Сонный паралич

— С днем рождения! Точно! Сегодня же мой день рождения. И как я мог о нем забыть? Совсем забегался… Как только я разобрался со всеми насущными делами по помощи жителям Инадзумы и переступил порог своего скромного домика в карманном измерении, проходом в который служил заурядный на первый взгляд чайный сервиз, на меня обрушилась тонна конфетти из хлопушек. В комнате у входа, служившей мне гостиной, собрались все мои добрые друзья и просто хорошие знакомые, одетые в праздничные колпаки. Среди них центральную роль занимал Венти — он сразу же принялся петь поздравительную песенку, а остальные ему подпевали. Комната была украшена под стать празднику — под потолком подвешены бумажные фонарики и разноцветные флажки, а стол украшал огромный кремовый торт — Ноэлль постаралась. Я был немного обескуражен этим изобилием ярких красок и громких звуков, но приятно, что друзья постаралась устроить мне вечеринку с сюрпризом. Но сегодня день рождения не только у меня — Люмин родилась в тот же день, что и я. К превеликому сожалению, сестренка не сможет разделить со мной радость нашего особого дня. Как же я хотел, чтобы она была здесь сейчас со мной, была в центре внимания, принимала подарки от друзей, танцевала под задорные песни и наслаждалась вкусной едой. Сестра не приходила ко мне во снах уже как минимум несколько месяцев, от чего порою становилось невыносимо тоскливо. Уже начало казаться, что мы с ней окончательно потеряли связь. Но цель моего долгого путешествия остается неизменной. Кажется, что ответ на все интересующие меня вопросы уже где-то совсем близко. Некоторые друзья, видя мое подавленное в последнее время состояние, советовали обратиться за помощью к лекарю, специализирующемуся на проблемах душевного толка. Но как это вообще себе можно представить? Обычно терапевты помогают избавиться от галлюцинаций, а не вернуть их. Не исключено, что эту шумную вечеринку товарищи затеяли именно с целью меня немножко подбодрить. Что же, сюрприз удался. — Эй, Паймон, ну имей же совесть! Это для именинника, — Эмбер раздраженно обратилась к фее, которой не терпелось занырнуть с головой в белковый бисквит. Скаут одну руку поставила себе в бок в знак неудовольствия, а другой держала стаканчик с шипучим напитком из фиалковой дыни. — Ховофо, — виновато сказала Паймон с набитым тортом ртом, уже успевшая испачкать свою мордашку и ручки кремом. Ноэлль, заметив грязь, среагировала моментально и достала из-за пояса салфетку, бросившись оттирать чумазую феечку. Я вовсе не расстроился от того, что малышка съела первый кусок праздничного десерта. Даже радует, что она не додумалась слопать горящие свечи. Их было ровно двадцать штук. Совершеннолетие в Тейвате наступает с двадцати лет, что немного отличается от правил моего родного мира — там я уже давно считался полностью дееспособным. Но поскольку в чужой монастырь со своим уставом не ходят, буду праздновать свое совершеннолетие еще раз. — Ну же, задувай! — скомандовал Венти, подтолкнув меня к накрытому яствами столу. Что же, задача тривиальная. Набрав побольше воздуха в грудь, с первого раза задуваю все свечи разом под всеобщее ликование. Когда все формальности были соблюдены, Паймон могла себе позволить наконец приступить к фестивалю обжорства. А теперь — то, за что многие так любят дни рождения. Пришло время получать подарки. Ноэлль вручила мне комплект фарфоровой посуды, Эмбер — новую модель сверхлегкого скоростного планера, ну а Венти… можно было догадаться сразу. — Путешественник, ты бы знал, как я не хотел с этим расставаться, это же настоящее сокровище. Но для лучшего друга мне ничего не жалко! — чуть ли не со слезами на глазах Архонт протянул мне темную бутылку, перевязанную бантиком из красной ленточки. На этикетке ручной работы было аккуратно выведено кистью: «Цветочно-сахарочный виски, урожай 1XX9 года». — Хех, спасибо, — ответил я неловко, принимая подарок. Приятно, конечно, но что же мне с ним теперь делать? Пожалуй, поставлю на полку как сувенир. Когда все остальные присоединились к пиршеству, Паймон уже лежала на столе неподвижно, с набитым желудком, и была на грани сахарной комы от переизбытка сладкого в организме. Заботливая Ноэлль взяла девочку на руки и уложила ее в небольшую кроватку, специально предназначавшуюся для отдыха феи. Я уже говорил, что от этой мелюзги не отвяжешься? Поэтому мой дом — ее дом в том числе. Теперь и я смог попробовать торт. Точнее то, что от него осталось. На вкус очень даже недурно! И от салатика с курицей тоже не откажусь. Все блюда, представленные на столе, получились просто объедение — у горничной ордена настоящий кулинарный талант. Жаль, что моей личной горничной она может быть лишь раз в году — иначе навсегда мог бы забыть о готовке. — Ну, теперь, когда детки легли спать, пришло время развлекаться по-крупному, да, большой мальчик? — скаут игриво подтолкнула меня плечом и подмигнула в сторону бутылки с крепким алкоголем. — Эм, ну, я не знаю… — говорю с растерянным выражением лица, пока мои глаза бегают ко комнате, выдавая мою неуверенность. — Да брось ты, я все не мог дождаться возможности выпить с тобой на брудершафт, — к уговорам присоединился Венти. — Заодно узнаешь, насколько у меня богатый репертуар застольных песен! Чувствую, что просто так отвязаться от них не получится. Оглядываюсь на Ноэлль, стоящую у нас за спиной, а та лишь молча пожимает плечами в ответ, еле заметно улыбаясь. — Ладно, сдаюсь… — вздыхаю я. Ну не может же ничего настолько плохого произойти, если всего лишь чуточку выпить? — Ура! — радостно воскликнул бард и подпрыгнул на месте, а затем ловким движением рук открыл бутылку и разлил виски по стаканам. Видно, что у него имеется большой опыт в роли сомелье. — Твое здоровье, Путешественник! — произнесла первый тост Эмбер и осушила свой стакан парой глотков, а затем выдохнула и показала одобрительный жест большим пальцем вверх. — Ах, чудесный вкус! — Ну же, попробуй… — говорит Анемо Архонт, пока я смотрю на свое отражение на поверхности жидкости цвета жженого сахара. Эх, была не была! Пахнет напиток вроде не ужасно, а очень даже неплохо — его аромат напоминает луговые цветы и свежий весенний мед. Подношу стакан ко рту, и чувствую, как к ароматическому букету прибавляется запах спирта, так хорошо знакомый мне по многочисленным походам к лекарям. Ну, ничего страшного, к этому можно привыкнуть. Делаю первый небольшой глоток — во рту появляется тягучий горький привкус, похожий на целебный травяной отвар, но с особым послевкусием, слегка скребущим горло. Я морщусь и чувствую, как этот комок концентрированной горечи спускается вниз по пищеводу. И как вы только это пьете? А с другой стороны… Почему-то хочется еще. За первым глотком следует еще несколько, делаю небольшой перерыв, чтобы перевести дух, а затем выпиваю все до последней капли. — Как тебе, друг? — заинтересованно спрашивает Венти, уже готовый плеснуть мне в стакан добавки. — Необычные… ощущения… — отвечаю я, чувствуя, что спиртное быстро ударило мне в голову. Язык уже слегка заплетается, а движения становятся слишком резкими, словно я марионетка, которую дергают за веревочки. По общему впечатлению не ужасно, но и не сказал бы, что готов пить это каждый день. — Давай споем песенку, а затем еще по одной! — сказал бард и забрался на стул, чтобы стать повыше, а затем пустил в ход свой музыкальный инструмент. Остальные уже готовились ему подпевать. «Эх у нас, да на Мондштадте, рекою льются вина. Веселых песен звук несется, словно ветер по долине.» Когда слушаешь его пение находясь под градусом, оно кажется не таким уж и выносящим мозг, хе-хе. Да и жизнь как-то проще воспринимается. Все мои переживания кажутся чем-то настолько далеким и незначительным, что вообще непонятно, из-за чего я грустил. Пожалуй, все-таки не откажусь еще немножко выпить… Все, что происходило дальше, слилось в одно сплошное размытое пятно отрывочных воспоминаний. Пьяные песни, несуразные анекдоты, стыдные истории из жизни — дай бог теперь вспомнить хоть что-то. В итоге я просто отключился, тем самым ознаменовав конец вечеринки, посвященной моему дню рождения. Не знаю, сколько часов или даже дней прошло, прежде чем я очнулся, но первое похмелье мне запомнится надолго — голова раскалывается от боли, во рту настоящая пустыня, а тело словно сшито из тряпок, набитых ватой. — Держи, братишка, — раздается голос неподалеку, пока чья-то рука подает мне графин с водой. Без задних мыслей беру его и осушаю до дна. — Тебе нужно быть осторожнее с алкоголем, дорогой. Осознание приходит постепенно. Я приподнимаюсь, опираясь спиной о спинку кровати. Двоящееся изображение в глазах собирается в цельную картинку стоящей передо мной девушки. — Люмин! — воскликнул я, искренне, но приятно удивившись ее внезапному появлению в моей комнате. Если подумать, наши встречи всегда были неожиданными, словно подарок небес. Но в ее образе что-то сегодня было не так, как обычно. Под просторным белоснежным одеянием не сразу бросается в глаза ее выдающийся вперед живот. Сестренка была беременна, и от осознания этого факта мое сердце пропустило несколько ударов. — Давно не виделись, Итэр, — ласково сказала она, присаживаясь на кровать рядом со мной. — Извини, что давно тебя не навещала. Моя беременность проходит достаточно тяжело, поэтому мне часто бывает плохо… Но тебе не стоит из-за этого переживать, я очень-очень счастлива. — Прости, сестренка, это моя вина… — сказал я, опустив голову и обхватив свои колени, пряча в них свое лицо, понимая, что все это случилось из-за моей собственной беспечности. Самый худший кошмар будто стал явью, и это полностью моя заслуга. Слишком наивно было думать, что нарушение всех возможных запретов и небезопасная интимная близость будут вечно сходить нам с рук. Как мне теперь смотреть на Люмин? Она говорит, что счастлива, но правда ли это? Мне кажется, что сестра вскоре начнет меня проклинать за то, что я испортил ей жизнь. Но она, словно прочитав мои тяжелые мысли, поспешила меня в этом переубедить, подобравшись ко мне поближе и заключив меня в свои нежные объятия. — Не переживай, брат, у нас все будет хорошо. Да, может быть нелегко, но прогнозы дают благоприятные, — говорит Люмин, поглаживая мои скомканные и превратившиеся в солому от долгого лежания на подушке волосы. Сестренка становится еще ближе, я чувствую ее умиротворенное дыхание, а затем она чмокает меня в макушку. Я слегка поворачиваю лицо к девушке, и меня сразу же встречает ее мягкий поцелуй. Прикосновение теплых губ помогло очистить мою душу от всяких сомнений. Вспоминаю, что поклялся быть с ней вместе навсегда. И это обещание я не нарушу. Ни за что и никогда. Люмин берет мою руку и прикладывает ладонью к своему животику. — У меня внутри бьется еще одно маленькое сердечко. Разве это не прекрасно? — взволнованно произносит сестра. Ее янтарные глаза сверкают, несмотря на синие круги под веками, появившиеся из-за долгих бессонных ночей, проведенных в борьбе с собственным организмом. — Это просто замечательно, — говорю я, осторожно поглаживая ее брюшко, стараясь сильно на него не давить. — Я люблю тебя, Люмин. — Люблю тебя всем сердцем, Итэр, — отвечает она, расплываясь в блаженной улыбке. Когда счастлива она, счастлив и я. Несмотря ни на что, эта девушка остается для меня самым дорогим человеком, настоящим смыслом моей жизни. Последствия шумной гулянки все еще дают о себе знать — хочется ополоснуться под душем, чтобы смыть с себя затхлый запах пота, перемешанного с парами спирта и еще невесть знает чем. — Прости, Люмин, мне нужно отойти помыться… — говорю я, перекатываясь к краешку кровати, и вставая на слегка отекшие ноги. Борюсь с силой притяжения, но не падаю. — Пойдем вместе, братец! — предлагает мне сестра, которая не хотела покидать меня ни на минуту. Я ее прекрасно понимаю, ведь могу уже не застать близняшку, когда вернусь обратно в комнату, поэтому без раздумий согласно киваю ей в ответ. Люмин встает рядом, берет меня за руку, помогая мне удерживать равновесие, и мы вместе неторопливо идем к ванной комнате. Невольно метнув взгляд в направлении гостиной, замечаю там идеальную чистоту и порядок. Видимо, Ноэлль постаралась и все убрала после празднества, ведь она была единственной трезвенницей в тот вечер, не считая Паймон, которая мирно дремала у себя в кроватке как тогда, так и сейчас. Золотая горничная! Ванная комната в моем пристанище была весьма просторной, выполненной в типичном для Инадзумы стиле: стены и полы обшиты деревянными панелями, а на солнечной стороне было большое, почти до самого потолка, окно из плотной белой бумаги, заменявшей стекло, позволяющее проникать внутрь дневному свету, но защищающее от посторонних взглядов. В центре комнаты, на небольшом углублении, была обложенная обтесанным камнем ванна, имитирующая знаменитые горные горячие источники, а в уголке, за шелковой расписной ширмой, располагалось пространство для принятия душа. Именно туда мы с сестренкой и направились. Прежде, чем включать воду, нужно сначала избавиться от одежды. Сестра помогла мне расстегнуть пуговицы на рубашке, а сама сбросила и откинула в сторону свое платье, и мы оголились друг перед другом, оставшись в одном нижнем белье. Не упускаю ни единой возможности, чтобы полюбоваться нагим телом Люмин. Ареола вокруг ее сосков слегка увеличилась, а сама грудь набухла, словно спелый лимон. Однако, все это не делало ее менее прекрасной, и даже округлый живот не портил ее образ идеальной красавицы. Смотрю, но трогать не смею. Я не знаю, как сестренка отреагирует на мои прикосновения, пребывая в таком состоянии, поэтому меня от Люмин отделяет расстояние буквально одного шага. Она тянется к своим трусикам, сотканным из паутинок белых кружев, и опускает их вниз, а затем отбрасывает белье туда, где его не подмочит вода. Трусики зацепились за ширму и повисли на ней, но там им точно ничего не угрожает. То же самое проделываю и со своим исподним. Люмин выглядела очень неуверенной в себе — она опустила взгляд вниз, слегка согнула ноги в коленках и сложила руки за спиной. Ее щеки алого цвета выдавали в девушке крайнюю степень стыда. — Итэр, я ужасно выгляжу сейчас, — сказала она полушепотом. — Мне очень неловко, когда ты так пристально на меня смотришь. — Нет, не говори так! — отвечаю я твердо и четко, ибо безоговорочно уверен в своих словах. — Ты безупречна, и для меня смотреть на тебя — всегда одно удовольствие. — Правда?.. — переспрашивает она, глядя на меня исподлобья. Я когда-то слышал, что беременность влияет не только на тело, но и на душевное состояние. Поэтому девушка в положении требует к себе особого внимания и поддержки. И все это я всегда рад дать своей самой дорогой и единственной. Преодолеваю разделяющий нас шаг и прижимаю сестру к себе, целую ее в лобик и отвечаю одним простым словом: — Правда. Сестренка вжимается личиком в мою грудь, и я чувствую ее прерывистые вздохи, а затем — влагу слез, стекающих по ее щекам. Люмин плакала, но не от горести или печали, а от совершенно противоположных эмоций. Тем не менее, я успокаивающе поглаживаю ее по спинке. — Я все еще не поздравил тебя с прошедшим днем рождения, — сказал я, чтобы немного отвлечь и порадовать Люмин. — И у меня даже есть для тебя подарок. Я помню, как ты любишь кофе, но здесь на Тейвате это большая редкость. Тем не менее, я достал для тебя зерна высшего сорта. Надеюсь, тебе понравится. Когда мы встретимся в реальности, я тебе обязательно его передам. — Спасибо огромное, дорогой брат! — она посмотрела на меня снизу вверх. — И я тебя поздравляю, только у меня для тебя нет подарка… — Ты и так мой самый лучший подарок. Уголки глаз моей сестры-близняшки все еще поблескивали от слезинок, которые я аккуратно вытер мизинцем, и поцеловал ее немного опухшие от усталости и пролитых слез веки. Потянувшись к вентилю, регулирующему подачу воды, поворачиваю его, включая душ. На нас сверху, из ряда стройных отверстий в бамбуковой трубе, полились струи теплой воды, подогретой солнцем до приятной телу температуры. Мы с Люмин зажмурились, позволяя потоку жидкости намочить наши волосы, смыть с наших тел пот и грязь. В раздумьях под душем мысли всегда приходили в стройный порядок, принося облегчение. Снимаю с настенного крючка полотенце, которое используется для обтирания мыльной пеной, слегка смачиваю его водой и наношу на него мыло. С ягодным ароматом, как любит сестренка. Его запах всегда напоминает о ней, даже когда ее нет рядом. Люмин смотрит на меня покорно и понимающе, позволяя мне о ней позаботиться, что для меня только лишь в радость. Начинаю с плеч, без лишнего давления натираю ее кожу, оставляя на ней дорожку из ароматных мыльных пузырьков. Люмин протягивает руки вперед, и я следую за ними — от предплечий до тонких пальчиков, не упуская ни сантиметра кожи, становящейся мягкой и упругой благодаря мылу. Затем перехожу к подмышкам, обвожу талию и оказываюсь у живота. В голове еще не укладывается, что за несколькими слоями живой плоти растет новая жизнь, плод нашей с сестрой запретной любви. Я встаю на колени и касаюсь губами пупочной ямки Люмин. Страх перед неизвестностью будущего постепенно превращается в смирение и надежду. Мы обязаны быть ответственны за свой выбор и пройти этот нелегкий путь вдвоем. Девушка, должно быть, поняла это уже давно, но не могла не радоваться тому, что принятие и осознание пришло и ко мне. Пока Люмин треплет мои мокрые волосы, я продолжаю ее омывать, проведя полотенцем путь от ягодиц до самых ступней. Осталось лишь одно нетронутое местечко на ее теле, требующее к себе особенного внимания. Желание было велико, как и неуверенность. Будет ли сестре приятно чувствовать мои прикосновения там, пока она ждет ребенка? И она быстро дала мне свой ответ на этот безмолвный вопрос. — Итэр, ты можешь делать все, что пожелаешь, — сказала сестренка, касаясь моего подбородка, делая так, чтобы я посмотрел на нее. Ее взгляд был полон решимости. И вожделения. Эту искру в ее глазах я узнаю всегда и безошибочно. Сегодня потребуется крайняя осторожность — чтобы не навредить ни Люмин, ни ребенку. В голове уже рождаются пьянящие фантазии и желание попробовать кое-что неиспытанное нами ранее. Но сначала нужно закончить начатое, и грубоватая ткань полотенца для этой цели не подойдет. Я намекающим движением провожу пальцем по бедру близняшки, и в ответ она ставит свои стройные ножки порознь, открывая мне свои сакральные места. Кончик моего языка проходится по лепесткам ее прекрасного цветка, а область вокруг клитора покрывается мелкими поцелуями. Я внимательно слежу за реакцией Люмин, и был готов в любой момент остановиться, но нужды в этом не было: ее ответ на мои действия был таким же сладким, как и сама сестренка. Она стояла на полусогнутых ногах, опираясь спиной о вертикальную поверхность, а каждый мой поцелуй отзывался ее мелкой дрожью и шумным дыханием. Язык движется дальше, аккуратно напирает и проскальзывает внутрь, где влажно было не только от воды из душа и моей слюны. Я очерчиваю у нее внутри сложные, замысловатые фигуры, словно мой язык был кистью, а она — моим холстом. Девушка отвечает на это громким возгласом, а ее мышцы крепко сжимаются — нет сомнений, она испытала оргазм. Довольный тем, что у меня получилось довести сестренку до блаженного состояния одним лишь языком, я отстраняюсь от нее и любуюсь ее очаровательным удовлетворенным личиком. На ее теле осталось лишь одно нетронутое мною местечко. Мы никогда не доходили до того, чтобы делать нечто подобное. Но желание испробовать это сильнее здравого смысла. — Люмин, повернись ко мне спиной, пожалуйста, — прошу я, чувствуя пульсацию у себя в ушах от волнения перед ее непредсказуемой реакцией. — Хорошо. Сестра повинуется моей просьбе, и разворачивается, выставляя попку и упирая согнутые в локтях руки в стену. Испытывая гремучую смесь волнения и возбуждения, трясущимися руками касаюсь ее ягодиц, развожу половинки в стороны, открывая взор на прелестную маленькую дырочку. Догадавшись о том, что именно я хочу сделать, Люмин напряглась и обернулась. — Не надо, брат, это нечистое место… — говорит она дрожащим голосом. — Не говори так, в тебе нет подобных мест, — отвечаю я, вставая на ноги и умиротворяюще целуя Люмин за ушком. — Расслабься, я не сделаю тебе больно. — Угу… Сестренка безгранично мне доверяет, и я не собираюсь предавать ее доверие. Слышу, как девушка делает глубокий вдох, и на выдохе ее тело становится мягким и податливым. Никакой другой смазки, кроме естественной, у нас нет (возможно, здесь бы не помешала слаймовая слизь), поэтому придется обходиться тем, что есть — я смачиваю и подогреваю указательный палец у себя во рту, и подношу его ко входу в ее попку. Она вновь инстинктивно сжалась, но я не стремлюсь делать резких движений, совсем наоборот — аккуратно надавливаю кончиком указательного пальца на узкое колечко, не погружаясь в него слишком глубоко. Люмин крепко жмурится, познавая новые для себя сенсации, а мое сердце звонко бьется от волнения. — Тебе неприятно? — спрашиваю на всякий случай. Не хочется, чтобы она терпела то, что ей не нравится, даже если это ради того, чтобы удовлетворить мое развратное любопытство. — Я не знаю, Итэр… — отвечает она, сглатывая подошедший к горлу комок. — Это очень необычно. Но ты можешь продолжить, если хочешь. Получив знак одобрения, становлюсь немного смелее и делаю плавное движение вперед, глубже проникая в очень горячее нутро, которое словно пыталось бороться с незваным гостем, спазматически сжимаясь. В ответ на это сестренка вздрагивает, и у нее вырывается короткий стон. Сложно описать силу своего возбуждения в тот момент, но я попробую — достаточно было лишь одного небольшого прикосновения к моему ноющему от недостатка внимания члену, чтобы получить невероятной силы разрядку. Но Люмин была слишком погружена в себя, не решаясь даже пошевелиться, а я уверен, что на второй раз меня не хватит, поэтому сдерживаюсь и думаю лишь о том, как сделать приятно ей. Моя правая рука тянется к груди девушки, сжимая ее, массируя область вокруг сосочков. Должно быть, в последнее время ее грудь была особенно чувствительной, потому что близняшка отреагировала на это громким возгласом. Я мог бы еще долго играть с ее милой попкой, но страстное желание все сильнее поглощало мой разум, ибо терпеть больше нет сил. — Спасибо, Люмин, ты великолепна, — говорю я ей, убрав свою руку от запретного места и обмыв ее под душем. В благодарность я дарю ей нежный поцелуй, на который девушка отвечает. Кажется, она была разгорячена не меньше меня этим небольшим экспериментом, и не пожелает на этом остановиться. — Я же ничего толком для тебя не сделала, — сказала Люмин, как только я прервал наш поцелуй, отдалившись от ее личика. — Сегодня ты так стараешься, братик. Я тоже хочу попробовать кое-что новое с тобой. Она смогла меня заинтересовать, и даже спрашивать не хочется, что же она придумала, чтобы сохранить толику интриги. Поэтому я улыбаюсь сестренке и передаю ей инициативу. Любимая опускается вниз, и выжимает себе на ключицы остатки мыльной пены из размокшего полотенца. Игриво на меня поглядывая, сестра направляет мой половой орган в ложбинку меж своими грудями. Благодаря мылу скольжение выходит плавным и приятным. Люмин не торопится, подыскивая подходящий темп и угол, поддерживает грудь руками, оказывая давление получившимся узким пространством. И получалось у нее слишком даже хорошо — сдерживаться уже невозможно. Я беру близняшку за плечи и делаю несколько резких движений бедрами, доводя себя до пика. — Люблю… тебя! Мой голос срывается до рыка, зубы крепко стиснуты, а мыльная пена смешивается с характерной белой жидкостью, чье обильное выделение сопровождает мой оргазм. Я так старательно мыл свою дорогую сестренку, но в итоге только сильнее испачкал ее шею, плечи и груди. — Надеюсь, тебе понравилось, дорогой брат, — говорит Люмин, которой не составило труда отмыться, пока я отдыхаю, присев на перевернутое деревянное ведерко. — Не представляешь, насколько сильно. Долгая разлука с тобой для меня просто невыносима. Но еще чуть-чуть, и мы вновь встретимся. Не во сне, а наяву. Я не перестану в это верить, — отвечаю ей отрывочно, чувствуя горечь от того, что ей вскоре вновь придется меня покинуть. — Обязательно встретимся! — спешит успокоить меня сестренка, обняв меня со спины и положив подбородок мне на плечо. Ее мокрые волосы щекочут мой затылок. Она так близко, но одновременно и так далеко. Мы используем максимум предоставленного нам времени, чтобы уделить его друг другу. Не утруждаясь одеваться и вытираться насухо после душа, я беру Люмин на руки и несу обратно в свою комнату. Она словно моя маленькая принцесса, которая требует соответствующего обращения. Укладываю любимую на кровать, и сам ложусь рядом. Мы переплетаем свои тела и просто наслаждаемся приятным обществом, нашептывая друг другу всякие милые приятности на ушко, обсуждая незначительные глупости, строя планы на будущее. Как же хочется, чтобы это длилось вечность, но не всегда наши желания согласуются с реальностью. Я сам не замечаю, как мой разум отключается. Присутствие сестры казалось таким реальным, но было ничем иным, как делирием сознания, измененного действием алкоголя. С другой стороны, все находящееся в Чайнике безмятежности можно было тоже назвать иллюзией. Возможно, это объясняло то, что образ сестры был со мной так долго. Осознал я это когда очнулся, разбуженный пинком маленькой ножки в свой бок. — Хватит дрыхнуть, Путешественник! — это была Паймон. Ну конечно, кто же еще. — Я сейчас помру с голоду. И в смерти невинной малышки будешь повинен лишь ты. — Ага, встаю-встаю… Я протираю заспанные глаза и нахожу себя лежащим в развороченной постели. Ну, хотя бы одеялом прикрыт и не пугаю ранимую девчонку своей наготой. Люмин рядом нет, от чего я разочарованно вздыхаю. — Лети на кухню и разогрей сковороду — приготовлю тебе яичницу, — говорю, лишь бы поскорее ее от избавиться от надоедливой обжоры и выиграть хотя бы несколько минут, чтобы привести себя в порядок. — Ура, яичница! Это было даже слишком просто, тем же и лучше. Ноги несут меня к платяному шкафу, из которого я достаю комплект чистой домашней одежды, и спешно его накидываю. Уже готовлюсь покинуть комнату, но нечто лежащее на прикроватной тумбочке привлекло мое внимание. Это был листочек белой бумаги, аккуратно сложенный треугольником. Кто-то оставил открытку ко дню моего рождения? Мило! Что же, посмотрим… «Любимому от любимой. Ты проснешься совсем скоро.» Этот почерк я узнаю всегда. Записку оставила Люмин. Я стою в оцепенении, поскольку возникало больше вопросов, чем ответов. Но задать их решительно некому. Прежде, чем я успеваю окончательно уйти в себя в поисках ответов, мои размышления прерывает тонкий голосок, раздающийся из кухни. — Ты где там застрял? Идешь? — Иду. Совсем скоро…