***
В конце весны утро наступает слишком рано — рассвет блещет около трёх, а в четыре солнце полноправно вступает в силу, медленно, но верно перекрывая своим светом огрызок луны. В этот раз Антон не собирается выискивать им обоим завтрак, даже при том, что собственные скромные запасы кончились. Можно было бы подумать, что он просто держал в уме близость к городу, однако, на самом деле, провёл всю ночь, безбожно вглядываясь в черты спящего Арсения. Это уже походит на одержимость — когда впадаешь в транс, просто любуясь кем-то, забывая, что этот самый человек допускал твою смерть и так сам не рассказал о возможной опасности застрять ведьмаку одному в руинах без возможности выбраться. Однако он всё ещё смотрит на чародея, как на самое прекрасное, что он видел в своей жизни. Во время обычных разговоров и бесед Арс выглядит просто восхитительно, но в те моменты у Антона мозг хотя бы работает нормально, он ведёт себя как обычно, просто тихо радуясь про себя, что ведьмак ему не противен, и готов даже в какой-то мере довериться. Но, как только тот замирает, лишь дыхание и сердцебиение оставляя единственным признаками жизни, Антон впервые понять не может, что с ним происходит. Впитывает в себя образ даже во сне гордого Арсения, с которого только картины писать. Хотя ни одна форма искусства не передала бы его настоящего. Днём ранее ведьмак был уверен, что, если чародей создал себе подобную личину, то в этом нет ничего особенного, не редкость такое. Однако… никто раньше одним лишь своим видом его не гипнотизировал, заставляя полностью забыться. В голове возникает пустота, и только сердце с каждым толчком натыкается на ножик, вырисовывающий на его стенке образ мужчины. Это какая-то нездоровая влюблённость, возникшая спонтанно. Казалось бы, у чародея характер не сахар. Тот скрытный, по поводу и без, а обычно Антон выбирал людей открытых, как он сам. С такими общаться легче, проблемы не вскроются гниющей раной в самый неприятный момент, из-за таких не начнёшь испытывать ненависть, что бьёт по тебе самому. Но Арсения прощать легко. Тот смотрит своими глазами-кинжалами, да только выглядит как собака побитая, готовая отпор дать. Шастуну ведь одной искры хватает, чтобы зажечь в себе эмоцию. Будь то радость, печаль или гнев. Даже кольца зачарованные и транквилизаторы от подобного до конца не помогают. И вот, казалось бы, повод был идеальный для ненависти или разочарования, но нет. Чародей в нём зажигает только костры радости и восхищения, трещащие звонким смехом, пылающие яркими улыбками. Не должно быть так. Вот когда Позов о Кате своей рассказывает при каждой встрече, то там и описания сердца трепещущего, и готовности на край света пойти, а в животе не просто какие-то бабочки — грифоны в брачный период рассекают. Тот на пса радостного похож, бегающего вокруг чародейки, словно в мире нет ничего иного на свете, и оглядываться по сторонам он в жизни не собирается. Говорит о том, что любит её всю, от кончиков волос до пальцев на ногах, от острого ума до милых улыбок и хихикающего смеха. Хотя Антон ведь тоже обожает, но совсем иначе, и названия иного, кроме как «нездоровая влюблённость», он придумать не может. Потому, как только на выходе из леса, где открывается чудесный вид на Храмовый остров на той стороне, ведьмак решает, что правильным решением будет кое-куда наведаться, тем более, его впервые за многие месяцы занесло в Новиград. — Ну наконец-то, — выдыхает Арсений при виде высящихся вдали башен и рыжих черепичных крыш. Теперь их путь лежит вдоль прибрежной полосы, что нисколечко не радует путников: идти по песку куда сложнее, нежели по обычной земле. Однако, выбирая между тем, чтобы отойти обратно в лес и двигаться прямо по мокрому песку, угрожая своим башмакам промокнуть, что, правда, относится только к Антону, они выбирают второе. Уж больно за последние дни приелись взгляду вездесущие деревья. Теперь можно полюбоваться видом крупнейшего города Севера. Далеко вдали можно разглядеть рыбацкие лодочки, зависшие посреди моря. Ветер совсем лёгкий, нагоняет робкие волны на песчаный берег. Те окрашивают его в серый, но предстающая перед ними картина не перестаёт быть привлекательной: окруженный с одной стороны морем, другой рвом, Новиград предстаёт во всей своей красе. Незнающие люди даже не представляют, сколько грязи ютится за стенами, скрывается под черепичными крышами. Его по праву можно назвать величайшим городом Севера, с самым большим числом населения, с выдающейся архитектурой и кипящей жизнью. С ним сравнится разве что Вызима, да и только. Что же до далёкого Юга… Антон за свою жизнь не заезжал дальше границ Туссента и лично не видел прославленный Назаир. Каждое прибытие в Новиград кажется особенным. Тут тысячи людей, среди которых ведьмак выделяется порой не так сильно. Наблюдать здешнюю суету крайне увлекательно. Столько событий чужих жизней происходит вокруг, что остается лишь поражаться, находясь зачастую в стороне. Однако, каким бы восхитительным ни был город, Антон никогда не чувствовал себя в нём комфортно. Людские жизни сплетаются в единый клубок, путаются, словно старые рыбацкие сети, а он привык быть одиноким жгутом. Он ни с чем не путается, а если подобный казус и случается, то разъединить их легко. Антон всю жизнь в лесах провёл, и, какой бы устойчивой и порой уютной ни была каменная кладка, осесть он в ней никогда не сможет. Шастун по натуре ведьмак, бродяга, которому зачастую ночлег найти сложно. У него нет ни дома, ни банального якоря, его родина Север, и жизни, помимо Пути, он не представляет и не желает. Пришлось потрудиться, чтобы преодолеть оставшийся путь за пару часов. Холмы и леса сильно стопорили непривыкшего к пешим путешествиям Арсения, но труды были вознаграждены. Перед ними наконец предстаёт пыльная, утоптанная подошвами тысяч людей дорога, а в паре сотен метров виднеется мост через ров, ведущий прямо к острову. — Оксенфуртские ворота, — выдыхает Арсений, завидев проход в город, по бокам от которого стоят стражи. Кажется, в чародее открывается второе дыхание. Тот, даже не оглядываясь по сторонам, спешит быстрее попасть в цивилизацию. Слишком давно он не был за высокими стенами городов, где скрываются все нужные ему для комфортной жизни предметы обихода. Даже со своими длинными ногами Антону приходится сильно прибавить шагу, чтобы не отставать. Стражи лишь косо смотрят, когда парочка проходит ворота. И не такие здесь бывали. Сразу же, как только они переступают границу, становится ясно, что они прибыли в Новиград. В Обрезках царит оживлённый хаос. Резкие выкрики торгашей на самом входе — лишь малая часть кипящей в нём жизни. Не сказать, что народа здесь бродит много, однако тишину невозможно найти ни в одном переулке, хотя в них тем более её в помине не будет — мелкие бандитские шайки оккупировали, кажется, каждую подворотню. — Эй, Арс! — одёргивает Антон мужчину, вновь накинувшего на голову свой раздражающий капюшон. Тот не останавливается, но шаг замедляет, дабы выслушать спутника. — Я понимаю, ты в Обрезках останавливаться не собираешься. Так что давай, что ли, договоримся завтра встретиться, как раз успеем расправиться каждый со своими делами. Как тебе идея? Слова ведьмака заставляют того остановиться и посмотреть с удивлением, словно бы Антон просто не может его сейчас кинуть, несмотря на то, что миссия глобально выполнена, только награду забрать осталось. — Да ладно, остановимся в Зимородке, — словно нет ничего более очевидного, выдаёт мужчина. Где-то рядом за поворотом домика с побитой каменной кладкой кричат дети, играя в салочки, а может быть, в бывалых воинов. Весёлые детские визги разобрать сложно. В конце улочки стоит дама, явно лёгкого поведения, предлагая свои услуги прохожим. Во дворах напротив через соседские окна продёрнута бечёвка, с которой замученная жизнью девушка, выглядящая старше своего возраста, тяжко собирает чистое бельё. И посреди всего этого двое людей встали на полушаге, что в итоге смущает обоих, заставляя отойти поближе к чьему-то дому. — Для меня он слишком дорогой, — объясняет Шастун. — Я бы лучше снял комнату где-то здесь, а не на самой Площади Иерарха. — Если проблема в деньгах, то ничего страшного. Считай моей благодарностью, что проводил до самого города, — старается уговорить его чародей. «Ну не бросать же мне было тебя в лесу, тем более, когда нам по пути. Кроме того, как бы я иначе получил свои пятьсот крон?» — вздыхает про себя парень. — Я не хочу сидеть у тебя на шее, Арс, понимаешь? Ты должен мне остаток вознаграждения, и его будет более чем достаточно, ты и так потратил на меня слишком много. Даже с учётом отмывания своей совести. Понимаешь? Глобально чародей понимает, что несёт какой-то бред, и держать ведьмака рядом дальше нет никакого смысла. Тем более они ещё встретятся, хотя бы чтобы передать остаток суммы. — Хорошо, я тебя понял, — потирая переносицу, отзывается Арс. — Скажи хотя бы, где остановиться собираешься? — Наверное в «Нигде», — недолго думая, отвечает Антон, вводя чародея в лёгкий ступор. Судя по округлённым глазам и вздёрнутым в удивлении бровям, тот явно подумал, что ведьмак крышей поехал и с неимоверным упорством предлагаемому комфорту одного из постоялых дворов Новиграда предпочёл бомжевать. — Спокойствие, Арсений!— посмеивается парень, опираясь о холодный камень стены. — «Нигде» — это корчма, здесь, в Обрезках. Так что не волнуйся, я на улице не останусь. — Велика разница, — фыркает тот, показывая своё отношение к заведениям, в матрасах которых наверняка можно встретить клопов. — Вашему Графскому высочеству подобные места, конечно, не придутся по вкусу, но нам, простым смертным, более чем достаточно тёплого спального места, какой-нибудь бурды на обед и возможности отмыться от грязи в бадье, — ехидничает парень, что отражается настоящей гримасой на лице, однако в ней нет ни грамма отрицательных эмоций. — «Простым смертным» назвал себя ведьмак, — в ответ поддевает Арсений. — Простота она в душе, Арсений. Вот с Вами сложно всё, — наигранно вздыхает парень, хотя в его шутке большая доля правды. — Ты мне лучше скажи, когда встретимся? Как бы ни хотелось увидеться быстрее, всему нужно время, и дел у самого чародея достаточно. — Завтра часам к восьми вечера, в Зимородке. Пойдёт? — предлагает мужчина, по его мнению, довольно удобный вариант, когда заняться людям обычно становиться нечем, кроме как закрыть свои лавки и отправиться отдыхать. — Да, без проблем, — кивает Антон, уже предполагая, чем займётся в отведённый промежуток. — Тогда до завтра? — напоследок спрашивает ведьмак, в ответ получая утвердительную улыбку.***
Антону не привыкать в качестве помывочных средств обходиться малым: тазом, в который в лучшем случае своими огромными стопами встанешь, и ведром горячей воды. Это уже что-то, с чем можно работать в попытках привести себя в порядок, чем он занимается практически весь вечер после скромного ужина. Нет, конечно, с учётом относительно недавних водных процедур в Верхних Шикшулях парень явно не в худшей своей форме. Тут даже можно пошутить про падение в воду во время битвы. Мол, с купаниями даже переборщил, однако на завтра у него планы, которым нужно соответствовать. Не обязательно пахнуть как цветущее поле, но вонять потом, призрачным прахом и грязью точно нельзя. Стоит утром спросонья провести рукой по лицу, как колючая щетина даёт о себе знать. Её бы сбрить, да удобного для того бритвенно-острого кинжала с собой больше нет. Отдал Арсению, а возвращать желания нет. Он был при ведьмаке десятилетиями, им убивали и людей, и монстров. Как ни странно, со своим ростом Шастун прекрасно управлялся безымянным коротким оружием, рассекая им плоть, словно бы это его родные когти. Пока все ведьмаки орудовали железным и серебряным мечом, он предпочёл два совершенно разных в использовании. Наверное, потому что небольшой клинок, раньше всегда привычно бившийся о бедро, с годами стал частичкой самого Антона. Той, которая ему опостылела. Можно представить, как на острие собираются все негативные эмоции, от пылающего гнева до ноющей боли, но от них никуда не денешься, все они на самом деле внутри. Когда ведьмак передавал клинок, там, до захода в подземелья, он ничего не подразумевал, лишь беспокоился о безопасности мага. Но стоило во время посиделок в руинах заметить торчащую за шиворотом рукоять, как в голове дёрнулась ниточка, ведущая к сердцу. Там, в потёмках, от увиденного становилось тепло. Хочется, чтобы этот кусочек души остался с Арсением, и, если тот правда понадобится чародею, однажды защитит в бою или пригодится как-либо ещё, Антон будет рад. Ведьмак выходит из таверны, без оружия и даже брони, что ощущается непривычно, в старательно выстиранной вчера вечером рубахе, так и не высохшей до конца за ночь, от чего он предпринял несколько тщетных попыток подсушить её игни, однако чуть её не спалил. На него опускается суета города вместе со всеми характерными звуками и запахами. Солнце давно взошло, но в десять утра на улицах жизнь лишь расцветает. Направляясь в сторону Серебряного Города, он встречает множество торговцев и лавок ремесленников, напоминающих о всех тех делах, что нужно будет сделать, как только обещанные кроны окажутся у него. Во-первых, было бы неплохо выкупить у Дорохова заложенную полгода назад колоду королевств Севера, если тот её ещё никому не сбагрил подороже. С этого низушка ещё станется. Кроме того, следовало бы заменить железное оружие, раз кинжал он решил безвозвратно оставить при Арсении. Все вместе суммы просто огромные. Колода — три сотни, а меч… если обождать и добраться до Вызимы, то можно сторговаться с Макаром, заключив более или менее выгодную им обоим сделку. Однако на подобное путешествие потребуется немало времени. Голова от забот идёт кругом, когда по пути встречается небольшая деревянная вывеска с изображением ножниц. Сперва хочется пройти мимо, проигнорировав. В конце концов, себя легко можно убедить, что щетина делает более мужественным, скрывая мальчишечьи черты и придавая суровости. Однако в голове щёлкает напоминание. «Я ведь сегодня вечером встречаюсь с Арсом». Тут и исчезают иные пути, кроме как в крохотную лавочку цирюльника. При чародее намёки на поросль на лице воспринимаются не как часть образа, а как обычная неухоженность и безалаберность. Потому, обнаружив сухонького мужчину возраста выше среднего, в скором времени грозящего стать бледным старичком, Антон просит сбрить всё, отказываясь от любых предложений бородок и усов. Кроме того, решает подравнять волосы, оставив, однако, вьющуюся чёлку. Есть всё же у некоторых ведьмаков желание выглядеть стильно. Дима свою бритую под ноль причёску позаимствовал у Стаса. Мол, так удобнее, ничего не мешается, и в бою никто не сможет в случае чего схватить за волосы. Антон же с просто коротким ёжиком на голове сразу становится Тошей — от своего вида тошно. Потому они с Серёгой на пару когда-то подвергались подколам от Позова. У одного краснолюдский хвостик, а у другого — милейшие кудряшки. Чуть меньше часа — и жилистые руки цирюльника подставляют к Антону старенькое, треснувшее в правом верхнем углу зеркало. В нём отражается посвежевший ведьмак с аккуратными на вид волосами, вовсе не смахивающими на воронье гнездо, как оно иногда бывает. Мужчина, несмотря на слегка подрагивающие руки, дело своё явно знает и с бритвой умеет обращаться виртуозно, раз на лице не осталось ни единой царапины. А ведь парень предполагал, что такое может случиться. Мужчине приходится оставить десятку крон, что является ценой вполне приемлемой. Тот от ведьмака не шугался и вёл себя как ни в чём ни бывало. Ещё один плюс большого города — люди перестают удивляться диковинкам, когда те сами к ним нередко наведываются. В городе живут эльфы, низушки, краснолюды, в каких-то банках наверняка трудятся скрупулёзные гномы, а в доках стоят корабли, на которых порой прибывают жители Скеллиге, со стороны кажущиеся Реданцам настоящими дикарями, хотя, на самом деле, проблема заключается в разном менталитете и контингенте, на этих самых суднах моря рассекающих. В Новиграде все плавятся в одном котле, хотя и не всегда мирно сосуществуют. В Серебряном городе, недалеко от новиградских бань, можно найти ничем не примечательное здание. Оно похоже на все остальные жилые дома, не считая того, что на первом этаже нет ни лавок, ни ремесленных мастерских. Совсем небольшое, но если вы являетесь его единоличным собственником, а не одним из арендаторов, то вам можно завидовать. Именно к такому дому шёл Антон, полагаясь на воспоминания о прошлом его посещении около полугода назад. Как раз тогда, когда заложил колоду для гвинта. Тут всего два этажа, на оконных ставнях снизу идёт витиеватая решётка, хранящая дом от воров и возможных личностей недовольных его жильцами, хорошая дубовая дверь, без особых прикрас, но определённо добротно сделанная. Даже с кольцом-молоточком, за который, встряхнувшись, словно бы набираясь уверенности, берётся Шастун и стучит два раза. С улицы звук кажется приглушенным, однако по ту сторону отдаётся хорошо различимым глухим гулом, на который спешит отозваться пара стучащих по паркету ног. В скором времени дверь тихонько открывается, и перед ним предстаёт женщина преклонных лет с серыми, как у мыши, волосами, уложенными в аккуратную причёску, подобранную ободом на голове. Поверх её аккуратного чёрного платья надет чистый строгий фартук, свидетельствующий о работе в доме. — Антон? — отзывается неудивлённая внезапным появлением на пороге ведьмака женщина. — Вы, как всегда, без предупреждения, — та, как всегда, недовольна подобному появлению ведьмака, но с годами попривыкла. — И тебе доброе утро, Мэвра, — вздыхает Антон, стоя на пороге. — Сама знаешь, что планирование не про меня. Так Ира дома? — Да, госпожа Ирина сейчас свободна. Вас проводить? — предлагает служанка, нехотя уступая дорогу. — В этом нет смысла, — откликается Шастун, переступая порог знакомого дома. На первом этаже вотчина Мэвры — сосредоточение всего домашнего хозяйства, которым годами занимается служанка. Нынче на её лице невооруженным глазом видны глубокие резкие морщины. Кожу медленно, но верно начали покрывать пигментные пятна. Прямое доказательство быстроты течения времени для обычных людей. В первый раз, множество лет назад, он познакомился с ней, когда та была лишь девочкой-сироткой, покорно служившей своей госпоже. Потому Антону порой больно иметь дело с людьми, смерти он воспринимает слишком близко к сердцу. Лестница наверх практически перед самым входом, потому, без лишних раздумий, Шастун решает подняться. Ступени иногда скрипят тоненькими еле различимыми голосами, пока ноги сами несут его наверх, откуда доносится густой, резкий аромат дорогих благовоний, забивающий нос. Для обывателей он покажется до одури пьянящим и дурманящим, Антон же своим чутким ведьмачьим обонянием чует за ним неприятный запах серы, от которого владелице никуда не деться, сколько духов и масел не используй. Только кончились ступеньки, как перед глазами предстаёт обширная комната. В углу ютится роскошный туалетный столик, заставленный баночками со всевозможными средствами, в которых мужчины редко когда смыслят, широкие окна покрыты бархатными шторами винного цвета, придающими помещению подходящую атмосферу, тут и большая кровать с нависающим над ней тюлем, и вазы со срезанными цветами, напоминающими о том, что, наверное, стоило бы принести в подарок хотя бы букетик, а не наведываться с голыми руками. Посыл «лучший твой подарочек это я» Антон не одобряет, ибо он больше на наказание смахивает. Однако та, к кому ведьмак решил наведаться, сейчас вальяжно лежит на кушетке, покуривая женскую трубку. Из её рта змеями вылетают клубы дыма, смешивающиеся с витающими в воздухе благовониями, создавая завесу. Из одежды на ней лишь тонкая прозрачная туника, даже не пытающаяся скрыть чуть вздёрнутую грудь с аккуратными сосками. От неё идёт чудная вязь бордового цвета, струящаяся до пупка. — Как удачно, что сегодня все клиенты будут ждать меня в Пассифлоре, — поворачивает девушка в сторону вошедшего свою увенчанную закруглёнными бараньими рогами голову. Глаза у неё томно светятся из-под густых ресниц. Та явно не собирается вставать, приветствуя гостя, лишь перекидывает друг на друга свои длинные, покрытые светло-коричневым мехом ноги, оканчивающиеся копытцами. — Иначе, думаю, Мэвра бы меня не впустила, — подходит ближе Антон. — С твоим слухом, не думаю, что тебе захотелось бы ждать внизу. Будешь? — та вальяжно протягивает ведьмаку свою курительную трубку. В отличие от фисштеха, табак ведьмаку импонирует, и он без раздумий затягивает лёгкий горький дым, предложенный суккубом. Кроме того, хозяйка решает подняться с кушетки. Движения её плавны и изящны, когда та поднимает стоящий на крохотном столике графин и наполняет бокалы вином. — Какими судьбами в Новиграде? — спрашивает девушка, принимая обратно свою трубку и в обмен предлагая гостю напиток. Антон не большой ценитель вина, однако по мускатному аромату можно предположить, что то относится вовсе не к реданским винокурням. Вероятнее всего, оно прямиком из Цидариса. Очень похоже на обычные предпочтения Иры. — Нужно было проводить заказчика, — им обоим не нужна ни полная история, ни долгие прелюдии. Оба знают, чем займутся, как только бокалы опустеют. — Знакомы больше сорока лет, а тебе всё ещё не надоело бегать по свету, — вздыхает та, отправляясь в сторону кровати, куда за ней следует ведьмак, одним глотком допивший алеющую жидкость. — Какой есть, — пожал Антон плечами, забирая у Иры бокал с недопитым вином и отставляя его обратно на столик. Парень наклоняется и целует её в мягкие губы, отдающие вином и цветочными нотками. Девушка не медлит, проводя пальцами с острыми ногтями по спине, и, будучи недовольной наличием на ней ткани, тянется к шнуровке у самой шеи, чуть ли не обрывая бедные завязки. Но, когда спустя несколько мгновений с ними покончено, ведьмак не медля избавляется от рубашки, не забывая ласкать свою нечеловеческую любовницу. Медальон гудит не переставая, стараясь предупредить владельца об исходящей от суккуба магии, однако ему плевать. Антон и сам прекрасно знает, что сейчас под его руками трепещет бархатная кожа, принадлежащая древнему реликту. Что та, с кем он спит, не иначе как само воплощение похоти и страсти. Что между ними нет никаких чувств, лишь только секс. А ведь Антон шёл именно за хорошим сексом, а не любовью. Всё из-за застрявшего в голове образа Арсения. Ведьмак знает, что порой бредовые мысли, особенно связанные с чувствами, не важно, высокого или низкого характера, можно буквально вытрахать из головы. Именно этим он сейчас и занимается, когда опрокидывает девушку на кровать, страстно покусывая её шею, лаская соски сквозь тонкую ткань. В воздухе витают ароматы благовоний, серы и возбуждения, когда тот наконец избавляется от брюк и сапог, оставаясь лишь при дребезжащем медальоне кота, что видело крайне мало людей. Однако перед Ирой его нет смысла скрывать, они знакомы не один десяток лет и провели вместе не одну бессонную ночь. Когда-то в юности он даже был в неё влюблён. Прекрасная, удивительная девушка, не бывшая человеком, не отталкивающая его и до одури привлекательная. В то время Антон был молод, и безумный секс просто сносил голову, заставляя верить, что, возможно, вот она — любовь. Однако он быстро разочаровался, поняв, что Ирина суккуб. Она живёт тем, что окручивает мужей, и ведьмак лишь один из её любовников. Тогда чувства в мгновение угасли, однако отказаться от опьянённых страстью дней и ночей было сложно. В итоге, с годами, когда блуждавшая по миру суккуб нашла местечко в лучшем борделе города и стала жить в относительном достатке, даже подобрав сироту с улицы, ставшую, однако, её служанкой, они стали видеться регулярно, а не с течением обстоятельств где-то на дорогах Севера. Такое партнёрство, от которого каждый получал именно то, что нужно. Суккуб — жизненную энергию и лучший секс, спасибо хвалёной ведьмачьей выносливости, а Антон разрядку, с точной уверенностью, что он случайно не перегнёт палку. В отличие от людских девушек, суккубы лишь кажутся хрупкими. На самом деле злить их крайне травмоопасно, даже для ведьмаков. Несмотря на устойчивость к магическому воздействию, Антон всё равно чувствует себя так, словно бы принял небольшую дозу фисштеха. Дурман крепко засел в голове, заставляя двигаться словно бы в трансе, но при том чувствуя всё остро, как под "кошкой" . Девушка сладко стонет, выгибается дугой, когда разгорячённый член входит в неё, а мужские крепкие руки не переставая бегают по телу, стараясь прочувствовать на себе каждый миллиметр бархатной кожи и, совершенно не смущаясь, зарываются в мягкий кучерявый мех на бёдрах. Антон чувствует, как его обычно медленное сердцебиение ускоряется, разнося кровь по телу с увеличенным усердием. Дыхание частое, шумное, но не сбившееся. Оно опаляет то шею, то грудь суккуба, стонущей в голос, не стесняющейся показывать своё удовольствие. Толчки, мощные и ритмичные, заставляют дубовую кровать периодически поскрипывать и издавать гул дерева, что раздражал бы соседей, существуй таковые снизу. В такие моменты Шастун отдаётся страсти с головой. Он не может ни о чём думать, кроме как о чужих стонах, приятном на ощупь теле, своём жжении внизу живота и удовольствии, что сам получает и отдаёт. Ведьмак чувствует, как девушка мелко сотрясается, издавая особо громкий и протяжный стон, а жаркие стенки лона обхватывают член, готовый продолжать. Однако он учтиво замедляется, давая ей прийти в себя. Та обхватывает мужскую крепкую шею руками, рвано выдыхая у самого уха, но через несколько мгновений мир вокруг ведьмака переворачивается, хотя на самом деле это суккуб устроилась на нём сверху в позе наездницы, обхватив парня своими сильными ногами. Прошептав что-то о том, что он пусть пока отдохнёт, побыв снизу, она с наслаждением начала двигать бёдрами, сначала выкручивая восьмёрки, а затем постепенно начиная насаживаться вверх-вниз, одной рукой опираясь о грудь ведьмака, другой лаская свой клитор. Кажется, словно бы дурман благовоний и магия суккуба смешиваются, принося опьянение, которое невозможно было бы получить от одного лишь бокала вина. Зрение не хочет фокусироваться сколько ни пытайся, хотя сам Антон готов отдаваться процессу полностью, без остатка. Он подмахивает в такт её движениям, водит руками по плоскому животу, однако, когда касается бёдер, то те оказываются вполне человеческими. На том островке сознания, что ещё не покрыт тягучим возбуждением, проскакивает мысль, что это нормально. Суккубы могут наводить иллюзии, играть с разумом своих жертв. И, хотя фактически Антон таковой не является, он полностью отдаётся миражам, что возникают перед глазами. Сперва размытый образ девушки меняется лишь слегка. С головы пропадают очаровательные округлые завитые рога, которыми та явно гордится, затем русые волосы темнеют, приобретая практически чернильно-чёрный цвет. Она насаживается на горячий член всё быстрее, подбирая подходящий именно ей темп, но ведьмак не против. Ему самому до безумия приятно ощущать, как узкие стенки скользят по нему, разнося удовольствие, проносящееся электрическим током по каждому нерву тела. Со стороны можно увидеть, как у него зрачки расширены, практически округлые, но смотрящие с поволокой желания и откровенной похоти, вызванными накрывшим блаженством. Он видит, как суккуб закатывает взгляд и опрокидывает голову назад, однако, на мгновение прикрыв глаза и обратившись вновь на чертовку, он видит совсем иные черты. Идеальный пресс, слегка подкаченное тело, широкую грудь, более неспособную подпрыгивать при каждом движении, и мужское лицо, с владельцем которого он познакомился и расстался не так давно. — Арс… — шепчет Антон, приподнимаясь и протягивая руку к чужому лицу, пребывающему в экстазе. От мужчины невозможно оторваться, теперь парень вбивается в него, желая услышать стоны, отдающиеся в теле мириадами мурашек, тягостным чувством в паху и ноющим чувством в сердце. Ведьмак тянется урвать поцелуй. Тот влажный, жаркий, пахнет вином и соцветиями. Совсем не как Арсений в таверне или лесу. У того запах был чистым, холодным, его собственным и необъяснимым. Он шёл не от духов и алкоголя, а от его кожи, прохладной, похожей на камень. Арсений, стонущий ему в губы, другой, но тоже красивый и желанный. Его хочется получить всего целиком. Потому Антон валит того на кровать и выцеловывает каждый сантиметр лица, не пропуская ни уголков губ, ни прикрытых век, пока руки ощупывают грудь и рёбра. Мужчина охватывает его таз ногами, заставляя делать быстрые движения, наслаждаясь мужчиной, млеющим в его руках, но вместе с тем натянутым подобно струне. — Ещ-щё! — практически шипит Арсений, и Антона топит в экстазе, когда тело в его руках охватывает оргазм, и при виде подобного ведьмак сам не может сдерживаться, кончая внутрь, крепко прижимая чародея к себе, на мгновения замирая. Однако глаза, что наконец смотрят на него, вовсе не цвета предрассветного неба, они тёмные и не имеют с восхитительным блеском кинжала ничего общего.***
— Тебя сегодня прям не узнать, — стонет удовлетворённая суккуб, покуривая трубку слегка поодаль от Антона. — Всё так плохо или наоборот? — отсмеивается ведьмак, закинув руки за голову и увлечённо рассматривая ткань балдахина, погруженный в свои мысли. — Не то чтобы… — отзывается девушка, покручивая светлый локон на пальце. — Просто в этот раз ты словно бы любовью занимался. Мне стоит волноваться? — Глупости, — отмахивается Шастун. — Я второй раз на те же грабли с тобой не наступлю. — Не со мной, так с кем-то другим, — пожимает девушка плечами, перебираясь поближе к ведьмаку. — Признайся, снова пришёл ко мне в надежде выкинуть любые мысли о влюблённости из головы? Признавайся, после всего это очевидно, — шутливо требует суккуб, толкая парня в бок. Она в силе не мелочится, так что удар получается ощутимым. — Оу, Ира, ты жестока, — смеётся он, пытаясь избежать пытливого взгляда, но это просто невозможно. — Ладно, — вздыхает парень, — ты права. — Вот именно! Суккуба в делах любовных не обманешь. Так что, неужели что-то наконец привиделось из-за магии? Мне, конечно, лестно, что рога и копыта тебя заводят, но столько лет и ничего кроме изменения цвета волос, как-то скучно. В каком-то смысле Антон был правда непритязательным. Во время секса с Ирой воображение редко что подсовывало ему в иллюзии. Пару раз парень видел её брюнеткой, чуть чаще рыжей, с очаровательными, невинными веснушками по всему телу. Ноги становились человеческими от силы раз пять, но он об этом ей даже не рассказывал, а рога и вовсе оставались неотъемлемым атрибутом любого её образа, а тут он даже забыл, с кем спит на самом деле. — Ага, — коротко отвечает Шастун, поглядывая в окно, где солнце неумолимо стремится опуститься на запад. — Мне кажется, в этот раз твоя техника избавиться от влюблённости не сработала. — Похоже на то.***
Антон спешит на всех парах от Иры, проклиная одолевшую его негу, что не мудрено — провести столько часов с суккубом некоторым особо слабым индивидам может и жизни стоить. Изначально в планах было избавиться от всех ненужных мыслей, чтобы прийти на встречу с чистой, если даже вовсе не пустой, головой. Очевидно план оказался провальным и положение лишь усугубил. Перед глазами всё ещё всплывают картинки НеАрсения, трепещущего в его руках, заходящегося экстазом. Даже после столь бурного дня, член готов подняться, отведи ведьмак чуть больше внимания своим фантазиям. Одно хорошо — сейчас он чуть ли не бежит по Серебряному городу, порой налетая на прохожих, вслед покрывающих его трёхэтажным матом. Брань в его адрес настолько же заслужена, насколько Антону на неё насрать. Он не хочет опаздывать, но колокола уже отзвенели восемь часов несколько минут назад, а он только сейчас вбегает на Площадь Иерарха, весь растрёпанный и замыленный. Пробираясь сквозь толпу, скучковавшуюся вокруг уличных артистов, он попутно пытается привести волосы в порядок, хотя бы отдалённо напоминающий то, что сегодня утром с ними сделал цирюльник. Зеркала рядом, конечно же, не оказывается, но и без него ясно, что на голове ранняя стадия хаоса. Спасибо, что не запущенная. Вход в Зимородок находится на углу площади, однако данная таверна является лучшей в городе. Стоит зайти внутрь, как перед глазами предстаёт просторное помещение, с рядами массивных столов, практически за каждым из которых можно увидеть гостей заведения. Большая часть из них одеты в как минимум приличные выходные костюмы, даже если таковые у них имеются в количестве одной штуки на весь скудный гардероб. Основная часть и вовсе наряжена с иголочки, хотя и не вычурно. При виде собравшегося в таверне контингента, Антон в своей пожелтевшей рубашке чувствует себя ущербно. Доспех мог бы придать ему вид угрожающий, ведьмачий, а не словно бы он деревенский мальчишка, случайно забредший в дорогой городской кабак. Однако нет смысла отчаиваться и отступать. Среди такого числа людей он долго будет искать Арсения, потому решает, что логично будет подойти к трактирщику, разузнать, не оставили ли для ведьмака какую весточку. Стоит тщательнее окинуть помещение взглядом в поиске стойки, как на глаза бросается и сцена со стоящими перед ней рядами лавок, на которых уже собрались люди. Теперь ясно, почему все решили наведаться вечером в Зимородок — выступления менестрелей и бардов высоко ценятся как любителями искусства, так и обывателями, желающими привнести в свою жизнь кусочек сказки, отвлекшись от тяжелых будней, составляющих всю их жизнь. Корчмарь — мужчина, на чьей голове уже через несколько недолгих лет точно будет сиять гладкая лысина — носится с заказами, то разливая пиво и вино, то обговаривая возникающие у разносчиц вопросы, которых вероятно слишком много на его одного. Даже отвлекать мужчину как-то неловко, однако, собравшись с мыслями, Антон решает подойти ближе, так, чтобы его точно не проигнорировали. — Извините! — перекрикивает тот гул собравшегося посмотреть выступление народа. — Вам случайно не передавали ничего по поводу ведьмака? Сперва мужчина отвлекается от прибежавшей к нему взволнованной девчушки, явно ненамеренный отвечать, однако окидывает Антона скептичным взглядом, пробегаясь по старой рубахе и отсутствию привычных двух мечей за спиной. Но лишь наткнувшись на желтые глаза с вертикальными зрачками, понимает, что этого индивида спихивать на помощниц не стоит. — Думаю, тебе стоит пойти на веранду, — коротко отвечает тот, возвращаясь к своей работе, однако отвлечься ему приходится ещё раз. — А где веранда? — оглядывая помещение, спрашивает Шастун. — По лестнице на второй этаж, — пальцем указывает мужчина, — потом направо. Думаю, разберёшься. — Спасибо! — кидает парень, быстро устремившись в указанном направлении. В этот раз он лавирует сквозь гущу народа более успешно, лишь единожды наступив кому-то на ногу и отделавшись «Извините!» вместо драки, которая могла бы быть затеяна в каком-нибудь заведении куда более приземлённом. На втором этаже также стоят столики, череда которых уходит в сторону открытой веранды, на которую ему, вероятно, и нужно. В другом же направлении начинается коридор, освещённый рядами ламп. Наверное, где-то там находятся комнаты постояльцев. На верандах забиты все столики, а оно и немудрено: отсюда открывается вид на площадь, одно из центральных мест города. К тому же, как только начнётся представление, музыка будет доноситься до здешних слушателей. Прекрасное место для отдыха. Однако обычно Антон по подобным местам не ходит, если только заказчик не назначит встречу. А вот в общем-то и он, хотя за последние два дня Попова как нанимателя воспринимать совсем не получается. Одиноко сидит за самым дальним столиком, в ожидании рассматривая выступление труппы на улице. На нём новая одежда: чёрные кожаные брюки и голубая рубашка пропали, даже вездесущего плаща сейчас при нём нет. Вместо них изящный чёрный костюм из атласной ткани, украшенный перламутровыми пуговицами. На манжетах красуются тончайшие кружева, а поверх этого прекрасного безобразия расшитая серебром жилетка, выделяющая каждый изгиб его фигуры. У Антона в голове картечь взрывается при виде чародея. Настоящего, и вовсе не иллюзии. Та может быть и была близка, но меркнет перед оригиналом, всё ещё не заметившим его присутствие в отдалении. «Чёртов Арсений Солнышко Попов», — думает про себя Шастун, пока сознание генерирует всё новые и новые эпитеты в адрес мужчины. В этом костюме он и одинокая звезда, сияющая в океане бархатистого чёрного неба. И искрящийся на солнце лёд. И барс, устремившийся на ночную охоту. И пепел, оставшийся от сгоревшей души Антона. Он сапфир, бриллиант, все сокровища мира. Почувствовав на себе пристальный взгляд, мужчина оборачивается и, завидев Антона, такого неказистого, большеухого, с дурацкой родинкой на носу, улыбается широкой улыбкой. «Нет, Арсений — и есть целый мир». — Извини, что опоздал, — отмерев, Антон подходит ближе, садясь за второй имеющийся там стул. — Ничего, я же говорил, что «около восьми», так что ты по факту вовремя, — отвечает чародей. — Как, успел решить свои неотложные дела? В голове мгновенно всплывает день, проведённый в постели с суккубом, отчего совесть даёт о себе знать настырным жужжанием. — Да, можно и так сказать. А я посмотрю, ты обзавёлся новым нарядом? — вновь окинул он взглядом чародея. — Он скорее очень старый. Заказ давно был готов у портного, благо всё было оплачено заранее, и он терпеливо ждал, когда я его заберу. — Тебе очень идёт, — не раздумывая признаётся Шастун, заставляя тем самым чародея отвести на пару мгновений взгляд. — Знаю, — слегка самодовольно отвечает тот, но на губах играет улыбка, по которой можно прочитать «спасибо». Они знакомы друг с другом всего пять дней, но встреча кажется столь тёплой и желанной, словно бы они хорошие друзья, как минимум. Арсению нет дела до того, как выглядит Антон, ему хорошо просто общаться с парнем, смотрящим на него горящими глазами, рассказывающим старые истории, разбавляя их шутками, от которых он не может перестать улыбаться. Сегодня он даже вышел в свет без своего плаща, оставив его висеть в комнате, дожидаясь более подходящего момента, нежели день, когда ему хочется выгулять впервые надетый костюм. Тем более, похоже, Антону капюшон не нравится. На улице смеркается, и в скором времени, прерывая их беседу, к ним подходит молодая светленькая разносчица, в руках у которой огромный поднос. Ведьмак лишь смотрит несколько мгновений отупело, пока та с лёгкостью справляясь со всеми тяжестями, виртуозно расставляет яства. Не успевает тот вымолвить «Но…», как Арсений его мысль останавливает. — Я взял смелость сделать заказ за нас двоих, ты не против? В ответ Антон лишь кивает. Как только девушка отходит, пожелав гостям «приятного вечера», Арсению становится смешно от вида Шастуна, не знающего с какого бока подойти к запечённой свиной рульке. Антон смотрит на нож с вилкой, явно раздумывая не схватиться ли руками по привычке, но не хочет весь изгваздаться. Арсений издаёт тихий смешок, спрятавшись за бокалом эрвелюса, однако ведьмак, прищурившись, поднимает глаза, пристально рассматривая мужчину. — Ну что, Арс, снова за старое? — упрекает парень, хотя Арсению совершенно непонятно в чём причина, потому тот смотрит с нескрываемым вопросом в глазах. — Эх, — вздыхает Антон, наконец берясь за вилку, которой подцепляет одну из небольших картофелин, лежащих рядом с мясом. Однако, вместо того, чтобы отправить её в своей рот, ведьмак протягивает прибор в сторону чародея. — Я же говорил, что буду кормить с ложечки, хотя в нашем случае с вилки. Ну что же, Арсений, давай, раз вилочку за Темерию! Антон от намерений своих не отступает, протянувшись через стол к ошарашенному Арсению, не ожидавшему такого поворота и не знающего, стоит ли поддаваться на эти провокации, чтобы выглядеть идиотом, однако довольным идиотом. — Но почему «За Темерию»? — спрашивает тот, оттягивая время. — Не знаю я! Хочешь, следующая будет за Реданию? — Антон всё ещё вилку не опускает, и кажется, словно бы соседние столики начинают на них коситься. Потому с притворным разочарованным вздохом чародей предложенный картофель съедает. Тот, кстати, оказывается довольно неплохим на вкус, готовили со сливочным маслом и розмарином, но во всей ситуации приятней всего смотреть за довольным лицом Антона, расплывшимся в улыбке, словно бы тот увидел нечто потрясающе милое. — Вот молодец! Ну что, следующую за Реданию? — предлагает Шастун, уже готовый продолжить, однако Арсения спасает раздавшийся снизу гомон толпы и аплодисменты. Антону самому интересно, что за выступление будет. В конце концов, даже имея в знакомых барда, ему редко доводится слушать менестрелей. Арсений видит взгляд, устремлённый в сторону первых зазвучавших аккордов лютни, и сам встает, дабы не заставлять ведьмака чувствовать себя неудобно. — Пойдем посмотрим? Антон радостно улыбается и в ту же секунду устремляется к ограждению, где можно со второго этажа взирать на сцену. Внизу лампы основные затушили, оставив лишь свечи по углам, да большую часть на сцене, чтобы подсветить сегодняшнюю звезду вечера. Им оказывается парень лет двадцати пяти, со светлыми волосами, в дорогом зелёном камзоле из тех, что подходят только бардам. Арсений в таком бы точно перестал выглядеть, как статный загадочный чародей, превратившись в балабола-звезду-любой-компании. Тот играет на инструменте уверенно, его лютне вторят струны арфы, заводя довольно приятную мелодию, под которую парень поёт неизвестную Антону песню о любви. Судя по зрителям, всем нравится история, да и сам миловидный исполнитель, и, несмотря на то, что у Антона есть уже свой любимый бард, ему хочется узнать имя этого. А то как-то неправильно получается, что ведьмак тут его музыкой наслаждается, может даже какие строчки запомнит, а кто играл — нет. Под конец первой песни, когда зал отзывается овациями, Арсений лишь хмыкает, глядя на артиста, хотя явной причины тому нет. — Ты чего? Знакомый? — предположил Антон, стоя облокотившись о деревянные перила. — Да так. Я скорее знаю человека, которому будет очень интересно узнать, что его «Булка» в Новиграде делает, — отзывается мужчина, разворачиваясь в сторону их столика. — Кстати, пойдём, у нас же есть ещё одно незавершенное дело. Глянув в последний раз на барда, ведьмак решает вернуться на веранду, где игни поджигает стоящую на столе свечу. На небе уже расцвели первые бриллианты звёзд, и часть жителей города отправилась по своим домам в ожидании грядущего утра. Другая же продолжила веселиться или же жить преступной жизнью в закоулках Новиграда. — Так что ты хотел? — интересуется парень, наблюдая за бликами, играющими на лице Арсения. — Кажется, ты совсем забыл о награде. Арсений достает раннее прицепленный к поясу увесистый кошель и ставит тот перед ведьмаком, уже готовым было слушать предложения о новой авантюре, однако переданные деньги его так радуют, что он буквально ложится на стол, обводя мешок гнездом из переплетённых рук. При этом со стороны он выглядит таким довольным, словно бы вот-вот замурчит, такого Антона даже хочется потрепать по волосам, вдруг чудо и впрямь случится? — Я, конечно, понимаю, что деньги душу греют, но я не понимаю, чего ты такой радостный после того, как чуть не помер, — любуется ведьмаком чародей. — Ну так не помер же, — голос довольный, как у кота, обожравшегося сметаной. — И откуда же ты такой взялся? — Из школы Кота. Этим вечером они будут ещё долго беседовать, шутя и смеясь под небосводом звёзд под игривую музыку барда, о котором забудут, будучи слегка навеселе и отправившись спать в комнату Арса, где Антон настоит на том, чтобы спать на полу, а чародею придётся принять его выбор, тем более что кровать односпальная. Всю неделю они будут иногда встречаться друг с другом, то пройдя по лавкам ремесленников, то зайдя к портному или оружейнику. Через неделю они вновь пройдутся вдоль сереющей кромки песка устья реки Понтар. И то будет их последний день в Новиграде. Потому что утром Антону в «Нигде» корчмарь передаст записку, гласящую, что чародей смог наконец достать себе мегаскоп и связаться с одним из своих друзей. Путь Арсения теперь лежит в Ковир.