РЕМУС
Ремус никогда раньше не выезжал за пределы Британии, и если долгий и тошнотворный полет через Международный камин, который он только что пережил, был для таких путешествий в порядке вещей, он не стал бы добровольно покидать страну во второй раз.
Но Рим того стоил. Выглядел он совсем не так, как представлял себе Ремус. Маггловские кварталы представляли собой смесь древности и современного мира, куда более странная смесь, чем он ожидал. В то же время в городе было что-то настолько неудержимо европейское – атмосфера и неиссякаемый шум – что он будто бы сошел на страницы книги.
Нил и Анджела провели его сквозь толпу туристов и итальянцев к неряшливому маленькому кафе с неряшливыми зонтами в красно-белую полоску. Ремусу потребовалось несколько мгновений, чтобы заметить, как глаза магглов, казалось, скользили мимо кафе, с сувенирного магазина прямиком к магазину обуви. Он понял, что это что-то вроде Дырявого котла, спрятанного от ничего не подозревающих, немагических глаз.
Внутри это впечатление подтвердилось. Интерьер был типичен для волшебного мира; ведьмы и волшебники в мантиях собирались вокруг старинных столов из мрамора и кованого железа, потягивая кофе и травяные чаи, которые мерцали, светились и иногда таинственно искрились в прозрачных стаканах. В бледных каменных стенах были небольшие ниши, где стояли филигранные фонари, хотя в настоящее время они были потушены, так как полуденный солнечный свет проникал через большие арочные окна.
Стойка была сделана из цельного куска сосны, ее поверхность местами была покрыта белым мрамором, а сбоку стояла архаичная на вид латунная тумба. Под блестящим стеклом миниатюрной витрины были разложены торты и пирожные: беспорядочный ассортимент маггловской и волшебной выпечки, наполнявшей воздух ароматом жженого сахара, мускатного ореха и корицы. В целом, здесь было гораздо более гостеприимнее, чем в «Дырявом котле», в котором со всех сторон давили низкие потолки, балки из темного дуба и маленькие пыльные окна.
— Сюда, — сказал Нил, направляя свое кресло к боковому коридору. Когда он это сделал, колеса, которые маскировали магическую природу в маггловском мире, уменьшились и исчезли, так что он завис перед ними в трех футах над землей. Ремус ненадолго задумался, сможет ли он когда-нибудь привыкнуть к тому, что былое энергичное, мальчишеское тело этого человека теперь приговорено к неподвижности до конца жизни. Может быть, через несколько лет это кресло станет такой же привычной частью тела, как его крепкие ловкие руки и теплый смех.
Они достигли тупикового конца коридора, украшенного одной из самых впечатляющих римских мозаик. Бликующие под лучами солнца зеленые лозы, сложенные из ярких длинных плиточек, змеились вокруг оленей, грифонов, драконов и рыб. Ярко-красные и золотые цветы распускались тут и там, и именно по ним Нил постучал своей палочкой в своеобразном ритмичном темпе. Тогда они заискрились, сдвинулись и щелкнули с чувством древней покорности, образуя отверстие, растущее вширь, пока изящный арочный дверной проем не пригласил их в Волшебный центр Италии.
"Сколько лет этой стене?" — недоумевал Ремус, довольно печально вспоминая грязную, неровно выложенную кирпичом стену, ведущей к Косому переулку. Старинный волшебный мир Рима, должно быть, был тем ещё зрелищем, и даже сейчас, когда он, не отставая, шел за Нилом и Анжелой, его челюсть отвисла от изумления. Белые каменные арки и колонны тянулись вдоль ярких мощеных тротуаров, а цветисто украшенные прилавки пестрили там и сям, предлагая невиданные товары, от радужного множества волшебных рулонов тканей до травяных специй и ингредиентов для зелий. Еще дальше были официальные магазины, многие из которых имели аналог в Лондоне. Пока они пробирались сквозь суетливую толпу, Ремус мельком увидел витрину с атрибутикой для квиддича и метлами, а так же книжный и канцеллярский.
Все было так знакомо, и в то же время резко незнакомо. Даже одежда, которую носили местные, немного отличалась от британской моды. В то время как одежды ведьм и волшебников в его стране, казалось, имели тенденцию восходить к средневековой и иногда викторианской Англии, в крое итальянской одежды читалось вдохновение более античными временами: собранные на одном плече свободные складки, туники, широкие ремни, совсем как у древних римлян. Видно, они гордились своей великой историей.
Он хотел, чтобы его друзья тоже это увидели, разделили с ним такой богатый опыт. Он мог представить, к чему бы они все стремились, если б выросли в обществе, не затронутом дискриминацией и надвигающейся войной, — путешествия из страны в страну, познание чудесного разнообразия маленьких замкнутых волшебных обществ, спрятанных в разных уголках планеты.
— Вот и пришли, — сказала Анджела, когда они втроем свернули в узкий переулок. Она остановилась перед маленькой непритязательной деревянной дверью, встроенной в обваливающуюся каменную арку. К стене рядом была прикреплена простая медная табличка с надписью: «Исследовательский институт Рема и Ромула».
Ремус моргнул.
— Пожалуйста, скажите мне, что вы не имеете к этому никакого отношения.
— Конечно, нет, любовь моя, — Анжела явно над ним потешалась. — Этот институт существует уже несколько столетий. Тебе никогда не приходило в голову, насколько иронично, что твои родители назвали тебя «Ремус Люпин»? Как будто искушали судьбу.
Это приходило в голову Ремусу не раз.
— Больше похоже на пророчество, — буркнул он. — Я полагаю, на моей матери вся ответственность.
— Что ты имеешь в виду?
— Она всегда была... другой, — неловко сказал Ремус. Раньше он никогда особо не говорил о своих подозрениях, и было странно высказывать их в этом маленьком заграничном закоулке среди бела дня. — Потому она и была хороша в зельях. Будто чуяла волшебство в воздухе. Она прислоняла ухо к стволу ивы, прежде чем сорвать кору, чтобы послушать «энергию» внутри. Однажды я пришел к ней, только что взорвав слизняка случайным всплеском магии, и она просто понюхала воздух и сказала: «Все в порядке, Ремус. Никто из нас не может контролировать ее в таком возрасте. Он не чувствовал боли.
Анжела и Нейл странно смотрели на него.
— Как она узнала? — спросила Анджела.
— Я не совсем уверен, — признался Ремус. — В то время мне было около пяти — как раз перед тем, как меня укусили, и то время четко запечатлелось в памяти. У меня всегда было впечатление, что она могла чувствовать… как бы остаточные изображения магии. Как фините инкантантем, но глубже. И иногда я думал, что она была просто немного... прорицательницей? Был один раз… ну, мы ходили гулять в одно и то же время: по утрам, после того, как отец уходил на работу, и однажды я хотел уже обуться, а она просто сказала: «Не сегодня, Ремус». Когда я спросил, почему, она только разозлилась и рявкнула: «Я сказала не сегодня, Ремус!» В тот день мой отец вернулся домой и сказал нам, что прямо на дороге, где мы всегда гуляли, произошла ужасная маггловская автомобильная авария. Одна из машин вылетела на тротуар и врезалась в стену. Если бы мы были рядом, нас бы точно задело.
— Однако она не предсказала твой укус, — мрачно заметил Нейл.
— Как раз наоборот. — Ремус чувствовал себя печально далеким от Нила и Анжелы. — Разве не понятно? "Ремус Люпин", из всех имен. "Люпин", конечно, можно считать своего рода злым совпадением, потому что это фамилия отца, но "Ремус"? — Он покачал головой. — Она знала. Какая-то часть ее всегда знала, а она сама даже не осознавала этого.
Деревянная дверца внезапно распахнулась, заставив их всех к ней развернуться. Из проема выглянула веселая ведьма со смуглой кожей и в длинной алой мантии.
— Андерсы! — воскликнула она с характерным акцентом. — Что ж вы прячетесь на задворках, как воры? Проходите, проходите! — ее горящие глаза задержались на Ремусе. — А это, должно быть, сынок ваш! Не стесняйся, заходи.
Их втолкнули в узкий, слабо освещенный каменный коридор, который быстро перетек в лестницу, ведущую к похожему на лабиринт маршруту глубоко под городом. В конце концов они вышли в чуть более широкий коридор — на этот раз лучше освещенный: в стенных нишах парили серебристые мутные сферы. Ремус огляделся, когда они зашли за ведьмой в зал. Комната была устроена как кабинет с парой стульев из темного дерева и письменным столом в центре, заваленным перьями, книгами и важными бумагами. Справа притаился шкаф для документов. Однако внимание Ремуса почти не зацепилось за эти детали: гораздо интереснее были стены. На этот раз ниши, окружавшие круглую комнату, были больше, и в каждой из них лежал скелет, аккуратно спрятанный за световыми шарами.
— Катакомбы, — выдохнул Ремус, внезапно осознав. — Это древнеримские катакомбы.
— Какой догадливый, — женщина довольно цокнула языком , обратив на него блестящие черные глаза. — Да. Мы используем катакомбы в качестве нашего исследовательского центра. Магглам не разрешается посещать их без разрешения Ватикана, а Ватикан, ну… — она усмехнулась отчетливо по-волчьи, — он никогда не дает разрешения.
— Вы контролируете Ватикан?
Она отрицательно покачала головой.
— Частично. Религия — это не только маггловская концепция, знаешь ли. Есть много ведьм и волшебников, которые находят веру в высшие силы столь же важной и полезной , как и магглы.
Глаза Ремуса скользили по пожелтевшим грудным клеткам и черепам.
— Не кажется ли вам немного, не знаю, святотатством работать здесь, прямо в могилах?
— Мы с ними ладим, — пожала плечами она. — Защищаем их и охраняем их кости, они никогда не жаловались.
— Они были маглами или волшебниками?
— А есть разница?
"Нет," — подумал Ремус, глядя на сухие остатки дюжины человеческих жизней. "Все они были людьми, как ни посмотри".
— Коланда, — внезапно сказала ведьма, и Ремус повернулся к ней.
— Простите?
— Коланда Шеклболт. Мое имя. Мне даже не нужно спрашивать, кто ты такой. Даже без того, что твои родители постоянно болтали о тебе, ты здесь в своем роде легенда.
"Шеклболт?" Имя прозвенело в голове, и Ремус порылся в памяти, чтобы сопоставить слово с лицом. Крепкая рука коснулась его плеча, и он поднял взгляд на парящего рядом с ним Нила.
— Ее брат, Кингсли — аврор, который помог нам спасти тебя на втором курсе, — напомнил ему Нил. — Помнишь?
Большая часть этого периода его жизни была чем-то вроде размытых, перемежаемых невыносимо резкими и яркими вспышками сцен. Воспоминание о настороженных темных глазах и массивных широких плечах витало на окраине его сознания и постепенно превратилось в мужскую версию женщины, стоящей перед ним. Колонда выстраивалась широкими, коренастыми линиями, которые, тем не менее, были прекрасны, как прекрасны яркие пятна краски в современном искусстве. У нее была широкая белоснежная улыбка и умный взгляд. Одни на двоих с братом.
— Приятно познакомиться, — пробормотал он, чувствуя необъяснимое смущение. Возможно потому, что эта женщина должна была подробно знать о его слабых сторонах и беспомощных ранних годах. Она знала его как забитого ребенка, загнанное животное...
— Итак, Ремус, — Коланда подошла ближе. — Очень приятно познакомиться.
Ты — чудо, настоящее доказательство того, что наш вид может подняться из глубин наших страданий и забрать то, что принадлежит нам по праву.
И тут Ремус вспомнил еще кое-что о сестре Кингсли. Она оборотень.
— Посмотри на себя. Уже не ребенок. Молодой человек, тебе семнадцать, да? Здоровый, сильный и вполне взрослый.
Ремус бросил довольно смущенный взгляд в сторону родителей. Эти восторженные комплименты нервировали и были излишними. С какой стати она хвалила его за взросление? Это делали практически все, хотя особых навыков для этого не требовалось.
— Ты самый старший, Ремус, — объяснила Анджела. — До тебя не было никаких сведений о детях, укушенных в таком возрасте и проживших так долго. Очень немногие взрослые оборотни прожили хотя бы лет одиннадцать так, чтобы все их конечности остались при них, а рассудок полностью не утрачивался.
Ремус удивленно взглянул на Коланду. На вид ей было около тридцати, но она все еще выглядела вполне целой. Словно прочитав его мысли, женщина приподняла край своей алой мантии, обнажив стальную и явно искусственную голень, отходящую от правого колена.
— Отжевала около пяти лет назад, — объяснила она, и Ремус увидел следы шрамов, похожих на спутанных змей. — Невозможно отрастить конечности, оторванные зубами оборотня, так же, как и отрастить конечности, отрубленные Темными проклятиями. — Она уважительно кивнула половинке Нила. — Дабы сохранить рассудок, мы идём наперекор волку, а волк, в свою очередь, наносит ответный удар нашему телу. Чтобы сохранить тело невредимым, следует сдаться волку, как это сделал Сивый, но тогда идёт жертва разумом. Я выбрала человечность. Однако ты, похоже, выбрал и то, и другое, и тебе это сошло с рук.
— Я калечу себя, — тихо не согласился Ремус, думая о своих шрамах и о послелунном Ремусе.
— Немного умственно, немного физически, да, — сказала она, — но тот факт, что тебе удалось снизить потери с обеих сторон, просто невероятен. Как тебе это удалось?
"Мои друзья стали нелегальными анимагами", — подумал он, но не сказал вслух. Как бы ни хотелось помочь другим оборотням, он не мог выдать их секрет. Он не мог осудить их за любовь и преданность ему.
— У меня есть мои друзья, — сказал он слабо, но уверенно.
— Тогда я бы хотела, чтобы у всех нас были такие друзья, как твои, — улыбнулась она.
— Таких больше нет, — Ремус подумал о стойкости и преданности Джеймса, незаметной вездесущей помощи и сочувствии Питера, заботе и неукротимом духе Лили и, конечно же, о Сириусе… Бродяге… — Поверьте мне, — добавил он.
— Полагаю, другого выбора у меня нет, —Коланда хлопнула в ладоши. — А теперь, как насчет экскурсии по исследовательскому центру? Твои родители оказали неоценимую помощь, благодаря которой мы добились успехов в разработке зелья, подавляющего волка в полнолуния. Анжела знает все о существах, их силах и свойства, а Нил — обученный аврор. Оба высококвалифицированы в исследованиях, и мы им от души благодарны.
Ремус моргнул, глядя на Анжелу. Он полагал, что ему стоило догадаться, что работа в Отделе магических существ в Министерстве даст ей хорошие знания магозоологии, но ему и в голову не приходило, что она превосходит других в этой области. Однако это — Анжела. Имело смысл только то, что она приложит все усилия, чтобы стать мастером во всем, к чему приложит руку.
— Конечно, мы не можем посвящать центру все время, — ответила Анджела на его невысказанный вопрос, — но мы помогаем, чем можем. В последнее время в основном охотимся за редкими ингредиентами для зелий.
Колонда вывела их из комнаты и увлекла по извилистым туннелям древних катакомб. "Странно," — подумал Ремус, — "Как быстро привыкаешь к скелетам. Даже эта пирамида из черепов больше не вызывает ступор."
— Этот был святым, — сказала ему Коланда, указывая на скелет в особенно высокой нише, когда заметила, куда он смотрит. — Считалось честью быть похороненным рядом с ним. Вот почему некоторые комнаты плотнее "заселены". А пустые будто бы создавали для офисов, ха!
Конечно же, многие большие комнаты и пещеры оборудовали в места для повседневной работы по управлению таким местом, как Институт. Несмотря на то, что они находились в месте для мертвых, в подземных катакомбах кипела жизнь. Ведьмы и волшебники, одетые в такие же алые мантии, как и Коланда, работали за столами, заваленными шаткими грудами книг и слоями пергамента, или спешили мимо с зельевыми склянками и причудливым, замысловатым на вид магическим оборудованием. Многие из них приветствовали проходивших мимо Андерсов, и Ремус заметил, что ещё больше людей останавливались с любопытством поглазеть на него, Ремуса. Это было невероятно неудобно — особенно для кого-то вроде Ремуса, привыкшего не высовываться и теряться на задних планах.
По мере того, как они продвигались дальше, офисы начали уступать место лабораториям. Колбы и банки с ингредиентами теснились рядом с человеческими костями, а сушеные травы пучками свисали с древних сводчатых потолков. Экспериментальные зелья пузырились, искрили и время от времени извергали цветной пар из котлов, горшков и стеклянной химической посуды. Ведьмы и волшебники здесь, как правило, игнорировали их присутствие, зависая над дымящимися смесями с палочками, выписывающими сложные узорами, или лихорадочно нарезая ингредиенты. Все они тоже были одеты в красное.
— Почему красный? — тихо спросил Ремус, пока невероятно тощий волшебник импровизированно добавлял в котел то и се под напевы в седую бороду.
— Кровавая Луна, — подсказал ему Нейл.— В знак того,
что они стремятся создать для оборотней. Это напоминание о цели.
Тощий волшебник оглянулся на звук их голосов. Он улыбнулся им и в последний раз постучал палочкой по краю кипящего зелья, прежде чем накрыть его крышкой и поспешить к ним. Он был одним из тех людей с постоянно извиняющимся выражением лица и слегка слезящимися уголками глаз (хотя это могло возникнуть от паров зелий). Высокий, но в то же время такой худой, должно быть, он чувствовал себя как дома среди первоначальных обитателей катакомб. Его короткие каштановые с сильной проседью волосы были влажными от пота и прилипали к голове таким образом, что только усиливали общий извиняющийся вид.
— Коланда! Я только что придумал, как…— он замолчал, когда его глаза засекли остальных. — О, извините, что говорю о делах, когда… ну, это, должно быть, ваш сын! Я так много слышал о вас от… — он довольно безнадежно ткнул на родителей Ремуса.
Ремус криво улыбнулся. Он никогда раньше не встречал никого настолько неспособного закончить предложения. Его акцент звучал американизированно, хотя у Ремуса было слишком мало опыта во всем, что выходило за пределы Европы, помимо книг, так что себе он не особо доверял.
— Это Бернард Райли, — представила его Коланда. — Один из наших самых высококвалифицированных мастеров зелий. С тех пор, как он присоединился к команде, мы сделали невероятные скачки. Мы близились к прорыву, когда…
На долю секунды Ремус подумал, что неоканчивание предложений, должно быть, заразно, пока не понял, что она пытается деликатно намекнуть о нападении, забравшем ноги Нила и десятки чужих жизней.
— Мы потеряли много ценных сведений, но… — Бернард успокаивающе махнул рукой. — Мы наверстываем упущенное – особенно теперь, когда мы… но вы, конечно, еще не знаете…
Ремус наклонил голову, поняв, что мозг человека просто работает слишком быстро, чтобы его рот поспевал за ним.
— Волчий яд, — подсказала Анджела.
— Что? — спросил Ремус.
— Некоторые думают, что я сумасшедший, но… — Бернард метнулся обратно к своему котлу и колданул на крышку, сшибая ее на стол. Схватив горсть чего-то похожего на сорняки с огорода, он бросил их в котел.
— Вы добавляете аконит в зелье?! — ноги Ремуса сами несли его к столу. — Он же ядовит!
— Aconitum обладает свойствами, отпугивающими волка, — объяснила Анджела, — но лишь некоторые из нескольких видов по-настоящему ядовиты. Если зелье приготовить определенным образом, как считает Бернард, ядовитые аспекты можно нейтрализовать, а отпугивающие свойства сохранить. Если у него получится, это может быть именно тем прорывом, который мы ищем.
— И на ком вы будете это тестировать? — спросил Ремус, чувствуя себя странно оцепеневшим.
— Многие из нас рано или поздно достигают стадии, когда мы не можем вынести мысли о еще одном полнолунии, — тихо сказала Коланда. — Когда мысль о смерти перед неизбежной болью и потерей себя приносит долгожданное облегчение. Уровень самоубийств среди оборотней самый высокий среди всех известных живых существ. У нас нет недостатка в добровольцах.
— Но это… — Ремус неосознанно схватился за голову и вдруг понял, что его внимательно изучают взгляды со всех сторон.
— Это необыкновенно, — Коланда склонила голову набок. — Взгляни на себя — такой здравомыслящий, здоровый и уравновешенный. Знаете, в карибской культуре существует легенда об особенных людях, рожденных в человеческом теле, но тем не менее являющимися одними из нас. Даже нет, просто волками. Просто насильно облачены в человеческую плоть. Они редки и священны, и известны как "Они Волчьего Сердца".
Сжав губы, Ремус отвернулся.
— У меня не больше контроля над в-волком, чем у любого из вас. Я борюсь. Мне больно. Я чувствую себя чужим в своей собственной шкуре. Я не особенный. Не более особенный, чем вы все. Просто у меня больше практики в принятии себя как животное.
Он старался изгнать мысли о матери и своем имени.
— Возможно, ты прав, — смирилась Коланда. — Я не хотела тебя расстраивать, Ремус.
— Вы не... Это просто… — он активно жестикулировал. — много чего нужно принять. Есть так много вещей, на которые можно возложить надежды, и я не хочу, чтобы люди возлагали свои надежды на меня.
— Мы все стараемся сопротивляться этому желанию, — сухо вставил Нейл, нарушая напряжение. — Теперь, как насчет того, чтобы провести нас в столовую, Ланда? Я уверен, все хотят перекусить.
— Столовая? — удивленно спросил Ремус.
Нил закатил глаза.
— Ну, если ты возложил надежды на конкретику, могу назвать это обеденным склепом. Не знаю, он творит чудеса с моим аппетитом.
***
Две недели в Риме пронеслись незаметно. Большая их часть была проведена под землей. Ремус, которому надоело бродить по коридорам уже ко второму дню, пока Нил и Анжела возились в исследовательском отделе, вызвался заполнить некоторые документы для Коланды. Каким-то образом распространились слухи о том, что среди планктона появился кто-то умный, добровольный, аккуратный и просто на грани одержимости трудолюбивый, кто занимается бумажной волокитой бесплатно. Ремус оказался погребенным под лавиной пергамента.
Было интересно и приятно осознавать, что он каким-то образом вносил свой вклад в работу, которая могла спасти жизни и рассудок его народа, но все было таким монотонным и слегка угнетающим, насколько это возможно по соседству со скелетами. А еще он скучал по Сириусу, Джеймсу и Питеру с болью, которая росла и росла с каждым днем. Ему не нравилось сидеть в катакомбах не из-за скелетов, просто печальных и старых, а потому, что, когда его оставляли одного, живое воображение имело тенденцию заново представлять сцены, в которых Нил и Анжела оказывались запертыми в этих ловушках. Похожие на лабиринты коридоры, все в крови, а Пожиратели Смерти наступают и наступают, убивая людей со злобным, маниакальным удовольствием.
Однако сам пасхальный день был неплох, потому что все в Институте взяли выходной. Улицы Волшебного Рима украсили самым невероятным образом. С одной каменной колонны на другую тянулись яркие вымпелы и разноцветные флаги, группы музыкантов соперничали друг с другом за то, чтобы быть услышанными в толпе, а магазины забили под завязку шоколадными яйцами (некоторые из которых взрывались у в руках, выбрасывая пушистую сахарную вату с глазурными цыплятами), горячие булочки с крестами и гигантские сахарные кролики, которые пытались упрыгать прочь, если только вы не откусите им лапы, но никого больше, похоже, это не смущало. Воздух был прохладен и свеж, пах ладаном, свежей выпечкой и корицей. Это было волшебно во всех смыслах этого слова, но Ремус жаждал отправиться домой.
— Ты ведь больше не приедешь? — спросила Анджела в очереди на Международной каминной станции, готовясь вернуться в Британию.
— Конечно, вернусь навестить. — Ему не нравилась нотка разочарования в ее голосе. — Хотел бы посмотреть, как у них дела. Я… — он замолчал, потому что она избегала смотреть ему в глаза, а Нил стоически пялился вперед, стиснув руки на подлокотниках парящего кресла. Пришло осознание. — Вы хотели, чтобы я вернулся туда на полную ставку. После ЖАБА.
— Это хорошая возможность, Ремус. — Анджела потянулась, чтобы коснуться его руки, с мольбой в глазах. —Там можно найти достойную работу с достойной зарплатой. Тебе понравится. И там безопаснее.
— И скучно до безумия. И что ты имеешь ввиду под безопасностью? На них уже однажды напали.
— С охраной уже все намного лучше, — вмешался Нил. — Мы убедились в этом. Теперь Пожирателям Смерти никак не проникнуть внутрь.
Ремус переводил взгляд с одного на другого.
— Вы пытаетесь вытащить меня из Британии, — он сделал небольшой шаг назад. — Вы пытаетесь у-удержать меня от войны!
— А в чем, собственно, претензия? — Анжела быстро и немного грубо схватила его за руки, возвращая назад. — Мы желаем тебе только лучшего!
— Мои друзья будут сражаться в этой войне! Сириус будет сражаться!
— Сириус понял бы…
— Нет! — Ремус был тверд и непреклонен. Он разобрался с проклятым заиканием и подавил его. —Я не трус. Может быть, я не такой безрассудно храбрый, как Джеймс и Сириус, или такой проницательный и увертливый, как Питер, но я люблю свою страну и своих друзей, и не собираюсь просто бросать их. Я сам способен на
добро.
— Ремус…
— Нет. Я понимаю, почему ты спрашиваешь, но я не буду этого делать. Мне жаль, Анжела, я не люблю тебя расстраивать, но я уже взрослый. Я могу сам принимать решения, и Я выбираю
остаться там.
Дорога домой была тихой, тошнотворной и полной разочарования.
***
Ремус даже не мог описать, как был счастлив сойти с поезда и увидеть Сириуса, Джеймса, Питера и Лили, ожидающих его на станции Хогсмида. Его угостили серией грубых объятий и оплеух, а Лили даже поцеловала его в щеку, несмотря на возмущенное «Эй!» Джеймса.
— Как вы все? — спросил он, пока они тащились обратно в школу. Было чудесно вернуться в Шотландию, с ее все еще холодным весенним бризом и травяными лугами, усыпанными нарциссами и тюльпанами. Был ранний вечер, и Хогвартс готично вырисовывался перед ними, окна сияли золотым манящим светом.
— О, ты и так знаешь. Примерно то же, что и всегда, — беззаботно сказал Сириус, фальшиво-небрежно положив руку Ремусу на плечи, хотя сила его хватки выдавала настоящие эмоции.
— Он имеет в виду, что чах лужей, — сухо кашлянул Питер.
— Блэки не чахнут.
— А ты чах, как гигантский щенок.
— Ложь и клевета! Я был стойкой маской.
— Просто скажи мне, что он не бедокурил без меня, — Ремус прижался немного ближе к теплому боку Сириуса.
Джеймс пожал плечами, улыбаясь.
— Ну, тот гобелен у класса Древних Рун все еще немного дымится, но ходят слухи, что семикурсники Слизерина скоро оклемаются.
Джеймс, как заметил Ремус, держал Лили за руку так, будто это самая естественная вещь в мире. Это было странно, переворачивающе всю картину мира, особенно потому, что выглядел он совершенно трезво, а на Лили не было никаких симптомов Империуса. Одно дело услышать, что они собираются гулять, и совсем другое — увидеть это своими глазами.
— Это нормально? — спросил он Сириуса и Питера, подразумевая сцепленные руки.
— Как ни странно, да, — сказал Сириус, — хотя я думаю, что все остальные чуть не рухнули от шока.
— Ну, однажды она поклялась в пределах слышимости значительной части студентов, что лучше начнет встречаться с гигантским кальмаром, чем с Джеймсом Поттером. Они, вероятно, удивляются, как им удалось пропустить начало этого знаменательного события.
Лили подкатила глаза.
— Я не знаю, с чего мы все так скучали по тебе.
— Дело в моем высоком интеллекте и харизме.
Даже Питер фыркнул.
— Что? Ты не считаешь меня умным?
— Никто не спорит насчет ума, Лунатик, — сказал Джеймс, — но ты не особо харизматичен.
— Не знаю, — Сириус поиграл бровями. — Я нахожу его довольно харизматичным, если вы понимаете, о чем я.
Питер вздрогнул:
— Мы все знаем, что ты имеешь в виду. Это все равно что словить удар в голову со словами «ты понял, зачем я». Эти брови должны быть объявлены вне закона!
Солнце только начинало садиться, когда они вошли в замок, и Филч зажигал факелы прямо у главного входа. Желудок Ремуса заурчал при мысли об ужине, до которого оставалось еще два часа.
— Забежим на кухню за парой бутербродов?
— Конечно, Лунатик. Как хочешь.
На входе в Вестибюль Ремус почувствовал, как плечи расслабились, а мысли улеглись. В башню вещи затаскивали под аплодисменты гриффиндорцев, которые наконец увидели конец уникальной формы тоски Сириуса. Затем всей компанией пошли на кухню, собравшись за солидным, хорошо вымытым столом, дабы насладиться восторгом домовых эльфов, приветствовавших Ремуса с таким энтузиазмом, который могут проявлять только существа, получившие после розыгрыша с грязевыми бомбами команду убраться (из-за Сириуса они занимались этим по несколько раз на неделе).
Проведя большую часть каникул в тускло освещенных пещерах без окон, Ремус должен был ощутить приступ нового чувства клаустрофобии, но кухня Хогвартса была далека от холодных, кишащих скелетами катакомб Рима. Здесь было тепло, залито золотым светом, и пахло хлебом и яблоками. Целый кабан медленно крутился на вертеле над огнем, а эльфы суетились с овощами, куриным супом и большими чанами с соусом. Вскоре стол перед ними заставили эклектичной смесью разных блюд, и все они с удовольствием на них накинулись. В перерывах между укусами Ремус рассказал им о своем путешествии в Рим, усмехнувшись ужасу Питера, когда тот услышал о скелетах, и совершенно не удивившись спекулятивному блеску в глазах Сириуса и Джеймса.
В конце концов, когда Ремус наелся до стонов, он выпрямился и выжидающе посмотрел на остальных.
— Итак. Что за секреты?
Повисла неловкая тишина, и никто на него не смотрел. В конце концов Питер с шумом проглотил полный рот яблочного пирога с заварным кремом и печально вздохнул.
— Как ты это делаешь?
— Врождённое.
— Хорошо, Лунатик, — начал Джеймс. — Но тебе это не понравится.
— Что мне не понравится ?
— Речь о Гремучей иве.
— Хм?
— Это дурацкое, глупое новое увлечение, которое гуляет по школе, — объяснила Лили. — Мы не совсем уверены, кто это начал, но большинство людей подозревают, что гриффиндорцы, потому что, будем честными, если какой-либо факультет и сделает такую дурость, то только наш.
— Какую дурость? – настаивал Ремус.
— Они назвали это "тронь-гандонь", —
Джеймс провел рукой по своим и без того взлохмаченным волосам с явными признаками разочарования, что не он придумал этот каламбур. — И буду честным, если бы мы не знали, что на самом деле скрывает Ива, мы, вероятно, сами подумали бы, что это весело. Или Бродяга и я, по крайней мере, так бы подумали. Доберись до ствола ивы, коснись коры, а затем вернись невредимым.
— Ты шутишь, да? — Казалось, что в груди Ремуса танцует стадо ирландских кентавров. — Учителя никогда бы этого не допустили. Дамблдор никогда бы этого не допустил!
— Это запретили, — согласился Питер, — но они не могут постоянно следить за опушкой, и люди находят способы обойти ограничения. Это тоже превратилось в игру.
— Но кто-то может случайно провалиться в ход. Или у-у-умереть! Ива и раньше колотила студентов.
— Мы знаем, Лунатик, — Джеймс, сидевший слева от Ремуса, успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Лучше спроси, что творится в голове у старого Дамби, — сказал Сириус. — Лунатик прав — эти ивы опасны, они убивали людей. Зачем ее сажать в школе, полной подростков? Особенно в ту, где для адреналиновых наркоманов выделен целый факультет.
— И что будем делать? — запасы тепла и комфорта, которые он чувствовал с тех пор, как вернулся в замок, быстро истощились.
— Мы ничего не можем сделать, приятель, — сказал Джеймс. — Профессора над этим работают. Я думаю, они собираются наложить на дерево более сильные ограничительные заклинания, которые могут стать проблемой для нас в полнолуние.
Еда в желудке Ремуса неприятно забурлила.
— Знаешь, если кто-нибудь пострадает от Ивы, это будет моя вина — нет, не перебивай! — это будет моя вина, потому что, если бы меня здесь не было, не было бы даже ебаной Гремучей Ивы. Кровь убитых будет на моих руках.
— Лунатик…
— Не надо, Сириус.
— Мне жаль.
