочувствовать, даже если помочь ничем нельзя. И, кстати, я уже говорил, что жопу порву, лишь бы тебе помочь. — Не нуждаюсь в подачках, спасибо. — Это не подачки, Лунатик. — А что? — Я же говорил тебе. Я все выясняю. И дам тебе об этом знать — как только, так сразу. — Ага, — Джеймс и Хвост так энергично закивали, что крыса соскользнула с костлявого плеча, и только быстрые рефлексы Ремуса спасли его от довольно жестокого столкновения с каменным полом. Ремус рассеянно погладил дрожащую крысу по голове и хмуро зыркнул на Сириуса. — Ничего ты не выяснишь. Думаешь, я не искал? К его удивлению, лицо Сириуса расплылось в ухмылке, и он отбросил волосы с глаз небрежным, высокомерным жестом, который не ускользнул от внимания проходящей мимо группы девушек с четвертого курса. — Ты и на втором курсе так говорил. Про твою маленькую пушистую проблему. Ремус плотно сомкнул губы и громко выдохнул носом. — Это другое. — Разумеется, — легко согласился Сириус. — Сейчас все будет намного проще. Мы трое, Андерсы, Эванс и Дамблдор приняли тебя таким, какой ты есть, и я не понимаю, почему мы не сможем найти других адекватных людей. Ремусу хотелось возразить. Он хотел сказать, что мир не так устроен. Некоторые вещи просто невозможны, как бы этого ни хотелось. И все же он не смог, потому что для Сириуса и Джеймса все держалось на одной вере. Если кто и мог придумать решение, так это они. Хвост вырвался из рук Ремуса и вцепился когтями в поношенный рукав на плече. Ремус понял, что улыбается впервые за несколько дней.***
Поздно ночью Ремус проснулся от прогиба матраса. Рядом с ним с удобством разлеглись теплые руки и ноги Сириуса. — Ты не против? Ремус зевнул, переворачиваясь и сонно бормоча что-то вроде «Иди нахрен, я сплю». — Ты еще злишься? — прошептал Сириус, игнорируя комментарий Ремуса. — М-м-м, — Ремус сжался в клубок, не открывая глаз и накрывая голову одеялом. — Вали спать. — Я уже. Ремус отмел идею изгонять наглого Сириуса несмотря на то, что тот занимал намного больше места, чем он сам. Кое-как устроившись на краю постели он приготовился уснуть, но сдался и подозрительно открыл глаза, когда Сириус нанес заглушающие чары. — Ты чего? — Думаю тебя соблазнить. Типа, ну, чтобы подбодрить. — Не сейчас. Я занят. — Чем блять? — Принимаю душ, — рыкнул Ремус. — А что? Сплю я, не видишь? Экзамены всего через несколько недель. — Вот именно! Нам позарез нужно чутка веселья до того, как мы сдохнем от усталости и не сможем мыслить трезво, — он захихикал над своим гениальным каламбуром, а Ремус застонал, залезая глубже под одеяло. Некоторое время Сириус обиженно молчал, и тишина давила на уши мощнее и мощнее. Ремус рывком откинул одеяло: — Отлично! Приступай! Он скрестил руки на груди и сердито посмотрел на Сириуса, который склонился над ним; его лицо было еще бледнее и призрачнее в свете палочки. — А какой смысл, если ты не в настроении? Он был так похож на щенка, которого ругали за линьку на новом одеяле, и Ремус не смог устоять. — Боже, иди уже сюда, щенок похотливый, — он протянул руку и притянул Сириуса за подбородок, и спустя пару секунд парень расслабился и ответил на поцелуй. Ночью здесь все было по-другому. Оно казалось более реальным, более запретным, но в то же время куда более захватывающим. Ремус слышал прерывистое дыхание Сириуса на своей коже, пока тот водил губами по линии челюсти, шее и ключицам. — Бродяг… — выдохнул Ремус, понимая, что его собственное дыхание тоже не особо ровное. — М-м... Люблю тебя... — Хорошо, — Сириусу каким-то образом удавалось звучать паникующе и самодовольно одновременно. — Что дальше? — у Ремуса перехватило дыхание, когда прохладная рука Сириуса проскользила под его пижамной рубашкой по животу и груди, трогая один из грубых шрамов у соска. — Я почитал книгу Андерсов, — Сириус спустился ниже и впился губами к солнечному сплетению Ремуса. Мозги Ремуса махали красным флагом, утопая в гормональном море. — Б-Бродяга!.. Б-Бро… Сириус, стой! Сириус поднял голову и посмотрел Ремусу в лицо, раскрасневшееся и со взъерошенным ореолом волос. Вся нижняя часть тела была охвачена пожаром, и Ремус попытался вспомнить, по какой причине протестует. — Это… я, как бы… нам только п-по ше-ше-шестнадцать… — О… О! — Даже в тусклом свете палочки Ремус увидел, что Сириус покраснел. — Нет, все не так. Я в курсе. Это другое, Лунатик. Просто подумал, что можно… ну… с чего-то начать. Он приподнялся и переместился левее, опускаясь на Ремуса. Все тело Ремуса дернулось от желания, когда их пахи соприкоснулись и прижались друг к другу. — Ох! Сириус хрипло рассмеялся. — Что, нравится? — он немного толкнулся, Ремус вздрогнул и зарычал. Он не смог бы заткнуть себя, даже если бы ему внезапно сказали, что Министерство прослушивает его комнату. — Бог ты мой, Лунатик, — Сириус уткнулся лицом в шею Ремуса, пока они неловко жались друг к другу. — Знал бы ты, что со мной творишь! Ремус ничего не мог сказать, только тихонько постанывал, рычал и заикался, начиная слова. Судя по ответной реакции в теле Сириуса, его парень не возражал. Им было по шестнадцать, так что никто из них не продержался долго. Сириус смеялся и смеялся, осыпая неуклюжими поцелуями все лицо Ремуса, довольно болезненно сталкиваясь с ним носами и выпутывая дрожащие пальцы из его волос. Его смех был заразителен, и вскоре Ремус тоже дал себе волю. Они спутались конечностями в чудовищном объятии, трясясь и икая от смеха, нащупывая палочки и произнося очищающие заклинания. — Великолепно, Лунатик, — сказал Сириус, когда они оба наконец пришли в себя. — Ты был таким… да. — Ага, — согласился Ремус, по-волчьи уткнувшись носом в бок Сириуса. — Ты тоже. А теперь вали спать. Сириус улыбнулся и погладил его по голове. — Хорошо. Ты же любишь меня? — Конечно. Всегда. Больше всех. — Даже больше Андерсов? — Больше всех, Бродяга, усек? — Хм, окей. Спокойной, Луни.