«На всякую вескую причину для лжи, есть причина еще лучше для правды. Бо Беннетт
РЕМУС Больше всего в Больничном крыле Ремус ненавидел пропуски дневных занятий. Из-за встречи с Сивым он так отстал по учебе, что, к неудовольствию друзей, все свободное время просиживал в библиотеке. Ранним субботним вечером, вскоре после того, как он освободился от вездесущей заботы мадам Помфри, Ремус вошел в библиотеку, сжимая под мышкой черновики Джеймса по Астрономии, и под другой — Сириусовы по Гербологии. В зале почти никого не было, не считая нескольких особо прилежных студентов, рассредоточившихся за столами. Его внимание привлекла блестящая рыжая макушка: Лили сидела одна в секции истории магии, и он сразу направился к ней. — Не возражаешь, если я присяду? Лили оторвалась от плесневелого фолианта, будто извлеченного из глубоких недр Запретной секции. — О, привет, Ремус. Конечно нет. Сдвигай эти книги в сторону. Ремус мельком взглянул на верхнюю книгу, и в ту же секунду его брови взметнулись вверх. — "Забытые ритуалы и древние обряды. Клятвы крови сквозь века, беспалочковая магия углубленного уровня". Великие небеса, Лили, над чем, черт возьми, ты здесь работаешь? Лили пожала плечами, склонив голову над книгой, так что ее лицо скрылось за красной завесой. — Делала домашку и случайно наткнулась на эту книгу, стало интересно. Ремус оглядел остальную стопку, и в его груди поднялось беспокойство. В некоторых из них содержались знания, близкие к темной магии. — Что еще за домашка? Наступила пауза, и на мгновение Ремусу показалось, что она не собирается отвечать. Но Лили вздохнула и сказала: — Что ты знаешь о магии клятвы? — Магии клятвы? На самом деле, немало. Джеймс с Сириусом однажды на третьем курсе ею увлеклись. Искали какую-то клятву крови, чтоб мы могли поклясться, что останемся друзьями навсегда. — Боже мой, Ремус, ты знаешь, насколько это опасно? Ремус немного ощетинился. — Естественно, знаю. И они тоже. Изучив это немного подробнее и увидев некоторые последствия, ну… — он отмахнулся. — Так вы ничего не натворили? — Лили выглядела очень взволнованной. — Конечно нет. — Ремус не сказал ей, что Джеймс и Сириус перестали искать только тогда, когда узнали, что стали частью стаи Ремуса. В их глазах это было куда лучше любой кровной клятвы на земле. — Итак… — Лили замялась. — Поттер знает о них все? Ремус нахмурился и перегнулся через стол. — Ну, типа да. Возможно, даже лучше всех людей в нашей школе, за исключением Сириуса и Дамблдора. Он и до этого много знал, он же из чистокровного рода. — Значит, Поттер знал, что делал, когда в тот день в книжном магазине поклялся своей магией? Внезапно все встало на свои места. Ремус вспомнил день нападения: Пожиратель Смерти заблокировал для Лили все движения, держа палочку у ее головы, а Джеймс поклялся магическими способностями, что они не будут атаковать взамен на освобождение Лили и не причинение вреда ни ей, ни остальным. Две сцепленные ладони, мерцающий пурпурный жгут, обвивающий запястья. Он мрачно улыбнулся. — Он точно знал, что делал. Ремус был уверен в этом на сто процентов. Джеймс, несмотря на все свои недостатки, был невероятно храбрым и настолько верным, что иногда пугал этим Ремуса — на что он готов был пойти ради защиты дорогих ему людей. В тот день нарушь он клятву, его бы насильно лишили магии. Большинство волшебников и ведьм не переживали этот процесс, но, если и оставались при жизни, становились не просто сквибами. Из них получались пустые, израненные версии самих себя. Как будто кто-то оторвал обе руки и обе ноги от тела, и никак не перевязал раны, давая им постоянно зиять и кровоточить — никогда не заживая и не умеряя боли. Вот каково это было для волшебника, нарушившего клятву своей магией. Лили поджала губы и снова вернулась к чтению, хотя Ремус знал, что она ее вовсе не читает. — И ради чего такие пустые жертвы? Он даже не колебался. От выражения ее лица Ремус почувствовал прилив радости. Долгие годы терзаний и бессмысленных признаний в любви наконец окупились для его друга. «Джеймс, наверное, собирался…» — черт, он понятия не имел, что Джеймс собирался делать. Скрывать ухмылку становилось все тяжелее. — Начиная с тринадцати лет он каждый божий день говорил, ради чего. Он любит тебя. — Чепуха! — Лили выглядела довольно взволнованной. — Это была просто глупая школьная влюбленность. Из-за того, что я всегда отказывала. Ремус покачал головой. — Возможно, она началась еще на первом курсе, когда он впервые увидел тебя, Лили. Но с тех пор переросла в нечто большее. Возможно, ты не чувствуешь того же, но Джеймс Поттер готов умереть за тебя, не колеблясь. Подумай об этом на досуге. Если Волдеморт и его Пожиратели когда-нибудь нападут на школу, ты будешь первым человеком, которого он прикроет. Лили издала довольно водянистый смешок. — Чушь. Это будешь ты. — О нет, — улыбнулся Ремус. — Он будет полагаться на то, что я прикрою Сириуса. — Ты? — Лили рассмеялась. — Я могла бы понять, что он положится на Блэка, а тот прикроет тебя, но я никогда не пойму, как ты так одурманил этого идиота. И вообще фиговый из тебя герой-прикрывальщик. — Я оборотень, забыла? — сказал Ремус, понизив голос. — Я знаю, что ты раскусила меня много лет назад, но мы никогда особо это не обсуждали. Как много ты на самом деле знаешь об оборотнях? Лили пожала плечами. — Конечно, я читала о них, но все книги настолько неточные, что я не знала, чему верить, поэтому просто прекратила. — Ну, около семи лет назад был случай, когда женщина-оборотень влюбилась в мужчину-магла. Они стали мишенью банды чистокровных волшебников, как нечто порочное, и те напали на них однажды ночью во время прогулки. Все, что удалось найти властям в доказательство — разбросанные части тел, плавающие в огромных лужах крови. Маггл, кстати, не пострадал. Глаза Лили были широко раскрыты. — Что случилось с оборотнем? — Высекли и казнили серебряным топором. Вот, что они делают с теми из нас, кто показывает свою истинную сущность. — Но она всего лишь пыталась защитить своего любимого! — Голос Лили был возмущен и испуган, но все еще приглушен. — Если бы она была человеком и убила тех гадов, это назвали бы самообороной. — Она сделала паузу. — Она тогда — ну, ты понял — трансформировалась и разодрала их на куски? А ты так умеешь? — Ни один оборотень не может трансформироваться не в полнолуния без помощи каких-то очень темных зелий. Я предполагаю, она просто разорвала их на куски голыми руками. Будь я и Сириус на их месте, я сделал бы точно так же. Возможно, он сказал это так — спокойно и между делом, — и впервые с тех пор, как Лили узнала о его секрете, она по-настоящему испугалась. На ее лице мелькнула тень неуверенной улыбки. — Запомню это на следующий раз, когда он будет мне надоедать, и буду держать себя в руках. — О, брось, он заслужил каждое твое проклятие, — заверил ее Ремус, отчаянно пытаясь заставить ее снова видеть человека-Ремуса, а не волка. Помимо Мародеров, Лили была его единственным настоящим другом, и он не мог допустить, чтобы она стала его бояться. — Но правда в том, Лили, я действительно очень силен и очень быстр. Проклятие обострило мои чувства. Я не люблю их использовать, потому что они выгоняют волка к поверхности разума, но они, при надобности, всегда со мной. Знаешь, я бы использовал их, чтобы защитить тебя. — О, Ремус, — лицо Лили смягчилось, и она перегнулась через стол, чтобы накрыть руку Ремуса своей. — Я знаю это. Я не боюсь тебя. Просто… что с тобой будет, если случится что-то подобное?.. Мне невыносима одна мысль, как тебя казнят, а Блэка — Господи — его будет не остановить. Кто знает, на что он способен, если кто-то причинит тебе боль. Те двое тоже. И я, — она дрожаще улыбнулась, — Волшебный мир пошатнется в своем основании. «Так и будет», — подумал Ремус. Если бы Сириус, Джеймс, Питер и Лили решили мстить, учиненный хаос был бы невообразим. Настала его очередь бояться. — Тогда я постараюсь никого не разрывать в клочья, — довольно слабо пошутил он. — Ты и так стараешься, — Лили легко погладила его по руке и отстранилась. — Итак… кто же прыгнет перед Петтигрю? Эта его подружка? Рэйвенкловка с усиками? — Дорис Шорт, — Ремус укоризненно нахмурился. — Нет. Честно говоря, я думаю, она терпит его только от безвыходности. Бедняга. У меня не хватает духу сказать ему. Но нам не нужно беспокоиться о Хвосте. Его нет смысла прикрывать — он будет слишком занят, прыгая за чью-то другую спину. У нашего Пита здоровое чувство самосохранения. — Не очень-то по-гриффиндорски, не так ли? Ремус пожал плечами. — Храбрость разная. У Пита она такая, тихая. — Самая лучшая, ага. — Уж лучше, чем у Джеймса и Сириуса, — Ремус покачал головой. Почему Лили так стремилась думать о всех них самое худшее? — Возможно, клятва тебя не убедила, но парни сделали для меня больше, чем ты могла себе представить. Ты понятия не имеешь, Лили, чем они рисковали и на что пошли ради меня. Ты думаешь, что они все такие громкие, дерзко-высокомерные, но существует слишком много вещей, о которых никто даже не знает. Лили стало немного стыдно. — Какие еще вещи? — Я не могу тебе сказать. — Почему? Они опасные? Незаконные? Ремус подумал об анимагии и обо всех связанных с этим рисках — как в процессе превращения в анимага, так и о последствиях, которые будут в случае их обнаружения. — Я не могу сказать тебе, Лили. Прости, пожалуйста. Но я реально считаю, что ты должна дать Джеймсу шанс. Я понимаю, почему ты не хотела встречаться с ним раньше. Он вел себя как идиот. Но он вырос. Ужасно вырос за последнее время. Остальные девушки хватались бы за любую возможность его заполучить. — Я — не остальные девушки. — Твоя правда. Ты единственная, кого он любит. — Ты уверен? Я имею в виду, точно уверен? Как «ты-и-Сириус» уверен? Ремус даже не остановился подумать. — Да. Лили вздохнула и откинулась на спинку стула. — Хотела бы я не доверять тебе так безоговорочно. — Так ты дашь ему шанс? — Я подумаю. — И самое печальное, — рассмеялся Ремус, — даже это неубедительное и довольно тусклое заявление заставило бы Джеймса безумно танцевать от радости на крыше гриффиндорской башни, распевая торжествующие квиддичные песни и заявляя, что это — лучший-день-в-его-жизни-и-после-смерти. Лили подкатила глаза. — Хватит ересь молоть, Ремус Люпин. — А что я? — сказал он, подняв руки в знак капитуляции. — Квоффл в твоих руках, Лили Эванс. Но если ты его ранишь… — Знаю, знаю. Вместе с квоффлом мне оторвут руки, и бросят в лужу лилиевской кровищи. — Ну… — Ремус вздрогнул. — Тебе бы пришлось пройти полугодовую терапию молчанием. А недавно я обнаружил чудесное заклинание, заставляющее волосы человека выпадать и не отрастать в течение такого же срока. Абсолютно все волосы. Я умирал от желания попробовать его на ком-нибудь. Лили вцепилась в свои длинные рыжие волосы, выглядя даже более напуганной этим сценарием, чем рекой лилиевской крови. — Ты не посмеешь. — Я посмею. Помни-помни.***
Ремус вернулся из библиотеки незадолго до комендантского часа. Преодолев портретную дыру, он пошел в спальню. Он не собирался красться, но его друзья явно не услышали его приближения. Джеймс, Сириус и Питер сидели на кровати Джеймса, склонив головы вокруг того, что оказалось самым свежим номером «Ежедневного пророка». — Я не говорю, что мы не должны следить за новостями, — огрызался Сириус. — Все, что я хочу сказать, это то, что мы не должны показывать Лунатику. Он возьмет и расстроится, с этим ведь ничего нельзя поделать. — Из-за чего я расстроюсь? — спросил он, входя в комнату. Троица подпрыгнула и дико обернулась, глядя на него во все глаза. — Ничего, — неубедительно сказал Джеймс. — Мы не о тебе говорили. — Серьезно? — Ремус подошел и бросил книги на пол у кровати. — Значит, у вас есть еще один тайный друг-оборотень, которого вы прозвали «Лунатиком»? Мне пора начать ревновать? Сириус закатил глаза. — Боже, Сохатый. Ты нихуя врать не умеешь. — Только Лунатику. Да и смысле нет пытаться. Мы все знаем, что он разоблачит нас через секунду. — И? — Ремус вздернул бровь. — Что там? Показывайте. Питер неохотно протянул ему вырванную страницу Пророка. — В Италии произошла серия нападений Пожирателей Смерти, — сказал он. — В Риме. Где сейчас твои родители. — Да, спасибо, Хвост, — отрезал Сириус. — Я уверен, сам он об этом бы не догадался. Питер покраснел и опустил голову. — Не срывайся на Питере, Сириус, — вздохнул Ремус, просматривая статью. Было очевидно, что по какой-то причине вокруг Рима собралось удивительно большое количество Пожирателей Смерти. В груди у него тяжелела свинцовая боль. Все молчали, пока он заканчивал изучать статью, комкал бумагу и швырял в мусорное ведро. — Ты ничего не можешь сделать, Лунатик, — повторил Джеймс. — Если твои родители поддерживают Волдеморта, ты ничего не можешь сделать. Ремус резко рассмеялся. — Ты уверен, что можешь произносить его имя? Люди говорят, что оно проклято. Любой, кто скажет это, в конце концов умрет от рук Пожирателей Смерти. — Ну, судя по тому, с какой скоростью люди мрут, это мало что говорит, — сказал Сириус с суровым выражением лица. — На людей нападают на западе, востоке и в центральном районе. В статье говорилось, что они что-то искали. Интересно, что? — Мне так похуй, — Ремус рухнул на свою кровать. — Я слишком устал. Все эти дополнительные задания из-за пропусков утомляют. Сириус подошел и сел рядом. — Мы верим, Лунатик. Вот почему собирались спрятать эту статью. — Я рад, что этого не произошло. Лучше знать правду, какой бы она ни была. Сириус замерцал и перевоплотился в Бродягу, а затем втиснулся под бок Ремуса. Ремус улыбнулся и обнял пса. Сириус всегда мог сказать, когда он нуждался в таком простом утешении. — Эй, — Джеймс цокнул языком. — Никаких поцелуев. — Джеймс, — терпеливо сказал Ремус. — Он — собака. Я не целуюсь с собаками. — Мне не нужны подробности о том, чем вы двое занимаетесь за этими не такими уж плотными занавесками, спасибо. — И я надеюсь, ты вспомнишь это, когда вы с Лили будете заниматься всяким за не таким уж плотным пологом вашей кровати, — сказал Ремус, не сдерживая ухмылку, расползающуюся по его лицу. Джеймс удивленно раскрыл рот. — Когда мы с Лили… — Я ничего не обещаю, — поспешно сказал Ремус. — Но я подумал, ты хотел бы знать, что она определенно идет навстречу. Микро-нарушение данного Лили обещания стоило загоревшихся глаз Джеймса. Как будто кто-то воткнул ему в ухо палочку и наложил чары «Люмос». — Лунатик, ты мой бог. Я буду поклоняться тебе до самой кончины. Сириус снова принял человеческий облик, чтобы крикнуть: — В очередь, травоядный! — Все равно спасибо, — ответил Джеймсу Ремус. — Но это все твое героическое спасение в магазине, Сохатый. Это все ты. — Да, ты прав, — Джеймс добродушно улыбнулся ему. — Однако я прекрасно знаю, что Лили никогда бы не разобралась со своими предубеждениями обо мне без помощи маленького очаровательного Лунатика. — Я без понятия, о чем ты там городишь.***
Только через два дня все действительно встало на свои места. Ремус слушал лекцию по Защите от Темных искусств, которую читал новый профессор из длинной череды преподавателей, ежегодно присылаемых Министерством. Это был робкий, непривлекательный человечек, похоже, больше боявшийся класса, полного шестикурсников, чем армии вампиров, с которыми, как он утверждал, сталкивался. В дверь постучали, и к ним зашла МакГонагалл: — Извините, профессор Твигворт, но мне срочно нужен Ремус Люпин. В животе Ремуса что-то скрутило. Что могло быть достаточно срочным, чтобы вытащить его из класса? Ведь профессор МакГонагалл знала, как он отчаянно пытается наверстать упущенное! Кто-то узнал, что он оборотень? Его собирались исключить? Казнить? Прямо сейчас? — Не вы, мистер Блэк, — добавила профессор МакГонагалл; Ремус оглянулся и увидел, что Сириус наполовину приподнялся со своего места. Он медленно сел обратно и послал Ремусу тревожный, извиняющийся взгляд. Находясь в оцепенении, Ремус сунул свои книги в сумку. Не оглядываясь на своих друзей, он последовал за профессором МакГонагалл в коридор. Он до невозможного боялся, что его опасения отражаются на лице раскрытой книгой. Глава факультета мчалась по коридорам в сторону лазарета, и угнаться за ней было нелегко. К тому же в голове возникало все больше и больше вопросов. — Профессор…? — Не здесь, мистер Люпин. Он снова захлопнул рот, путаясь в полах мантии, спеша за ней в Больничное крыло. Мадам Помфри и Дамблдор ждали внутри. — Присаживайся, Ремус, — сказала мадам Помфри нежным голосом, махнув рукой на одно из неудобных кресел для посетителей. — В чем дело? — спросил Ремус хриплым писком. — Боюсь, в твоих родителях. На один душераздирающий момент перед глазами Ремуса возникли Селены и Джон Люпины. «Они живы и здоровы», — представил он себе слова мадам Помфри. «Они ждут тебя». Еще больше он был потрясен, обнаружив, что его инстинктивная реакция была «Нет! Я хочу остаться с Андерсами!» Потом до него дошло — она о них и говорила. — Ч-что случилось? Они в порядке? — В Риме случилась бойня. «И они были на стороне Волдеморта» — прошептал разум Ремуса. «Сейчас они в Азбакане. Их посадили в тюрьму из-за тебя». — Они в больнице Святого Мунго. Оба живы, но это было близко. Ремус подавил приступ тошноты. Он не мог сказать, было ли это ужасом или облегчением. — Ч-что с ними случилось? — Во время битвы они были в исследовательском центре. — И-исследовательском центре? — слова казались лишенными всякого смысла, а голос мадам Помфри будто доносился издалека. — Исследовательский центр оборотней в Риме. Вспоминайте. Они поехали туда в начале сентября. Разве они не сказали вам? — Н-н-нил сказал мне, что они б-были там по работе, — в животе Ремуса нарастал крохотный пузырь несбыточной надежды. — Подождите, — прервала профессор МакГонагалл. — Вы хотите сказать, что ничего не знаете о Программе исследования волчьего противоядия? Ремус покачал головой, пузырь все еще раздувался. — Но они финансируют ее уже много лет! Фактически с тех пор, как усыновили вас. Они вкладывают туда все свои сбережения до последнего кната. Разве вы никогда не задумывались, куда уходят все их деньги? И куда они уезжали, пока путешествовали по миру в поисках ингредиентов? Пузырь взорвался на сотни крошечных пузырьков, которые с шипением проникли в его мозг, вызывая у него головокружение. — Минерва, пожалуйста, возьми себя в руки, — строго осадила ее мадам Помфри. — Разве вы не видите, что мальчик в шоке? — Но как он мог не знать? — Я полагаю, они не хотели его обнадеживать. На случай, если ничего не сработает. — О-о-они финансировали исследования о-оборотней? — Ремус слышал, что его голос был едва громче шепота, но Дамблдор, который до сих пор позволял женщинам разбираться с ситуацией, услышал его и шагнул вперед. — Рим, мистер Люпин, — единственное место в мире, где к оборотням относятся не так строго. По легендам, сами основатели Рима были оборотнями. Поэтому именно там расположен самый крупный исследовательский центр, десятилетиями облегчающий оборотням жизнь. Недавно они начали работать над волчьим противоядием, позволяющим пьющим сохранять свой разум во время трансформации. Ваши родители принимали активное участие, особенно в поисках и доставке экспериментальных ингредиентов по всему миру. В голове Ремуса все вращалось и шипело, все, что он мог думать — это «Они не поддерживали Волдеморта! Все это время они не поддерживали Волдеморта. Почему они просто не СКАЗАЛИ мне?» — К сожалению, — продолжил Дамблдор, — Волдеморт услышал о недавнем прорыве в разработках и послал Пожирателей Смерти совершить набег на объект; они устроили по-настоящему адский замес, чтобы выкрасть все сведения. Утеряны годы исследований. Боюсь, они еще не скоро вернутся к прежнему уровню наработок, — Его голубые глаза за очками-половинками были сочувствующими. — Он планирует заманивать сторонников-оборотней этим противоядием. «И именно поэтому от Сивого не пахло ложью, когда он обещал зелье, облегчающее жизнь оборотням, присоединившимся к силам Волдеморта,» — понял Ремус. «Он говорил правду – по крайней мере, в некоторой степени.» — А-а мои р-родители? — Сейчас мы с тобой отправимся в Мунго, — сказала мадам Помфри, успокаивающе положив руку ему на плечо. — Но я должна предупредить тебя… — она глубоко вздохнула. — Нил был единственным человеком в учреждении, должным образом обученным дуэлям, и взял на себя задачу защитить остальных. Он потерял обе ноги. — П-потерял...? — Они оставили этот факт напоследок, чтобы ударить побольнее? — Послушай, это очень важно. Его ударили режущим проклятием, и целитель не успел добраться до него вовремя. — ...Обе н-ноги? — Да. Мне очень, очень жаль. Это было ужасно. Он как пьяный метался между ужасом и облегчением, и все части мозаики никак не собирались. Он хотел, чтобы Сириус был здесь, держал его за руку и задавал правильные вопросы. Его проклятое заикание делало все таким трудным... — Г-г-г-г-г… — Ремус, — Мадам Помфри нежно положила вторую руку ему на плечо, когда ему начало казаться, что слово никогда из него не выйдет. — Уже ничего нельзя сделать. Если бы целители добрались до него сразу, все было бы иначе. Но им устроили засаду, мало кто вообще выжил. Анжела уже чувствует себя лучше. Она сломала несколько ребер и ключицу, вывихнула плечо, но сейчас ей уже лучше. Они хотели тебя увидеть. Ремус кивнул, не веря, что заговорит. — Хорошо, — она подняла старомодные часы на цепочке. — Это портключ. Дотронься одним пальцем. Ремус едва заметил тошнотворный подъем от портключа. Мозги и каждый орган в его теле уже бурлили, шепча «обе ноги, обе ноги, обе ноги» снова и снова. Когда он снова открыл глаза, они стояли в приемной больницы Святого Мунго. Большая толпа еще помещалась в холле, многие люди выглядели такими же поседевшими и потрясенными, как и он сам. Мадам Помфри протянула руку и схватила проходившую мимо Целительницу за салатовую мантию. — Простите, Нора, это сын Андерсов. Можно нам к ним? Взгляд целительницы рассеянно остановился на Ремусе, и она кивнула. — Если я не ошибаюсь, они в седьмой палате. Ты знаешь дорогу, Поппи, — она поспешила к мужчине, который только что, шатаясь, ввалился спиной вперед: его лицо будто пришили к затылку. — Сюда, Ремус. Мадам Помфри еле ощутимо подтолкнула его и повела по одному из длинных коридоров, ведущих из зала ожидания. Все казалось очень ярким и динамичным. Ремусу будто брел через желе, а люди, огни и разные предметы потоком проплывали мимо. Палата, в которую она его привела, была маленькой и уединенной, в ней было всего две кровати, на которых и лежали родители Ремуса. Как только дверь открылась, они обернулись на звук и расплылись в улыбках. — Ремус, — Нил сидел на ближайшей к двери кровати. Он протянул руку, и Ремус, споткнувшись, схватил ее, стараясь не замечать, какими короткими кажутся очертания тела Нила под одеялом. — Как дела, сынок? — его лицо, всегда такое юное и веселое, тревожно постарело, а взгляд был затравленным. — Отлично, — Ремус почувствовал, как его сердцебиение успокоилось: теперь он действительно мог видеть Андерсов и убедиться, что они все еще не на грани жизни и смерти. Мир вокруг него замедлился, и все стало ясным. — Уж-ж л-лучше, чем вы двое, во всяком случае, — он неуверенно улыбнулся Анджеле и обошел вокруг, чтобы сесть на стул между двумя кроватями. Он наклонился, целуя ее в щеку. Кожа в том месте была красной и шероховатой — возможно, свидетельство слишком большого количества пролитых слез. Между ними воцарилось короткое неловкое молчание, прежде чем Ремус, не в силах сдержаться, выпалил: — Почему вы мне не рассказали? Нил и Анджела обменялись взглядами. — Об исследовании? – мягко спросила Анджела. — По ряду причин, дорогой. Мы не хотели, чтобы ты питал надежд на случай, если это ни к чему не приведет. И мы не хотели, чтобы ты испытывал вину за то, что мы вкладываем в это деньги. Мерлина ради, ты чувствуешь себя виноватым, когда покупаем тебе подарок на день рождения. Мы подумали, что ты можешь слишком остро отреагировать на это, хотя мы так и не придумали, куда лучше вложить деньги. Все сказанное имело смысл. Это и расстраивало. Вот как Ремус поступил бы, будь он на их месте. Ремус склонил голову вперед и не смог удержаться от короткого смешка, зная, что это звучало горько и немного истерично. Нил сжал его руку. — Что случилось, Ремус? Ремус поднял голову и вытер влажные глаза тыльной стороной свободной руки. — Я думал, вы поддерживаете Волдеморта. Удивительно, как легко было говорить это, как будто слова были такими тяжелыми и неповоротливыми, что для заикания во рту не оставалось места. И Нил, и Анджела замерли. — У меня были причины, — защищался Ремус. — У вас никогда не было денег. Волдеморт обещал зелье, которое поможет оборотням в полнолуние. Я в курсе, вы оба отчаянно пытались найти что-то, что облегчило бы мне жизнь. Вы еще меня спрашивали, не подходили ли ко мне в школе Пожиратели смерти. Вы солгали о цели путешествия во время семестра. Я знаю, потому что мистер Поттер — напарник Нила, аврор, и его никуда не отправляли... И в газете писали, что сочувствующие семьи со всей Британии финансируют дело Волдеморта. — Мерлин… — пробормотал Нил потрясенным голосом. — Когда ты так говоришь, это кажется логичным объяснением. — Почему ты ничего не сказал, Ремус? — спросила Анджела. — Потому что я думал, что вы делаете это для меня, и это было слишком ужасно. Я не хотел, чтобы у вас были проблемы. — О, мой бедный птенчик. Иди ко мне, — Анжела раскрыла руки, и Ремус переместился на ее кровать, осторожно обнимая маму, опасаясь задеть заживающие ран. — В нашей семье целый мешок недоразумений, — сказала она ему в волосы. — Думаю, нам нужна практика, чтобы начать доверять друг другу. — А теперь из-за этого мешка столько боли, — сказал Ремус, переводя взгляд туда, где должны были лежать ноги Нила. — Мне так, так жаль, Нил. Я бы хотел, чтобы ничего этого не случилось. Нил вздохнул. — Если бы желания были рыбами, мальчик мой, мы бы гуляли пешком по морю. Я поскорблю, но переживу это. Это не твоя вина. И не моя. Всем известно, кто такие авроры, и с каждым днем мы все чаще и чаще сталкиваемся с подобными катастрофами. Это был лишь вопрос времени, когда что-то подобное произойдет. — Но это несправедливо, что попали в тебя! Ты был уже ранен. Что насчет твоего колена? Из-за него ты целый год восстанавливался, преподавая в Хогвартсе. Нил улыбнулся: — Я всегда считал это благословением. Если бы я не преподавал в Хогвартсе, я бы не встретил тебя. Я переосмыслил вопрос «Почему-Я?». Почему это не должен быть я? В той битве участвовало много людей, с которыми все намного хуже, чем со мной. Двадцать три трупа. И было бы двадцать четыре, если бы Анжела не спасла мне жизнь. — Ты? — Ремус перевел широко раскрытые глаза на маму, которая для героини выглядела слишком маленькой, тоненькой и пушистой. Анджела подмигнула ему. — Твой папа решил защитить всех в одиночку, отбивался, пока мы искали путь к отступлению. был полон решимости защитить всех. Он прикрывал нас, пока мы пытались найти путь к отступлению из учреждения. Они настигли нас на самом нижнем этаже подземных лабораторий. Нил сражался сразу с тремя Пожирателями. — Тремя? — с благоговением переспросил Ремус. — На самом деле, не то, чтобы я сражался, — криво отнекивался Нил. — В основном просто защита — попытка сдержать их как можно дольше. Режущее проклятие пробило щит. Мне отрубило ноги так быстро, что я почти не почувствовал. Полфута выше, и меня бы разрезало пополам, — его смех был немного выше, чем обычно. — Следующее, что помню, как я лежу, истекаю кровью, а Анжела прыгнула надо мной… напомни мне никогда больше не жаловаться на ее чувство стиля. Ремус моргнул. — И что дальше? — Хочешь спросить, что было дальше с тем Пожирателем Смерти? — Нил кивнул своим фантомным ногам. — Его задушил один из ее разумных шарфов, в то время как она подрывала другого «Бомбардой», — он улыбнулся Анджеле с такой любовью в глазах, что Ремусу стало стыдно, что он лежит между ними и мешается. Крошечный лев из аппликации на ночной рубашке Анджелы издал самодовольный (хотя довольно тихий и писклявый) рык. Ремус посмотрел на него с уважением. — Твоя одежда тебе служит? — спросил он в замешательстве. — Они пытаются тебя защитить? — Тот шарф был со мной больше десяти лет, — с тоской сказала Анджела. — Наверное, он уловил мои эмоции или что-то такое. — Это безумие. В хорошем смысле. В очень, очень хорошем. Не думаю, что смог бы справиться с потерей еще одного родителя. — Ты потерял примерно одну шестую, — Нил оглядывал свое тело, кривя губы. — Мне заказали парящее инвалидное кресло. И больше никаких сражений. С этого момента сплошная работа с документацией в Министерстве. Он старался звучать беззаботно, но Ремус расслышал скрытые горе и ужас. Он с трудом мог представить, каково это — лишиться ног. Возможно, немного похоже на то, что он чувствовал, когда терял свою человечность. Он надеялся, что его специфическое понимание поможет ему поддержать отца в предстоящие мрачные месяцы.