***
— Не могу представить, — протянул Джеймс однажды вечером пару недель спустя, — что ровно через год мы будем сдавать ЖАБА и готовиться к выпускному. Никаких больше уроков, никаких пиршеств в Большом зале, никаких розыгрышей над слизеринцами, больше никакого Хогвартса. Пешка — D восемь. — Крошечный шахматный рыцарь переместился на отведенное поле и с довольно пугающей яростью завалил одного из слонов Питера, отчего тот скорбно вздохнул. — Ты мне все фигурки так переломаешь, Сохатый! — пожаловался Питер. — Я так и не смог убрать царапины с ферзя после того, как твой король приложил ее троном по голове. — Надо было уклоняться, — самодовольно сказал Джеймс, откидываясь на подушки своей кровати и полируя ногти пилочкой. — Помнишь, как те маггловские борцы делали это по телеку у тебя дома летом? — Что мы будем делать после Хогвартса? — Сириус не мог перестать думать о более раннем заявлении Джеймса. Он растянулся рядом с Ремусом на кровати Питера, так как она была ближе всего к открытому окну, и последние солнечные лучи раннего летнего вечера косо падали на толстый пергамент Карты Мародеров, которую Ремус разложил перед ними. — Как мир изменится за следующий год? Будем ли мы к тому времени как следует готовы к битве против Волдеморта? — Мерлин, надеюсь, что да, — Питер рукавом полировал своего побитого слона, надеясь вернуть ему блеск. — Уповаю на то, что авроры поймают его раньше, и война кончится. Пешка C6. — Королева С6, — быстро скомандовал Джеймс. — Ты в надежных руках, Хвостик. Эй, посмотри, как она катится! Думаю, она реально хочет отрубить ему голову зубцами своей короны. — Все! Я больше не играю. — Ты не можешь сдаться. Даже если попал в жестокую ловушку. — Я просто веду себя, как любой человек, разумно оберегающий свои единственные шахматы от полного уничтожения. — Понимаешь, в этом твоя проблема — ты всегда избегаешь хорошей битвы. Разве тебе не хочется как следует подраться? — Нет! — В редкий момент гнева Питер взмахнул рукой и отправил все фигуры с шахматной доски через кровать Джеймса на пол. — Я не хочу драться. Людям больно от драк. Люди умирают. Это не героично и не круто, это ужасно. Ты так не думаешь, но на самом деле это… это… как плач маленькой девочки среди мусорных баков в переулке, вцепившись в труп своей матери. Я не знаю, как вы все это забыли. — Мы не забыли, Хвост, — в груди Сириуса вспыхнула ярость. — Вот почему мы хотим сражаться! Мы хотим защитить тех людей, которые не могут постоять за себя. — Людей, которые не могут постоять за себя?! — Питер спрыгнул с кровати Джеймса и подошел к Сириусу и Ремусу.— Это мы. Разве ты не понимаешь? Это мы. Даже авроры не могут победить этих людей. Почему ты думаешь, что мы сможем? Мы сдохнем. Все мы сдохнем. Лунатик может умереть, Сириус. Ты вообще думал об этом? Ты ведь со мной, да, Лунатик? Лунатик? Ремус слегка пошевелился и что-то промычал, рассеянно глядя на пухлую, сердитую фигуру Питера. — В смысле? — Видите? Он даже не может сосредоточиться на этом разговоре. Что он собирается делать при встрече с Пожирателем Смерти? Опять карта? Сириус ничего не мог ответить, так как сам задавался этим вопросом. С тех пор, как Ремус услышал о новой игре "тронь-гандонь", где студенты брали друг друга на слабо дотронуться до ствола Гремучей ивы, то буквально приклеился к Карте Мародеров. Он проводил часы, не сводя глаз с маленького чернильного изображения дерева, ожидая момента, когда кто-нибудь из студентов выскользнет из-под бдительного взгляда профессоров и снова примется за глупое задание. Дерево посадили ради него, и никакие доводы не мешали ему чувствовать за это ответственность. — Лунатик, ты хоть сделал домашку сегодня? — спросил Сириус, на время отвлекшись от разглагольствований Питера. — Да, да. Потом всё напишу. — Глаза Ремуса снова скользнули по карте. Тут даже Питер прервался. Его грудь, надутая праведным гневом, медленно вернулась к прежнему виду. — Ты до сих пор не сделал домашнюю работу? Даже это эссе по Зельеварению? Лунатик, это займет уйму времени ! Ты никогда ни за что не успеешь. А все хорошие книги в библиотеки давно разобрали. Ты же никогда не опаздывал с домашкой! — Он прав, приятель, — Джеймс скатился с кровати и встал рядом с Питером. — Ты не можешь продолжать в том же духе. В конце концов ты провалишь свои ЖАБА. — Я не могу позволить себе этого не делать, — сказал Ремус натянутым голосом. — Это важнее, чем глупая домашка. Остальные трое обменялись встревоженными взглядами. Под глазами Ремуса темнели круги, потому что он установил будильник, срабатывающий ночью каждые пятнадцать, чтобы сверяться с картой. А когда он этого не делал, то ворочался в кровати, беспокоясь о том, что не проверяет ее. Сириус всерьез подумывал добавить в тыквенный сок снотворное, но знал, что Ремус никогда его не простит. — Тогда давайте поможем, — Сириус положил руку между напряженными лопаткаии Ремуса. — По очереди. — Вы отвлекаетесь. Или что-то упустите. — А ты прям нет. Ты ходячий мертвец, Лунатик. — Нет. — Ремус покачал головой, не сводя помешанных глаз с карты. — Нет, нет. Это моя… как ее… ответственность… — его голос оборвался, а плечи напряглись, когда маленькая чернильная точка с подписью «Вульфрик Борнноттл» неопределенно блуждала невдалеке от Гремучей Ивы. Парень все же образумился и ушел в оранжерею номер пять. Занятия в пятой оранжерее плохо действовали на нервы Ремуса. — Ты не можешь продолжать в том же духе, приятель, — сказал Джеймс. — Они правы. Это вредно. Ремус, казалось, ничего не слышал, его глаза метались туда-сюда, туда-сюда по пергаменту.***
Прошли недели, и Ремус выглядел все хуже и хуже. Он исхудал, стал вспыльчивее, а круги под глазами опухли и приобрели глубокий сливовый оттенок. Волк внутри был так же плохой, и Джеймс с Сириусом не осмелились в полнолуние отпустить Хвоста бегать одному больше на случай, если Лунатик раздраженно, хотя и непреднамеренно, смертельно огрызнется на него. Маленькая крыса всю ночь цеплялась за густую черную шерсть загривка Бродяги или крепкие ветви рогов Сохатого. Послелунный Ремус задержался с ними на пару дней. В предыдущие годы такого никогда не было, и в этот раз им удалось его успокоить, только дав в руки карту — хотя в этом состоянии он не мог вспомнить, чем она так важна. Весна отдала свои права лету. Нарциссы и крокусы погибли в жадно прорастающей траве, которая, в свою очередь, забрызгала пейзаж желто-белыми лютиками и маргаритками. Деревья Запретного леса взорвались листвой, а причудливые растения школьных оранжерей соперничали за место под солнцем в иногда пугающе живописных битвах. Последствия таких сражений от стекол оттирали опальные студенты. Казалось, солнце с каждым днем поднималось все выше и ярче, пытаясь всех развеселить, но безуспешно. Всех в волшебном мире тяготила непрекращающаяся война с Волдемортом и его приспешниками. В Хогвартсе, за защитными стенами замка, за уроками и пиршествами в Большом зале, студенты изо всех сил старались не обращать внимания на тех, кого тихо снимали с занятий, и кто возвращался поздним вечером весь посеревший, с опухшими глазами, потерянный и полный скорби. Экзамены неумолимо приближались, хотя по сравнению с войной воспринимать их серьезно было трудно. Одержимость Ремуса картой соперничала с одержимостью учебой, и единственный раз Сириус победил одной ночью, когда он обмяк и сомкнул веки в объятиях Сириуса. Сириус обнимал его, едва осмеливаясь дышать, опасаясь разбудить его и повлечь очередной безумный приступ проверки карты. Он прекрасно осознавал, что Ремусу физически невозможно поддерживать сей бешеный темп, и рано или поздно сломается. Однажды в начале июня Сириус тихо выскользнул из постели, оставив лежащего в забытьи Ремуса, пускающего слюни на карту; его зажженная палочка вспыхивала и гасла в пальцах в такт его тихому храпу. Сириус задернул за собой полог и забрался на широкий подоконник, прислоняясь к прохладному стеклу. Луна была на три четверти полной и омывала территорию, расстилавшуюся внизу, Хогвартса серебром. Прижавшись лбом к окну, Сириус закрыл глаза, так как он все равно ничего не видел за конденсатом от дыхания. Подняв голову через некоторое время, он благоговейно провел правой рукой по затуманенному участку, оставив четкий отпечаток руки, по которому струился лунный свет. Сириус подумал о маленьком кровавом отпечатке ладони одиннадцатилетнего Ремуса на стене Визжащей Хижины. Подумал о той же руке, парящей над травой октябрьской ночью, капающей кровью на тень и наполняющей воздух безумными желаниями. Подумал о Селене Люпин, научившей Ремуса любить луну, и о волке, научившем ненавидеть ее; о Джоне Люпине, горящем серебре и цене прощения. О последствиях, предупреждениях и магии лунных теней. Едва осмеливаясь дышать, Сириус вытащил палочку и использовал невербальное заклинание, пронзая подушечку указательного пальца. Он коснулся им быстро исчезающего отпечатка руки и прошептал: -- Я хочу, чтобы все это закончилось. Я хочу, чтобы никто больше никогда не играл в эту дурацкую игру, и чтобы Лунатик забыл напрочь о проклятой карте. Я хочу… Я хочу, чтобы все это просто закончилось. Его кровь казалась черной в тусклом свете. Она стекла вниз медленным зигзагом – темная трещина в яйце голубого дракона. Он вернулся в постель.***
— Бродяга! Сириус застонал, натянул одеяло на голову и сонно оттолкнул от себя Ремуса. — Бродяга! Просыпайся, черт возьми! Сириус! — Во имя зеленых трусов Годрика, что?!! Одеяло было бесцеремонно сдернуто с тела, жавшегося от резкой потери тепла, а горящая палочка и кусок пергамента сунулись под нос. Сириус закрылся тыльной стороной руки от света и ударил кулаком по пергаменту. — Сейчас середина блядской ночи! — Они умрут. — Что? Кто? Мерлин, Лунатик, лучше бы ты не шутил. Сириус принял сидячее положение и проморгался, привыкая к свету, затем вгляделся в Карту Мародеров, туда, где палец Ремуса тычил в три маленькие точки, бегущие из замка в довольно точную сторону Гремучей Ивы. — Уилф Олден, Дэйви Гаджен, Аманда Корк… — Сириус нахмурился. — Мелюзга с Рэйвенкло, верно? — А это имеет значение? Давай! Буди Джеймса. На мне Хвост. Сириус испустил протяжный сонный стон Он похлопывал ступнями по полу, пока его не наткнулся на туфлю, рядом нашлись и носки. Он взял ее и метнул в голову Джеймса через маленькую щель в его пологи. Годы игры за загонщика значили, что он легко попал в цель, и Джеймс проснулся с поросячьим криком. — Идем биться, Сохатик. Спасательная миссия. — Чего? Я никуда не иду. Спокойной ночи. — Да тут ива сейчас детей прикончит, срочно пиздуйте с Питом к МакГонагалл, или к Дамблдору, или кого найдете первым. — А мы тут причем? — Питер заскулил, неохотно позволяя столкнуть себя с кровати. — Спасать людей так утомительно. Грязная работа. И обычно все кончается неприятностями. Ой! — причиной этого последнего междометия был Ремус, который использовал свою недюжинную силу и насильно засунул ноги Питера в обувь. — Пошевеливайся, — скомандовал Ремус и толкнул его, спотыкающегося, на Джеймса, у которого была ужасная склонность при любых условиях просыпаться огурцом, даже посреди ночи. У него уже сияли глаза, он завернулся в мантию, обулся и раздражающе щелкал пальцами, толкая Питера к двери. — Почему мы всегда должны спасать людей по ночам?.. — плакался попинываемый Питер. — Ну, извини, — язвительно прошипел Джеймс, когда Сириус и Ремус спустились за ними в гостиную. — В следующий раз надо не забыть нарисовать листовки, да? Внимание, все смутьяны и бездельники: будьте любезны планировать свои гнусные дела при свете дня, вне времени приема пищи и, если это вообще возможно, во время Трансфигурации шестикурсников, чтобы у Хвоста была возможность списать. Они вылезли из портретной дыры и замедлились. — Э, удачи? — Лицо Джеймса скисло от беспокойства, он обратился к Сириусу и Ремусу. — Не рискуйте жизнью ради идиотов, идет? — Мы? — бросил Сириус через плечо, когда терпение Ремуса лопнуло, и он потащил его вниз по лестнице к тайному проходу у Больничного крыла. Оглядываясь назад, можно сказать, дополнительное время, которое потребовалось бы для захвата мантии-невидимки, вероятно, сэкономило бы им кучу времени в долгосрочной перспективе. Задним числом, однако, Сириус утешал себя тем фактом, что никто не мог предсказать полнейший уровень разочаровывающего идиотизма, до которого Филч оказался способен опускаться. Они столкнулись с ним сразу на перекрестке коридоров у кабинетов Арифмантики. Буквально. Никто из них не следил за картой: они собирались как можно быстрее добраться до Гремучей ивы, и на отслеживания патрулей времени не оставалось. К сожалению, Ремус все еще держал ее в руке, и когда в темноте неожиданно вырос Филч, они оба затормозили от него всего в нескольких дюймах. Вблизи его одежда разила нафталином, мылом и бананами. — Ну-ну, — усмехнулся он, как злодей из маггловского комикса о Марвине. — Кто это у нас здесь? — Серьезно? — Сириус не мог не огрызнуться. — Все эти ночные скитания по коридорам в ожидании поимки студента, крадущегося в потёмках, и лучшее, что вы придумали, это: «Ну, ну, ну, кто у нас здесь? Лицо Филча вытянулось от отвращения. — Считаешь себя выше меня, не так ли? Считаешь, раз ты Блэк, тебе позволено... — его голос затих при виде карты. — Дай это мне. Ремус инстинктивно прижал бумажный квадрат к груди. — Нет! Вы должны нам помочь. Там студенты пытаются… — Он осекся, а Филч сделал еще один шаг к нему. — Дай сюда, или, клянусь Мерлином, вылетите из этой школы раньше, чем успеете сказать «чистокровка». Он вцепился в карту, и Ремус в последний момент отчаянно пискнул: «Шалость удалось!», как ее вырвали из рук. Филч чуть ли не увеличился вдвое от овладевшей им ярости: наблюдая, как чернила растворяются в бумаге, он нечленораздельно забрызжал слюной. Мысли Сириуса метались в поиске выхода, но Ремус нашел решение первым. Он схватил Сириуса за запястье и дернул вперед, проскочив под размахивающими руками Филча и поволок Сириуса по коридору так быстро, что тот был уверен: либо они вскоре потеряют равновесие, либо обнаружат, что кое-чье плечо вырвало из сустава. — Лунатик! Карта! — Люди умрут, Сириус! И действительно – что он мог сказать на это? Честно говоря, он даже не успел расстроиться от потери карты. чтобы увидеть, как уходит карта. Вот бы это означало, что Ремус отказался бы от своей одержимости… Они чуть не врезались в уличную дверь, Ремус схватился за ручку и выскочил почти без промедления. Они мчались по травянистому склону, ведущему прочь от замка, выуживая палочки из карманов и зажигая «Люмос», не сбавляя скорости. Честно говоря, Сириус не сказал бы, что свет помогает. Он прыгал и дергался на кочках, слепя глаза, пока они бежали на пределе своих возможностей, так что Сириус постоянно спотыкался. Ремус, конечно, был куда более легконогим и выносливым, и когда Сириус начал бессильно отставать, он отпустил его руку, пробормотав: «Прости, Бродяга», и рванул рыжеволосым всполохом к Иве, где Сириус мог только разобрать две темные фигуры и бешено машущие ветви. Вскоре он расслышал крик. Пока он полз к дереву, сумел разглядеть школьника, связанного хлыстообразными ветвями, которого злостно встряхнуло, а затем с огромной силой швырнуло оземь. Крики исходили от других двух учеников: они беспомощно стояли перед деревом, не в силах помочь. Ремус даже не замедлил шага, направляясь прямо в пучину хлещущих ветвей, ловко прыгая и пригибаясь, избегая их и ныряя к стволу. Его палочка отлетела в сторону, чары Люмоса мигнули и погасли, но волк в нем все равно видел достаточно, чтобы знать, куда целиться, а чутье подсказало положение нужного сучка. Внезапно воцарилась тишина, ветки резко перестали двигаться. Все произошло так быстро, что Сириус даже не успел опомниться, что сделал Ремус, не говоря уже о том, чтобы попытаться его остановить. — Сириус! Вытащи его! — И это привело его в чувство, потому что за прошедшие годы Мародеры точно вычислили, сколько секунд Гремучая Ива остается застывшей: из выделенного времени у них оставалось всего несколько секунд. Пока Ремус шарил в грязи в поисках своей палочки, Сириус нацелил свою собственную на кривенький силуэт, запутавшийся в замерзших ветвях, и, надеясь, освещения от двух палочек рэйвенкловцев будет достаточным, чтобы попасть в цель. — Диффиндо! Диффиндо! ДИФФИНДО! Мальчик рухнул вниз, и Ремус сразу попытался отволочь его в сторону, пока ветки не очнулись. Пострадавший закричал, и паникующий Сириус в тусклом свете не мог разобрать, кто это — Уилф Олден или Дэйви Гаджен (он все равно никогда не обращал особого внимания на четверокурсников Рэйвенкло) — но он всем сердцем хотел отмотать время назад и никогда больше в своей жизни не услышать тот крик. Это было похоже на долгий, сдавленный, протяжный вой агонии, и когда Ремус уложил человека обратно на траву, двое других рэйвенкловцев стали вторить своему товарищу. В свое время Сириусу приходилось видеть довольно неприятные вещи. Как Ремуса избивали до такой степени, что непоправимо сломали мозг. Он видел ребенка, вцепившегося в труп своей матери в темном переулке. Как Питер кричал и корчился под воздействием Круцио, паря над головами Пожирателей Смерти в Хогсмиде. После полнолуний он привык к кровоточащим ранам, искривленным конечностям и желтоватым, мокрым сломанным костям, проглядывающим через бледную кожу Ремуса. Тот мальчишка совместил в своем крике, и Сириус мог бы с этим справиться, но от чего он не мог отвести взгляд, так это от выпавшего из глазницы глазного яблока, свисавшего на окровавленную щеку. — Тихо! — он отдаленно услышал, как Ремус с ними говорил. — Прекратите. Сию же минуту. Он звучал так спокойно и уверенно, что даже Сириус немного расслабился. Рейвенкловцы перестали орать. — Мне нужно, чтобы вы побежали и привели мадам Помфри. Как можно быстрее. — А как же...? — Беги, Олден! Без пререканий! Те двое развернулись и побежали обратно к замку. "Олден", — подумал Сириус. "Итак, там лежит Дэйви Гаджен. Доверься Ремусу, помоги им". — Бродяга? Сконцентрируйся и помоги мне. Сириус выпал из прострации и вернувшись в настоящее, посмотрел на лежащее перед ними изломанное тело, которое все еще ужасающе стенало. — Так, Дэйви, — сказал Ремус, склоняясь над мальчиком. — Не двигайся. Мы здесь, чтобы помочь. Мы с Сириусом очень хорошо разбираемся в исцеляющей магии, так что мы чуть тебя подлатаем до прихода мадам Помфри. Долгое "а-а-а!" немного трансформировалось в слова, и Сириус услышал нечёткое "не вижу!" — Я знаю, парень, — голос Ремуса звучал, будто ему давно за двадцать. — Только одним глазом, правда? С другим все в порядке, и мы все знаем, что мадам Помфри — мастер исцеляющей магии, так что есть шанс, что ты останешься при полноценном зрении. Сириус не мог заставить себя что-то сказать. Желудок скрутило от тошноты, а рот наполнился слюной. Он заставил себя отвести взгляд от болтающегося глазного яблока и поднес палочку к ближайшей ране, используя невербальные чары, так как не был уверен, что сможет открыть рот, не вырвав на ребенка и не ухудшив ситуацию. К счастью, и он, и Ремус изрядно практиковались, так что быстро справлялись с более простыми и поверхностными ранениями. О том, что происходило внутри, они догадаться не могли. Сириус не мог даже предположить, сколько времени прошло, прежде чем внезапно появились профессор Дамблдор, профессор Флитвик и мадам Помфри. Облегчение от возможности отступить и позволить взрослым решать их проблемы было астрономическим. Мадам Помфри наложила на Дэйви какое-то замораживающее заклинание, и он плашмя пролеветировал в воздух. Она повела его к замку, а профессор Флитвик побежал за ней. — Джентльмены? Они оба повернулись и посмотрели на Дамблдора, который торжественно смотрел на них поверх своих очков-полумесяцев. — Я буду ждать вас двоих вместе с мистером Поттером и мистером Петтигрю завтра утром в моем кабинете. Сразу после завтрака, пожалуйста. Сириусу хотелось возразить, что этой ночью они действительно не сделали ничего плохого. Что они спасли жизни. Однако, прежде чем Сириус успел открыть рот, Ремус схватил его за рукав и потащил обратно в школу, оставив старого директора спокойно стоять перед беспокойным деревом с непроницаемым выражением лица.***
Кабинет Дамблдора никогда не менялся. Десятки портретов закрывали собой каменные стены, уходя далеко под потолок, самые верхние из них были едва видны из-за низкого, но теплого освещения. Куда ни посмотри, каждая доступная поверхность стонала от нагромождения экспонатами диковинной коллекции директора. Тикали часы, таинственно светились кувшины с неизвестным содержимым, почему-то астматически хрипела миниатюрная модель солнечной системы, а на полке посапывала Распределяющая шляпа. Миска на столе была наполнена смесью "летучих шипучек" и круглых желтых конфет, которые Сириус не мог припомнить, чтобы видел в "Сладком королевстве". — Присаживайтесь, джентльмены, — велел Дамблдор. Он сидел за своим столом, а большой огненный феникс чистил перья на насесте за его левым плечом. Четверо Мародеров взглянули на единственный стул у гостевой стороны стола. В момент он растянулся и превратился в милую скамейку. Они подошли и сели. — Прошу прощения, профессор, — попытался начать Ремус, когда казалось, что Дамблдор будет бесконечно довольствоваться нервным квартетом поверх своих очков. — Как Дэйви? Дамблдор вздохнул, его глаза на мгновение закрылись. — Мистер Гаджен сейчас находится под присмотром мадам Помфри. Он получил несколько довольно серьезных травм, хотя должен быстро поправиться. — А глаз? — Сириус не мог не спросить. Это зрелище преследовало его весь остаток ночи. — Удивительно, до чего может довести волшебное исцеление, если проводит его умелый человек, — тон Дамблдора тон был тих и задумчив. — Глаза, однако… всегда вызывали затруднения. Никто на самом деле не знает, почему они так сопротивляются исцеляющей магии. Вот одна из причин, по которой мы с мистером Поттером, — он улыбнулся Джеймсу, — по-прежнему полагаемся на наши очки. Глаза — зеркало души, а ни одна душа не может быть исцелена с помощью магии. Мадам Помфри сделала все, что могла, но большая часть заживления должна произойти естественным путем. Вероятно, острота того глаза не восстановится до прежних значений. У Сириуса засосало под ложечкой, и подавил желание схватить Ремуса за руку. — Что я хотел бы предложить, — продолжил Дамблдор, — так это обсудить, что вы четверо там делали во время всей этой авантюры. — Мы ни при чем, — быстро протараторил Джеймс. — Как узнали, так сразу... — Побежали к ним, — уточнил Сириус. — Ага. Но только раз Лунатик увидел… — Джеймс замолчал, по-видимому, понимая, что если его дыра в повествовании станет еще шире, ему потребуется невероятно гигантская иголка, чтобы ее заштопать и выйти из воды сухим. — Я подозреваю, — сказал Дамблдор с призрачным блеском в глазах, — что все как-то связано с этим. Все четверо, немые от ужаса, наблюдали, как Дамблдор жестом фокусника вытащил очень знакомый кусок пергамента из одного из ящиков своего стола. Он развернул его, постучал по центру своей палочкой и четко произнес: — Торжественно клянусь, что не замышляю ничего хорошего. Чернильные линии зазмеились по странице. — Но… откуда…? Ремус выглядел так, будто его ударили по голове битой загонщика. — Откуда узнал пароль? — Дамблдор улыбнулся. — Мне его поведал мистер Поттер. — Нет, не ведал! — Джеймс обиженно всплеснул руками, когда остальные вопросительно повернулись к нему. — Вижу, вы лучитесь поддержкой. Сириус повернулся и посмотрел на Дамблдора, который уже оперся локтями о стол и сцепил пальцы. — На каком курсе вы ее создали? — спросил он. Когда никто из них не ответил, он скорбно вздохнул и провел пальцами по округлым чернилам гриффиндорской башни. — Судя по состоянию пергамента — который, как я заметил, вы довольно эффективно пропитали защитными чарами — я бы дал ему не меньше пары лет. Вы были детьми, баловались заклинаниями, силы которых не понимали. Здесь отпечатки ваших личностей, оберегают карту. Это означает, что она защищена только от людей, которым вы сами не доверяете. Как только ваши отпечатки установили, что это — я, они с готовностью раскрыли свои секреты. — Я… — заикнулся Джеймс, но выглядел не в силах продолжать. — То есть, я имею в виду, мы… — Существуют причины, по которым никто раньше не рисовал подобных карт, — перебил Дамблдор, и его тон приобрел очень деловой, профессорский оттенок. — Кто скажет мне, что они из себя представляют? — Конфиденциальность? — Питер колебался, он проронил слово впервые с тех пор, как они ступили на порог директорского кабинета. —Я имею в виду, мы ведь можем видеть, где люди. Чем они заняты. — Что ж, я, безусловно, рад слышать, что вы уделили этому вопросу некоторое внимание, — Дамблдор слегка удивился, — даже если вы его все равно полностью проигнорировали, но я не спрашивал, почему карты могут быть запрещены. Я спросил: почему никто не делал такие до вас. Я уверен, вы все знаете, что в мире есть многие вещи, гораздо менее нравственные, чем эта карта. И в наше время, и на протяжение всей истории человечества. — Ну, — попытался Ремус, — книги по картографии давно распродались. Джеймс нашел старую подержанную копию в старом букинистическом магазине. — Почему же нет новых изданий? — Потому что Министерство их не одобрило? – предложил Сириус. Это была официально доступная им версия. — Ну, они определенно не одобряли теорию подобных заклинаний, — криво усмехнулся Дамблдор, — но главная причина заключалась в том, что эти заклинания не работали. С минуту висела пустая тишина. — Что? — тихо сказал Ремус. — Автор считался чудаком. Его заклинания не работали, даже не прошли регистрацию. Все говорили ему, что это невозможно сделать, и в итоге бедняга потерял все, что у него было. Только когда я увидел вашу карту, то понял, что, возможно, у него была действительно рабочая теория. Но сработала она не в тот день. — Что ж, — протянул Сириус, но не придумал, как закончить предложение, потому что заклинания у них явно работали. —Ну, эм, нам пришлось внести несколько изменений. Пришлось немного подправить заклинания, чтобы они соответствовали нашим ожиданиям, но мы вообще не знали, что они — пустышки. В противном случае мы бы даже за это не брались. По какой-то причине это только усугубило недоверие Дамблдора. — Необычайно, — пробормотал он. — Необычайно, на что вы четверо способны. — Значит ли это, что мы можем забрать нашу карту?» — обнадежился Джеймс. — Конечно нет, мистер Поттер. — Но почему? — Во-первых, потому что мистер Филч честно конфисковал ее, пока вы четверо незаконно покинули свои постели. Он имеет право держать конфискат у себя, пока не сочтет нужным вернуть его вам. — Он никогда не сочтет нужным! — Я на это и рассчитываю, мистер Блэк.— Дамблдор сурово посмотрел на Сириуса. — Видите ли, причина номер два состоит в том, что попадание этой карты не в те руки может иметь невообразимо ужасные последствия. Вы можете представить, например, что произойдет, если Волдеморт завладеет ею? Если он разберет переплет заклинаний и создаст свою версию, охватывающую всю Британию? Если бы он знал, где находится каждый магглорожденный, аврор, наш шпион? Мерлин, но Сириус внезапно смог это представить и захлебнуться в невыразимом ужасе. То же самое постигло и остальных. — Однажды, — сказал Дамблдор, — в не столь отдаленном будущем вам четверым придется выбирать, какую позицию занять в этой войне. Я могу только всем сердцем надеяться, что вы окажетесь на стороне Света. — Конечно! — хором ответили они. Дамблдор призадумался, глядя на них четверых. — Я бы хотел, чтобы у всех нас была ваша решимость и уверенность. Но с возрастом приходят сомнения. Подумайте об этом в течение вашего седьмого года. Подумайте хорошенько. — Профессор? — Ремус нарушил почти невыносимую паузу, последовавшую за заявлением Дамблдора. — Да, мистер Люпин? — Мне… мне нужна карта. Мне нужно следить за другими детьми, которые могут пойти к иве. Все лицо Дамблдора, казалось, смягчилось, как печеное яблоко. — Вы действительно полагаете, что после того, что случилось с мистером Гаддженом, кто-то будет настолько глуп, чтобы продолжать играть со смертью? Ремус не выглядел убежденным. — Не ваша работа — защищать студентов, — мягко завершил Дамблдор. — Она наша, и мы потерпели в ней неудачу. Уверяю вас, мистер Люпин, что больше такого не повторится. Можете быть спокойны и, по возможности, сосредоточьтесь на тех оценках, которым вы позволили снизиться в последние пару месяцев. Ремус покраснел и опустил голову. — Теперь можете идти на свой первый урок, — добавил директор, и все четверо поплелись к классу Заклинаний, неуверенные, наказали ли их только что, или вознаградили.***
В ту ночь луна была еще ярче, чем накануне, приближаясь к своей полной форме. Полог Сириуса был полуоткрыт, и лунный свет струился через окно, молоком растекаясь по спине Ремуса, который спал, как морская звезда, поперек кровати, небрежно перекинув руку и ногу через Сириуса. Ремус обычно спал напряженно, но недели истощения снизили его бдительность. Он был без рубашки, впадины между лопатками и поясницей ловили лунные лужицы на бледной коже. Ремус предупредил Сириуса о последствиях загадывания желаний на лунных тенях. Сириус не снизошёл до них, и теперь в лазарете лежал мальчик с больным глазом, недавно вставленным обратно в глазницу, который заплатил цену. Совпадение, заверял себя Сириус. И даже если это не совпадение… ну, так не бывает. Ремус мог и не думать о Карте Мародеров и игре в тронь-гандонь, и это произошло бы ещё быстрее. В глубине души Сириус все же был Блэком достаточно, чтобы признать, что, даже предупрежденный о последствиях, он, вероятно, воспользуется этой магией снова. Потому что Ремус был всем. Всем. И если Сириус когда-нибудь потеряет его, вскоре он потеряет и себя. Это пугало. Он был гриффиндорцем достаточно, чтобы признать и это.