Возрождение счастливой республики

Весь оставшийся вечер, Арина провела в компании подруги, Никита ушел сразу после обеда, возникли срочные неотложные дела, и он вынуждено свалил, оставив квартиру на полное распоряжение семнадцатилетней дочки. Подростку только в радость полное одиночество. С уроками Арина расправилась быстро, к её большой радости задали на следующий день мало, все-таки имеются плюсы в контрольных, они автоматически освобождали от домашки, сокращая время, проведенное, за изучением, тонны ненужной информации. Уроки с пятого класса делала сама. Постоянная занятость папы, научила Арину самостоятельности, бывали единичные случаи, когда прямо на работе Никита решал с дочкой задачки по математики, чем только умилял отдыхающих Казантипа и сотрудников в том числе. Сидя на пляже, Никита заставлял Арину, читать, заданные на лето книги, он не большой любитель русской классической литературы. Читала прямо в слух, иногда просил её, выучить наизусть, после рассказать по памяти, прочитанный текст. Самым муторными для Арины всегда казались стихи. Сколько слез она пролила только от одного Есенина, процесс заучивания «Белой березы», Маршунок вспоминал до сегодняшнего дня, и при одном флешбеке в те дни по коже пробегал целый табун мурашек. Всего на всего им управляла, поставленная в сознании миссия, утереть бывшей жене нос, кто круче воспитает ребенка, тут президент лидировал, в детские годы буквально носил Арину на руках, практически ни в чем не отказывал, давал полнейшую свободу действий. Она обычно тусовалась не далеко от него. Находилась всегда по-близости, чтобы в случае чего мог, первым заметить, и в два счета устранить проблему. Чем становилась взрослее, на девичьи плечи ложилось больше обязанностей. Домашними делами теперь занималась Арина, мыла полы, готовили всегда по очереди, больше кухней занималась она, Никита до жути ненавидел, все связанное с готовкой, многочасовым стоянием у плиты, как он сам говорил, пока Аришка росла, успел за долгие годы, схватить аллергию на кулинарию любого рода, всячески старался, держаться от кухонных хлопот в стороне. Домашние обязанности между собой распределили очень грамотно, исходили из того, чтобы при выполнении, не возникало никаких вопросов, и надобности повесить свою работу на другого. Конечно отсутствие матери в доме создавало уйму неудобств. Девушки, которых Маршунок приводил в дом, на долго не задерживались, молодых девиц пугало наличие Арины, и брать на себя такую большую ответственность, не хотели. Последняя из дам вовсе оказалась аферисткой, имела виды на квартиру, благодаря прозорливости Арининого склада ума, смогли вовремя, спасти себя от бомжевания, где-нибудь на вокзале. Арина каждый раз чувствовала истиную натуру новых папиных девушек, можно сказать, видела тех насквозь, не хотела, чтобы отца водили за нос, как влюбленного дурака. Вначале её мало слушали, и только после расставания, Маршунок благодарил дочку, за проявленную ей бдительность. Что касалось личной жизни Аринки, тут дела обстояли куда сложнее, целый месяц вздыхала по лучшему другу, Жене Мильковскому, о чем парень даже не подозревал, а говорить о своих чувствах к нему напрямую, Арина до дрожи в коленях боялась. — Ты бы видела лицо Гуцула, когда Рассказов начал, домашку спрашивать! — заливалась смехом Соня, в попытках до рассказать веселый момент сегодняшнего дня в школе, — он глаза выпучит по привычке, лицо квадратное, как начнет, бессвязно бормотать. Арин, ты слушаешь меня? Хьюстон, прием! — А? Слушаю, слушаю. Извини. Задумалась не много, — шумно выдыхает Арина, она похлопала ресницами, по тихонько возвращаясь в реальность из мира фантазий. — Я заметила ты последнее время вечно в себе. О чем хоть размышляешь? Дай, угадаю, зовут твою главную мысль, Женечка Мильковский. Верно? — Дура блин! При чем тут Мильковский? И вообще я о нем никогда не думала. — Ты Зеленовой скажи, она может, и поверит в твои сказки. Мне врать бесполезно, — под выжидающий взор подружки, Соня нехотя соглашается, — ладно, ладно больше не прикалываюсь на эту тему. Расскажи о чем или о ком твои мысли, раз не о Мильковском. — У папы юбилей скоро. Я вот придумать, никак не могу, какой подарок ему подарить, — как на духу выдала Арина, от чего на душе стало в разы легче, не одной ей придется, в три часа ночи размышлять, что дарить самому близкому человеку, — вот, чтобы ты на моем месте подарила человеку, у которого есть буквально все? Имеются какие-нибудь предложения? Погрузившись на минуту в мысли, Сомусева задумчиво пожимает плечами — Хм, не знаю, я с такими людьми не разу не общалась. Не бывает ведь людей, у которых есть все, все на свете. — Я без понятия. Всю голову сломала, чем удивить папку, он сегодня потом заявляет: День рождение праздновать, не буду, ненамерен и точка, — Арина передразнила голос отца, раздраженно подкатив глаза, — на него совсем не похоже. Знаешь, я не могу, понять, с ним происходят какие-то подозрительно странные вещи. Он сам не свой ходит. — Думаешь, он влюбился? — Да ну тебя, Сомусева, скажешь фигню. Я заметила одну вещь. Папе не нравится в Москве, на него все давит здесь, чувствует себя лишним, даже с новым Казантипом ничего не клеится. — Блин на самом деле это стремно. В смысле ощущать себя изгоем и все такое, понимаешь? — ответом служит утвердительный кивок, — слушай, может дело не в Москве? — Это как? — спросила Арина, искренне недоумевая со слов подруги. — Возможно он просто скучает за местом, которое упустил, и не может, туда вернутся. Простыми словами - ностальгия. Тоска по родине. — Точно! Не просто же папа с такой ненавистью и одновременно с тоской, про Поповку говорит. Верно мыслишь, Сонька, мы должны, поехать туда. — В смысле? — теперь в ступор впала рыжеволосая, — хочешь по среди четверти, с голой жопой и без порток в Крым рвануть? — Ты меня не правильно поняла, Соня! Не совсем же я дурочка с переулочка. Мозги да голова на плечах есть, придумала я отменный план, до экзаменов времени вагон и маленькая тележка, верно? — получив в ответ кивок, Маршунок продолжила, — верно, значит, мы можем, недельки на две отлучиться из школы, возьмем ребят наших за компанию. — Подожди-ка. Я правильно сейчас думаю? Ты собралась без поддержки, без связей и бабок, дать Казантипу вторую жизнь? — А почему нет? Ты забыла чья я дочь? Я уверенна, у нас точно все получится, до дня рождения папы должны, успеть, по-быстрому там все восстановим, раскрутим пиар-компанию и вуаля, подарок к юбилею готов! — Мне бы твой оптимизм, — в голосе Сони проскользнула нотка сомнения, ей казалась идея Арины полным абсурдом, однако бросать лучшую подругу, в её планы не входило, хочешь, не хочешь, тут уж придется, соглашаться на самые безумные авантюры, — допустим мы раскрутим новый Казантип, ты придумала, как уладить вопрос с Борзой и другими учителями в том числе? — Черт верно. Над этим я пока не думала, ну с Рассказовым мы легко уладим дело, а вот на счет других пока не могу, ничего сказать. Не факт, что в нашу легенду поверят остальные. — Тебе есть, над чем подумать. Короче я по-любому принимаю участие в твоей безумной задумке, давай следующим образом, поступим. Я договариваюсь с нашими ребятами, ты решаешь вопросы с учителями. Идет? — рыжеволосая с улыбкой протягивает руку, на что Арина без раздумий, пожимает её, ухмыляясь. — По рукам, коллега. Ты представь только целых две недели без докучающих родственничков! — Арина засмеялась, представляя, грядущие сумасшедшие в хорошем смысле денечки, полные спокойствия и без выяснения отношений в коллективе, — ни какой тебе тети Любы, ни какой будь она не ладна, Наденьки. Тишина, покой! — Какой тебе покой? Сама сказала, нам работы до фига предстоит. — Моральный покой, никто мне плешь по утрам не станет, проедать. А работы нас ждет до фига, там на каждого хватит.