***
— Эй, ребятки, открывайте! Их разбудил непривычно весёлый женский голос, доносившийся из-за окна прямо над ухом. То явно была травница, наконец явившаяся на приглашение, в котором с первого раза не читалось никакой срочности. Им обоим не хотелось ей заранее портить настроение. Рядом с сонным Арсом тут же почувствовалось копошение. А после из сонной неги его вывел грохот упавшей на пол трости, которую девочка так спешила взять, что та откатилась на противоположный конец комнаты. — Я сейчас, — непонятно кому сказал мужчина, садясь на матрас и потом замечая случайно отброшенную в сторону клюку, за которой тот спешил потянуться и передать нетерпеливой дочери, которая, стоило ей вернуть своего деревянного помощника, тут же запрыгала в сторону двери. В душе проскользнул крохотный лучик былого счастья. — О, красавица, как всегда просыпаешься раньше Арса, да? — послышался голос у входа, куда поспешил и сам Попов. Как и ожидалось, там стояла Оксана. Свежая, радостная, весёлая с самого начала дня, что было для неё довольно необычным с учётом того, что обычно девушка в отсутствие девочки была более серьёзной и сдержанной, разгоняясь до подобного состояния постепенно. — Просто он спящая красавица, — улыбнулась та, навалившись на стену в попытках скрыть стоящую рядом трость. — А по мешкам под глазами и не видно, — заметила полуэльфка приход чародея. — Где ты вчера была? — спросила девочка, недвижимо наблюдая за тем, как Оксана зашла в дом, прикрыв за собой дверь. — Да так, одному котику нужно было лапку полечить, — усмехнулась она, припоминая что-то своё. — А за это он меня поблагодарил и испек пирог, посмотри в сундуке, — устремился весёлый взгляд на слегка пошатывающийся сундук, вернувшийся своим ходом вместе с полуэльфкой. — Коты не умеют печь, — по-детски отметила Кьяра, не решаясь присесть рядом с крышкой, чтобы открыть ту, потому вместо неё этим занялся Арс. — А этот ещё как. И с грибами, и с яйцом, и с вишней. Но сейчас с грибами, — разулась та и вновь посмотрела на девочку, став чуть более серьёзной и оглядывая ту с ног до головы. Все раны были прикрыты одеждой, но изменения, почти незаметные, были по всему телу, в их числе и посеревший цвет лица, бросавшийся на контрасте с воспоминаниями о последней их встрече, что была больше месяца назад из-за возникших у травницы дел. — Ты случайно не заболела? Ответ на этот вопрос был слишком сложен. Заболела ли Кьяра? Определённо нет. — Я сломалась, — вот таким он должен быть. Огорошивающим, но чётким и бесспорным. — О чём ты… — девушка не понимала, переводя взгляд то на стоящего в стороне Арсения, выглядевшего мрачнее тучи, то на малышку, у которой из-за спины появилась трость, на которую она опиралась вовсе не как ребёнок, решивший попроказничать, а как человек, которому то требовалось. Отберёшь, и хрупкое с виду тельце рухнет на пол карточным домиком. — Думаю, напоследок мы всё же расскажем, что к чему, — отстранился от стены чародей, подойдя к дочери ближе и, придерживая ту под левую руку, помогая той дойти до кровати, чтобы аккуратно её посадить на взбитые покрывала, что в их доме когда-то казалось неприемлемым. Оксане дышать было сложно, когда перед ней развернули бинты, которых та не ожидала увидеть. На своей памяти ей пришлось встретиться со множеством ужасных ранений. То же самое раздробленное и отчасти сросшееся колено, которое отняло у неё неделю назад весь день на то, чтобы исправить ужасную ситуацию, когда оно даже начало срастаться, но неправильно, рискуя стать для владельца негнущейся палкой в прямом смысле. Однако металл вместо костей, широкая глубокая рана, из которой мясо можно было выгребать, словно бы оно превратилось в алеющее пюре, поражали до глубины души. Особенно тем, что характерного запаха гноя или крови не было. Ржавчина — да, присутствовала, но без капли сладости, присущей животворящей жидкости из организмов любых живых существ, кем бы они ни были. — Что это? — спросила она, глядя во все глаза и понимая, что в её голове не было ни единой идеи, как подобное можно вылечить. Потому либо это неизвестная доселе зараза, пострашнее Катрины, либо магия, с которой она не умеет обращаться. — Кьяра не моя ученица, она моя дочь, — пояснял убитым голосом Арс, сидевший рядом и поддерживавший девочку и так уже находившуюся на кровати. — Но ты ведь… — тут же вылетел изо рта протест, основанный на простом знании истины, что те, кто связан с магией, бесплоден из-за извращения их тел хаосом. — Чародей, — кивнул он, поджимая и прикусывая нижнюю губу. Гордый образ Арсения Попова рушился на глазах, и перед эльфкой тот впервые предстал неидеальным человеком, которого можно не просто задеть чувствами, а у которого всё сердце страданиями изрешечено. — Но я голем, — закончила за него девочка, произнося слова, которые Арс ненавидел. Голем — это нечто простое, незамысловатое, неодушевлённое и безымянное. Кьяра же была настоящей, живой, даже если не в том понятии, что мог признать каждый. — Извини, что рассказываем об этом. Но я очень хотела бы остаться в твоей памяти подольше, — призналась девочка с улыбкой. За несколько минут произошла рокировка — Оксана была ошеломлена, а Кьяра была счастлива её видеть. Настолько, что даже иногда забывала о присутствии Арса, отдавая всё своё внимание полуэльфке, которая к вечеру, кажется, слегка освоилась. Да, ей было грустно от знания того, что происходит и чем всё кончится. Но она повидала достаточно смертей за свою жизнь, чтобы действовать по простой истине — если кто-то находится на грани смерти и её не удастся избежать, просто сделай его последние дни, часы или мгновения счастливыми. Потому следующие дни она каждый день наведывалась к Поповым, принося с собой настойки из корня валерьяны и чуть ли не насильно заливая их в глотку чародею, как оказывается, всегда выглядевшему замучено. Брала с собой поесть и всё так же впихивала ему сперва пирог, а после и всё остальное, заверяя, что так он умрёт от истощения. Самое страшное было то, что, казалось, Арс к тому и стремился — отъехать в мир иной, заморив себя жаждой, голодом и психическим истощением, с которым бороться было сложно, скорее даже невозможно, несмотря на успокаивающие настои. Всё потому, что Кьяре день ото дня становилось всё хуже. Через два дня у неё отказало второе колено, а ещё через столько же — правая рука. Она становилась похожей на изящную, детальную и очень красивую тряпичную куклу, с той разницей, что в ней жила душа. Она смеялась и улыбалась над всем чем только могла, пытаясь возместить все возможности сделать это в непрожитом будущем. Всё ради того, чтобы Арс, подавленный, похожий разве что на тень от себя прежнего, не скатился в беспросветную бездну. В тот день, когда у девочки отказала рука, травница дала ему валящую дозу снотворного. Иногда воспринимать неприятные новости лучше более медленными темпами, особенно когда они налетают одна за одной. В таком случае боль можно облегчить разве что сном. Глубоким и беспросветным, в котором нет ни видений, ни мыслей, ни красок. Даже тьма в таких должна отсутствовать. — Оксан, — пищала мышонком девочка, закутанная в одеяла. Всё потому, что все боялись, как бы она случайно не повредила себя даже в постели. — Что такое, красавица? — тут же оказалась рядом полуэльфка, до того варганившая что-то у плиты, разносившееся по округе запахом тушеных овощей. — Когда я умру… — Не надо так говорить, — девушка знала, что депрессивные мысли никогда не доводят до добра. — Надо, — помотала Кьяра головой, хмурясь аккуратными чёрными бровками на излишне сером в тени лице. — Когда я умру, пожалуйста, не бросай отца сразу. Ему будет плохо. Даже хуже, чем сейчас, — глянула та в сторону коридора, где в одной ведущих из него комнат устроился Арс, которому уже просто нельзя было спать с ней рядом. Сама же девочка в комнату, созданную специально для неё, но используемую нынче не иначе как кладовку, совершенно не хотела. В гостиной было куда уютнее. Здесь они веселились, танцевали с Эдом, рассказывали выдуманные истории, здесь была Оксана, готовившая будущий завтрак или ужин для Арсения. Здесь было хорошо и уходить никуда не хотелось. Разве что обратно в спальню. На их кровать, рядом с которой лежала стопка книг, прочитанных ими не раз и не два, где в сундуках хранились её платья, в которые так любил когда-то её наряжать отец. Её жизнь была короткой, прожитой в одном лишь доме посреди цветущей поляны, залитой солнцем, но она была хороша, прекрасна, удивительна! Были ли ещё в мире такие големы, как она, были ли в мире такие удивительные и прекрасные отцы, как её? Конечно же нет. Кьяра любила жизнь. Она много чего любила. Закаты и рассветы, похожие на разлитые палитры красок, книги и дневники, запах мяты, чабреца, розмарина и полыни. Вкус земляничного варенья, зелёной жижи, бывшей до варки лопухом и яблоком, вкус солёного тёмного хлеба, берёзового сока. А ещё тот пирог был очень хорош, несмотря на то, что Арс его есть не хотел. Кьяра любила бродячих котов, собак, птиц, бабочек и даже кузнечиков. Она любила людей. Не всех, конечно. Эда — весёлого, хорошего, забавного, надёжного, едко улыбающегося Арсу и светло ей самой. Оксану — добрую, в душе нежную и очень отзывчивую. Готовящую вкусную еду, рассказывающую о травах и грибах, о праздниках и их традициях. Но больше всех, конечно же, Арсения. Арсения, что так ждал её появления в этом мире, что хотел её оберегать всем своим сердцем и душой, размером с океан. Арсения, показывавшего ей, что такое детство, которого он сам не застал. Арсения, который любил её и был готов на многое и отдал бы всё ради неё, если бы в том была хотя бы капля смысла. Она любила многое, но отца больше всего на свете. Как жаль, что в тот момент, когда у него начала подниматься температура, что к утру забросила его в лихорадку и трёхдневное беспамятство, из которого его выкачивала Оксана, она лежала в любимой гостиной, медленно, но верно исчезая без надежды когда-либо вернуться. Умирать не страшно, страшно за тех, кто остался в мире живых.XVII (Глава 4.1)
2 октября 2022 г. в 02:00
Поговаривают, что в движении жизнь. Арс с этим никогда и не спорил. В конце концов, чтобы не растерять формы и не позволить появиться подлому мягкому брюшку, которым многие грешат, он всё же занимался физическими упражнениями, не считая самой работы в кузне и несмотря на свой вечно сбитый график дня. Для здоровья подобное было хорошо, о чём не задумывались многие отъевшиеся аристократы, да и для головы тоже. Физический труд был с детства привычен, и потому для того, чтобы поотжиматься или совершить пробежку, нужно было совершить лишь небольшой толчок принуждения, отрывающий от работы в лаборатории или мастерской. В процессе он мог думать о насущных вещах, к которым позже возвращался со свежим взглядом.
Теперь же Арсений глядел на эту фразу совсем с иной стороны. Жизнь — она правда заключается в движении. Но не та, что равняется здоровому существованию, а другая, связанная с мироощущением в целом. Раньше он никогда не жаловался на своё поместье. Может быть, оно и не было домом в том самом смысле, к которому привыкли люди: местом, где собираются родные и близкие, скорее то было его логово, к которому он относился довольно ревностно. Особенно к своей комнате, бывшей запретной территорией для любого гостя, что раз в десяток лет его навещал, будь то Паша или Эд, а разок даже Варнава. Всем им доставались комнаты на втором, притом парням Попов не стеснялся регулярно бурчать о том, что они ему мешают, даже если те просто приехали повидаться на пару дней. Подобные мероприятия чародей предпочитал проводить не в поместье, а в хороших постоялых дворах крупных городов, где он не был настроен работать от заката до рассвета, притом этого самого света даже не видя. За годы поместье стало местом, предназначенным не для расслабления, а в первую очередь для ковки, плавки, алхимии и взрывов. Оно совсем не сочеталось с понятием «жизнь» и «дом».
А теперь он спешил собраться и покинуть его, не один, а с дочерью. Даже вещи заранее были собраны, а комната в «Едином Роке» оплачена. Всё было сделано заранее и внутри Арса был зажжён пожар, что не давал сидеть на месте, но на пару дней ему это всё же пришлось сделать. Причина на то была проста: понять, как ему взаимодействовать с Кьярой на практике и в порядке ли она сама. Да и в собственном тоже не мешало бы заранее убедиться, ведь со связывающим их заклинанием он слегка оплошал. К лучшему или худшему.
Им не задумывалось подобное тесное единение разумов. Они не читали мысли друг друга, но чувства, эмоции и само подсознание, бравшие начало в едином источнике, ощущались на расстоянии. Все их разговоры походили на беседы с самим собой, что частенько практиковал Попов в своей голове. Диалоги больше напоминали монологи, выводы которых уже знали, но слушать их было интересно, и ни разу Арсу не хотелось по-детски передразнить Кьяру, и она никогда не отмахивалась тем, что уже всё и так знает. Они оба чувствовали, что это интересно им самим и собеседникам. Притом Попову иногда казалось, что до неё его же чувства порой доходят быстрее. И она знает о нём всё, даже то, до чего он сам не сразу мог дойти. Вылавливала ловко из омута подсознательного, вынося наружу. И даже если то оказывалось не слишком приятное, он никогда не мог на неё злиться, хотя, что странно, на себя очень редко, но всё же умел.
От неё не было тайн, что для Арсения было непривычно, но вместе с тем невероятно облегчало его собственную жизнь. Она знала его от корки до корки, знала, что он нарцисс, и потому любовь его к ней была особенно искренней. Подобного он никогда не испытывал до того. Потому что как ни крути их сложные головные перипетии, вечно накладывавшиеся друг на друга особо изощрёнными путями, в которых только им самим было возможно разобраться, они были как две фигурки, слепленные из одного и того же материала, но имевшие разные формы. Потому относиться к ней как к себе самому или даже своему же отражению Арс не мог, а как к дочери начал даже до её оживления, потому Кьяра называла его «отцом», что казалось ему непривычным, но приятным.
— И всё же это связано только с твоими особенностями тела, — констатировала факт девочка, с небывалой для стального скелета грацией выпорхнув из золотистого вихря портала, встрепавшего её зачёсанные в хвост волосы, завитые в несколько локонов на конце, и приземлившись на покрывавший лакированный паркет офирский ковёр.
— Хуже всего то, что я до сих пор не знаю, как это пресечь, — выдохнул Арсений, покачиваясь, направившись в сторону аккуратно застеленной кровати, о сохранности чистоты которой в тот момент он совсем не думал. Его состояние было сопоставимо с тем, если бы тот выпил литр жуткой настойки на чистом спирту с той разницей только, что ни есть, ни пить совершенно не хотелось и казалось скорее опасным.
— Если будем идти порталом куда-то из деревни, нужно будет попросить Оксану приготовить тебе что-нибудь. Может быть поможет.
В ответ Арсений мог лишь устало промычать, наблюдая за тем, как вихрь стихает, а девочка садится с ним на край кровати, изображая, что всё в порядке. Плохие качества чародея ей тоже передались. К примеру полное неумение поддерживать и успокаивать, но он к такому привык. Для него это норма и не казалось ничем из ряда вон, как и тот факт, что за последние три дня с её оживления она ни о чём не спрашивала, ведь знала ответ, что мог дать Попов. А вот сейчас упомянула Оксану, о которой он никогда не рассказывал. Для кого-то подобное могло быть сравни кошмарному сну. Неестественно, когда кто-то знает всё о твоей жизни, а ты сам чувствуешь, где он, чем занимается и что чувствует. Но для Арсения происходившее уже начало напоминать приятную сказку, в которую хотелось окунуться с головой, добравшись до той самой деревушки, в которой его сердце на время нашло покой.
Движение — это жизнь, бесспорно, и вот Арсений бежал из точки «А» в точку «Б» лишь ради того, чтобы, разогнавшись, замереть. Будто бы солнечный свет, бывший в тот день на поляне, мог превратиться в янтарь. И в этом самом драгоценном камне он мог бы замереть, наслаждаясь жизнью так, как не мог в поместье. У них через пару дней отправлялся корабль, но путешествие уже было начато, и Арс, даже валяясь в полуобморочном состоянии на кровати, в присутствии Кьяры чувствовал, что всё правильно и только так его жизнь и должна была повернуться. Будто бы только ради её создания он в своё время и начал мастерить големов. Чтобы обрести счастье любить, стать родителем, со своим собственным ребёнком, к созданию которого он привлёк столько усилий, что никто из тех, чьё чадо в венах несло кровь, его бы в жизни никогда не понял.
Пока они ждали отправления корабля, у них было время вместе побродить по Ард Каррайге. И может быть на площадях тогда не проходило больших шумных празднеств и ярмарок, девочка, наряженная в белое платье, контрастировавшее с её чёрными как смоль волосами, завороженно и совсем по-детски смотрела на выступление нескольких актёров, разыгрывавших сценку на площади под аккомпанемент менестрелей. Глаза её смотрели живо, ярко, с горящим изнутри весельем, что чувствовал по их связи Арсений. Кьяра до того вела себя даже слишком по-взрослому, теперь же из их подсознания вылезла детская сторона, что обычно скрывалась за масками.
Он держал её прохладную ручку крепко, смотря то на девочку, то на посредственную игру актёров. И всем вокруг казалось, что это дворянин случайно оказался в столь неподходящем месте вместе со своей дочерью. Они были правы отчасти, конечно. Арс не был дворянином, а лишь сменил одежды на чуть более обычные, в которых ему было наоборот менее комфортно, но того требовала ситуация. У магов не может быть детей, а он расхаживал вместе с детской копией себя, которую хотелось баловать. Возможно, сводить в настоящий театр, ему бы подобное понравилось, или прикупить новых украшений или книг. Обидно было, что, в отличие от обычных детей, Кьяра не могла есть и ту нельзя было накормить яркими леденцами, что блестели на полках кондитерской. Только и в том не было большой трагедии: сам Арс редко когда обращался к еде в качестве развлечения, оттого и у Кьяры, бывшей необычным ребёнком, не было желания закупиться сладостями.
Ей просто нравилось смотреть на мир собственными глазами. Ведь общее сознание и память из него это одно, а вот всё остальное, что возникало вокруг неё, а не отца — совсем другое. Она чувствовала. Лёгкий летний ветерок касался кожи, заставляя её ощущать его прохладу, округлый камень мощёных улиц ощущался на подошвах сапожек, облеплявших ноги, всевозможные запахи били в нос, заставляя представлять, какова пища на вкус и вылавливать воспоминания о чём-то похожем. Солнце же — большой круглый шар над головами, слепивший глаза, но не заставлявший её щуриться, — вызывало тёплое чувство в груди, в которой ничего не билось. Всё потому что отец назвал её Chiara, глядя на него, считая, что она светлая и чистая, и такие же чувства он испытывал к ней.
Тогда Кьяра жила всего четвёртый день, но успела на себе испытать счастье, потому что ей было с чем сравнивать, хотя прошлое, вившееся в её голове, ей и не принадлежало.
Те пару дней они долго бродили по городу, впитывая каждый вид на реку, на замок, на яркие площади и невзрачные переулки. Раньше Арс ходил по Ард Каррайге без особого интереса, в основном его целями были нужные лавки и ремесленники, а кроме того заказчики. Теперь же на лицо лезла лёгкая улыбка, как только тот бросал взгляд на Кьяру, иногда выбегавшую вперёд, чтобы рассмотреть поближе то стоявших у коновязей лошадей, то бродячих котов, поглядывавших на неё с опаской и быстро скрывавшихся в щелях между домами, запрыгивавших на веранды и просто исчезавших в кустах. Ей нравились птицы, клевавшие остатки чего-то неприятного и раскисшего у палаток базара, а кроме того, её, в отличие от самого Арса, всё же не так смущали нечистоты, хотя та оставалась предельно аккуратной, не испачкав в пыли даже своих туфель, когда они выбрались на бедные улицы, где на них порой поглядывали искоса, но никто не лез. Всё же до криминальных районов они решили не добираться.
Как только чародей и девочка являлись в знакомые Арсу места, одним из которых была лавка портного, а другим — книжная, люди реагировали по-разному, но безусловно удивлённо. По крайней мере старичок, сидевший в книжных завалах и находившийся в процессе переплёта, никак не ожидал увидеть вместе со своим постоянным клиентом ребёнка, да к тому же такого, что наравне с детскими сказками увлечённо и с осмыслением на лице рассматривал учёные трактаты. Он-то знал, что у чародея дочери не должно быть, но сам предположений строить не стал, лишь предлагал ей фолианты из тех, что, как он помнил, не продавал ещё Арсению.
В отличие от тихого старичка из книжной лавки, в которой пахло разве что книжными страницами, портной то и дело, что восхищённо бегал в поисках лучших тканей, приговаривая, какая замечательная у господина Попова дочь и как сильно они с ней похожи.
— Как две капли воды! — восклицал мужчина, одетый в пижонский лиловый камзол, к которому Арсений и в жизни бы не притронулся. Удивительно, как при их совершенно разных вкусах в одежде, тот прекрасно справлялся с заказами Арса, какими бы они ни были. Правда в этот раз он присматривал не себе новый костюм, а одежду на зиму Кьяре. Та, может быть, холода по-настоящему не смогла бы прочувствовать так, чтобы замерзнуть, но ради прикрытия плащ или шубка, а может быть всё сразу, ей были нужны.
Чародей хотел, чтобы к ней относились как к настоящему живому ребёнку и никак иначе. Чтобы никогда никто не задумался о том, что, возможно, она просто подконтрольная ему кукла, а если так, то к ней нет и не могло быть никакого уважения.
Для него она настоящая. И даже побольше, чем любой другой человек в мире кроме него самого, ведь, в отличие от них двоих, других он никогда не чувствовал душой.
Когда же они наконец взобрались на корабль, дабы сплавиться сперва по Ликселю, а после по Понтару, она всё не хотела сходить с палубы. Для Арса здешние берега казались привычным делом. Слишком часто ему приходилось преодолевать этот путь. Но он чувствовал, как Кьяра радовалась бьющим о корпус корабля крохотным волнам, как рассматривала сперва удаляющуюся столицу Каэдвена с её высоким мостом, величественным замком и будто бы игрушечными домами, покрытыми рыжими черепицами. Она знала, как это всё выглядит, но чувствовать собственным нутром, радоваться мелочам было доступно именно ей. Для Арса подобное чувство стало ново. Ведь даже при своём первом подобном отплытии он не задумывался о путешествии, не любовался видами. На уме у него были лишь несущие проблемы, которые тот спешил решить. Тем более путешествия были частью его жизни с самого рождения, и в них, уже будучи чародеем, не находилось ничего потрясающего.
В отличие от многих других людей и нелюдей, с Кьярой путешествие проходило довольно быстро. Тот общался с ней свободно, без каких-либо возможных утаек. Даже с Эдом или Катей подобного никогда не происходило. Всегда внутреннее «я» находило те пункты, о которых мужчина предпочитал смолчать. Но когда ты сам говорил с этим самым «я», слова лились, не встречая препятствий. И не то чтобы они всё время разговаривали, просто мысли из подсознательного порой изливались друг другу в сознательное. Таким образом процесс чтения купленных в Ард Каррайге книг становился крайне странным. Кто бы из них что ни прочитал, у другого уже переварившийся и полностью осознанный результат тоже оседал в голове. Потому, будь то сказка о Девочке со спичками или трактат об артефактной компрессии, они читали всё вместе. Хотя на самом деле то делал Арсений. Читал вслух, перед сном, хотя отдых в конце дня нужен был лишь ему одному. Но Кьяра зачастую сама предпочитала входить в бессознательное состояние. Ей нравилось видеть сны, созданные их разумом.
Лето практически подошло к своему концу, когда Арсений нехотя открыл портал, будучи в порту у замка Ла Валеттов, где сходить на берег он не собирался. Они оба понимали, что куда практичнее будет сильно постараться и перемахнуть на несколько десятков миль, нежели искать корабль, что решит сплавиться вверх по течению Кабата, откуда им пришлось бы преодолеть ещё немалый путь до самой деревеньки. Корпя над открытием дыры в пространстве, Арс радовался, по крайней мере, тому, что Кьяре не передалась ни в каком виде его непереносимость порталов. Всё, что она по этому поводу чувствовала, так это сожаление относительно его самого. И Арсу не было от того неприятно. Это чувство не походило на привычную жалость, скорее на его собственное желание уметь поддерживать при полном отсутствии данного навыка. Одно лишь это уже придавало сил и вызывало чувство благодарности.
— Мегаскоп на месте… — проверял Арсений весь их собранный немалый багаж, чтобы тот не затерялся по пути, всё же достать большую часть покупок в кметской деревне будет практически невозможно.
— … книги и письменные принадлежности тоже, — сообщила Кьяра, закрыв сундук, выглядевший порядком больше неё самой. Однако физической силы в ней было достаточно, чтобы пододвинуть его ближе к месту, где должен был открыться портал.
Самые важные вещи были собраны, а остальные даже доставать во время плавания практически не пришлось, не считая специально подготовленного сундука с одеждой, которым они пользовались. Даже мегаскоп не должен был быть использован в процессе, но однажды ночью через него совершенно неожиданно решил связаться Выграновский. Заспанному Арсу не оставалось ничего, кроме как, бурча и ворча, подняться, оставив Кьяру досматривать их сны в одиночестве.
— Ты же знаешь, что сейчас за полночь? — сонно спросил чародей, недовольно глядя на сотканную из света фигуру, в лицо которой очень хотелось съязвить, но спросонья голова совсем не варила.
— Если быть точнее, то половина четвёртого, а это, считай, утро, — оправдывался забитый татуировками парень, одетый явно для похода, а не отлёживавшийся где-нибудь в тёплой постели, — тем более для тебя норма в такое время, в жопу укушенным, бегать по поместью и трудиться, как пчёлка.
— В таком случае я бы тебе не ответил, — фыркнул Арс, осторожно поглядывая на Кьяру, чувствуя, что навеянный сказками сон про пряничный домик всё ещё шёл в нужном направлении и никакая злая ведьма в нём так и не появилась.
«И лучше бы нет. Хоть так попробует всё, что захочет, на вкус», — размышлял Арс, понимая, что раз им подобное снилось, значит, как бы Арсений к тому не относился, сладкое, как и всё остальное в мире, всё же интересовало девочку. Как минимум своим ярким видом, цепляющим глаз.
— Эй, ты чего? У тебя там кто-то есть? — чуть шёпотом спросил Выграновский. — Если да, то я тебе жопу откушу. Значит, мне в спальню твою заходить нельзя, а каким-нибудь парням из Пассифлоры можно, что ли?! — возмущался парень, глядя на Попова так, будто бы тот предал идеалы их многолетней дружбы, за время которой тот успел побывать разве что в спальне Арса в общежитии, но там и в то время он был далеко не единственным исключением.
— Тише, Эд! — шикнул Арс на друга. — Я не в поместье.
— Чего? — удивился чародей, начав тщательнее изучать тёмный фон, который было практически не различить. — Опять встреча с заказчиком или как? Но я в жизни не поверю, что ты решился на общую каюту или тем более трюм. Не, это точно не в твоём духе.
Похоже, для Выграновского тайна поездки друга казалась куда важнее его первоначальной цели, ради которой тот воспользовался мегаскопом. Тот смотрел, прищурившись, а во взгляде так и читалось: «Давай выкладывай всё по порядку, иначе хрен я от тебя отстану».
«И всё же умеет докопаться», — грустно вздохнул мужчина, вновь косясь на мирно лежащую на кровати девочку, от которой не было слышно ни звука. Будто бы мёртвая, если не чувствовать переливающуюся в ней вместо крови магическую энергию.
— Я оживил её, — выдал многозначительную фразу Арс, но Эд, услышавший с какой интонацией та была сказана, тут же всё понял.
— Твой эксперимент? Так ты всё же решился?! Она живая или прям живая-живая?! — пытался тот подобрать слова, но от удивления не мог, оказавшись с заспанным Арсом примерно на одном мыслительном уровне.
— Прям живая-живая, Эд, — спокойно ответил Попов с лёгкой улыбкой на губах. — Я могу поклясться, что у неё есть душа.
«Потому что она моя собственная».
Подобное заявление от Арса ввело чародея в ступор. Потому что тот подобными словами никогда не разбрасывался, если, конечно, не хотел обвести вокруг пальца, а в случае Эда в подобном не было ни капли смысла. Потому тот понимал, что Попов совершил нечто удивительное, как ни посмотри: никто не создавал голема с душой — это раз, а второе — судя по мечтательному выражению лица, тот правда послушал друга, решив поступить не по-мудацки.
— И как её зовут? — спросил тот, слегка наклонившись, будто бы пытаясь рассмотреть нечто, не входящее в возможный кругозор кристалла.
— Кьяра, — ответил Попов, вновь смотря на девочку, которую таким образом они могли легко разбудить и тогда прощай пряничный домик.
— «Чистая», да? — ухмыльнулся Выграновский, отчего тату на его переносице пошло волной, — любишь выёбываться, Арс, но справедливо. Я вообще собирался к тебе наведаться в поместье, но раз тебя там сейчас нет, дай адресок, а? Я сейчас среди друидов у Вызимского озера, посмотрим, успеем ли пересечься.
— Если хорошенько постараешься, — в той же беззаботной манере, но шёпотом ответил Арс, протягивая руку к кристаллу, — деревня Бьярло. Давай посмотрим, найдёшь или нет, — нагло улыбнулся тот на прощание перед тем, как его выкрутить.
— Ну ты и ско…
Вот так, задаваясь вопросом, попробует ли Эд найти их, Арс с глубоким вздохом зашёл в ненавистный портал вслед за отправленными туда сундуками с книгами, одеждой, предметами быта и совсем немногим для работы. Всё потому, что ему совсем не хотелось тратить время, что стало казаться ещё более важным. Будто бы оставшиеся крошки тёплых и ясных дней следовало провести именно там, а не в долгом и изнуряющем пути, с кучей багажа.
Тот заранее был хорошенько и с силой выброшен вперёд, чтобы на него никто не приземлился и ничего себе не повредил. О том, что кто-то мог бы быть на другой стороне, Арс даже не думал, ведь открывал проход, можно сказать, в чистом поле.
Стоило его ногам после непривычного, головокружительного, но вовсе не приятного опыта вновь ступить на твёрдую землю, как валявшийся неподалёку сундук ему очень пригодился, чтобы на тот присесть, задрав кружащуюся голову к небу. Свежий воздух помогал прийти в себя, но наложившаяся на портал долгая поездка на судне заставляла почувствовать себя в эпицентре шторма.
Через несколько секунд он услышал характерный шелест и удар сапожек о землю — Кьяра тоже явилась с расчётом не упасть самой на Арсения. В отличие от отца, та всё ещё выглядела прекрасно, как внешне, так и внутренне, потому подойти к нему, даже так будучи ниже, ей не составило труда.
— Я схожу к Оксане, скажу, что ты явился, — произнесла та, тут же передумав, ведь изнутри почувствовала, как тому не хочется являться ни к кому в неподобающем виде. Потому, вместо того чтобы ринуться к стоящему на окраине широкого луга домику, она осталась с Арсом, протянув ему свою прохладную руку. Та, несмотря на температуру, была успокаивающей и приятной. Наверное, Попов один из немногих, кого не смущали холодные прикосновения. Возможно, то было связано с тем, что он сам почти не ощущал холода, одеваясь круглый год довольно легко даже в самые студёные зимы, или же с тем, что именно эти руки были для него единственными родными.
С отдыхом было покончено достаточно быстро, и, вместо того чтобы начать перетаскивать сундуки, как то положено обычным вещам, Арс мысленно дал им команду «идти», и те, вытащив десятки крохотных ножек, похожих на обычные человеческие стопы и голени, разве что сделанные из дерева и глины, ровным строем зашагали за чародеем, будто бы тот мама-утка со своим выводком. Только один сундук нещадно выбивался из строя, делая тяжёлые шаги и покачиваясь из стороны в сторону, грозясь сбить товарищей, а всё потому, что на нём восседала Кьяра, упорно держась за его бока руками и ногами чтобы не упасть.
Процессия была удивительной, и увидь кто из кметов её со стороны, тут же бы вытаращил глаза, оставшись стоять на месте подобно истукану, провожая её взглядом, только вокруг не было никого. В лучшем случае Оксана, которой было невдомёк, что к ней уже вот-вот должны были явиться гости.
Обидно было за то, что подобным способом переноски вещей Попов не мог пользоваться на постоянной основе и повсеместно: сундуки без обсидианового сердца за пределами места силы долгое время сами по себе двигаться не могли и их бы пришлось постоянно вручную подзаряжать, что довольно сильно впоследствии могло бы утомить. Да и прыгать в портал заранее оживившись им было чревато. С магическими вихрями нужно быть осторожными.
— Как много вопросов, так мало ответов, — послышался женский голос из-за угла здания, когда Арс вместе со своей низкорослой процессией уже подошёл к двери, собираясь стучать.
Оксана, у которой, как помнил с прошлого раза чародей, всегда немало работы, судя по испачканному землёй фартуку и собранным косынкой волосам, работала на своём скромном огороде за домом, перед тем как заслышала отвлёкший её шум.
Големы-сундуки будто бы испугались быть обнаруженными и раскрытыми и потому с резким грохотом все одновременно устремились вниз, скрывая свои ступни, притворяясь самыми обычными вещами. Только нёсший на своей бочковидной крышке Кьяру растерялся, не зная, что делать дальше, потому затоптался на месте. Почувствовав это, девочка слезла с него, расправляя впоследствии белое платье, украшенное жёлтым пояском, а голем в это время, словно улитка в домик, спрятал свои ножки.
— Не думала, что ты вернёшься так рано, — произнесла девушка, поглядывая сперва на целый ряд сундуков, после и на девочку. — Да ещё и с ученицей.
Для полуэльфки это был логичный вывод, что ребёнок, следующий за чародеем, обязан быть не иначе как его учеником. Так заведено у всех, кто принимает чужих детей под своё крыло и опеку. Тем более, как у ведьмаков, так и у магов это обычная практика. Только Арсений не выглядел тем, кто подберёт кого-то из жалости или согласится обучить за плату. Они были знакомы всего неделю его пребывания у Оксаны, но даже так ей удалось понять мужчину, даже если самую малость. Как один лишь отблеск солнца на поверхности бездонного океана.
— Тебя как зовут, красавица? — спросила та, присев перед девочкой, не дав Арсу и секунды на то, чтобы вымолвить даже приветствие. Будто бы оно вовсе и необязательно.
— Я не ученица, я Кьяра, — ответила девочка фразой, в которой было одно из самых странных противопоставлений в жизни Оксаны. Потому что наличие имени не отрицает социального статуса, а в услышанных словах был заложен смысл. Однако, что было для девушки странным, так это то, что ребёнку дали имя не иначе как эльфское. Редко такое можно встретить среди дворян или кметов. Даже у неё самой имя вполне человеческое, несмотря на уши, а Chiara — это точно Старшая речь.
— Приятно познакомиться, — улыбнулась она, всё так же сидя на корточках, чтобы быть почти равного роста, — а меня зовут Оксана.
— Так чтобы услышать от тебя фразу «приятно познакомиться», нужно иметь детскую внешность? — попытался изобразить сперва обиду Арсений, но на лице у него быстро расцвела неприкрытая улыбка. Почему-то от Оксаны веяло спокойствием, несмотря на то, что она отнюдь не была нежной и беззащитной девицей. Хотя, наверно, потому с ней и оказалось приятно общаться: травница не строила воздушных замков, надеясь на любовь, как делали некоторые, не вела себя излишне вежливо или наоборот. Она просто оставалась сама собой, притом будучи на самом деле крайне образованным человеком, годы в храме Мелитэле не прошли даром, и до звания жрицы она доросла вполне заслуженно.
— Много хочешь, — усмехнулась она, вставая обратно в полный рост, но даже так разница между ней и мужчиной оставалась довольно заметная. — Всё вот это вот, — оглядела она замеревшие сундуки, — я внутрь не пущу, но вы можете проходить. Или Кьяра может остаться, пока ты будешь дом переносить.
— Нет, мы пойдем вместе, — рефлекторно сцепились они руками, на то даже не обращая внимание, но со стороны Оксаны жест получился столь быстрым и скоординированным, притом что они друг на друга не смотрели, что ей оставалось лишь гадать, что с Арсением и новоприбывшей девочкой не так. — Где они его построили-то хоть?
— Ты сказал им «где угодно», вот они там и сделали, — фыркнула девушка, но тут же решила выдать и серьёзный ответ, завидев закатанные глаза Арсения, — почти в полумиле от деревни. Мучились таскать туда материалы, но тебя они тоже побаиваются, так что не хотели, чтобы ты жил прямо в деревне. А объяснить кметам, что ты просто возьмёшь и переместишь целый сруб — это дело гиблое.
— И в итоге они сделали всё только хуже.
«Чем дальше перемещать, тем сложнее».
— В своё оправдание могу сказать, что я пыталась им и намекнуть, и говорила в лоб, но толку…
— Ладно, пригляди за вещами, а мы тогда пойдём готовиться к переносу, — вздохнул Арс, уже собираясь залезть во внутренности сундука, чтобы прихватить с собой всё необходимое. Он, конечно, чувствовал себя не лучшим образом, а мысли о том, что придётся идти не просто до деревни, а ещё на полмили за неё, его не бодрили, но потому ему хотелось разобраться со всем как можно быстрее. И может быть по нему не было видно, но он не хотел навязываться к Оксане вновь, хотя Попову и нравилось в том доме, что забит снизу доверху травами и странной сладко-кислой зелёной жижей, как оказалось — вареньем из лопуха.
— А о ребёнке ты подумал? Чародей! — вновь фыркнула та, обернувшись к девочке, обратившись к ней полуэльфка стала куда более милой, используя говор, которым обращаются только к детям, но, как ни странно, она не была наигранно слащавой или раздражающей, потому они не были против того. — Ты ведь наверняка устала после портала, да? Детские организмы к таким перегрузкам мало приспособлены. Может быть, отдохнёшь для начала?
Вместо того, чтобы сразу ответить или спросить мнения Арса, которое она и так знала, та прислушалась к их эмоциям и чувствам, по итогу выдав лаконичное:
— Да, — для полуэльфки, от чего она довольно улыбнулась, — у Оксаны дома интересно, — и для Арсения, чтобы тот не задумывался о том факте, что она как минимум наполовину решила отложить перенос здания по причине его усталости. Другая же была озвучена. Она помнила, как выглядело жилище знахарки, и оно ей нравилось. Только увидеть собственными глазами было куда интереснее.
Внутри всё осталось прежним — не удивительно, прошло всего-то несколько недель. В масштабах мира это ничтожный срок, но для каждого человека, а порой даже и предмета, его длина разнится очень сильно. За это время успели разве что травы под потолком поменяться, а больше и ничего нового, если не считать самих гостей.
— У меня где-то было земляничное варенье… — отправилась девушка к забитым полкам, — Арс, поставь пока воду на огонь, — болтала та, передвигая банки и склянки и не обращая внимания на то, как заинтересованно девочка рассматривала всё вокруг, а Арс лишь за ней наблюдал с двояким чувством в груди. Потому что всё в его жизни раскололось напополам и лишь вместе могло составлять единое целое.
— Ждать, в общем-то, нет нужды, — ответил тот, всё же набрав воду в чайник и подвесив над очагом лишь ради того, чтобы первым движением руки зажечь огонь, а вторым тут же его вскипятив до состояния бурлящей жидкости, предвкушающей, что же с ней будут делать дальше.
— Удобно, — оглядев происходящее ответила девушка, сделав себе заметку, что все те разы, когда она сама мучилась с разведением потухшего очага и кипятила воду, ей просто надо было сказать это сделать Попову.
Хотя тот мог бы начать вредничать, но этот, что приехал с незнакомой ей девочкой, будто бы чуть добрее. Когда Оксана поставила скромный перекус на стол, то не могла не заметить, что чародей вёл себя с Кьярой иначе, чем можно представить от любых известных ей видов взаимосвязи. Они редко перекидывались словами, ни о чём друг друга не спрашивали, не просили, не указывали. Лишь иногда девочка делала вслух какие-то замечания, крайне осторожно приходясь по жилищу травницы, но и то они были больше похожи на восклицания. В обычной ситуации подобные взаимоотношения выглядели бы так, словно они чужие друг другу люди, которых заставили существовать в пределах десяти шагов друг от друга, ведь Арсений далеко от неё не отходил. Только вот взгляды выдавали в них обоих нечто такое, что полуэльфке описать было сложно. У неё не было никогда детей, и она не знала, каково это, но она могла предположить, что на своё чадо смотрела бы так же любовно, с нежностью и толикой гордости, как то делал Попов.
Уже сидя за столом, попивая из деревянной кружки заваренный кипрей, что разлила и гостям, Оксана заметила множество других странностей, так сразу и не бросавшихся в глаза во время их разговора, который в основном вели двое «взрослых».
— Не стесняйся и угощайся, — улыбнулась полуэльфка, пододвигая к девочке варенье, выложенное на блюдце, в котором рубинами сияли крохотные ягодки земляники. С ним пришлось изрядно повозиться как раз перед тем, как в её однообразной жизни появился путешествовавший чародей. Сахара у неё, естественно, не было, а консервация без него дело сложное. Да и после долгого отколупования всех зелёных кисточек у неё ещё неделю кожа под ногтями болела. Но результат того стоил: варенье получилось сладким и ароматным, потому неудивительно, что девочка на него поглядывала с интересом, только почему-то ложку брать не собиралась. Ладно ещё кипрейный напиток не попробовала, он не был таким уж заманчивым.
— Нет, спасибо, — вежливо улыбнулась та знакомой улыбкой, которую уже приходилось видеть на лице чародея, — но выглядит оно правда вкусно.
Брови сами как-то взлетели наверх, но настаивать было бы глупо, потому она продолжила расспрашивать Арсения о делах в большом мире, в котором всё было не то чтобы так спокойно. К примеру, на трон Нильфгаарда совсем недавно взошёл новый Император, и с тех пор в том государстве постоянно бурлила деятельность.
Слушая новости от Арсения, иногда прикасавшегося губами к чашке, она порой поглядывала на Кьяру, с каждым разом всё больше замечая сходство между ними. Даже в детских чертах прослеживались чёткие отголоски внешности мужчины, которые объяснить было так просто нельзя. Всё же Попову было достаточно лет, и он был, судя по рассказам, серьёзным магом, для которого профессия практически стала смыслом жизни. При этом любой, кто достаточно глубоко роет себе путь сквозь эту науку, не может избежать последствий бесплодия. Потому девочка не могла быть его дочерью, хотя иных объяснений их схожести Оксана не могла найти.
Ушли они от травницы уже днём, оставив у входа в дом череду сундуков, несколько из которых тоскливо повернулись в сторону уходящих по тропе Арса и Кьяры. Тем предстояло заняться важным делом — перенести построенный кметами дом с одного места на другое.
Искать его самостоятельно они были не намерены, потому отправились к дому войта, заставляя деревенских на них оборачиваться. Но перешептывания, что шлейфом стелились за ними, не были злобными, раздраженными или боязливыми. Молодые девушки обсуждали привлекательного на вид чародея, слухи о котором за несколько недель работы мужиков над его домом росли, как тесто на дрожжах. Эти самые мужики вспоминали о том, как чуть ли не всей деревней взялись за работу, за которую им хорошо заплатили, а женщины постарше рассматривали не только Арсения, но девочку-куколку, которой нельзя было не залюбоваться.
Староста его видеть был рад — помнил, что по истечению работ ему в кошель должно было отправиться немало крон, потому и девочку завалил комплиментами почти от души, только та на них практически не обращала внимания. Арсу подобное было знакомо и сладкие слова от тех, кто ему не интересен, никогда не могли зацепить его за живое, потому и Кьяра к ним оказалась безразлична.
Судя по всему, Оксана слегка преувеличила, когда сказала, что дом построили в полумиле от деревни. Скорее в трети, да и дорога к нему оказалась вполне удобной. Староста всё не прекращал расхваливать, какое чудесное место они ему подобрали и как он удачно приехал буквально спустя пару дней после того, как туда столяры занесли основную мебель «из ствола дуба, такие только у нас растут, вот увидите, ещё сто лет прослужат!». Только дубов Попов в окрестностях пока не встречал, но указание на то не сделал. Ему-то не сильно принципиально, в отличие от самого домика.
Войт не соврал, говоря, что место выбрано было хорошее. Добротно выглядящий, тот стоял между опушкой очередной берёзовой рощи и берегом небольшого ерика, на дне которого к концу лета осталась скорее грязь, нежели водоём, но по весне здесь должно было быть ещё красивее. Только им не хотелось здесь оставаться. Совсем другое место умудрилось в сердце залечь, и именно там хотел провести как можно больше времени Арс, а вместе с ним и Кьяра.
Внутри, как и ожидалось, было не обжито. Всего две комнатки и пространство, больше смахивавшее на коридор, нежели кухню или гостиную, в которой всё же стоял как и очаг, так и разместился стол, стоящий у окна с резными ставнями, в которых угадывались схематичные лошади и ещё какие-то крендельки, не имеющие смысла. В других комнатках тоже стояла мебель, и, как заметил Арс, она правда была сделана из довольно крепкого дерева, напоминавшего дуб. Войт лишь гордо стоял в стороне, когда чародей проверял её крепость и качество. Похоже, он правду говорил.
— Нам нужно кое-что ещё сделать, — многозначительно хлопнул Арс по прихваченной из сундука сумке, — не против, если рассчитаемся сегодня вечером? — спросил он, выходя вместе со старостой обратно на улицу, где его уже ждала девочка, рассматривавшая со всех сторон постройку крайне внимательным взглядом. Войт бы посмеялся, посчитав, что она лишь играет во взрослого, притом довольно умело, но тот был занят разговором с чародеем и не обращал внимания на ребёнка.
— Конечно-конечно, — всплеснул руками войт. — Можете даже завтра! Мне зайти утром? А, может быть, в обед или вечером? — голос его звучал заискивающе, ведь человек, что тебе платит, всегда краше, чем просто мимо проходящий путник.
— Мы сами заглянем завтра, — ответил Арсений, которому было не до войта и его глаз, горящих в предвкушении скорой выдачи оставшейся суммы за дом, которую он точно оставит уже только себе. — Доброго вам вечера, — кинул он напоследок, демонстративно отвернувшись обратно к Кьяре, будто бы и не было больше никого рядом. Хотя подобное поведение старосту не оскорбило. Чародей всё же, таких уважают и побаиваются сказать слово против. Однако удалиться быстрее он решил в тот момент, когда Попов из своей сумки достал нечто отдалённо похожее на нож, только ржавый и неудобный. И этот самый предмет он протянул девочке, что приняла его без раздумий, уверенно взяв его в свои тонкие пальчики.
«И всё же странные они», — заключил про себя мужчина, хмурясь чёрными бровями, уже по пути обратно в деревню.
То, что оказалось в руках у Кьяры, не было ножом, скорее плотной, узкой, медной пластиной, предназначенной вовсе не для того, чтобы ею что-либо резать. Девочка с её помощью пошла очерчивать вокруг дома круг, оставляя меж трав тонкую и незаметную линию, разрезающую землю. В это же время Арс накладывал заклинание на само строение. Что было хорошо, так это то, что самому прыгать через портал ему не придётся, а плохо то, что сил будет задействовано немало. Всё же совсем не его профиль. И тут ему в голову пришла мысль, из-за которой он не мог сдержаться, чтобы не фыркнуть от смеха.
«И сделал бы я избушку на курьих ножках, без окон, без дверей».
— Но она бы всех пугала и не могла бы пройти по большинству существующих маршрутов. И у стражников везде были бы к ней вопросы, — подметила Кьяра, закончив к тому времени очерчивать здание.
— Но выглядело бы это забавно, — не прекращал думать об этом чародей даже по пути обратно к дому Оксаны, только пришлось пройти мимо него. Не только из-за того, что их увлекло обсуждение дома на ножках подобно кухонной утвари в поместье или тем же самым сундукам, а потому, что цель их находилась дальше, в берёзовой роще.
И там тоже всё было так же: те же деревья с глазками, ползущие по земле пустые кустики ягод, на которых нынче уже совсем ничего не осталось. Кое-где виднелись следы деятельности Оксаны: явно разрытая земля в поисках нужных кореньев и обрезанные заросли трав.
Кьяра срывала серёжки деревьев, спеша вперёд, навстречу с тем местом, которое уже заранее любила, помня, какие там красивые закаты, как солнце освещает причудливые облака, как жизнь замирает в прекрасном мгновении, о котором душой мечтал Арсений. Девочке было всего несколько дней отроду, но она чувствовала себя так, словно бы прожила долгую жизнь, которую, однако, хотелось рассмотреть более чётко и ясно, остановив её в янтарном свете летнего солнца.
— Красиво, — шептала она, остановившись на краю поляны, которую помнила точно такой же: покрытой цветами, залитой лучами и небом, на котором резвились воображаемые звери. Только вот своими глазами она видела игравшего со своими несколькими хвостами кота, а ещё птиц, ненастоящих, а пушистых и белых, медленно расплывавшихся в голубом небе.
И вроде бы ничего необычного не было здесь. Ни магии, ни удивительных видов, ни редких растений или животных. Просто место стало особенным по стечению обстоятельств.
— Я придумал тебе имя здесь. Понял, что ты должна была стать не просто одним из големов, а моей дочерью и не иначе, — произнёс известную им обоим истину Арс, стоя рядом с девочкой и по-отечески держа её за руку.
У них было одно подсознание на двоих, но подобные вещи, когда их произносят вслух, будто бы обретают материальную форму, становятся ценными. Не как хрустальные вазы или слитки золота, а как имеющий вес договор, держащийся вовсе не на поставленной на бумаге печати или подписи, а на доверии сторон. Между ними двоими, в их общем мире, оно было абсолютным и безукоризненным.
Заклинание переноса с громким хлопком и грохотом, припугивающими всех птиц в округе, перенесло построенный у ерика дом в очерченный Кьярой и на этой поляне круг, ровно такой же, что окружал дом там.
«Дом».
Арс никогда не задумывался над тем, есть ли у него дом как таковой. Старая привычка из детства, от которой он никогда бы не избавился. Цирк не был ни домом, ни семьёй, у Паши дома как такового не было, по крайней мере, как утверждал наставник: «Где Ляся, там и дом, а это так…», — отмахивался он от своего поместья, в котором два года жил Попов. Общежитие академии, даже при наличии у чародея собственной комнаты, оставалось чужим пространством, к которому он никак не мог прикипеть, а с трудом добытое поместье стало ему местом работы, в котором были созданы все условия, чтобы его никогда не покидать. Даже среди друзей у него не было тех, кто сидел бы на месте: Эд как ушёл от семьи в свои семнадцать лет, так и бродил по миру, на одном месте задержавшись разве что во время неоконченного обучения в Бан Арде, и Катя тоже не сильно лучше него: перебиралась с одного места на другое, пытаясь найти свой шанс, каким бы он ни был.
Потому осознание, что он правда решил построить свой дом, созданный не просто в качестве логова одинокого чародея, любящего проводить всё время за работой, разливалось тёплым чувством внутри. Незнакомым, но совершенно точно приятным.
Мечты, о существовании которых он когда-то даже не догадывался, начали сбываться.
К первому дню начала осени все многочисленные вещи уже были разложены по местам, распространяя атмосферу уюта: застеленные мягкими простынями и пуховыми одеялами кровати, сверху которых лежали яркие пледы, скатерть на кухонном столе, новые и старые книги на полках, письменные принадлежности на столе, к которым Арс прикасался за это время лишь раз — когда выкладывал из сундука. Некоторые из них, кстати, разместились по углам, храня в себе одежду и разную мелочь. Другие же остались в распоряжении у Оксаны. Первые пару дней та по-детски баловалась, лишь интереса ради отправляя тех к Поповым, загружая внутрь баночки и скляночки, пока магия совсем не выдохлась. Но один Арс всегда специально подзаряжал для Кьяры: девочке понравилось ездить верхом, даже пускай вовсе не на пони. Несколько раз она пыталась залезть внутрь, но с открытой крышкой его шатало так, что он лишь бился о деревья, не находя дороги ровно вперёд.
Они вдвоём часто ходили в гости к Оксане, которая всегда была рада видеть девочку. Тогда они все втроём занимались делами у неё дома, что ещё с первого раза полюбился Арсу. Иногда полуэльфка предлагала посидеть с Кьярой одной, но чародей отказывался. Им не хотелось расставаться. Более того, им было страшно подобное делать. Связанное подсознание работало куда лучше, когда оба понимали чётко и ясно, что происходит вокруг каждого. Так Арс однажды отпустил Кьяру к Оксане одну, но стоило ей ступить на край поляны, как обоих окутало жуткое беспокойство. Такое, что спустя несколько секунд они встретились у входной двери, сцепившись в объятиях, поняв, что это плохая идея. То, что было единым, не должно расходиться.
Потому они спали в одной кровати, засыпая за чтением книг, что порой валились Арсу прямо на лицо от усталости. Он слишком привык изводить себя по максимуму, а притом, что дочери не нужен был сон, даже в их домике в лесу он умудрялся подобное вытворять со своим организмом, просыпаясь в итоге далеко за полдень.
Время, правда, будто бы замерло, утонуло в солнечной смоле, дав возможность рассмотреть всё и вся под любыми углами, какими только возможно. Осенью Кьяра несколько раз под присмотром Арса бегала в деревню, где пыталась пообщаться с детьми, что выглядели на её возраст, но они её утомили спустя парочку фраз о том, что она странная, раз живёт вместе с чародеем, который заставил пропасть из виду целый дом, который их родители строили, не покладая рук. На самом деле дом их и впрямь в каком-то смысле пропал: Попов окружил поляну иллюзией, чтобы скрыться от возможных любителей погулять по лесам, позабыв предрассудки о знахарке-полуэльфке и колдуне в чаще.
Дети Кьяру побаивались, видя и чувствуя, будто бы она не от мира сего, но и она пришла к выводу, что проводить время с Оксаной куда интереснее. Та рассказывала истории, которых было немало, хотя и сглаживала углы, что девочке не нравилось, но она с лёгкостью с тем фактом мирилась. Всё же об их с отцом секрете травница не знала. И не то чтобы ей не доверяли, просто поведай её тайну — и она станет частью их жизни. Арс же к своему личному пространству относился крайне ревностно, даже если оно не было физическим. Впускал он в него с неохотой и чаще всего люди проходили проверку не чем иным, как временем. Так, у него из близких за столько лет были лишь трое, а по-настоящему особенной — только Кьяра, которой он мог доверять, как себе, и любить тоже так же.
Однако уже зимой, когда солнце пробивалось сквозь обледенелые ветви деревьев, роняло блики на снег, заполонивший всё вокруг, им обоим стало тяжелее отгораживаться от Оксаны. Та стала подругой для девочки, а потому и для Арсения. А всё потому, что полуэльфка всегда была с ней мягка, улыбалась без толики ехидства, сама тянулась поговорить, удивляясь, как в ребёнке могло умещаться столько знаний и удивительных мыслей. Потому и Мидинваэрне они праздновали вместе. Только скрывать тот факт, что Кьяра не ест, было сложно. Постоянно мелькали отговорки, перераставшие в абсурд, потому что провести они пытались девушку, немало знавшую в анатомии человека.
— Это личное дело, Оксан, пойми, пожалуйста, — в итоге во время праздника устало ответил чародей на очередное предложение осмотреть девочку на предмет болезней. Услышать подобное было самую малость обидно, но вопрос после не поднимался, хотя настроение подпортилось в тот день у всех троих. Но им это не помешало в итоге провести весёлую ночь с песнями и вкусными блюдами, которыми маленькая Попова могла наслаждаться разве что через самого Арса.
Время не летело, оно ползло, медленно и тягуче, но приятно. Не как окаменевший янтарь, а как мёд. Даже студёная зима в этих местах наполнялась атмосферой праздника и всеобщего веселья, которое обычно проходило мимо чародея. В первый раз за много лет он ощущал, что живёт так, как мог только он сам, и тем можно было гордиться.
Весной же его ждал неожиданный сюрприз, о возможности которого он даже успел позабыть, ведь мегаскоп так и лежал сложенным на дне сундука.
Сон был спокойным, без видений и полудрёмы. В подобные впадаешь будто бы просто моргнув. Раз — и прошло несколько часов и многое успело поменяться. Так и в тот раз он заснул прямо во время чтения позаимствованного у Оксаны её собственного дневника, из которого можно было узнать множество новых свойств растений, которых чародеи обычно использовали не для лечебных целей. Иногда предметы могут располагать множеством свойств, что годятся для совершенно разных целей. Тот же уголь: циркачи наносят на лицо, обыватели топят им дома, а художники рисуют гравюры.
Книга лежала у того на груди, под боком разместилась Кьяра, не кутаясь в одеяло и совершенно не пытаясь согреться: в домике с вечно горящим камином было достаточно тепло, чтобы не волноваться о подобного рода вещах. Но что по-настоящему возмутило Арса тогда, так это вовсе невозможная жара или духота, не палящее в окно солнце, ведь ставни были предусмотрительно закрыты, и даже не неудобная поза, от которой оперевшаяся о подушку шея точно должна была затечь, а стук.
Первого удара в дверь хватило, чтобы Попов непонимающе открыл глаза, начав озираться, тем самым случайно уронив ветхую книжку на пол, а за ним тут же поднялась и Кьяра. Но удары не прекратились, вызывая недоумение. Потому что Оксана обычно, если и приходила к ним сама, то стучала в дверь гораздо тише, или вообще сразу же начинала звать, зная, что слышимость в доме всё же хорошая.
Но и этот гость оказался явно не из робкого десятка, ведь спустя всего несколько секунд, за которые Арс лениво, но бурча поднялся с кровати, собираясь отправить кого-то, кто посмел нарушить его сон, тот прекратил издеваться над бедной дверью и закричал будто бы прямо в замочную скважину:
— Ёб твою мать, Попов, выползай из норы! Твоё «Бьярло» нихуя на картах не отмечено! — несмотря на то, что этот хриплый голос не доводилось слышать уже достаточно давно, первого же слога стало достаточно, чтобы понять, кто стоял за дверью, потому теперь Арс не чувствовал ни капли спешки, решив сначала расправить сбившееся на кровати покрывало, пока Кьяра проверяла, не повредились ли от падения странички в книге, а после под ругань за дверью чародей решил ещё немного потянуть время, сходив налив себе воды и уже с кружкой медленно и не спеша отправившись к выходу. — Я слышу, как ты там ходишь, давай открывай и не выёбывайся, как ты это любишь делать! — прозвучала последняя фраза, конец которой прилетел уже в лицо невозмутимому Попову, стоящему в широких брюках и халате, без которых он никак не мог.
По оголённым ступням бежал весенний мороз, не успевший пропасть даже после исчезновения снега и появления на деревьях налитых зелёных почек. Мужчина только пальцы поджал, попивая тёплую воду из стакана, пока у него была пара мгновений на то, чтобы рассмотреть Выграновского, который в целом остался всё таким же, как и раньше, стареть или просто отращивать бороду тот точно не собирался. Только татуировка новая на лице возникла, прямо на переносице — что-то на Старшей речи, написанное слишком витиеватым шрифтом, потому неясно: попытки создать новый оберег, улучшить зрение или просто мат, который никто с первого раза узнать не сможет. Но, как ни странно, очередная порция чернил никак не меняла своего владельца даже визуально. Попов удивился пристрастию друга лишь раз — когда они оба были ещё студентами Бан Арда, отучившимися там всего пару лет. В то время кожа у Эда была ещё чистой и первая татуировка, появившаяся после пьянки, положила начало целой эпопее, сделанных на трезвую голову.
— С учётом того, что ты единственный из всех знаешь теперь, где я, грех жаловаться, — пожал плечами Арс, зная, что совсем недалеко за его спиной, выглядывая из-за угла, должна была стоять Кьяра. И та вовсе не стеснялась показываться, ей просто хотелось появиться в подходящий момент.
— Ага, это ж такая привилегия видеть твой «светлый» лик. Скажи мне на милость, я всё гадал, как у тебя знания в голове умещаются, а, походу, ты их складируешь в мешках под глазами. Откуда такие синяки, если ты буквально в глуши, без лаборатории и делать тебе нехрен? — спросил тот, обращая внимание на усталый вид чародея.
— А вот не надо меня будить раньше, чем я проснусь сам.
— Солнце скоро садиться будет, а ты всё валяешься мешком картошки, — утрировал Эд, пытаясь заглянуть внутрь дома, — хотя с учётом того, сколько с твоим «Бьярло» пришлось провозиться, себя таковым должен чувствовать я.
— Проходи давай, — понял намёк Арс, делая шаг в сторону. — Но сначала разуйся! — тут же крикнул он вдогонку, видя, как парень собирается сделать больше, чем один шаг от порога.
— Да что ты за человек такой, почему просто не зачаровать пол, — стал тот стаскивать с себя сапоги пятка о пятку, на что Попов лишь закатил глаза.
— Как ты себе это представляешь? — в отличие от Выграновского, Арс правда задумывался над этим вопросом, придя в итоге к тому, что грязь в лучшем случае, попав на зачарованную поверхность, будет с неё легко смываться, ведь, в отличие от той же одежды, что сидя на человеке находится в более или менее подвижном состоянии, благодаря чему всё с неё тут же стряхивается, с широко лежащей горизонтальной поверхностью подобное не получится.
— А мне этого и не надо, — оглядываясь, произнёс Эд. У того из вещей с собой была только сумка на поясе, но, как только на крючок у двери тяжко повесилась мантия, стало ясно, что большую часть личных вещей тот в путешествиях, как всегда, держал ближе к себе в тайных карманах. — А у тебя здесь неплохо. Даже как-то непривычно, что ли.
— Здесь весь дом меньше, чем холл в поместье, — отметил Арс, отправляясь вглубь первой комнаты, чтобы поставить кружку обратно.
— Не, это фигня. Вот то, что это реально похоже на обычный дом, вот это странно. Скажи, у тебя тут случайно нет подвала, где бы ты до посинения работал, забив на белый свет? А то вот это, — обвёл тот довольно уютную гостиную, залитую лучами солнца из приоткрытых ставень, — на тебя ни разу не похоже.
— Подвала нет, как и туннелей, катакомб и тайных комнат. Я не прикасался к инструментам с лета, — ответил Арс, заваливаясь на стоящую в гостиной очередную кровать, заменяющую софу и кушетку вместе взятые. Подобных предметов мебели в деревне было не достать.
Чародею было видно, как Выграновский будто бы невзначай оглядывался по сторонам, заглядывая по немногочисленным углам так, будто бы там могло быть нечто от него спрятавшееся. Того правда распирал интерес, и даже во время разговора об особенностях нового жилища, того крайне привлекал короткий коридорчик, ведущий к следующей комнате. Арс и был бы рад дальше общаться так, будто бы он никогда не упоминал о кое-каких важных изменениях в своей жизни, но отсутствие девочки в пределах зрения казалось трудным практически на физическом уровне. Хотелось уже самому взять и зайти за соседнюю дверь, и пусть Выграновский, явившийся, по ощущениям, ни свет ни заря, делает, что хочет, один.
— Кто ты такой и куда дел Арса? — усмехнулся Эд своей заезженной шутке и даже почувствовал себя на мгновение довольным, увидев улыбку на лице Попова, только заметить в ней лисью усмешку не успел, ведь голос за спиной заставил того вздрогнуть и удивлённо обернуться, забыв обо всех остальных мыслях.
— Если бы отца кто-то куда-то дел, меня бы здесь не было. А ещё, будь кто другой на нашем месте, он бы не пустил тебя на порог, испугавшись татуировок, посчитав, как минимум, стрыгой, — прозвучал будто бы невинный детский голосок, заставивший мужчину улыбаться и потому, что Кьяра просто появилась в его поле зрения, смиряя беспокойство, и из-за реакции Эда.
— Сука, какого хера?! — держи он в руках какой предмет, тот бы уже отлетел бы в стену от испуга, но так Выграновский разве что на месте слегка подпрыгнул и чуть в собственных руках не запутался, что взмыли в воздух не то чтобы за сердце схватиться, не то по привычке кому-то врезать или прикрыть лицо, напрочь забыв о владении магией.
— Не знай я, что ты используешь маты, как междометия, могла бы и обидеться, — улыбаясь, обратилась к чародею девочка, смотря на того снизу вверх, оттого походя на мышонка, умудрившегося напугать своим появлением кошку.
— Ебать как она на тебя похожа, Арс, — тут же подметил парень, постепенно отходя от испуга. Тот был вызван не просто неожиданностью из-за голоса, прозвучавшего за спиной, а из-за того, что нотки в нём были Поповские, такие, которые ни с кем другим не спутаешь. Однако даже это было не всё: зная друга с восемнадцати лет, тот не мог тут же не заметить множество общих с ним черт, среди которых в первую очередь, как ни странно, выделялись не бледная кожа, чёрные волосы, голубые глаза и вздёрнутый носик, а выражение лица, атмосфера, характер, даже то, как она стояла, с изяществом, но даже не задумываясь о том, как надо, выдавали в ней уменьшенную версию Арсения. — Капец вы жуткие, — оборачиваясь на друга, произнёс тот. — А ты, я так понимаю, Кьяра?
— Ты запомнил моё имя, — отметила девочка, припоминая, что отец той ночью, когда им снился пряничный домик, был вырван из мира видений для того, чтобы поговорить по мегаскопу.
— А как тут не запомнить имя такой красавицы, да? — попытался тот перейти на более аккуратную манеру общения, на что Арс за спиной лишь фыркнул, усмехнувшись, понимая, что долго друг всё равно подобным образом не протянет. — Я Эд, — протянул тот ладонь, на которую девочка несколько секунд смотрела внимательно, раздумывая, уместно ли в их случае подобное знакомство, но в итоге уверенно её пожала, явно удивив чародея силой своей хватки.
— Я знаю, — ответила та, осторожно потрясывая сжатой рукой.
— Значит, Арс обо мне рассказывал, — самодовольно улыбнулся тот, вновь обернувшись в сторону притихшего Попова.
— Вроде как нет, — честно пыталась она вспомнить хоть раз, когда бы отец именно что рассказывал о друге, а не упоминал его имя в разговорах. Всё же обсуждения историй из его жизни для них не было свойственным. Зачем пытаться донести свои мысли тому, кто будто бы сам проживал твою жизнь и думает о всех прошедших событиях точь-в-точь как ты сам? — Но ты хороший. Даже притом, что однажды залил отваром из крушины ему форму.
В этот момент у Эда глаза на лоб полезли. Потому что если девочка знает эту историю, которая ему самому в память въелась как одна из самых нелепых, но удачных подводок к неожиданному перепихону в пустующем чулане академии, то и о существовании основного действа она могла быть в курсе, а подобное вообще-то, даже по его мнению, не для ушей в лучшем случае десятилетней девочки, даже притом, что она голем.
— А-арс, мне кажется, ты должен мне кое-что объяснить, — обратился тот к совершенно невозмутимому Попову, который только и делал, что наблюдал со стороны так, будто бы издевался над другом. Хотя так и было.
И Выграновскому они рассказали всё, как было на самом деле. Потому что тот в итоге мог бы и сам догадаться, каким именно образом Арс умудрился сделать Кьяру живой, а так, опережая своими разговорами его мысли, можно было полюбоваться таким редким зрелищем, как его удивлённое лицо и порой скептичные взгляды, переходящие от девочки к мужчине и наоборот, прерываемые разве что очередной фразой, что он не мог бы ждать от маленькой девочки, у которой в голове на вид не должно было бы быть информации ни о сложных магических формулах, ни тем более о прошлом пятидесятилетней давности.
Однако к концу разъяснений у того в голове наконец срослась картинка, в которой стало ясно, как обстояли дела не просто с самим экспериментом, что проводил друг, а с ним самим и сидевшей рядом с ним девочкой, что в самом начале казалась жуткой из-за сходства с чародеем. Эд может быть и не знал Арса как свои пять пальцев, но точно знал его как четыре из них, плюс одна фаланга этого самого несчастного пятого. Потому и их отношения с девочкой, и она сама быстро стали понятны, будто у него была нужная свеча, с помощью которой он нагрел писаную молоком надпись.
— Ох уж это чувство, когда сам Арсений Попов внял моему совету, — ухмылялся тот, сидя за столом на табурете, уже совершенно освоившись в доме. Приспособляемость Эда к любым возможным условиям всегда была на высоте и в чужих домах он стеснения никогда не испытывал.
— Много на себя берёшь, — ответил Арс, у которого на коленях сидела Кьяра, от которой так и веяло лёгким детским озорством, проснувшимся из-за приезда чародея, которого не могла воспринимать иначе, как друга, а всё из-за чётких воспоминаний времён академии и позже.
— Мне кажется, твой успех нужно обмыть, я тут по пути деревеньку видел, может, того, — щёлкнул он пальцами по шее, поднявшись с табурета и одёрнув случайно задравшийся подол прилегавшей к телу тёмно-зелёной, почти чёрной туники, подпоясанной коричневым ремешком. Вид этот в отсутствии верхней одежды можно было бы назвать весьма скромным, если не знать, что бляшка на самом деле серебряная, да и торчащая рукоятка с кожаной оплёткой принадлежала точно ножу из чистого серебра. Эд может быть и исследует пути друидов, но от присущих ему с детства вещей с изысканными, дорогими изюминками не отказывался, будучи по природе всё же чародеем.
— Думаю…
— …можно, наверное, — закончила вместе с ним Кьяра, задумчиво поднеся палец к подбородку.
Арс с того дня, как создал свою дочь и оживил её, к алкоголю не прикасался практически, по крайней мере, не доходил до состояния опьянения, а всё потому, что не знал точно, каковым будет результат в их общем с Кьярой подсознании. Вместе с Выграновским невозможно не нажраться, у того будто бы цель — напоить собеседника до состояния несостояния, и каждый раз у него исправно это получается. Не важно, знаешь ты об этом или нет — результат всё равно один. И он никогда Арсу не нравился, но вот сам процесс всегда выходил довольно интересным.
Однако решение согласиться с предложением вытекло из простого факта — Эд был в курсе всего, он был чародеем, а ещё даже в пьяном состоянии вёл себя почти точь-в-точь, как в трезвом.
— А ты видел домик Оксаны? — вдруг спросила девочка уже после того, как переоделась из сорочки в одежду на выход. Для обычных людей это голубое платье с вышивкой жёлтых лютиков по краям было бы слишком лёгким, и им бы потребовался сверху плащ или мантия, но ей не могло быть холодно. Единственная температура, что могла бы ей по-настоящему навредить, так это зимний мороз на дальнем Севере, в горах Ковира и Повисса. Оледенение тканей, по которым не идёт горячая кровь, привело бы к тому, что она замерла бы неспособной к движению статуей, однако здешние зимы, какими бы суровыми они ни были, не могли перебороть скромных заклинаний, наложенных на одежды.
— Оксана? Расскажешь по пути, кто это, а, принцесса? — спросил чародей, сложившись в три погибели, надевая на пороге дома сапоги. В отличие от того же Попова, сделать это у него быстро и аккуратно не получалось.
— Да! Если не срезать через лес, то можно выйти к её дому, а потом уже по тропинке в деревню. Она хорошая и варенье вкусное делает.
— Ещё немного, и из-за тебя я начну толстеть, — вздохнул мужчина, которому приходится пробовать всё, что захочет девочка, вместо неё самой.
— Жирный Арс — я бы на это посмотрел.
— В лучшем случае тебе светит пародия от Паши, — открыл Попов дверь на улицу, вдыхая прохладный весенний воздух.
На земле перед домом успели вырасти лишь самые первые изумрудно-зелёные травинки, да пробились пучки-звёздочки одуванчиков, выглядевших подобно обычным сорнякам. Хотя хозяйки на своих дворах эти растения никогда не ценили и лишь, ругаясь, вырывали с корнем, после откидывая в большую зелёную кучу, которой в последствии суждено было сгореть, пуская по округе едкий дым.
— Ну хоть кто-то помимо меня любит язвить над твоей графской задницей. Хотя с Добровольским я бы предпочёл не встречаться ещё столько же, сколько прошло с последнего раза, а может быть и дольше, — вспоминал Эд то, как Воля каждый раз не может ему простить брошенную учёбу в Бан Арде.
Все трое уверенно шли в направлении берёзовой рощи, ещё не успевшей до конца приодеться в зелёные цвета, отчего чёрно-белые ряды стволов и плети ветвей рябили в глазах с двойным усердием. Будто бы стоило пройти за одно из деревьев, и тут же скрылся бы в неизвестности от посторонних глаз. Так иногда и получалось, когда они проводили время с Оксаной: травница всегда занималась сборами без промедлений, и пока осенью Кьяра могла долгие минуты вместе с Арсением искать отличия между лисичкой обыкновенной и говорушкой жёлтой, девушка могла обойти всю рощу и вернуться к ним обратно.
— Эд! — стоило им сделать пару шагов по роще, как девочка, к удивлению Выграновского, дёрнула того за мантию, заставляя остановиться.
— Тебе чего, принцесса? — в обращении не было и капли издёвки, но почему-то в нём ощущалось то, что чародей не относится к ней как к маленькому ребёнку, особенно зная её подноготную.
— Спорим, ты не сможешь донести меня до самой деревни? — хитро спросила та, глядя снизу вверх. И, казалось бы, им в пору выглядеть как кролику с удавом, но Кьяра тоже была лисицей, когда ей того хотелось.
— Ты же знаешь, что спорить ни на что нет никакого смысла, а брать с тебя нечего, — скорее раззадоривал парень, нежели пытался отговорить девочку от затеи, в которой явно был подвох. Потому что Арс бы просто так спор бы не затеял, а значит она была уверена, что его выиграет.
— Ты просто трусишь, вот и не соглашаешься, — подключила она детскую невинность, явно актёрствовать умела не хуже своего отца.
— И ты даже ничего не скажешь по этому поводу? — посмотрел он на Арса, стоящего у девочки за спиной неожиданно тихо.
— Мне остаётся лишь наблюдать за тем, как ты боишься проиграть ребёнку, — с наигранной досадой произнёс тот, качая головой.
— Ладно, хрен с тобой, — неясно к кому именно из них была обращена фраза. — Залезай, — присел тот на корточки, подставив руки для удобства, на что девочка радостно захихикала, тут же воспользовавшись возможностью вскарабкаться тому на спину.
— Вашу ж…! — тут же резко выдохнул Эд, почувствовав на себе вовсе не какие-нибудь жалкие пару пудов, как он того ожидал сперва. — Так вот в чём был подвох. А ты вовсе не пушинка, оказывается, — пробурчал тот, вставая и слегка покачиваясь, тем самым заставляя Кьяру в процессе несколько раз ойкнуть, а Арса, глядя на друга, засмеяться. Он-то помнил, как самому было тяжко и пришлось задействовать магию.
— Будь здоров тебе донести несколько слитков тёмной стали и метеоритной руды, — наконец произнёс тот, хлопнув Выграновского по плечу, желая тем самым удачи, что ему бы пригодилась бы в этом нелёгком деле.
— Я себе так спину надорву, — жаловался парень, поудобнее перехватывая в руках ноги девочки. Сперва он думал, что сможет донести её на плечах, но даже пытаться в итоге не стал.
— Тогда мы донесём тебя к Оксане, — пошёл дальше Попов, решив, что сейчас они срежут путь через лес, не проходя мимо дома травницы, тем самым хотя бы слегка облегчив путь другу.
— Но она будет ворчать, — заметила девочка, положив голову Эду на плечо и вцепившись за того покрепче, когда тот начал идти вслед. — Так что если устанешь, то опускай меня на землю.
— Ага, чтобы я так просто проиграл тебе, принцесса? Ты лучше держись крепче, — вздохнул тот глубже, и уже через секунду Арс услышал у себя за спиной крики и смех, а ещё через мгновение увидел, как Выграновский, не жалея собственных суставов, бегом нёсся вперёд, заставляя девочку чуть ли не визжать от радости.
Глядя на эту картину, он мог лишь улыбаться и тоже смеяться. От того, как нелепо выглядел друг, от того, как весело было дочери, и как ему самому вдруг захотелось пробежаться, догоняя их следом. И если Эд проиграл, он бы и свою спину под пытки подставил. Хотя скорее для начала использовал магию, чтобы потом не лечить грыжу.
Однако того не потребовалось. Один из чародеев, пыхтя и чуть ли не ползя, сгорбившись, высадил Кьяру сразу за деревянной дощечкой, на которой было вырезано название деревни, приветствовавшее путников. Так что спор был выигран Эдом, но девочке ни разу не было от того грустно, всё же сам поход выдался весьма занимательным.
Обратный путь, после того, как удалось найти старика, делавшего ярко-красную вишнёвую наливку, выдался куда менее напряжённым. На улице начало смеркаться, и мир потихоньку начал приобретать персиковые оттенки, придававшие картинной нежности всем здешним лугам и рощам, которыми можно было любоваться без опаски. Как-то Арс спрашивал у Оксаны, как в этих местах обстояли дела с монстрами и иной нечистью, и та рассказала, что за последние годы в округе разве что полуденница раз появлялась. На полях недалеко от деревни и совсем неблизко к её домику. Кметов подобное, естественно, пугало, и не без причины. Мало того, что то была мертвая дочь одного из хлебопашцев, в итоге от подобного горя спившегося, так ведь она была смертельно опасна. К ней все ходили, думали знахарка, да ещё и остроухая, как-то сможет помочь, а та всё советовала вывесить объявление и надеяться, что к ним ведьмак наведается. Как ни странно, им повезло, нашёлся такой, только сперва заглянул к девушке в гости по старой дружбе, и уже та ему рассказала, что для него здесь работёнка имелась.
Так что места здешние были благодатными и спокойными. Такими, что чародеи могли гулять вечерами, ни о чём не волнуясь. Разве только о том, что им неловко было проходить мимо домика Оксаны, не познакомив девушку с новым гостем, но задерживаться они всё же не стали, потому что всё могло успеться, но именно этим вечером хотелось приложиться к стопке, хорошенько поболтав по душам. Всё же с Эдом Арс не виделся уже несколько лет как, если не считать связь по мегаскопу.
Потому тот факт, что Арс к полуночи сидел с раскрасневшимися щеками в тон выпитому напитку, был совершенно неудивителен, как и то, что он успел перемыть в беседах с Выграновским и Кьярой косточки всему высшему обществу от баронов до Королей и их советниц. Девочка же, сидевшая рядом, тоже постоянно щебетала о разном, становясь с каждым выпитым чародеем глотком всё веселее, но её внимательно слушали. Будь на её месте любой другой ребёнок, его бы спровадили подальше, но то, как и что она рассказывала, могло увлечь любого.
— А, может быть, завтра на рыбалку? Если ты, конечно, будешь способен подняться, — спросил Эд, закидывая в рот кусок чёрного хлеба с солью — единственная закусь, которую они нашли без проблем в закромах чародея, самому себе не готовившего.
— Можешь идти один, — недовольно посмотрел на друга Арс, после переведя взгляд на красную каплю, тёкшую по краю стеклянного бокала для вина. Неподходящие напитку фужеры его нервировали, но разливать настойку в кружки он тем более не собирался.
— Но с рыбой мы тебя не пустим, — поддержала того Кьяра, сидевшая в подушках и пледах, словно бы птица в гнезде.
— И ты туда же! — всплеснул руками чародей на «предательское» заявление. — Арс, знаешь, мне кажется, ты единственный мужик в мире, кто отказался бы в случае чего трахнуть сирену.
От одного лишь представления подобного действа Попов скривился, а Кьяра вслед за ним. В отличие от большинства мужчин в мире, подобная затея его не привлекала в любом случае. Даже если бы морская дева магией сменила бы свой мерзкий рыбий хвост на аккуратные человеческие ноги.
— То есть ты бы хотел переспать с рыбой? — всё так же морща нос, спросил он.
— Да что у тебя за формулировки, а? Во-первых, хвосты у них вроде на вид не мерзкие, во-вторых, они очешуительно красивые, сам же знаешь, в этом их особенность! А в таком случае рыбой от них, вероятно, нести не должно. Так что если бы всё было по согласию, то почему бы и нет?
Смотря на Выграновского, Арс не мог понять, пьян ли тот или всё-таки нет. Потому что даже на свежую голову тот мог бы нести подобную чушь.
— Помимо того, что это просто мерзко, морские девы меня не шибко интересуют, как и обычные.
— Ой блять, да тебя никто не интересует, — заметил парень, выпив залпом очередную порцию, размером минимум в две с половиной обычные рюмки.
Без музыки на фоне было не так весело, всё же та придавала особую атмосферу каждый раз, когда Арс, бывало, встречался со своими друзьями и знакомыми в шумных тавернах, в которых не могло возникнуть и секунды тишины. Потому, когда Эд всё же запел спьяну, выдавая своё состояние только лишь этим, чародей даже не стал фыркать на друга, говоря, будто бы у того голоса нет. У Выграновского голос был и обращаться он с ним умел, будучи когда-то сыном ковирских купцов, у которых во владениях был собственный торговый дом, хотя за игрой на инструментах его никто никогда не видел, в отличие от пения. Просто он совсем не бард и не менестрель, у тех голоса обычно звонкие, высокие, такие, что с колоколами сравниться могут, а у Выграновского он был слегка сиплым, с хрипотцой. Оттого и песни выходили в тон хозяину грубые, совсем не для высшего общества, но зато достаточно задорные, чтобы с помутнённой головой пуститься под них в пляс, вместе с Кьярой оттаптывая ритм по доскам полов и самому даже подпевая иногда. Только у него самого получалось не так же ловко и красиво, как у дочери или друга — дыхание сбивалось от слов, танцев, смеха, дыма в голове и жара на щеках.
Этот вечер был куда лучше, чем любой из балов, что Арсу удалось посетить за последние несколько десятков лет.
На Эда алкоголь действовал всегда не так сильно, как на любого из его знакомых, потому зрелище того, как медленно, но верно друга начинало клонить в сон после продолжительных песен и танцев для того было привычно. Обычное дело. Потому в тот момент, когда Попов вместе с дочерью побрёл в свою спальню, явно не собираясь переодеваться или умываться даже, будучи помешенным на чистоте и аккуратности, по крайней мере, так для всех выглядело со стороны, он уже ковырялся в собственной дорожной сумке. Там было достаточно вещей, чтобы небольшой пергаментный свёрток успел потеряться.
— Эд, — послышался шёпот из коридорчика, а вместе с тем появилась и чёрная макушка с волосами, спускавшимися до поясницы.
— Ты чего не спишь, принцесса? — стоя на коленях, удивился парень, завидя вышедшую обратно в гостиную Кьяру, несколькими минутами ранее скрывшуюся с отцом, чьё сопение хорошо слышалось в накрывшей дом тишине.
— Мне не надо, — покачала та сначала головой, потом, вопреки своим словам, покачиваясь побрела обратно к кровати, на которой собирался в последствии расположиться чародей, — но я могу выключиться, если захочу, — прыгнула девочка на одеяло, заставляя деревянный каркас под ним слегка заскрипеть.
— Звучит жутко, — отложил Эд сумку в сторону, решив, что пока поход на улицу можно было отложить и вместо того развлечь девочку разговором, присев рядом. — Самой-то не страшно?
— Нет, — подвинулась она, дав парню устроиться рядом, — мне страшно только если отцу страшно. Сама я такого ещё никогда не испытывала.
— Стрёмная у вас связь, — честно признался он, оглядывая девочку. — Не могу представить, если бы меня было два.
— Для нас в этом нет ничего пугающего, — пожала та плечами. — По памяти отца я помню, каково быть одной, и нам так нравится гораздо больше, — улыбалась та, смотря мимо вещей просто в пространство перед собой.
— Одинокий в толпе — в этом весь Арс, — грустно хмыкнул Эд, зная, что друг от одиночества не страдал, сам выбирая себе дом чёрт знает где и не стремясь самому встретиться со старыми знакомыми. Но отсутствие страданий по этому поводу не делает человека неодиноким.
«Как глупо, что к этому слову нет синонимов».
— Нам на самом деле не нужна толпа, — обернулась та слегка заторможено, смотря будто бы расфокусированным взглядом на внимательно её слушающего чародея. — Нам нужны те, кому мы доверяем, — шептала та, не собираясь нарушать уютную тишину дома и окружающей его рощи, подобное разрешалось разве что трескавшему у стены камину. — Эд, я ведь сегодня проиграла в споре, да? Значит, я тебе должна.
— Ничего ты мне не должна, принцесса, это были всего лишь игры, — улыбнулся Выграновский, понимая, что выпитый Арсом алкоголь на Кьяру всё же косвенно подействовал, и теперь та порой хмурилась, пытаясь сосредоточиться и стать серьёзной, что на контрасте с происходившим ранее казалось невозможным.
— Нет, должна! — громким шёпотом настаивала та, своей принципиальностью очень напоминая Попова-старшего, который к играм и спорам тоже всегда относился с крайней решительностью, не собираясь отверчиваться от возможных настигавших его наказаний за проигрыш. — Так что не забудь, что я тебе сейчас скажу, хорошо? Ты же после пьянок памяти никогда не лишаешься, — пододвинулась та ближе, слегка хмуря бровки и шепча так серьёзно, что на детском личике это выражение казалось просто умилительным.
— Конечно запомню, — постарался скрыть тот улыбку, начавшую виднеться в ямочках на щеках, за таким же серьёзным тоном.
В итоге Кьяра приподнялась на кровати, вставая на колени и поднесла руку к уху чародея, чтобы прошептать тому слова, скрывая их неясно от кого: Арс бы не проснулся в любом случае, даже начни они вдвоём играть на лютнях, а то, что останется в их сознаниях, так просто шёпотом прикрыть было нельзя.
— Ты для отца — лучший друг. Он этого никогда не скажет, но спасибо тебе за это, — произнеся это, девочка смущённо отодвинулась и, не зная, куда деть собственный взгляд, стала рассматривать все имевшиеся в комнате предметы: от одеяла, которое мяла пальцами, до всполохов внутри камина, что скорее всего прогорел бы к утру.
«Ну вот, напоили ребёнка».
— Не волнуйся, принцесса, я тебя Арсу не сдам, но иди лучше поспи, хорошо? — обратился тот, видя её небольшое смятение.
— Угу, — сказала та на прощание, после чего спрыгнула с кровати, оставляя на ней Выграновского одного, и, чуть ли не спотыкаясь, посеменила в сторону коридорчика, обернувшись разок, перед тем, как скрыться за углом. — Спокойной ночи.
— И вам тоже, — подмигнул тот в ответ, чувствуя, как сон начал подступать и к нему самому.
Только перед тем, как улечься в мягкую кровать с хорошим матрасом и покрывалом, от которых тот успел поотвыкнуть за свои долгие годы странствий среди друидов, он всё же поднялся, вновь отправившись к лежавшей на полу сумке. В этот раз свёрток нашёлся сразу, как и курительная трубка, которую тот ловко, не отходя с места, набил табаком, а после, кое-как надев на ноги сапоги, вышел на улицу, тихо прикрыв дверь за собой.
В ночи зазвучал тихий щелчок пальцев, появилась искра, а после тьму разбавил сизый дым, нёсший с собой едкий запах. Здешняя природа находилась в балансе и гармонии. Зверья не слишком много, чтобы то не начало поедать кметские урожаи, и не так мало, чтобы охотники оставались ни с чем. Деревья и кустарники наливались силой вместе с окружавшими их травами, а грибы, виданные по пути, не были сожраны в труху червями. Эти места даже без друидов, одними лишь людскими силами, которыми те не усердствовали, оставались такими, какими должны были быть в идеале. Эд чувствовал, как стоя в кольце деревьев, смотря на луну и покуривая трубку, его наполняло спокойствие, которое редко где в нынешнем мире можно было получить, и Арс сделал правильный выбор, остановившись именно здесь. В живом месте, недалеко от людей, но далеко от волнений, вместе с дочерью, а также наедине с одним лишь собой. Правильное это было место.
Он вспоминал прошедший разговор, понимая, что даже от Кьяры на чистую голову он бы те слова не услышал.
«Но знаешь, принцесса, ты меня не удивила».
На следующее утро, наступившее для Арсения ближе к трём часам дня, им всё же пришлось идти к Оксане из-за его больной похмельной головы, с которой, не имевший нужных ингредиентов, Эд ничего не мог сделать. Сперва знакомить правильную, хотя и нескромную полуэльфку со взбалмошным татуированным чародеем ему казалось плохой идеей. Будто бы эти двое могли бы устроить катастрофу из криков и ругани друг на друга, но на деле всё оказалось иначе. Травница лишь осуждающе посмотрела на его позеленевшее лицо с жуткими мешками под глазами, тут же по внешнему виду и сложно прикрываемому запаху перегара поняв, что именно от неё в этот момент нужно. А Эд с ней сам как-то разговорился, пока Попов сидел за столом в стороне, держась за больную голову и получая порой поддержку от Кьяры, которой самой плохо не было физически, но она как никто другой в мире понимала, каково было Арсу.
Те же любители трав, грибов и настоек нашли общий язык, заключавшийся в близких для них темах. Ни один прохожий не догадался бы, что эти двое, пока варили узвар от похмелья, порой споря о нужных ингредиентах, успели обсудить цитотоксическое действие спущенной говорушки дымчатой, и то, можно ли, распылив в доме порошок из мухомора в целях, имеющихся прямо в его названии, случайно заработать себе лёгкие звуковые галлюцинации, параллельно поосуждав Арсения за его состояние. Оксана потому, что у того дочь, и какой пример он ей подаёт, а Эд лишь комедии ради, на что Попов отвечал тяжёлым взглядом человека, которому до этого дела не будет как минимум до тех пор, пока голова не перестанет кружиться и болеть одновременно.
Выграновский остался с ними чуть больше чем на неделю, и, как ни странно, вопреки своей привычке, Арс не гнал его как можно раньше и куда подальше. Жизнь продолжалась, как обычно, и никто ему не мешал наслаждаться её медленным ходом. В конце концов, Эд часто уходил бродить по здешним рощам, практикуя друидские обряды скорее из научного интереса, а он с Кьярой мог лениво валяться на кровати, читать книги, а ещё учиться плести корзинки из бересты, как показала Оксана. Эта затея правда оказалась провальной, и от неё чародей лишь бесился, как и девочка, у которой в голове не укладывалось, как вообще возможно, что у неё не получалось нечто столь простое с виду. Тем более что в последний день пребывания гостя, тот за час сплёл небольшое лукошко, будто бы в том не было ничего сложного.
— Думаю, мне нужно отправиться на Скеллиге, — накидывая на себя в последний раз мантию в этом доме, произнёс парень, стоя уже на пороге.
— Наскучил Континент? — спросил Арс, наблюдая за ним, скрестив на груди руки в предвкушении того момента, когда дверь придётся закрыть без ожидания того, что кто-то будет нагло бродить через неё туда-сюда всю ночь.
— Слишком часто появляются повторы. Лиц, событий, историй. Новенького хочется, но на далёком Юге с моими практиками делать нечего, так что Ард Скеллиг или Фареры, а, может, ещё какие острова архипелага. Посмотрим-увидим, — закинул тот сумку себе на плечо, оглядывая напоследок не дом, а его обитателей.
— В таком случае, мы с тобой ещё долго не увидимся, — грустно вздохнула девочка, держа в руках совсем недавно сплетённое лукошко.
— Эй, принцесса, — присел перед девочкой, задевая сапогами подол собственной мантии, — если заскучаешь, попроси Арса связаться по мегаскопу. Я-то себе новый найду как только, так сразу, так что увидимся мы совсем скоро, — улыбался тот на прощание так, что даже Арс был удивлён, ведь на лице у того не было ни едкости, ни колкости, а лишь свет, так контрастировавший с выбитыми иглой и чернилами надписями. — А захочешь вновь мне спину угробить, так вытащи его в морское путешествие, поняла?
— Обязательно!
— Ну вот и хорошо, — поднялся тот обратно, теперь уже глядя на Арса. — А ты давай, главное, не просри своё счастье, которого с таким трудом добился.
— И без тебя разберусь, — фыркнул мужчина, принимая предложенные напоследок объятия, за которыми прозвучал лишь стук закрывающейся двери, скрывшей за собой удаляющуюся от стоящего посреди поляны домика, в котором сложно сказать, сколько людей осталось, но что там точно было, так это залитые янтарём солнечные дни, о которых можно было безустанно вспоминать, искристой зимой и золотистой осенью.
Однако движение — жизнь, а янтарь — застывшая в солёной морской пучине древняя смола, не такая уж крепкая, как могла показаться на первый взгляд. Иногда этот камень разбивается от неловкого движения молодой особы, водрузившей себе его перстнем на тонкий пальчик, или же из-за беспощадности хозяйки-судьбы, у которой на него были совсем иные планы.
Порой, бывает, кажется, что в запасе есть время всего мира. Всё потому, что спешить никуда не было нужно. У Арса с его работ хватало денег для нескольких простых жизней в деревне, где не нужно было тратиться ни на одежды, ни на материалы, ни на стоянки в роскошных постоялых домах. У него было всё для того, чтобы ни о чём не заботиться и не забивать ничем голову. Так он и делал вплоть до следующего лета, спустя два года от того момента, когда он решился оживить Кьяру.
Всё произошло слишком спонтанно, ни с того ни с сего. Просто в один день проснулся слишком рано, прямо на восходе, не потому что выспался, а потому что сердце в груди билось слишком тяжко непонятно от чего. Оно было охвачено странным беспокойством. Раньше он бы сказал, что то взялось из ниоткуда, но последние почти два года жизни отличались от всех предыдущих.
— Кьяра? — огляделся тот по сторонам, не чувствуя привычной для такого времени сонливости. Только девочки, привычно лежавшей под боком, рядом не было.
Пришлось вставать с кровати, ощущая под ногами прохладный деревянный пол, и брести в сторону гостиной, из которой виднелся золотой свет пылавшего там камина, что горел всегда и беспрестанно в любое время года. Даже летом от него не шло томящего жара, лишь приятное и согревающее тепло.
— Ты чего? — непонимающе оглядел он девочку, сидевшую на полу у очага к нему боком.
На мгновение перед тем, как выйти из коридора, ему показалось, что та резко одёрнула рукав своей сорочки, но мужчина решил не обращать на то внимания. Она могла поцарапаться или испачкаться в золе, но, зная о собственном благоразумии, о том можно было не волноваться. По крайней мере, Арсу на тот момент казалось, что беспокойное чувство, заполнившее его лёгкие и мешавшее легко и непринуждённо дышать, появилось только лишь потому, что они были далековато друг от друга.
Хотя подобное беспокойство раньше возникало лишь на расстоянии нескольких десятков метров.
— А, ты проснулся, — только заметила девочка, — извини, что ушла. Сегодня ничего не снилось, вот и стало скучно, — улыбнулась та одними лишь губами. И вроде бы ничего особенного не происходило, но Арсу казалось, что что-то не так. Только даже по их собственным чувствам было не понять что именно.
— Да, а мне и самому не спится, — тоже приврал чародей, не решаясь возвращаться обратно в постель. Ему казалось, что рядом с девочкой беспокойство пройдёт, но нет. Оно оставалось, червём ползало в душе во время завтрака, прогулки в лесу, встречи с Оксаной, за ужином и ещё несколько следующих дней, медленно, но верно выводя из душевного равновесия, а всё потому, что источника найти не получалось. Он был неуловим, как тонкий запах храмовых благовоний, о котором не можешь перестать думать.
Только так не могло продолжаться долго, но в последствии Арс многое отдал бы за растяжение даже этих дней, несших знамение тяжёлого будущего.
За последние несколько недель в их доме чуть ли не в каждом углу появился крошечный холстяной мешочек, набитый то шалфеем, то лавандой, от мощного запаха которых у Попова порой даже нос зудел, но тот мирился с ними, ведь разложила их повсеместно Кьяра, говоря, что ей они нравились, что чародей находил парадоксом, не имевшим объяснений. Потому что он сам не был любителем грубых запахов, по крайней мере, лавандовое масло на себя и на собственные вещи он бы в таком количестве не наносил бы. Однако, что было ещё более необычным, так это то, что иногда между этими сладко-терпкими ароматами мелькал ещё один, совершенно несвойственный этим травам. Немного кислый, а вместе с тем и отдающий ржавчиной, отдалённо напоминающий кровь. Только появиться ему было неоткуда. Потому, отправившись вместе с дочерью собирать цветы для очередных ароматных мешочков, он собирался проследить, не попадает ли туда что-то лишнее.
Рядом с их домом шалфея было мало, так, всего несколько фиолетово-голубых веточек свечками торчали из-под земли в окружении других цветов. Потому они отправились к одному из тех широких лугов, что лежали вперемешку с рощами подальше от деревни. У Кьяры в руках было лукошко, на дне которого виднелись крошечные веточки трав, застрявшие между прутьев бересты. Те просто вытряхнуть не удавалось, а сидеть и целенаправленно вынимать их терпения ни у кого не хватало.
Все здешние дороги и тропы они успели за практически два года выучить наизусть, а некоторые и сами протоптали меж стволов деревьев, пушистых кустарников и ползучих трав. Даже о здешних обитателях они были осведомлены. К примеру, совсем недалеко обитала большая и толстая их стараниями ежиха Игорь. Имя ей дано было до того, как прошлой весной та была замечена с целым выводком крохотных колючих комочков, похожих на движущиеся скорлупки каштанов. Чуть меньше года назад те постоянно попадались на глаза у дома, ожидая, что его обитатели подкормят молоком или какими другими продуктами со стола.
До намеченного луга было идти не слишком далеко, но медленным шагом они должны были управиться за час. Обычно до него даже знахарка не доходила, предпочитая места вокруг собственного жилища, на которых благодаря её же стараниям росло гораздо больше нужных ей целебных трав, а не один лишь шалфей и кусты лаванды.
Идти по лесу Арсению было легко и приятно. Свежий воздух, проникавший в каждую частичку тела, никогда не надоедал, даже слегка одурманивал, потому на половине пути он не сразу заметил, что начал обгонять Кьяру, обычно бежавшую далеко впереди него, только чёрные хвосты да белое платье мелькали меж монохромных стволов берёз. Но только не в этот раз.
Обернувшись, Арс увидел дочь, с небывалым усердием перебиравшую ножками, притом смотрящую не как всегда по сторонам, а лишь на тропу, будто бы боясь споткнуться, чего обычно тоже никогда не случалось. Впервые можно было увидеть, что на самом деле ей тяжело физически, чего не должно было быть.
— Кьяра, что-то случилось? — обеспокоенно обратился он к дочери, заставив ту испуганно поднять глаза, как если бы её застали с поличным.
— Нет, всё хорошо, — тут же пролепетала она, котёнком смотря ему в глаза. И хотя в этих океанах можно было утонуть, ничего не заметив, Арс был точно таким же, потому блуждавшее до того в подсознании беспокойство уцепилось за столь «честный взгляд».
«Ложь», — понимал он, глядя на девочку, только понять, что именно случилось, не получалось. Только одно ясно — что-то совершенно точно не в порядке.
— Мы можем не идти дальше, если не хочешь собирать цветы, — а он чувствовал, что Кьяра того не хотела, но почему-то стремилась, будто бы желания не было, но была острая необъяснимая нужда.
— Нет, пойдем, — заупрямилась та, делая неосторожный шаг вперёд.
Нога у той подвернулась, стоило коснуться земли, и девочка полетела вниз, вовремя подхваченная удивлённым Арсением, в которого та вцепилась пальчиками крепко, чуть ткань не надрывая. А вместе с тем одна из её юбок случайно обнажила колено, крепко перевязанное несколькими слоями тканей, что сильно удивили чародея. Потому, вместо того, чтобы подняться им обоим, он сел на землю на одно колено, а на другое посадил девочку, которой отчаянно не хотелось показывать, что находится под повязкой. Только если о существовании секрета знают, то скрывать его более нет особого смысла.
— Что-то случилось, — в этот раз утвердительно произнёс мужчина, смотря то на колено, то пытаясь поймать стыдливый убегающий взгляд шпинелевых глаз.
Не нужно было чувствовать самому, чтобы понять, что Кьяра чувствовала себя плохо, хотя и не по-человечески. И так было не только с телом, но и на душе у них с каждой прожитой в тот момент секундой в тишине становилось тяжелее. И говорить словами ей было сложно. Разговоры порой значат слишком много и показать всё, как есть на самом деле, гораздо легче. Потому спустя минуту она всё же потянулась к тканям на собственном колене. Сперва развязала тонкими пальцами аккуратный бантик, державший конструкцию, а после стала разматывать слои, перемежавшиеся друг с другом. Непрофессиональная перевязка, но аккуратная, крепкая, старательная, но сделанная с непривычной целью не излечить, а скрыть как можно тщательнее.
Сперва ткани были чистыми, белыми, но стоило приблизиться к коже, как они стали влажными, с прилипшими к ним кусочками скомкивавшегося белого порошка, пахнувшего почти как алхимическая паста, только без добавления жиров и масел. Едкий, слегка кислый запах. Как раз тот, что замечал Арс у них в доме, считая, что то должны были быть какие-то цветы, случайно попавшие в саше к шалфею и лаванде.
Уже на этом моменте сердце его забилось чаще, а на смену привычному уже беспокойству в груди пришёл колкий страх, становившийся всё сильнее и достигший своего апогея, когда повязка была снята и её причина была обнажена. На молочно-белой коже, схожей с гладким и холодным мрамором, зияла алая влажная язва, расползшаяся по коленной чашечке, вплоть до блестящего металла кости. Вокруг же язвы кожа стала бугристой, приобрела нездоровый серый оттенок, присущий разве что лежавшим трупам.
— Кьяра, это…
Руки дрожали, боясь прикоснуться к девочке, будто бы она внезапно стала хрупкой, словно тонкие кусочки льда, намёрзшие на окна. Только тронь — распадутся на осколки, станут талой водой на ладонях. А та сидела, понимая, что теперь ей всё же придётся вырвать отца из сказочного мира, в котором всё было чудесно, в котором не было никаких проблем и жизнь замерла в лучшем своём моменте. Она собиралась терпеть до самого конца, давая ему насладиться последними её неделями жизни в неведении, потому что знала, так будет лучше в любом случае, ведь исправить ошибку, лежавшую в самом её основании, было невозможно.
— Когда ты создавал меня, то боялся, что будет перегрузка организма магией. Оно так и случилось.
Голос её был печальным и уставшим, а кроме того расстроенным. Только теперь Арс понял, что за беспокойство одолевало его всё это время, откуда оно взялось и к чему относилось. Всё это время Кьяра боялась рассказать ему, что происходит с её телом. Не хотела его тревожить, оттягивала неприятный момент до последнего. Ей не было больно, ей не было страшно, только лишь слегка обидно, что времени, отведённого ей Предназначеньем, оказалось очень мало.
— Но ведь всё было хорошо, этого не должно было случиться, — Арс себя не слышал, но голос у того дрожал.
Как девочка и боялась, осознание ситуации ударило по отцу, разрушая его воздушные замки, дробя янтарь в труху. У того в глазах застыл кристаллический страх, мерцавший в голубых радужках. В отличие от неё самой — настоящих, созданных не из камней и магии. У того на лице виднелись морщинки, особенно на лбу, всё из-за взлетевших бровей, открывающих олений взгляд. Всё так же сидя у него на коленях, она обвила его шею руками в объятиях, чувствуя его тепло, его запах и дыхание. Он был настоящим от тела до мыслей, метавшихся теперь в агонии.
— С механизмами так бывает, — шептала та нежно, пытаясь успокоить в меру собственных умений, — если глубоко в них есть дефект, то в итоге он приводит к поломке. Ничего удивительного или странного в этом нет. Ткани и кожа протираются, если неправильно сшиты или не так носятся, механизмы с проржавевшими частями распадаются на части, мечи от неправильной закалки ломаются от лёгких ударов. Всё закономерно, даже если увидеть сразу невозможно.
— Тебе нужно было сказать об этом, — смотрел Арс на рану, аккуратно проводя пальцами в нескольких дюймах от неё.
В мясе не было гноя. Не было сухих корочек и лимфы, которых у голема быть не могло. Как будто бы всё в порядке, но если надавить чуть сильнее, то становилось понятно, что сами ткани начали терять нужную структуру, потому колено и протёрлось, и, скорее всего, второе повторило бы его участь, если девочка и дальше вела бы активный образ жизни, к которому привыкла.
— Но ничего не исправить, смысл заставлять нас страшиться за мою судьбу раньше, чем случится самое страшное? Никакая подготовка всё равно не помогла бы справиться тебе с грядущей утратой, — отвечала та, чувствуя, как сильно Арсу хотелось поспорить с её словами, но она знала о его натуре всю правду и выдавала её, тут же выставляя на обозрение.
— Не говори так, — голос дрожал, а вместе с тем слизистая носа воспалилась и защипала, мешая дышать, хотя и без того делать это было трудно.
— Я знаю, что с этим ничего не поделать, и ты тоже.
«Ложь!» — кричало сознание, не желая признавать простую истину.
«Правда», — в грозном спокойствии среди хаоса звучал единый на двоих ответ, перекрывающий всё остальное. Спокойный, но вместе с тем седой, грозный, напряженный. Даже не затишье перед бурей, а само воплощение свинца, грозящегося вскоре пролиться дождём.
На поле идти им было больше ни к чему. Цветы наполняли их дом лишь ради того, чтобы скрыть запахи алхимии, которой Кьяра прижигала раны, а также эрозии тканей, проявившейся на её теле не в одном месте. Как только Арс донёс её до дома, впервые за долгие годы, пребывая разумом в смуте, тот, словно бы в тумане, провёл осмотр. Помимо колена, недуг грозился сотворить подобное с её локтями, а помимо этого, на правой руке обнаружилась широкая царапина, что должна была бы зажить, если бы организм работал как надо. Но вместо этого она лишь разрослась, будто протёртая ткань, которую так и не оставили в покое.
— Я поняла, что что-то не так из-за неё, — сидела на кровати полуоголённая девочка, с новыми перевязками, наложенными Арсом, и засыпанными алхимическим порошком, о котором, в отличие от дочери, за эту пару лет он успел и позабыть, как и об инструментах, и записях, и работе в целом. — Я порезалась у Оксаны на кухне. Для приличия перевязала, чтобы она не заметила ничего необычного. Потом на несколько дней забыла, а когда сняла, то обнаружила, что она стала лишь глубже. И больше.
— Когда это было? — спросил Арс хриплым голосом, хмуро сидя рядом. У того в голове было пусто, занимать её мыслями казалось опасно. Ведь они бы в тот момент не привели ни к чему хорошему.
— В конце весны, — честно ответила девочка, стараясь со своей стороны пребывать в спокойствии. — Тогда она выглядела не так страшно, так что я особо не волновалась, думала, возможно, телу просто магии не хватало, потому стала присыпать порошком.
— А колено?
— Споткнулась, а потом всё изо дня в день становилось только хуже. Похоже, процесс эрозии тканей продолжается уже давно, может быть, с Йуле или даже раньше. Я просто не замечала из-за отсутствия боли.
«Нужно было продумать всё тщательнее, сделать для начала пробные образцы, подождать результатов…»
— Нет смысла винить себя, — прервала Кьяра его нервные размышления, от которых мужчина сам сбился в комок, сидя рядом и нервно вцепившись в собственные колени железной хваткой.
Её прохладные ладошки легли на его собственные, и впервые в жизни он хотел бы, чтобы те стали тёплыми, человеческими, такими же, как у него самого. Будто в таком случае всё пошло иначе. Не появилась бы угроза потерять её улыбку, смех, их разговоры, поддержку, совместную радость. Не потерять вторую часть себя самого.
— Я постараюсь всё исправить.
Мужчина повернулся в сторону грустно улыбающейся девочки, уже начиная разгонять в голове любые возможности, с помощью которых можно было остановить эрозию тканей, вызванную избытком магии в её теле. Мысли подгонялись страхом, отчаянным и неумолимым. Такой никогда не пройдёт от простой фразы «не бойся» или «не нужно волноваться, всё будет хорошо». Для того, чтобы он не сожрал тебя с головой, нужно разрешить насущную проблему. Только вот беда. У него не было ни одной идеи как.
Следующие дни они не наведывались к Оксане — травница никак не могла бы помочь в делах, связанных с магией и алхимией. Вместо того, Арс впервые разгрузил свой ящик, набитый бумагами и книгами на смежные тематики, связанные с големами, свойствами металлов, магическими кругами и всем тем, что могло бы помочь. Девочка тоже листала их, только без особого энтузиазма, скорее только затем, чтобы поддержать отца.
Они оба не верили в успех. Только Арс чувствовал долг перед Кьярой и самим собой, потому он старался, как мог. На него нападала бессонница, которую сам мужчина лечить не собирался, и даже благодарил свой испорченный организм за то, что ему не оставалось ничего, кроме как пахать, как лошадь, дни напролёт, иногда просто отключаясь за письменным столом. Только после того раза, когда таким образом он опрокинул свечу, что оставила чёрное пятно своим пламенем в дубовой поверхности, Кьяра стала носить ему отвары из ромашки. Ничего сильнее этого средства, собранного буквально у дома, не было, а идти к Оксане чародей отказывался: если раньше ему казалось, что всё время этого мира принадлежало лишь им двоим, то теперь от него не осталось ничего. Ни капли, ни песчинки, всё убежало сквозь пальцы.
Лето близилось к концу, и с каждой новой неделей состояние Кьяры ухудшалось. Открытых язв не появлялось, однако старые не проходили даже после нескольких экспериментов в попытках возместить ткани. Никаких улучшений. Только мышцы девочки медленно, но верно приходили в негодность, становясь под кожей мягче: их волокнистая структура сходила на нет, нити и связки рвались, и от того, как она хромала, Арсу было больно. Совсем скоро, к концу Феаинна, такими темпами ей бы пришлось ходить с клюкой в руке, чтобы удержаться на месте.
Арс разговаривал по мегаскопу с Пашей и Катей, но никто не мог предложить ему дельного совета.
— Это был всего лишь эксперимент, Арс, она не человек, постарайся вновь затолкать себе эту истину в голову. Но если очень хочется, то можно было бы отсечь заклинание на мысленную деятельность. Она бы стала обычной куклой, но с другой стороны, это могло бы остановить эрозию, — мыслил, как типичный чародей, Воля, для которого ценность представляли только лишь настоящие жизни, а не их «подделки».
Ожидаемо, этот разговор закончился руганью и криками, которых никогда между этими двоими раньше не бывало.
— Очень жаль, Арс, но я в лучшем случае могла бы придумать, как скрыть внешние проявления, но эрозия… Ты же знаешь, я чародейка не твоего уровня и тем более профиля… Я не знаю… Прости… — оправдывалась Варнава так, словно бы чувствовала вину за то, что не могла помочь Попову, который выглядел разбитым, порванным в клочья от усталости. Даже чувства внутри больше не бушевали.
Ему просто хотелось рыдать от безысходности, уткнувшись в подушку, выкинув подальше саше с лавандой и представив, что ничего не произошло. Что его неудача в создании Кьяры — лишь страшный сон.
— Отец? — услышал тот утром родной голос, звучавший слегка неуверенно. Она боялась его будить, но вместе с тем отчётливо слышала отголоски рыданий, глушимых подушкой, чувствовала, как в её же груди сжималось несуществующее сердце. Ей не было жаль себя, но то, что происходило с Арсом в последние месяцы, вызывало лишь одно желание — чтобы он никогда её не создавал и от того сейчас не опускался в пучину отчаяния.
— Доброе утро, Кьяра, — прохрипел он, стараясь утереть покрасневшее и опухшее лицо, на котором блестели влажные от слёз глаза, и нос хлюпал, стараясь не расклеиться окончательно. Только в притворстве было мало смысла.
— Мне бы трость… — неловко произнесла девочка, держась за стену одной рукой, пока правая нога скорее безвольно была приставлена рядом, совершенно не используемая в качестве опоры.
Слова били в самое сердце, заставляя его вновь почувствовать укол совести, вместе с ударом беспомощности. У Арса нихрена не получалось. Всё, над чем он думал, все планы, что он создавал, алхимические рецепты, магические формулы, порошки и камни, всё катилось в огромную выгребную яму, по ощущению, прихватив его с собой.
«Осталось совсем немного», — понимал он, глядя на собственную дочь, которую он всё так же мог назвать своим сокровищем, самым настоящим чудом, красавицей и, как говорил Эд, принцессой. И неважно, что медленно, но верно мышцы под кожей начинали превращаться в кашу, колено перестало работать, локти стали синими от просвечивающейся изнутри стали, а язва на руке была сшита серебряными нитями и покрыта перевязкой. Всё это не имело никакого значения, ведь он любил её, дорожил ей и не хотел её терять никогда и ни за что. Но до того дня, как чувствовали они оба, оставалось совсем мало.
— Подождёшь в доме? — спрашивать что-либо у Кьяры ощущалось неправильно, ведь раньше того никогда не требовалось, но с недавних пор Арс сам стал не уверен в своих эмоциях и в том, что он хотел, не считая лишь одного.
Девочка покачала головой, и тогда они стали собираться. Этот процесс стал куда сложнее. А всё потому, что мышцы не слушались и приходилось ей помогать, что с платьем, что с сапожками, бывшими особенно сложной преградой. Попов сто раз успел пожалеть, что пару лет назад купил их соответственно своему вкусу: узкие, такие, что ногу в них нужно ещё постараться засунуть.
После они вышли на поляну. А та всё так же была прекрасной, яркой, залитой лучами солнца и недвижимой.
«Аж бесит».
В качестве трости была выбрана одна из мощных берёзовых ветвей, которую Арс обтесал магией, придерживая одной рукой замеревшую Кьяру, что увлечённо наблюдала за процессом, а другой им руководя. Под конец он хотел сделать навершие с головой лисы, чтобы порадовать её хотя бы так. Но, вместо длинной хитрой морды, получилось нечто несуразное и несимметричное, отчего ему хотелось в итоге взять и разнести поделку в щепки.
«Даже этого не могу нормально сделать».
— Так даже лучше, удобнее держаться будет, — пыталась успокоить его девочка, когда мужчина, продолжая кипеть внутри, всё же не сломал трость, на которую у них потратился добрый час, особенно на чёртову лисью голову, а сделал ту совершенно обычной. Только лаком следовало бы покрыть, чтобы не сгнила, не набухла от влаги и не потрескалась от сухости.
«Не успеет».
— Жаль, Эд всё ещё не обзавёлся мегаскопом, — вздыхала девочка уже дома, без интереса пролистывая сборник сказок, читанный уже несколько раз. Но даже он был лучше, чем все те опостылевшие научные трактаты, от которых исходила лишь тоска, бессмысленность и безнадёжность.
— Да, жаль, — невольно грубо отвечал чародей, вспоминая друга, с которым не удавалось связаться именно этим летом, столь важным и отчаянным, когда он правда нуждался в поддержке.
После того, как прошлой весной Выграновский покинул их, он ещё некоторое время бродил по Континенту, морально готовясь сменить локацию. Как ни странно, он держал их в курсе, появившись в свете устройства буквально через пару месяцев, тем самым обрадовав Кьяру. Теперь же он, похоже, по-настоящему сел на корабль и отправился в путь, не раскладывая устройство, если таковое Эд всё же с собой взял в качестве тяжелого груза.
«Не вовремя».
— Давай тогда встретимся с Оксаной. Мы к ней так давно не заходили, а она сама не привыкла нас беспокоить… — невольно ковыряла девочка ногтем кусок неподдающейся ей древесины на лежавшей рядом с ней трости.
Просьба звучала совсем просто, всем детям ведь хочется встретиться поиграть с друзьями, даже если в друзьях у девочки были татуированный наглый чародей и травница-затворница. Только сейчас это были необычные просьбы и желания, а те, что хотят сделать в последний раз в своей жизни. Потому на Эда Попов злился, хотя и понимал, что не за что.
— Конечно, дорогая, — приподнялся тот над кроватью и поцеловал девочку в лоб, чувствуя прохладу, ставшую из приятной, подобно летнему ветерку, могильной, предвещающей страшный финал, которого не избежать. Оставалось лишь обманывать себя ради их блага. Лживое спокойствие лучше паники из правды, если итог един.
В итоге он сидел за столом и писал письмо девушке с просьбой прийти. Им самим подобное далось бы с большим трудом, кроме того, могло бы привести к тому, что и вторая коленная чашечка прорезала бы в итоге истончившуюся кожу, а в борьбе с неизбежностью важна каждая секунда, которую можно было бы отсрочить любым возможным способом. Руки у него более не тряслись, и сердце даже устало биться в неестественно быстром ритме, заставлявшем кровь кипеть вместе с мозгами в черепной коробке. Он лишь иногда вздрагивал от накатывающего волнами чувства приближающегося рока, от страха, поселившегося в душе и не дававшего спокойно спать, есть, жить.
Письмо отправилось в некогда привычном сундучке, которым они баловались в самом начале. Для того его пришлось вновь зарядить, чтобы множество пар крохотных ножек вылезло из-под днища и начало семенить по комнате в ожидании того, что же с ним собирались сделать на этот раз. С особенным подозрением он обращался к Кьяре, меланхолично улыбавшейся глядя на мельтешащее магическое создание, у которого не было и шанса на то, чтобы стать проблемным.
— Не бойся, в этот раз тебе не придётся нести меня на крышке, — с грустью проворковала она, понимая, что тут же свалится тряпичной куклой, заодно повредив себе ещё что-нибудь. К примеру острые ключицы могли бы прорвать кожу, сделав её слишком пугающей для того, чтобы показываться травнице без прикрывающего их шарфа.
Они ждали весь оставшийся день, придумывая уже сами для себя новые рассказы и истории, попивая литрами отвар ромашки, уже не имевший на Арса никакого воздействия, размышляя, что они могли бы сделать ещё. Навестить поместье? Отправиться в путешествие в Туссент? На Скеллиге? Посетить балы королей и королев? Найти живого единорога?
В фантазиях можно было не ограничиваться.
Однако Оксаны в тот день они не дождались. Уже затемно Арс уснул в обнимку с Кьярой, у которой не было ни единой мысли против. Ей было хорошо рядом с ним, когда того ничего не волновало.