Forbidden Desire

Элли, будучи уверенной, что сегодня им предстоит только добавить финальные штрихи в песню, делает смелое предложение Дине. Конечно, брюнетка не отказывается от него. Кто бы упустил возможность не просто послушать артиста вживую, но и застать процесс создания песни? И, к огромному удивлению Уильямс, стоит только ее макушке засветиться на студии, к ней подлетает воодушевленный Том и буквально в лицо кричит: - Нам нужно полностью перезаписать твою партию! Я такое придумал! Элли остается только подчиниться. Появление нового зрителя на студии будоражит весь состав группы Oceans Ate Alaska. Они окидывают Дину голодными глазами, Джеймс даже находит наглости подмигнуть брюнетке, на что Уильямс про себя недовольно рычит. Но виду старается не подавать. Дина, тем временем, как и обещала всю дорогу, занимает место в тихом уголочке, откуда открывается хороший вид на комнату для звукозаписи, кладет на свои колени альбом с эскизами и глазами, полными обожания, выжидающе ждет, когда Элли наконец начнет петь. К слову, ждут этого все. - Смотри, поешь чуть выше, чем в первой версии, но настроение не меняй, - дает ей распоряжения звукорежиссер в микрофон. - Ээ.. ладно, - кивает шатенка, хотя абсолютно не понимает, чего от нее хотят. И эти карие глаза, которые смотрят на нее словно на икону, уж очень отвлекают. Элли впервые чувствует себя на этом месте такой скованной, такой чужой. Словно она вообще никогда не пела и знать не знает, как брать ноты, как управлять собственным дыханием и работой диафрагмы. Ей без труда удается брать высокие ноты на сцене перед тысячами людей, но всего один единственный зритель сковывает ее волнением настолько, что она не может выдохнуть и начать петь собственную песню. Ты сама себе создала усложненные условия работы, Элли. Теперь тебе нужно справиться с этим. В ее наушниках начинает играть фонограмма, она набирает в легкие побольше воздуха, и с ее губ слетают первые строчки песни. Все, что она видит в этот момент, это счастливое лицо Дины. Светится так, будто ее прямо здесь и сейчас признали женщиной года и выплатили целое состояние. - Эл, стоп. Шатенка отвлекается, когда музыка резко прерывается, и Том прокашливается, чтобы поправить то, что его на данный момент не устраивает. - Понимаешь, ты немного.. не улавливаешь сейчас настроение песни, - осторожно пытается он выразить свою мысль. - В каком смысле? - Может быть тебе нужно чуть больше времени, чтобы распеться? Просто, пока что.. И тут в дело вступает Джеймс, который самым наглым образом выхватывает у звукорежиссера микрофон и начинает истошно вопить прямиком в барабанные перепонки Уильямс: - Да это какая-то лажа полная! Ты эти строчки всегда с такой ненавистью и болью пела, а сейчас будто детский стишок на утреннике рассказываешь! Или ты может, - он оборачивается за спину и осматривает притаившуюся Дину, - стесняешься кого-то? - Ехидно улыбается Джеймс. - Вот сейчас я буду думать о тебе, пока пою, и мы проверим хватает ли мне этой ненависти! - Сквозь зубы шипит Уильямс. - Я люблю тебя, крошка! - Теперь тон Джеймса становится сладко обольстительным. Элли отвечает ему поднятым вверх средним пальцем. Петь песню о Дине в присутствии самой Дины звучит как сюр. Выглядит и ощущается также. Тем не менее, это ее работа. Поэтому, как только Элли слышит в наушниках музыку, закрывает глаза и пытается по максимуму абстрагироваться от того, что на нее смотрит Дина и еще 6 человек, ждущие лучшего результата.

I made another mistake, thought I could change Я совершила очередную ошибку, думала, что смогу измениться Thought I could make it out Думала, что у меня все выйдет Promises break, need to hear you say Обещания ломают, мне нужно услышать, как ты говоришь You're gonna keep it now Что теперь ты их сдержишь I miss the way you say my name Скучаю по тому, как ты произносишь мое имя The way you bend, the way you break Как ты прогибаешься и как ломаешься Your makeup running down your face По макияжу, стекающему по твоему лицу The way you touch, the way you taste По твоим прикосновениям, по твоему вкусу

- Вот это Элли Уильямс, которую мы знаем! Да! Моя девочка! - Джеймс готов петь дифирамбы, он громко хлопает и посылает шатенке воздушные поцелуи. - Я бы тебя прям сейчас расцеловал. - Иди в жопу, - шипит ему в микрофон Элли. - Знаю, ты меня тоже любишь, - манерно машет он рукой. - Еще дублик? Они записывают еще несколько дублей подряд. На седьмом по счету Элли уже еле дышит, будто только что пробежала целый кросс по стадиону. И наконец звукорежиссер счастливо оповещает ее о том, что они получили то, чего хотели. Шатенка выходит из звукозаписывающей комнаты и встает над Томом, глядя в монитор, где отдельные кусочки звуковых дорожек собираются в одну песню. - А теперь, магия! Том нажимает на "Play", и из колонок раздается голос Элли. Такой, каким сама Уильямс слышит его впервые - уж слишком сладко-ангельский тон, но поющий действительно с ненавистью. За это спасибо Джеймсу. - Я поднял громкость твоего голоса, а Джеймса, наоборот, сделал тише. Теперь на контрасте это звучит намного объемнее, - рассказывает Том, указывая пальцем в монитор компьютера. - Может вообще выкинем его из песни? - Саркастично предлагает Элли, прищурив глаза. - Хэй, обидно, - хмурится в ответ вокалист и поворачивается, нет, не к Элли, к Дине. - Она иногда такая бука. Совсем меня не ценит. А ты как считаешь, красотка? Я же тяну эту песню, да? Уильямс, даже не поворачиваясь в его сторону, молча отвешивает Джеймсу звонкий подзатыльник, да такой, что с парня слетает кепка. - Ай! - В экран смотри, - сквозь зубы буквально приказывает шатенка. Элли искренне надеется, что никто из присутствующих не замечает то, с какой злостью она сейчас впивается руками в спинку кресла, на котором сидит Том. Однако бас-гитарист Майк незаметно, чтобы не привлекать внимания, хлопает шатенку по плечу, как бы успокаивая и говоря: «Ну, дебил он, да. Но мы же все равно его вот таким любим». Она отвечает ему коротким кивком. Ее саму сейчас невероятно раздражает тот факт, что она испытывает эту тупую ревность. Во-первых, нет повода, во-вторых, это так глупо, они же.. она же больше не принадлежит ей. И Дина вправе принимать чужое внимание, комплименты, потому что, глядя на нее, сложно их не сделать. Так говорит разум, но не внутренние ощущения Уильямс - опираясь на них, она бы уже давно заехала Джеймсу в челюсть. Даже невзирая на то, что он ее друг. - Ну, что, ребятки. Могу вас поздравить. Песня готова! - Радостно сообщает Том, когда звук в колонках утихает. Парни начинают громко хлопать и поздравлять друг друга с проделанной работой. А ее ведь действительно было очень много. Элли тоже поддерживает всеобщую радость, но, когда Адам предлагает всем присутствующим отметить это событие в баре, тактично отказывается. Тем самым, не дает Дине возможности согласиться. Многоходовочка. - Ущипните меня. Элли Уильямс отказалась идти в бар? - Другие планы, - отмахивается она в ответ и подходит к Дине. Брюнетка, все это время хранившая молчание, с улыбкой поднимает на нее глаза и восхищенно произносит: - Элли, это было волшебно! - Тебе удалось что-нибудь нарисовать? - Интересуется Элли, присаживаясь рядом с девушкой. - Есть пару, как мне кажется, хороших идей. Но я тебе не покажу, - усмехается Дина, ловко пряча свой альбом, когда шатенка пытается разглядеть рисунки через ее спину. - Потом увидишь. Когда все будет готово. - Как скажешь, - Уильямс поднимает руки вверх, показывая, что не намерена уговаривать ее. - Давай я отвезу тебя домой? Дина молча соглашается кивком головы, и убирает свой альбом в сумку. Элли выхватывает ее из смуглых рук, как только брюнетка застегивает молнию. Вайнберг и вопроса не успевает задать. Она прощается с друзьями, со стороны явно ревностно наблюдает за тем, как парни прощаются с Диной. Джеймс, конечно же, обнимает ее за талию напоследок. Чертов альфа-самец. Они спускаются на парковку, где Уильямс по всем правилам этикета открывает для брюнетки дверь пассажирского сидения, сама же обходит автомобиль и садится за руль. Кожаное сидение Лексуса сейчас ей кажется самым удобным и комфортным местом в мире, поэтому она позволяет себе расслабиться и испускает шумный выдох, будто все это время не позволяла легким наполняться кислородом. - Все в порядке? - Вероятно, это напряжение, спущенное с поводка словно свора голодных диких собак, слишком очевидно наполняет салон автомобиля. Элли прикрывает глаза, и ее губы почему-то расплываются в уставшей улыбке, когда она хрипит «да». - Давай просто посидим тут пару минут? Ладно? Дина не отвечает, и любопытство Уильямс заставляет ее таки посмотреть на брюнетку рядом. И тот факт, что девушка занимает точно такую же расслабленную позу, полностью откинувшись на спинку сидения, и тоже закрывает глаза, становится ее точкой комфорта. Легко среди сотен людей найти того, с кем можно посмеяться, обсудить различные, пусть даже самые абсурдные темы. А вы пробовали хоть раз найти того, с кем комфортно молчать? Вот с Диной комфортно молчать. - Знаешь, если бы кто-то пару месяцев назад сказал мне, что я смогу вот так спокойно находиться рядом с тобой. Я бы ему врезала, - внезапно даже для самой себя говорит Уильямс и в упор смотрит на Дину, которая медленно открывает глаза. - Такие мысли казались мне издевательством, - поясняет шатенка. - Потому что по-настоящему спокойной и по-настоящему собой я бывала только с тобой. За все 25 лет. Она отворачивается к окну и не сдерживается от того, чтобы добавить колкое: - И, когда этого спокойствия резко не стало, захотелось полного раздрая. К хорошему слишком быстро привыкаешь. Дина теперь полностью выпрямляется и смотрит на шатенку, сведя темные брови к переносице. - Что это значит? - Как выяснилось, за 4 года можно многое успеть. К сожалению, - тихий голос Элли сливается с тишиной и растворяется в темноте за окном автомобиля. - Все время, что ты была рядом, пусть даже на расстоянии, мне казалось, что я обладаю чем-то невероятным. Будто обычным людям это совсем не знакомо, - она улыбается, пока говорит это, но не смотрит Дине в глаза. Исповедь не произносят вслух при зрительном контакте. - Ты то была со мной, то нет. И это ощущение полного отсутствия контроля над ситуацией меня просто разрывало изнутри. - Элли пальцами отбивает какой-то ей одной известный ритм, а потом шепотом, будто молитву, проговаривает строчки: - Ты как волны приходишь и уходишь, поглощая все на своем пути. Дина без труда узнает отрывок из песни, которую только что в студии крутили несколько раз подряд. - Эта песня… Она обо мне? - Почти все мои песни о тебе, Дина, - поворачиваясь, так легко и непринужденно поправляет ее Уильямс и сверлит своими зелёными глазами напряженное лицо напротив. Элли не понимает, зачем все это говорит, зачем впускает Дину в эти темные уголки своего подсознания, где - как бы Уильямс не было тяжело и местами даже унизительно признавать - она все еще сходит с ума по одной единственной девушке, где она готова падать перед ней на колени раз за разом, признаваться в любви, просить и умолять ее быть рядом. Конечно, она все еще любит Дину. Любит так, как нормальные люди не любят. Удивительно, как легко в одно мгновение удается признать то, что ты с истериками отрицала каждую прожитую минуту своей жизни на протяжении четырех лет. Элли не понимает, откуда в ней силы смотреть в карие глаза так настойчиво, испытующе. Будто бы она прямо здесь и сейчас нащупала внутри себя какие-то новые лимиты. И они все еще не исчерпаны, из них все еще можно что-то взять. Элли не осознает, что в этот момент этими словами она возрождает внутри себя ту девочку, в которой было больше человечности, больше эмоций, больше жизни. Она то была уверена, что эта версия Элли Уильямс давно погребена под толстым слоем боли и собственных ожиданий. Дина опускает глаза так виновато, словно шатенка сейчас признала её убийцей и взыграла на совести девушки. А Уильямс даже не смущается от того, что сейчас фактически напрямую сказала: «Да, я одержима тобой. Да, я пишу о тебе песни, вижу тебя во снах, скучаю по тому, как ты произносишь мое имя. Да, я на тебе повернута. Да, я тебя тихо люблю и громко ненавижу. Вот так я выражаю свои эмоции, вот так я становлюсь честной, вот такая я настоящая. И что ты с этим сделаешь?» - Элли, я… Не знаю, что сказать, - честно признается Дина. - Ты и не должна ничего говорить. Это просто факт, он не требует дальнейших дискуссий, - шатенка одним нажатием кнопки заводит двигатель машины, вместе с которым включается тихая музыка, и поворачивается к своей собеседнице с улыбкой, будто бы они сейчас обсуждали комедийный фильм или слушали по радио стендап. - Давай я отвезу тебя домой, уже поздно. Она не дожидается ответа, пристегивает ремень безопасности, молча просит Дину о том же, и плавно выезжает на шоссе. Ólafur Arnalds тихо поет из колонок автомобиля свою мрачную песню "So close", и в припеве Элли вполголоса ему подпевает. Дина всю дорогу молчит и смотрит в окно на то, как дождь оставляет на стекле кривые мокрые дорожки. Маршрут на экране навигатора показывает, что им осталось буквально пару минут, шатенка сбавляет скорость и мягко останавливается через дорогу от невысокого дома. Узкая проезжая часть с парковкой на обочине, застроенная однотипными домами, улица без наличия какой-либо инфраструктуры поблизости, да еще и сам район находится на окраине Сиэтла. Элли и сама не так давно проживала в подобных кварталах, делила одну тесную комнату еще с несколькими людьми. Это сейчас ей доступны все блага цивилизации, где одна комната равняется по площади примерно трём квартирам в этом жилом комплексе. Раньше все было иначе. Именно поэтому, зная эту внутреннюю начинку подобных мест, Уильямс скептически щурится, оглядывая здание. - Я бы спросила, откуда ты знаешь мой адрес, - спокойным тоном говорит Дина, скрестив руки на груди и по-прежнему глядя на улицу за окном, - но, полагаю, что оттуда же, откуда и адрес моего прежнего места работы. Элли в ответ задумчиво закусывает нижнюю губу и решает уточнить: - Тебя это напрягает? - Не то, чтобы я привыкла к слежке. - Ты ведь уже получила аванс. Этих денег более, чем достаточно для переезда. Заодно снимешь квартиру в районе получше, - Уильямс указывает пальцем на здание, перед которым стоит ее машина. - А мне можешь не говорить новый адрес. - Я не против того, чтобы ты знала мой адрес, - спешит отмахнуться Дина. - Меня напрягает не то, что ты многое знаешь обо мне. Меня напрягает, что я знаю о тебе ничтожно мало, - говорит, подчеркивая вторую часть предложения, и смотрит на Элли выжидающе, словно та прямо сейчас ей выложит всю подноготную. Однако язык Уильямс развязать не так-то просто. - Большего знать не стоит, поверь. Они смотрят друг на друга, и каждая в своей голове думает о том, как они вообще пришли к этой точке нелепого молчания и что им обеим теперь с этим делать. Элли хочет снова натянуть на лицо улыбку и сменить тему, но Дина ее опережает: - Ты никогда не сможешь снова мне доверять, да? Тяжелый уставший вздох Уильямс эхом звенит в машине. - Это не о доверии, Дина. Раздрай после потери спокойствия, помнишь? Это о нем. - Что это вообще значит? - Не выдерживает брюнетка и разводит руками. - Что сейчас я вроде как снова спокойна, - совершенно ровным голосом объясняет Элли, и ее губы расплываются в легкой улыбке. Дина сначала замирает, наверное, хочет сказать, что Уильямс совсем мозги пропила и несёт какую-то полнейшую ахинею, да и где вообще связь между прямыми вопросами Вайнберг и подобными уклончивыми ответами? А потом до нее доходит смысл сказанного, и она тоже начинает улыбаться. С ее лица спадает напряжение, глаза поблескивают в темноте некой надеждой. Элли спокойна, потому что Дина снова рядом. - Значит… ты рада, что мы снова… - она осекается и отводит взгляд, - общаемся? - Сейчас да. Но чем это обернётся потом я не знаю. Может быть исход станет еще более паршивым, чем в первый раз. - Но ведь теперь у нас нет никаких ограничений, - осторожно напоминает Дина. - Теперь ситуация именно под твоим контролем. Это все равно не внушает надежды? - Скорее еще больше пугает. Дина ёжится, будто бы от холода, но температура в машине сейчас настолько высока, что эта догадка моментально отлетает. Элли уже хочет сделать кондиционер теплее, но брюнетка вдруг снова поворачивается к ней и почти обреченно, словно к смерти приговоренная, говорит: - Я не хочу тебя снова потерять. Уильямс эта фраза застает врасплох. Она резко отворачивается, не в силах выдержать очередной зрительный контакт, который натягивает ее нервы как тетиву. - Хорошо, - все, что она может сейчас просипеть в ответ и опустить глаза на свои руки, которые бесконтрольно нервно сжимают руль. В воздухе повисает очередная пауза, которой вполне хватило бы на пару песен о неразделенной тяжелой любви, но плейлист Уильямс не так банален. Вместо этого там играет альбом группы "PVRIS", и солистка группы мелодичным голосом сообщает о том, что чувства на самом деле никогда не проходят полностью. - Мне нужно идти, уже поздно, - тихо сообщает Дина, словно боится прерывать этот момент, когда грани между ними постепенно стираются и становятся уже не такими отчетливыми. - Да, погоди, - Элли выходит из машины, подставляя лицо крупным каплям дождя, успевает изрядно промокнуть, пока идет к багажнику и достает оттуда зонт, а затем открывает дверь со стороны Дины и помогает ей осторожно выбраться под свое укрытие. Они перебегают дорогу, топая по лужам, пытаясь уберечь друг друга от вездесущих капель воды и наконец оказываются под крышей крыльца, где Уильямс стряхивает с себя воду и ерошит свои короткие волосы. Дина смеется над тем, как забавно торчат в стороны ее темные пряди, легким касанием поправляет их с обеих сторон и смахивает с ее щеки капли, которые медленно ползут вниз. Элли просто покорно позволяет ей это делать. В этот момент ей совсем не хочется строить барьеры. Она за последний час итак догола себя раздела перед этой девушкой, пара прикосновений уже не кажутся чем-то запрещенным. Но потом она чувствует прикосновение сухих мягких губ к своей мокрой щеке и слышит у самого уха: - Спасибо тебе за все. А потом Дина просто с улыбкой убегает в свой подъезд, оставив Элли наедине с ее мыслями и чувствами. Она стоит там без движения еще несколько минут, и ей кажется, что Дина все еще здесь, рядом, и по-прежнему касается ее своими теплыми пальцами. В машину она возвращается только тогда, когда понимает, что ее тело покрывается мурашками от холода. Гонит по шоссе на огромной скорости, пользуясь тем, что в позднее время дороги практически пусты. На всю громкость выкручивает музыку в колонках и поет в один голос с Линн Ганн "Death of me". Ей сейчас, в эту минуту, настолько хорошо и тепло внутри, словно в грудную клетку пересадили кусочек солнца, которого ей сильно не хватало. Почему именно сегодня ей было так легко снять с себя один из защитных слоев, впустить Дину туда, где самой Уильямс ютиться до жути тесно, остается для нее загадкой. Какой смысл копаться в сути вопроса, если сейчас ей просто хорошо? Хорошо по-настоящему. Так, как ей никогда не будет ни под алкоголем, ни под другими веществами. Это состояние нирваны, которое нереально достичь искусственным образом, невозможно получить химическими формулами. Оказывается, она все еще способна что-то чувствовать.