Яркий огонек на секунду вспыхнул, делая окружающую чернильную тьму еще более густой и непроглядной. Стоило ему погаснуть, как глаза постепенно приспособились, и за тлеющим кончиком сигареты проступили отвесные склоны ущелья. Они очень быстро терялись во мраке, угадываясь лишь ломаными контурами; от падения в пропасть отделял только тонкий деревянный парапет да скрипучие перила, на которые Том опирался локтями. Такие старые и хлипкие, ничтожные в сравнении с каменной громадой, однако это творение человеческих рук висело над пропастью уже не одну сотню лет, соединяя замок и прилегающую территорию. На обратном пути Томас обязан будет пройти по этому хрупкому мостику над бездной.
Том глубоко втянул в себя терпкий дым, а никотин, въедающийся в альвеолы легких, впервые за вечер вызвал приятную расслабленность и чуть отодвинул тревоги. Хотя бы временно. Выдохнул через нос, концентрируясь на горечи, которая ударила по мозгу практически ощутимо. Заполняя органы чувств, она делала все остальное мелким и незначительным.
— Если ходить по улице без верхней одежды в конце октября, то можно простыть,— внезапно донесшийся сзади голос заставил резко потерять дыхание. Том едва заметно махнул рукой, и только что прикуренная сигарета отлетела по воздуху, прячась за столбик ограждения. До следующего похода в Хогсмид купить их будет негде, а осталось не так много. — Ты нам теперь нужен максимально здоровый.
Том развернулся, натягивая на лицо вежливую улыбку. Длинная серебристая борода достаточно ярко сияла даже в ночной полутьме, чтобы не сомневаться в личности так незаметно подкравшегося к нему волшебника. Впрочем, тот вежливо зажег огонек на кончике палочки, заливая небольшой пятачок у самого края моста теплым светом. В голове на секунду мелькнуло сравнение со сценой, на которой стоял единственный актер, но Том произнес вслух совсем иное:
— Приятно слышать, что вы беспокоитесь о моем здоровье. Но я наложил согревающие чары. Да и вряд ли холод теперь самое опасное для меня, не так ли?
— Возможно. Кажешься довольно спокойным, хотя я уверен, что ты, в отличие от остальных, уже осознал всю серьезность выпавшего на вашу долю испытания.
— Вполне, — медленно кивнул Том, вглядываясь в изрезанное морщинами, будто черной сетью теней, лицо. Был ли в словах Дамблдора какой-то тайный смысл? Или же он по привычке говорил загадками и упирал на ту самую, навязанную человечеству мораль?
— Я хотел поговорить с тобой наедине, — признался Дамблдор и взглянул на свои карманные часы. — Если я что-то понимаю в интервью господина министра, то у нас есть еще одиннадцать минут, — тонко усмехнулся он. — Хватит на одну беседу.
Том замер, вцепившись рукой в перила. Почему он сказал это? Как Дамблдор может знать, что он здесь делает, как мог предугадать, что ждет Томаса? Пока мысли лихорадочно метались в голове, никак не помогая составить логическую цепочку и выбрать линию поведения, придумать ответ, директор сам разрушил вязкое молчание:
— Министр покинет Хогвартс этим путем, а после нашего разговора тебе, возможно, захочется задать ему пару вопросов. Не буду и дальше терять время на политес. Я хотел спросить у тебя кое-что, Том, что может показаться с первого взгляда безумным, но задумайся над этим дважды, прежде чем дать ответ. Помнишь ли ты, как провел свой первый месяц летних каникул?
Недоверчивый смешок вырвался помимо воли.
— Простите, — Том побарабанил пальцами по дереву перил, изобразив пристыженный за невежливую реакцию вид.
Он не помнил не только июль, но и все последние полгода. Впрочем, память — забавный предмет: каким-то чудом некоторые вещи, вроде знаний, вынесенных со школьных уроков, или навыков, улучшенных во время тренировок дуэльного клуба, остались при нем. То, что было никак не связано с людьми или событиями, отложилось в мышцы или тонкой сетью знаний впиталось в кору головного мозга, и масштабный Обливиэйт этого, к счастью, не затронул. Но вряд ли Дамблдор подразумевает именно это, скорее, опять что-то вынюхивает и пытается подловить.
— Ваш вопрос касается чего-то конкретного? — уточнил он. — Я не делал ничего сверхъестественного: выполнял домашнюю работу, гулял с Драко или Гермионой, играл в шахматы с Гарри, все как обычно.
— Даже помнишь, какой коктейль заказывал мистер Малфой в кафе Флориана Фортескью? — чему-то своему ухмыльнулся директор.
— В кафе-мороженом? Молочный, наверно, — пожал плечами Том.
— А Флориан рассказывал мне чудесную историю, как мистер Малфой выпил в его кафе по меньшей мере литр мохито, а потом ты очень настойчиво просил воспользоваться камином, чтобы отправить друга домой. Странно, что ты не запомнил такую действительно выдающуюся историю.
Кажется, разговор принимал совершенно иной оборот, чем поначалу казалось Тому. Он предполагал, что Дамблдор хочет поймать его на чем-то опасном или общественно-порицаемом. Однако сам не понял как, но угодил в совсем другую ловушку.
— Не та история, которой мне бы хотелось делиться с профессором, Драко все же мой друг, — быстро нашелся он, стараясь скрыть оплошность.
— Подозреваю, дело тут в другом, хотя твоя психика пытается сопротивляться и выдавать желаемое за действительное, — мягко возразил Дамблдор. — Твою память стерли.
Густое молчание липким сиропом склеило глотку. Том бы сейчас многое отдал, чтобы затянуться сигаретой, которая парила где-то в метре от него. Но, наверно, это будет против школьных правил. Мозг почему-то упорно не хотел подсказывать выход из ситуации, а отвлекался на какую-то бессмыслицу. Может, он повредился сильнее, чем Том предполагал? Или же он просто расслабился и оказался совершенно не готов ко стольким ударам подряд.
— Это такой тезис, который я по понятным причинам не могу ни подтвердить, ни опровергнуть с уверенностью, — отозвался наконец. — И как к вам пришла столь внезапная идея? — поинтересовался осторожно, чтобы выиграть время.
— Странности в твоем поведении и случайные оговорки, которые замечаю не только я, — уклончиво ответил Дамблдор. — Но на твоем месте я бы задался другим вопросом.
— Кто, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Том. Он не мог ни рьяно протестовать против догадки Дамблдора — это бы вызвало подозрения, ведь как можно быть уверенным, что память не стирали, если не способен об этом вспомнить? Ни, тем более, как-то подтверждать эту догадку по тем же причинам. Больше всего хотелось просто отмотать время назад и свалить куда-нибудь с этого моста до прихода всезнающего старика, но Том понимал, что такое желание было малодушным и лишь отодвигало неизбежное, но не решало проблему.
— Поскольку ты, определенно, теперь не вспомнишь некоторых деталей, то я попытался их восстановить за тебя, — тем временем рассуждал Дамблдор без особого выражения в голосе. А может, он так ловко скрывал сочувствие. — Ты всегда хотел знать, кто твои родители, как ты оказался в приюте. Я видел этот интерес в твоих глазах, я помню твои поиски в библиотеке еще тогда, пятьдесят лет назад…
«Поиски, которые должны были быть тайными, — мысленно поправил Том. — Но, очевидно, таковыми не остались».
— … и, похоже, тебе удалось докопаться до правды, найти ниточку, благодаря которой ты распутал этот клубок. И летом ты наконец смог каким-то образом встретиться со своими оставшимися родственниками. Судя по тому, к чему мы сейчас пришли, вряд ли встреча протекала гладко, и в итоге ты получил Обливиэйт. Я же прошел почти по твоим следам и сделал тот же вывод.
— Какой же?
— Что единственный оставшийся у тебя родственник — министр Томас Гонт.
Еще никогда мысль достать спрятанную сигарету и закурить прямо рядом с Дамблдором не казалась такой привлекательной. Твердое дерево под ногами стало каким-то зыбким. Глубокий вдох и глубокий выдох, что угодно, только вернуть ощущение реальности, которое ускользало, сыпалось, словно песок сквозь пальцы, сухой, но бесформенный и неудержимый.
И хотя сопротивление песчинок, казалось, остановило движение секундной стрелки, растянув момент до бесконечности, однако на деле та неумолимо щелкала прямо в голове. Вряд ли она успела за это время сдвинуться больше, чем на пять делений, а Том уже собрался и вернул себе голос.
— Неужели? И кем же он мне приходится?
— Было сложно отследить твою мать после того, как она оставила тебя в приюте, — теперь сочувствие в голосе звучало уже слишком явно. — Только много позже, годы спустя, я узнал, что она вернулась в Литтл-Хэнглтон. Судя по всему, несколько лет заняло у нее оправиться после ухода твоего отца и прийти в себя. А потом она предприняла другую попытку. Не знаю, сошлась она вновь с твоим отцом, Томасом Реддлом, или все гораздо хуже, чем можно предположить, однако она родила второго ребенка, и с ним все прошло удачней. Что, впрочем, удивительно, если я прав относительно его отца — хотя это бы многое объяснило. Но как бы то ни было, твоя мать, Меропа Гонт, родила и воспитала второго сына… Томаса Гонта.
— Вот так новости, — хриплый голос не пришлось даже изображать. В отличие от следующего своего шага, который он совершенно не представлял. Что бы он спросил, если бы действительно узнал, что его мать родила во второй раз, а его брат теперь министр? Что бы спросил обычный средний человек? — Почему… Почему она не вернулась за мной?
— Она была молода. Она была испугана. Скорей всего, хотела забыть проявление своей слабости как страшный сон. Такие неприглядные поступки мы совершаем, когда хотим казаться в собственных глазах лучшими людьми. Так заманчиво поверить, что это нормальный выход — просто забыть, будто того и вовсе не было, — Дамблдор удрученно покачал головой.
— Значит, Томас Гонт — мой брат? — протянул Том.
Это звучало абсурдно, когда он точно знал, кем тот являлся; однако теперь, стоило всем кирпичикам сложиться, и кажущееся безумным предположение выстроилось четко и ясно. Выжившая — на самом деле нет — после первых родов Меропа, официальная дата рождения Томаса Гонта на несколько лет позже Тома Реддла, что было придумано ради заметания следов, внешнее, но не слишком очевидное сходство измененных черт лица… Вот теперь мозг заработал на полную и пришел к удивительному выводу — раз Дамблдор смог докопаться до его связи с Гонтами, то это — единственный путь, которым можно скрыть истину. Отчаянный способ маскировки на виду — пусть лучше думает, что он — потерянный брат министра, чем знает, кому на самом деле пожимает руку, против кого борется. Ведь вскройся вся правда, и Дамблдор вряд ли побрезговал бы сейчас столкнуть его с хлипкого моста
ради общего блага.
— И по каким-то причинам он этому не обрадовался. Ты дружишь с Гарри, ты общаешься со многими
моими людьми, — продолжил директор. Он начал говорить чуть быстрее, будто чувствуя, что время поджимает. — Ты наверняка знаешь достаточно о нем через вторые и третьи руки, чтобы понимать, какими способами он удерживает свою власть. Возможно, он почувствовал угрозу от тебя. Возможно, подумал, что я решил использовать тебя, чтобы подобраться к нему поближе. Так или иначе, но он предпочел не налаживать с тобой взаимоотношения, а просто избавиться от раздражителя привычным ему способом. Хорошо, что лишь стерев память — эта встреча была для тебя достаточно опасна, но скорее всего, Томас не решился на какие-либо крайние меры, подозревая, что это будет слишком заметно. Я бы понадеялся, что ему помешала совесть, если бы она у него имелась.
— Хорошо для меня… наверно, — Том изобразил легкую обеспокоенность, приличествующую ситуации.
— Однако я рассказал тебе все это не просто так, мальчик мой, — Дамблдор придвинулся ближе, а пальцы его цепко сжались на плече Тома. — Я хочу предостеречь тебя, раз теперь ты чемпион и вынужден будешь контактировать с министром и его окружением. И одновременно это та возможность, которая не выпадала ранее. Это твой шанс воспользоваться такой удачной ситуацией и сблизиться с министром — он ничего тебе не сделает, когда ты под прицелом колдокамер. Это то, чего нам не хватало — он никогда не подпускал к себе тех людей, кто бы разделял наши идеалы, он мало с кем делится чем-то личным, а еще меньшему числу доверяет…
— Удачной ситуацией? — Том вздернул бровь и впервые поднял взгляд на блестящие в свете магического огонька глаза напротив. Стекла очков засвечивались белым, но все равно не могли отвлечь внимание. Если до этого Том опасался встречаться с Дамблдором взглядом, чтобы старый волшебник не прочел его мысли, то теперь, напротив, жадно пытался разобрать чужие, пускай не легилименцией, но хотя бы по выражению лица. Нехорошая догадка крутилась в голове. Он выпалил наугад, надеясь успеть увидеть неприкрытую реакцию: — Кто бросил мое имя в Кубок, профессор?
Дамблдор медленно выпрямился, скользя по нему изучающим взглядом. Как раз когда шум донесся со стороны каменного дворика, а луч света, разбивший темноту, ознаменовал открытие дверей. Чаши светильников вспыхивали оранжевым пламенем, отмечая быстрое приближение министерской делегации, а стук многочисленных каблуков по камню перехватил эстафетную палочку беседы. Директор развернулся к нарушившим их уединение.
— Мистер Гонт, — дружелюбно поприветствовал он. — Смотрю, сплошь в делах. Даже еще не познакомились с чемпионами? — легкий жест в сторону Тома.
— Нет нужды меня ждать, я найду Хогсмид, — министр небрежно махнул процессии. Рыжий секретарь единственный замялся на месте, словно собачка, что не желала покидать хозяина, но вскоре потрусил следом за Барти, который удалялся размашистым шагом.
— Мистер Реддл.
С уголков губ, саркастично вздернутых, можно было сцеживать яд. Том сжал протянутую ему ладонь, чувствуя абсолютную нереальность происходящего. Вроде бы за все то время, что находился рядом, он ни разу не касался Томаса — точней, самого себя — вот так, голой ладонью, кожа к коже. И сейчас пальцы буквально обожгло, а в груди разлилось какое-то мрачное удовольствие, волнующее и затягивающее в темные глубины собственной души, что с жадностью впитывала такое родное тепло. Том едва удержался, чтобы не выпустить на поверхность никаких эмоций и не разрушить гипсовую гладь безразличия.
На Томаса это прикосновение тоже произвело эффект, и если бы Том так хорошо не знал самого себя, то не заметил бы едва дрогнувшие губы, по которым нервно скользнул кончик языка, спасая от внезапной сухости, и тут же исчез.
— Я, пожалуй, отправлюсь греть старые кости — погода уже не летняя. Надеюсь, что и Тома вы не слишком задержите, — задумчиво выдал Дамблдор. Он сделал было шаг к замку, когда обернулся, что-то вспомнив будто случайно:
— Кстати, Том, курение на территории школы запрещено. И мистер Филч наверняка рад будет назначить наказание… если, конечно, когда-либо тебя поймает.
Директор удалился, напевая под нос веселую мелодию, которая походила, скорее, на мычание. Том призвал к себе сигарету из укрытия и грустно осмотрел, насколько она успела истлеть, прежде чем погасла на ветру. Табак вновь вспыхнул под его взглядом, и он сделал то, о чем мечтал уже давно — глубоко затянулся, до боли в легких и головокружения. Томас Гонт небрежным взмахом ладони установил звуконепроницаемый полог.
— Никогда не думал, что скажу подобное, но проницательность Дамблдора все упрощает, — пробормотал, доставая свою пачку. Выудил сигарету до боли привычным жестом. Пояснил на вопросительный взгляд Тома: — Не считал же ты, что он действительно ничего не заподозрит, никак не свяжет меня и тебя? Зато теперь, когда он уверен в своем ложном выводе, можно не опасаться, что внезапно откроет правду.
— Его разум зацепился за привычное, сделал очевидное заключение в данной ситуации, отбросив не укладывающиеся в него факты как случайные, — кивнул Том. — Ведь куда логичнее поверить в то, что он постоянно видит вокруг себя: скандалы в знатных чистокровных родах, брошенные дети и стирание памяти вместо приема с распростертыми объятиями. Мысль о том, что я во второй раз прыгнул на несколько десятков лет и стал тобой, гораздо менее правдоподобна.
— Когда во лжи есть доля правды, то в нее верят легко и охотно. А если вспомнить, как меня встретила когда-то семья отца, то доля истины тут велика, — пробормотал Томас и прислонился спиной к деревянному перекрытию, оперся локтями на парапет.
— Почему ты ничего не сказал про Турнир? — резко сменил тему Том. — Даже если не ты это организовал, то никак не препятствовал, что делает тебя соучастником.
— А с чего мне препятствовать? — Томас выдохнул дым вверх и проследил, как нагретое белое облачко поднялось к крыше и расползлось во мраке. — Это потрясающая возможность улучшить навыки, как боевые, так и коммуникативные, а с ними у тебя пока что провал. Ты не готов к тому, чтобы договариваться с людьми, строить карьеру и разбираться с соперниками чуть изящней, чем грубой силой.
— Ты врешь. В прошлый раз, на первой временной петле ты вернулся в сороковые еще в июле, и это ничуть не помешало тебе взобраться туда, где ты сейчас, по горе трупов.
— Как патетично, — скривился Томас. — Но ты прав, не буду отпираться, у твоего участия в соревновании есть другая, более глубокая цель. Боюсь, эта новая петля сложилась так, что без прохождения Турнира ты бы не смог вернуться назад.
— Прости? — Том на какое-то время завис и заметил, что сигарета догорела до фильтра, только когда поднес к губам. Поморщился и отправил ее вниз, в ущелье. — Не понимаю, как это связано.
— Ты же сейчас не можешь вернуться, — в него впился внимательный взгляд. — Поскольку…
— Поскольку мой маховик разряжен, а ты не делишься знанием, как его зарядить, — медленно отозвался Том, пока понимание неспешно проявлялось белыми штрихами на листе из мутной тьмы. — Но как это связано с Турниром?
— Какие основные способы заряжать артефакты ты знаешь?
— Личная энергия мага, — начал перечислять Том, загибая пальцы. — Но даже всей моей магии хватит максимум на то, чтобы прыгнуть на час назад. Использование веществ, заряженных волшебством, таких как песок с берега Леты, что был в маховике. Однако ты сам знаешь, сколь тяжело туда попасть и на какой непродолжительный срок открывается проход меж мирами. Если когда-нибудь мысль о том, чтобы остаться в царстве теней навсегда, перестанет меня пугать, то можно будет воспользоваться этим способом. Дальше… Жертвоприношение, конечно, но ты мне это уже предложил, а я отверг.
— Развей мысль про волшебные предметы и вещества, — подсказал Томас. — Из чего делаются палочки, которые практически вечны?
— Заряженные магией части тел волшебных животных, — отозвался Том, прищурившись. Он наконец нащупал мысль. — Есть даже ритуалы, позволяющие вытянуть энергию в виде чистой силы. А победить волшебное существо — одно из традиционных заданий Турнира, не так ли? Значит, ты хочешь, чтобы я зарядил маховик с помощью зверя, которого предоставят на соревнования. Умно. Однако ты министр и обладаешь широкими возможностями. Почему бы тебе просто не пригнать какое-нибудь подходящее существо, и дело с концом?
— Я не собираюсь давать тебе решение на блюдечке, — в этом пожатии плечами чувствовалось какое-то неуловимое презрение. — Хватит и того, что я похлопочу, чтобы на Турнире было нечто, обладающее сродством к чарам маховика. А потом с интересом посмотрю на эту легендарную битву — всегда хотел увидеть ее со стороны.
— Меня бесит эта предопределенность, — холодно ответил Том. — Что ты уже через что-то прошел, а теперь испытываешь истинное наслаждение, когда я барахтаюсь в непонимании и пытаюсь преодолеть то, что для тебя с высоты опыта кажется легким. Насмехаешься. И вообще, почему ты так мило общаешься с той же Марией, которая терпеть меня не может? — добавил сварливо и чуть ревниво. — Если я чего-то не знаю, то самое время сказать.
— Это бесспорное удовольствие, смотреть, как ты пытаешься узреть будущее раньше срока, — едко усмехнулся Томас. — Скажу лишь, что вас ждет насыщенный год, вас обоих. Не сомневаюсь, в итоге ты придешь к тому же, к чему и я. А то я в последнее время тебя не узнаю — ты всегда умел очаровывать людей, запугивать и заставлять подчиняться. Но сейчас же ты почему-то ведешь себя иначе, будто… отпустил контроль и погрузился во всю эту глупую возню из чувств, эмоций и межличностного взаимодействия. Я хочу видеть тебя прежним.
— А я тебя — нет, — буркнул Том себе под нос. — Но ты почему-то ни капли не меняешься.
***
Когда он вернулся в гостиную Слизерина, уже был отбой, но его встретили пьяные вопли и восторженные похлопывания по плечу. Том отобрал огневиски у какого-то пятикурсника, который слишком активно праздновал его чемпионство, столкнул с дивана шестикурсника, которого начало тошнить — иначе на этом месте сидеть бы потом не хотелось. Дафна Гринграсс скользнула по нему взглядом, и в том помимо интереса плескалось слишком много эмоций, чтобы их хотелось разбирать. А вот Астория схватила его за руку, вдохновленно поздравляя, но он быстро вывернулся из такого нежного капкана. Из его однокурсников лишь Блейз играл с девицами курсом младше в «правду или действие», Драко и Теодора в общей комнате видно не было.
Те обнаружились в спальне; подозрительно резко замолчали, когда Том вошел, а их головы повернулись в сторону открывшейся двери синхронно. Не заостряя внимания на их очевидном поведении, Том двинулся к кровати, на ходу распуская галстук. Скинул мантию, стянул свитер через голову. Ему не причиняло дискомфорта напряженное молчание, в отличие от его приятелей. Драко не выдержал и нарушил тишину первым:
— Поздравляю, — было видно, что слово далось ему с трудом, но он сохранял лицо. — Твоя победа была неожиданной и…
— … неожиданной, — тряхнул головой Тео, утверждая мысль.
— Поверьте, для меня тоже, — неопределенно отозвался Том.
— Ты говорил с отцом?
— Да. Если кто и радуется такому повороту событий, так это он.
— Это… он кинул твое имя в Кубок? — осторожно поинтересовался Нотт. На деланно удивленный взгляд Тома и вздернутую бровь пояснил: — Ты не собирался участвовать, да и сейчас не выглядишь довольным. Так что одно из двух — или ты искусно врал нам, или чемпионом тебя сделал кто-то другой.
— Брось, — недоверчиво фыркнул Драко, и Том понял, что они явно обсуждают это уже не по первому кругу. — Зачем мистеру Гонту так привлекать внимание к Тому? Он просто не говорил, поскольку опасался, что кто-то будет смеяться в случае, если Кубок не признает его самым достойным…
— Какое мне дело до того, что обо мне думают? — теперь Том удивился уже непритворно. — Важно, что держат свое ценное мнение при себе, поскольку знают, что будет, если откроют рот не вовремя.
Драко, который собирался было что-то сказать, захлопнул рот с практически ощутимым щелчком. Тео продолжал сверлить Тома внимательным взглядом, как бы намекая, что он не сдастся, пока не получит прямого ответа. Вздохнув обреченно — и почему всем сегодня так хочется с ним поговорить? — Том признал:
— Да, я не бросал свое имя в Кубок. Но распространяться о таком не следует — как раз к этому я не хочу привлекать внимание и вызывать излишние пересуды. Потому, если кто-то спросит, — да, я счастливый чемпион Хогвартса, который шел к своей цели так же давно и упорно, как и все остальные участники.
Под конец речи его мина уже была настолько кислой, будто он прожевал лимон, а не пару фраз, но для этого оказалось достаточно всего лишь одного — всплывшего перед мысленным взором лица Марии.
Поверили ему приятели или нет, он не разобрал, только закончил:
— А мы тем временем должны выяснить, кто же этот недоброжелатель. Сомневаюсь, что это Томас, слишком довольными выглядят многие вокруг, начиная от Дамблдора и заканчивая французом. Если он действительно таков, как описывает Флер — не удивлюсь, что устроить подставу мог и он, а теперь радостно ждет скандала, сталкивая нас с Марией лбами.
— Да, о ваших… отношениях знает уже вся школа, — хмыкнул Тео. — Хоть бы рассказал друзьям, какова чертовка в постели?
Том только привычно закатил глаза на очередные инсинуации и гордой поступью удалился в сторону душевой.
***
Гораздо более сложным и важным, чем переубедить приятелей-слизеринцев, Тому казался разговор с Гарри. Вот уж кто наверняка безмерно расстроился из-за того, что не стал чемпионом. Беспокойство почему-то сверлило затылок — неужели он волнуется? Том увидел сквозь двери Большого зала привычные растрепанные вихры, которые научился довольно быстро угадывать среди толпы, собравшейся на завтрак, когда споткнулся буквально на ровном месте у входа. Недоуменно перевел взгляд на ноги — шнурки одного ботинка развязались, каким-то непонятным образом зацепившись за другой и запутавшись в узел.
— Идите, догоню, — махнул он Малфою и Нотту, хмуро разглядывая это безобразие внизу.
Оставшись один в коридоре, присел и потянулся к шнуркам. В следующий миг палочка уже была в его руке, а невербальное Фините улетело за спину одновременно с поднятием щита, о который тут же разбилась золотая вспышка чужого Экспеллиармуса. Небрежным взмахом приведя шнурки в норму, Том неспешно выпрямился и развернулся. Встретился с голубыми глазами и искривленной усмешкой, оценил расслабленную позу: Доминик, с которого слетели дезиллюминационные чары, нисколько не казался раздосадованным. Напротив, прислонился плечом к стене, изображая вид максимально скучающий, что, впрочем, не вязалось с его взглядом — ехидным, оценивающим. Стряхнул невидимую соринку с голубой шелковой мантии, которая сегодня была отглажена чуть лучше, чем вчера.
— А ты хорош. Почувствовал мое присутствие.
— Ты слишком выдаешь себя напряженным вниманием, которое буквально ввинчивается в голову, — парировал Том. — Заклятие для связывания шнурков, серьезно? В Хогвартсе этим развлекаются разве что первокурсники.
— Хм, а жаль, — отлепившись от стены, француз подошел ближе. Том палочку не поднимал, но и не убирал, внимательно наблюдая за каждым движением. Плавным, скрывающим под маской медлительности какую-то хищность. — Это же так опасно, споткнуться на лестнице. Особенно столь пугающе высокой, как в 'огвартсе. Даже магия не поставит свернутую шею обратно. Сколько возможностей дает заклинание первокурсников, стоит лишь подумать.
— И от кого избавляться собрался? — хмыкнул Том. — От конкурентов?
— Ни в коем случае, — Доминик вскинул открытые ладони в деланно возмущенном жесте. — Исключительно честное соревнование, как и говорил мсье Дамбль-дорр. К тому же это будет слишком очевидно, а неподсудность в случае убийства распространяется только на время между стартовым и финальным свистком тура. Я прочитал новые правила.
Теперь Том видел под придурковатой улыбочкой плохо прикрытый цинизм. Но на подначку не повелся и лишь одарил Доминика вопросительным взглядом.
— Да, точно, о чем я хотел с тобой поговорить? — тот щелкнул пальцами в воздухе, будто вспоминая. Задумчивым жестом коснулся лба указательным. — Спасибо, что напомнил. А то, увидев звезду Хогвартса так близко, я начал сбиваться с мысли и путаться под этими сияющими лучами идеального мальчика… Я уже так о тебе наслышан, что едва сдерживаюсь, чтобы не попросить автограф…
— К делу, — перебил Том это фиглярство, которое начало уже раздражать.
Палочка в его руке дрогнула, когда Доминик, резко прервавшись на полуслове, широко повел своей, но их всего лишь накрыл звуконепроницаемый полог, наколдованный невербально и без особых усилий. И этот человек вчера изображал, что не может приманить к себе фрукты со стола.
— Три чемпиона, — тональность резко сменилась, а голос его собеседника стал вкрадчивым, каким-то слишком проникновенным. — А Кубок достанется лишь одному. Я тут прикинул статистику: получается, шанс один к трем, не так ли? Мне кажется, этого маловато. Как насчет того, чтобы увеличить его, например, до одного к двум?
— Что ты предлагаешь? — Том склонил голову набок, оценивая возбужденно блестящие глаза.
— Заговор, — почти по слогам прошептал Доминик и довольно улыбнулся. — Мы можем поднять свои шансы, избавившись от девчонки. Объединим силы, выкинем ее из соревнования, а потом разберемся между собой. По-мужски. Я вижу, что ты с ней в конфронтации, а враг моего врага — мой друг.
— Враг моего врага, — Том медленно прокатил фразу на языке. — Но я тебе такой же враг, как и она, ты не знаешь никого из нас. Почему ты решил объединиться именно со мной? И откуда мне знать, что ты не сделаешь ей тех же предложений?
— Чистокровная сучка мнит себя выше других. Считает, что ей все должны по праву рождения, что отец пропихнул ее в Турнир, купит и ее победу. Я слышал ваш разговор вчера — она думала, что ради нее ты поступишься своими амбициями, и как же жестко ты ее обманул, прямо как она того и заслуживает! Ты не жополиз и не собираешься прогибаться под чужие хотелки — вот что я понял о тебе. И именно такой союзник мне нужен, а не богатая капризная девчонка, которая смотрит на других как на мусор.
Его глаза горели лихорадочным огнем, а в голосе появилась неожиданная страсть, убежденность, выдающая, что сейчас он говорит истину. Она почти что захватывала. Захватила бы любого другого человека на месте Тома, но тот слишком часто уж слышал подобный проникновенный тембр. Из своих уст, из уст Томаса. Доминик ожидал его решения, а его грудь вздымалась быстро, пока он пытался успокоить дыхание.
— Фух! — произнес напоследок. — Не думал, что меня самого она так взбесит, а я ее лишь вспомнил, даже не общался лично. Так что скажешь?
Том скользнул по собеседнику оценивающим взглядом. Он явно силен, хотя тщательно это скрывает. Умен, или по крайней мере хитер. И абсолютно беспринципен. Такого человека стоило бы держать максимально близко к себе, и в других обстоятельствах Том бы с радостью взял его в свой круг. Да, он производил впечатление слегка неуправляемого, но и не таких ломали, вспомнить того же Абраксаса. Вот только сейчас его жажда мести совсем некстати — пускай француз этого не знал, но в действительности, как бы Мария ни выпендривалась, они с Томом были на одной стороне, связаны общими делами, узами почти семейными. Хотя он теперь, очевидно, не будет помогать ей выиграть, но и выбивать ее из соревнования он не планировал. И как Доминик себе это представлял? При наличии магического контракта с Кубком только смерть или тяжелые травмы освобождали участника от выполнения условий. На самом деле, скорее, Том бы предпочел избавиться сначала от француза, чтобы потом победно выхватить Кубок у Долоховой из-под носа.
— Это щедрое предложение с твоей стороны и весьма заманчивое, — наконец ответил он. — Но сомневаюсь, что из нашего сотрудничества получится что-то хорошее. Дело не в тебе, а во мне — я не привык работать в команде и всегда полагаюсь только на себя. И вряд ли это изменится.
— Решение окончательное? — каким-то неизвестным образом Доминик понял, что Том не рисуется и не набивает себе цену, и его вопрос прозвучал максимально серьезно.
— Мне жаль. Если бы я с кем и хотел объединиться, так это с тобой, — Том попытался аккуратно смягчить свой отказ. Губы Доминика чуть дрогнули, но он принял поражение достойно.
— Мне тоже. Что ж, тогда… Увидимся на Турнире.
