Кот с зелёными глазами

Спокойный сон есть лишь у тех, кто не обременён страданиями низменного бытия или всевышней блажи. Фраза «меньше знаешь — крепче спишь» появилась неспроста. Однако не одни лишь знания или внутренние переживания могут нарушить сон, будь тот беспросветной тьмой или же чередой образов, всплывающих в мыслях. У человека в голове всегда взведён сигнальный колокол, срабатывающий на любую возможную опасность, среди которых чаще всего бывают резкие и громкие звуки, иногда запахи, а порой и яркий свет, пробивающийся сквозь закрытые веки. Уши, нос, глаза и кожа зачастую готовы подать сигнал головному мозгу, чтобы тот как можно скорее очнулся и принялся раздавать организму команды. Так происходит у всех людей, у кого-то порог выше, у кого-то ниже, но есть и те, у кого чувств чуточку больше, чем у всех остальных. Ведьмачье чутьё способно отделять опасность от привычных раздражителей. Потому охотники на чудовищ могут проваливаться в медитацию буквально в любое время дня и ночи, а также во всевозможных обстоятельствах, если те уверены, что им не грозит опасность. А если таковая к ним приблизится, или же в окружении появится нечто странное, но дающее о себе знать, они немедля очнутся. И хотя Антон просто мирно спал, как убитый, но определённо счастливый и довольный произошедшим, его чутьё заставляет ведьмака очнуться ото сна сперва непонятно из-за чего, притом до рассвета, это он прекрасно ощущает своими внутренними часами. Потому парень сначала даже глаз не открывает, собираясь продолжить своё нехитрое занятие, чтобы нормально подняться утром, не выглядя притом варёной картофелиной. Ведьмак по привычке переворачивается на правый бок, намереваясь либо нырнуть в объятия Арсения, либо наоборот самому прижать того к себе и не отпускать, потому что так всегда спится куда лучше, да и родной запах успокаивает, выветривает ненужные для сна думы. Только тот рукой собирается нащупать чародея рядом, как его там не оказывается, хотя простыни тёплые, на них лежали, кажется, не более нескольких секунд назад. Теперь уже глаза держать закрытыми не выходит, но он даже заволноваться не успевает, как Арсений оказывается сидящим в темноте на краю кровати и глядящим в сторону столика, на котором разместились все его баночки и скляночки, а также небрежно валяющиеся там реагенты для эликсиров, которые своим присутствием среди косметики иногда раздражали чародея, но мужчина понимал, что уж лучше так, чем те будут валяться где-нибудь ещё. Только вот смотрит тот слегка мимо и явно не в мутное зеркало, в котором отражений-то и нет вовсе, и не мудрено: в комнате темень — хоть глаз выколи, даже самому ведьмаку с кошачьим зрением нелегко разобрать что где, и в итоге весь мир выглядит чёрно-серым. — Арс, ты чего? — хрипит Антон спросонья, не понимая, почему чародей вдруг тоже поднялся ночью, тем самым случайно разбудив парня. Хотя не совсем тем самым, всё же обычно простая побудка одного не мешала другому продолжать валяться в кровати, если не успел выспаться, хотя Антон и вовсе зачастую встаёт раньше из-за ведьмачьих привычек. Сегодня, по логике, они оба должны были бы проснуться не раньше обеда, ещё часок после провести на простынях, лениво позавтракать, а затем уже разбираться с немногочисленными делами насущными. Однако кажется, что Арса внезапно настигло какое-то беспокойство: у того сердце бьётся бешено, загнанно, а кроме того, Антон даже без зелий чувствует исходящий от него запах адреналина. Что-то точно не в порядке, только так сразу и не скажешь, что именно. — Дурной сон? — почти сразу спрашивает тот, приподнимаясь и подползая к Арсу ближе, когда чародей оглядывается в его сторону, не видя ведьмака, но чувствуя, что тот рядом. Сам же парень надеется, что причина именно настолько банальна, потому что иначе, в представлении Антона, Попов умудрился успеть загнаться и теперь его накрывает волна осознания, что он переступил черту, которой сторонился больше года их знакомства, а в случае Арса подобное может вести к последствиям. Вполне возможно, что, несмотря на все прошедшие на Скеллиге дни, ставшие целыми неделями, которые они провели как самая настоящая пара, то, что они переспали, могло всё же того в итоге выбить из колеи. По крайней мере, так считает Антон, потому что, несмотря на мастерское владение знаками, среди которых есть аксий, чутьё и высокий уровень эмпатии, тот всё равно не умеет читать мысли. А если бы и умел, не смог бы разобраться во всём том балагане, что происходит в голове чародея. — Да так… — неуверенно произносит Арсений, тут же отворачиваясь от Антона и сползая ещё ближе к краю постели. По тому видно, что мужчина пытается казаться спокойным, но бешено стучащее сердце выдает с потрохами. Он даже за голову хватается и стонет, видимо от боли, что начинает жутко беспокоить ведьмака. Сон совсем сходит на нет, заменяясь волнением, и парень в итоге садится рядом, путаясь ногами в покрывале, что полностью сползает на пол, но на него никто не обращает внимания, даже когда щёлкают ведьмачьи пальцы, зажигая стоящий на столе огарок свечи, которому осталось ещё не долго, однако его пламени хватает, чтобы осветить небольшой участок комнаты. Огонь отражается от склянки и даёт лучше рассмотреть Арсения. У того на шее темнеет небольшой засос, привычные, но любимые созвездия родинок переходят из мрака за спиной на покрытые янтарным освещением плечи, а руку он зарыл во взъерошенные волосы, сидя слегка сгорбившись из-за уставленного в ногу локтя. Вид весьма трогательный, во всех смыслах. Такого Арса хочется обнять, сгрести в охапку и уложить обратно себе на бок или наоборот забиться под руку, слыша и чувствуя его сердцебиение, дыхание и даже запах. И вроде бы всё ничего, но в отражении видно, что тот почему-то глаза прячет. Можно было бы свалить на то, что к свету ещё не привык, но поза была таковой ещё до того, как игни поджёг фитиль. — Арс, ты только не говори, что всё в порядке, потому что я слышу твоё сердце, и его ритм меня слегка пугает, — признаётся Антон, по привычке беря того за свободную руку. Стоит коже соприкоснуться, как чародей тут же вздрагивает всем телом, но не отстраняется, а сам цепляется, сразу переплетая пальцы, как будто бы это ему жизненно необходимо. Даже больше, чем сон, вода, еда или воздух. Антон искренне не понимает в чём дело, но в ответ тоже сжимает крепко, а сам пытается поймать взгляд голубых глаз, но те прячутся за ладонью и показываться наотрез не хотят, лишь изредка сверкают из-за просветов между пальцев. — Антон, — больше похоже на зов, нежели на начало каких-то объяснений или вообще несущих в себе смысл предложений. В голосе даже слышна столь непривычная боль, что у ведьмака сердце щемит. Кажется, что он что-то пропустил, но не могло же за последние несколько часов произойти нечто важное и глобальное, да ещё и в пределах их комнаты, в которой даже барьер установлен, верно? — Арс, всё нормально, — на автомате произносит Антон, касаясь второй рукой локтя Арсения и совсем не стесняясь их обоюдной наготы. Они уже достаточно ванн друг с другом успели принять, а после прошедшей ночи так и вовсе глупо о подобном беспокоиться, тем более когда партнёр внезапно впал в состояние, которое объяснить так просто невозможно. «Или нет», — понимает ведьмак, лёгким и нежным прикосновением добившийся того, чтобы Арс убрал с лица руку и глянул на него острым взглядом из-под чёлки. Только, как ни странно, парень чувствовал, что взгляд не его режет, и это вовсе не сталь клинков и не колючий лёд океана. Голубой оттенок в них ярок и прекрасен, но вот только в нём столько боли, что она собой и других поневоле заражает. Антоново сердце к такому готово не было, а сейчас и вовсе мечется, не понимая ничего, но вместе с тем уже начиная винить себя в любых возможных бедах и страданиях Арсения, потому что идей иных нет. — Антон, — не то пламя свечи почувствовало дуновение сквозняка, не то у чародея правда зрачки дрожат, пока мечутся то к ведьмаку, то от него в любом возможном направлении, — я так рад, что с тобой всё хорошо. Теперь понятно, что дрожит и Арсений весь целиком, и пламя отражается во влаге его глаз, которая скапливается так быстро, что уже через несколько мгновений оборачивается текущими по щекам и скулам слезами, оставляющими за собой кривые влажные дорожки, на которые Антон сперва смотрит широкими глазами всё ещё обескураженно, но тут же аккуратно, словно чародей самое хрупкое, что ему доводилось держать в руках, притягивает того к себе, чувствуя чужое бешеное сердцебиение всем телом, как собственное. Арс дрожит не от холода, а от переполняющих того эмоций, это и слепому было бы ясно, тем более что Антон чувствует, как плечо становится мокрым из-за трепетно вздыхающего в его руках чародея. — Конечно со мной всё хорошо, мы же с тобой вдвоём, и ничего не могло бы со мной случиться, — гладит он чёрные волосы, от которых пахнет лесом, лопатки, спину, сжимает в объятиях не цепкой хваткой, но уверенно и успокаивающе. — Нет, ты не знаешь… и я тоже не знал, — ёрзает тот немного, но не отстраняется, а в каждом слове лёгкая дрожь, что Антона пугает и вызывает желание защитить и успокоить любой ценой, но если с первым сложно, так как против чего ему бороться он не знает, то со вторым он справляется. По крайней мере, чародейское сердце не стучит больше так, будто бы готово разорваться в клочья, оставив у того в груди одни лишь кровавые ошмётки. — Чего не знаю, Арс? Чародей ничего не говорит, лишь редкие невольные всхлипы до конца стихают спустя пару минут молчания, тягучего, как овсяный кисель. Антону боязно за то, что могло произойти с Арсом, в конце концов тот никогда не волновался насчёт чего-либо так, что слёзы, каждая из которых драгоценна и не должна была бы никогда покидать очей своего хозяина, скатывались по мраморному лицу. Арс бывал спешным, нервным до взрывов в лаборатории, язвительным, порой даже взбешенным, но никогда — напуганным, а вместе с тем испытывающим толику облегчения, что заставляет того говорить, как будто бы не к месту, «я рад». Тот отстраняется от ведьмачьего плеча лишь тогда, когда чувствует, что лицо после слёз даже успело подсохнуть, стянув то неприятной невидимой солёной плёнкой. Вид у чародея взъерошенный, нервный, лицо красное, а сердце, хотя и стучит не так быстро, но с ритма порой сбивается. Он сразу глазами охватывает комнату, обнаруживая недалеко под ногами сбившийся в мятую кучу шелковый халат, который надевал накануне вечером. И, казалось бы, Арс должен был по привычке недовольно цыкнуть языком, посетовав на то, что тот стал мятым, да ещё может быть где запачкался, но вместо этого он решает тот медленно поднять с пола и накинуть себе на плечи, всё также на Антона смотря лишь урывками. — Арс, из тебя сейчас актёр никакой, скажи, пожалуйста, что происходит? «Почему ты боишься смотреть на меня?» — ведьмаку всё ещё страшно, что он сделал что-то не то, и в его голосе это слышно. Пробивающиеся через привычную беспечность обеспокоенные и даже жалостливые нотки ловят Попова на крючок. Тому стыдно и больно, но ему не хочется заставлять Антона волноваться беспричинно. По крайней мере, причина кроется совсем не в парне. — Я просто… — не знает чародей с чего начать. Кутается в широкие ткани халата, не удосужившись даже руки в рукава просунуть, ему стыдно за всё произошедшее, смотреть в глаза Антону невозможно, ведь тот ничего не знает. Ни о собственных смертях от рук чародея, ни о его самом сокровенном желании, что исполнилось дважды, и каждый из них обратился дымом, прожигавшим лёгкие насквозь и не дававшим дышать. — Это всё из-за заклинания, — только и смог он вымолвить, начиная большим пальцем ковырять кольцо на безымянном. Оно мешает, но снимать он его всё равно не стал бы даже теперь. — Сложно объяснить, не думаю, что ты сразу всё поймёшь, — на самом деле, сейчас он бы и не смог, мысли в голове до сих пор в полнейшем хаосе. — Я, конечно, никаких академий не заканчивал, — произносит Антон с едва заметной приободряющей улыбкой, твердящей «всё нормально, Арс, а если не нормально, то исправим», — и гением мысли меня не назовёшь, но я повидал в жизни много всякого странного дерьма, чтобы хотя бы попытаться сложить картинку. Идиот, но с опытом, так сказать. — Не называй себя идиотом, — вздыхает Арсений, понимая, что загоняется сейчас не только он сам. — Мне… нужно собраться с мыслями. Голова у него до сих пор кругом идёт. — Понял, — кивает Антон, поднимаясь с кровати и оглядываясь в поисках вещей. Когда те не обнаруживаются поблизости, ведьмак вспоминает, что всё должно было остаться у бадьи в соседней комнате. — Давай я пока схожу, чего горячего выпить возьму, хорошо? — спрашивает тот, но стоит на месте и ждёт ответа. Может быть, он всё же неправильно воспринял Арсово «собраться с мыслями», и тому не нужно вовсе оставаться для того одному. Хотя если вспомнить, когда они работали в мастерской, то чародей вечно отвлекался на ведьмака, только вот обстоятельства не были напряженными. — Трактирщик наверняка ещё спит. Солнце даже не взошло, — подмечает Попов, смотря в сторону закрытых ставней окон, в щелях которых продолжает виться густая тьма. — Будить спящих неправильно, — сложив руки на груди, серьёзно кивает Шастун, — так что можно обнаглеть и, если что, самому в запасы влезть, — тут же находит он выход, начиная широко улыбаться, чем заражает и губы Арса — у тех уголки приподнимаются, а один из многочисленных шипов, впившихся в сердце, исчезает. Правда их там всё ещё достаточно, чтобы сделать из важнейшей мышцы решето. — Да, иди… — слова звучат грустно, но явно не потому, что чародей хотел задержать Антона дольше в комнате. Скорее совсем наоборот. Ему правда нужно побыть одному и решить, что делать дальше. Потому что Кьяра когда-то его простила, нет, она даже никогда и не злилась, а её последнее желание исполнилось — Арсений петлю разорвал. Теперь же ему жизненно необходимо прощение Антона, не знающего ничего о произошедшем. Тот уже бежит одеваться, случайно сшибая стул, на котором разместилась одежда, создавая тем самым жуткий грохот, но его не слышит никто, кроме самих обитателей комнаты. Барьер всё ещё работает, и, если бы у ведьмака на шее висел бы медальон, тот бы слегка подрагивал, напоминая о присутствии магии. Надеть брюки и рубашку не занимает много времени, и Антон быстро вылетает из комнаты, направляясь в сторону стойки трактирщика, которого на месте нет. Арсений оказался прав — тот явно спит, как и любые его возможные заместители в подобный час. Похоже, что бодрствуют нынче лишь двое постояльцев да немногочисленные сверчки вокруг здания таверны. Расслышать их в спальне не было возможности, потому мир казался замкнутым, сосредоточенным на них двоих, а когда слышишь игру этих мелких насекомых, при виде которых брезгливые дамы ведут носом, если не пищат в страхе, то сразу вспоминаешь о целом огромном мире. Огромном, но пустом без Арсения рядом. — Так, ну извините, я не виноват, что глубокой ночью здесь никого нет, — бубнит себе под нос Антон, нагло заходя за стойку и присаживаясь на корточки, пытаясь разглядеть и унюхать, что у трактирщика есть в доступности. Кучи плошек, ящиков, мелких и больших свёртков и бутылок раздражают ведьмака своим шуршанием, когда тот начинает в них рыться, даже не предполагая, что, может быть, и не находятся вообще заварки все на кухне. Вот вышла бы неприятная ситуация со всех сторон — ни себе, ни людям. Однако в небольшом бочонке, стоящем прямо на полу, оказывается пчелиный мёд, что побуждает Антона найти к нему подходящих трав, лучше всего, конечно, было бы наткнуться на чабрец, ромашку или мяту, они-то точно должны быть, но запахом ниоткуда не веет, а жаль. Арсению совершенно точно нужно успокоиться, а использовать аксий в подобной ситуации кажется кощунством, даже если он для благих целей. Лезть в голову не хочется, ведь всё же Попов дорожит своим личным пространством. И даже притом, что копаться в его мыслях у ведьмака при всём желании не получилось, неприятный осадок точно не обошёл бы его стороной. «И всё же что с этим его заклинанием не так? Разве он не отказался от него или вроде того? Чёрт, и в чём была суть? Чувствую себя идиотом», — раздумывает Антон в полной темноте, сидя на полу за стойкой и перебирая всевозможные банки из половины которых несёт так, что там будто бы кто-то сдох. Зайди кто в помещение в этот момент, точно бы напридумывал себе жуткие истории, которые после рассказывал кому ни попадя по пьянке, потому что люди порой любят создавать себе в сознаниях монстров там, где их никогда и не было. Когда Антон уже почти отчаялся, то в одном из выдвижных ящиков находит целую коллекцию разных ароматных луговых трав, которые не нужно долго варить в котле для получения из них приятного напитка — тот же кипрей можно просто бросить в стакан с водой, нагретой игни, и оставить в покое чужое хозяйство. Тот уже собирается найти какую кружку, чтобы не возвращаться за ней в комнату, как тишину, наполненную разве что скрипками сверчков во дворе, разрывает неожиданный и громкий треск, будто бы разбился огромный пласт стекла. От неожиданности банка валится из рук, что рефлекторно потянулись к ушам. Однако звук был кратким, как оно и бывает с битыми осколками. «Барьер», — понимает Антон, перемахивая через стойку, не тратя и секунды на её обход, и практически бегом, насколько то позволяет столовая, уставленная столами и стульями, направляется в сторону их комнаты и тут же распахивает дверь. Внутри слышны насекомьи серенады, но ведьмак не вслушивается, не пытается понять чутьём, происходит ли что-то не то, чтобы не терять время, потому широким шагом идёт в спальню. У него сердце стучит боевым барабаном, задающим ритм на дракарах, но когда он переступает порог, то ничего страшного ему на глаза не является. Максимум удивительное и подозрительное, заставляющее в голове всевозможным мыслям разбежаться во все стороны в поисках ответов, которых и так сильно не хватало последние минут двадцать. — Арс? — обращается он к полностью одетому в уличную одежду мужчине, стоящему к нему спиной и не забывшему на себя даже плащ набросить. Однако не столь это странно, как открывшийся рядом вихрь портала. Судя по всему, именно он и разрушил барьер вокруг их комнаты. — Антон, — оборачивается тот с видом человека, которого застали за непристойным занятием, — прости, что тебя не дождался, я, можно сказать, слегка на нервах. — Это я заметил, — произносит ведьмак, то смотря на мужчину, то на чёрно-золотой вихрь, кажущийся каким-то не таким, как надо, но своё внимание он всё же предпочитает отдать целиком и полностью чародею. Всё же его поведение слишком неестественное. Даже окажись так, что за эти несколько часов ему в кровать подложили допплера, тот бы точно не стал вести себя так, вызывая у Шастуна беспокойство от непонимания происходящего и страха за самого Арсения, который всё никак не хочет или не может объясниться. — Тебе портал-то зачем сдался? Не думал, что у нас на сегодня запланировано какое путешествие, да и если на то пошло, лучше и дальше на лошадях, чтобы тебя не терроризировать, ты так не думаешь? — спрашивает он скорее в шутку, а сам подходит ближе, замечая, что вообще у чародея с собой ничего из вещей нет, в лучшем случае в тайных карманах плаща кошелёк завалялся или ещё что. Так что он не выглядит как кто-то, кто решил внезапно уйти далеко и надолго, как какой-нибудь горе-любовник после ничего не значившей проведённой вместе ночи. — Мне нужно собраться с мыслями, — вздыхает Арсений, как если бы ему воздуха не хватает, когда смотрит украдкой на Антона. И во взгляде его голубых глаз выражение, которое интерпретировать сложно. Как если бы он только что миновал самую ужасную участь на свете, но успел её сполна познать, облегчение, паника, а ещё стыд, заставляющий глядеть куда угодно, но не на ведьмака, хотя лишь он ему и нужен. Хочется и колется. — Если тебе нужно побыть одному, то я могу уйти. Тебе же потом после портала хреново будет, — вновь смотрит Антон вглубь чёрно-золотого вихря, и, как ему кажется, все эти молнии, что в нём бушуют, высекают нехарактерные для мгновенных порталов голубые искры. — Хочу немного сменить обстановку и подышать свежим воздухом, — как ни странно, на ложь не похоже, — думаю, вернусь через час. Или два, если пойду пешком, — отворачивается он вновь, собираясь сделать неприятный шаг и уже предвкушая, как на головокружение наложится ещё и мгновенное перемещение. — Обещаешь? — спрашивает Антон с подозрением. Отпускать чародея не хочется, тем более в столь странном и подавленном состоянии, когда всё, что желаешь, на него глядя, — зажать в объятиях и не отпускать. Но тот человек взрослый, если считает, что ему это требуется, то мешать ему будет поступком низким, ограничивающим столь любимую Арсом свободу. Ведь в этом нет ничего страшного, даже, возможно, тот наконец разберётся с тем, почему Антону в глаза смотреть не хочет. — Обещаю, — оборачивается Попов, стоя в свете портала, и улыбается напоследок вымученной, но искренней улыбкой, — а когда я вернусь, мы точно поговорим. Хорошо? — Хорошо, — кивает Антон, подходя ближе и собираясь всё же Арса обнять. Но тот лишь мгновение остаётся на месте, а после делает шаг в трескающий вихрь, не давая себе насладиться пока прикосновениями ведьмака. Чувствует, что не заслужил. Портал с упоением принимает в себя шагнувшую в него фигуру, что тут же исчезает, заставляя антоново сердце пропустить удар. Не то потому, что его оставили, не то потому, что стоило Арсу раствориться по ту сторону, как портал начинает вести себя неестественно. Голубых искр, что до того казались бредом, становится всё больше, и те жутко трещат, давя на ведьмачьи барабанные перепонки. Антон неосознанно хочет нырнуть следом, чтобы проверить, что, чёрт возьми, не так, потому что так не должно быть, но секунда промедления, на которой настаивает тело, заботящееся о своей безопасности, не даёт ему этого сделать. Рука почти нырнула за «порог», как переполненный голубыми искрами вихрь взрывается с громким хлопком. Только вот вместо того, чтобы разрушить всю таверну и её окружение, он будто бы мгновенно засасывает сам себя. Подушечки пальцев обдает болью. Антон шипит, смотрит на свою руку, морщась, и видит, что по ним будто бы прошлись наждачной бумагой, свозя кожу. — Какого хрена… — смотрит тот в исступлении на то место, где несколькими секундами назад стоял обезумевший портал, а с минуту или меньше Арсений, с которым могло произойти всё, что угодно. — Да вашу ж мать! — кричит парень, из-за нахлынувших эмоций сталкивая на пол множество склянок и банок, стоявших на столике. Кажется, парочка особо крупных даже разбивается, но он не обращает на них внимания. Мало что в мире сейчас для него может быть важнее, чем Арсений, который в состоянии близкому к нервному срыву открыл портал, что мог разодрать его на кусочки. Ощущения, что всё может быть хорошо, у Антона нет и в помине. Но его подсовывает не ведьмачье чутьё, а самое обычное, человеческое, столь сильно боящееся потерять важного человека после, казалось бы, момента, который во всех романах является так называемым «долго и счастливо», что в голову лезут лишь самые паршивые мысли, сжирающие изнутри и заставляющие метаться по комнате, позабыв о связке колец и медальоне, лежащих на полу. Антон понимает, что лучше подождать, как сказал Арс, пару часов, может быть, он лишь накручивает себя, и удивительное искрящееся нечто, кончившееся взрывом, ничего не значит. «Ага, не значит, если хуйня происходит, то у неё точно есть последствия разной степени пиздеца, даже если они сперва в глаза не бросаются». Всё же ему отчаянно хочется рвануть искать чародея со страхом на сердце, что того где-то разодрало на кусочки. И, если честно, ему не хотелось бы в любом случае знать о подобном исходе, заставляющем сердце стучать сильнее, а мышцы ходить ходуном в попытке сдержать льющийся изнутри гнев на себя и на ситуацию в целом, а может быть, даже немного на Арсения, решившего пренебречь собственной безопасностью. Хочется верить, что Попов не замечал голубых искр потому, что они должны были быть по плану, что вот он просто создал такой необычный портал, потому что так надо было, а не потому что у того руки дрожали, и он не мог нормально даже собраться с мыслями, чтобы сесть и поговорить с ведьмаком. — Блять, Арс, лишь бы с тобой всё было хорошо, — произносит тот спустя сорок минут беспокойного брождения по комнате в попытках успокоить себя, пока не наступает ногой на колючий медальон, что впивается в кожу, разве только её не протыкая до крови. Приходится подобрать его и сесть на кровать, заставляя ту скрипнуть ножками по полу от резкого и неаккуратного движения в сторону стены. Когда единственное кольцо нехотя слезает с пальца, он чуть ли не задыхается сам в то время, как живот скручивает в спазмах. Всё потому что у самого Антона тоже хватает эмоций, которые подавлялись только тем фактом, что с Арсом ему было хорошо и всё остальное смогло уйти на второй план. К примеру смерть Димы, возможность потерять Попова так же, как и многих до него. Антону страшно, но вместе с тем он знает, что себя нужно взять в руки. Это удается сделать, когда все кольца вновь оказываются на пальцах, а цепочки на шее. Множество чувств отправляется под замок, а в голове появляется скрываемая рациональность, которой теперь вновь дали место. «Во-первых, странный портал не значит, что с ним правда что-то сильно не так. Магические вихри изменчивы, и в тех же эльфских руинах порталы всегда полностью голубые», — размышляет Антон, начиная собирать целые бутылки с пола. Этот процесс, как ни странно, его успокаивает, как мысли, что перед Арсом придётся извиняться. «Во-вторых, Дима погиб вот-вот, а если проклятье и существует, то у нас как минимум ещё двадцать лет впереди», — наверное, это единственный раз, когда мысли о несуществующем проклятье или и вовсе «злом роке» вселяют твёрдую надежду на то, что обезумевший портал лишь фарс, и чародей появится на пороге буквально через час.

***

— Не знаете, когда корабль Азамата должен будет вернуться обратно в этот порт? — Да откуда б, это ж ни разу не моё дело. — А сами куда выплываете? — продолжает Антон расспрашивать одного из моряков, возящегося со швартовыми канатами на пристани Каэр Трольде. — Обратно на Спикероог, — кивает тот вверх в сторону серого знамени, на котором в безветрие не видно нарисованных на том птиц, то грустно свисает на мачте корабля в ожидании выхода в море. — Думаю, через час уже выйдем в море. «Час… — хмурясь, пытается определиться с конечной своей целью Антон. — Можно рискнуть, по крайней мере, сидеть и бездействовать не вариант.» — Для ведьмака места не найдётся? — спрашивает он, поглядывая на побитый жизнью, а если точнее, то ветрами и сиренами, борт судёнышка, на котором наверняка никогда не выходили в далёкие странствия до Континента. Оно куда меньше шхуны Азамата, а на нём самом даже скрыться от дождя и бури нигде не получится — полностью открытая палуба такой возможности не даёт, а само его дно слишком мелкое, чтобы туда поместился кто-либо, помимо уже запиханного туда груза, каким бы он ни был. — Ведьмака? — удивляется моряк, отвлекаясь от проверки подгнивших канатов и осматривая Шастуна с ног до головы. — А я думал, ваша братия помощнее будет, а то не выглядишь ты борцом с монстрами, способным циклопа собственноручно завалить. — Какой есть, — пожимает плечами парень, всё же слышать подобное ему не привыкать. — Так как, сколько? Логично спросить сразу о том, сколько с него сдерут, если его всё же пустят на борт. Антон готов торговаться до последнего орена или кроны, а может чего ещё, потому что у него в принципе в кошеле не так много монет, чтобы ими разбрасываться. Тем более, скорее всего, на Спикерооге спустя столько времени найти Эда и Лазаря уже не получится, ведь корабль собирался пройти по всем портам, а это значит, ему придётся ещё не раз потратиться на поездки. Всё же в Скеллиге есть один огромный минус — это архипелаг, по которому следует перемещаться на нормальных кораблях, а не шлюпке с вёслами, которую в случае встречи с эхиднами те разнесут на раз-два, каким бы прекрасным стрелком ты ни был и как бы виртуозно ни обращался с кинжалом и мечом. Всё одно — в водной стихие у двуногих шансов куда меньше, чем у хвостатых и чешуйчатых. — Ох, сразу видно, что ты нордлинг, — вздыхает мужчина так, что тощие рёбра на его непокрытой рубахой груди идут ходуном, и, кажется, вот-вот затрещат, стукаясь друг о друга. — Если Фрейя не будет нам благоволить, здесь в худшем случае день пути, не думаю, что Олк откажется от сопровождения бравого воина, да, Олк?! — кричит тот ввысь на корабль, заставляя Антона невольно дёрнуться от неожиданности, голос оказывается куда более громким, чем из еле слышимого бормотания из-под толщи усов и бороды можно было различить. — Что ты там орёшь, Йорд? — спустя пару мгновений из-за борта показывается слегка пухловатое мужское лицо, хмурость которого невозможно воспринимать всерьёз из-за двух косичек, в которые заплетена его русая борода. — Ведьмака на Спикероог подкинем? — Да кого хочешь бери, только чтобы не мешался, у нас и так проблем по горло, табак, кажись, отсырел! — бросает тот, кого, похоже, можно назвать капитаном судёнышка, и вновь скрывается, вероятнее всего пытаясь найти способ, как бы им исправить оплошность, но Антон знает, что если листья отсырели из-за солёной воды, то даже он такое курить в итоге не стал бы и даром. — Ну вот видишь, это у вас, северян, всё за монету решается, — похоже, моряк доволен тем, что его, по крайней мере, проблемы людей на судне не касаются, пока он на него обратно не взойдёт. Хотя то, что он последние полчаса возится со швартовыми и всё никак почему-то с ними не закончит, наводит на некоторые мысли. — Так что давай, если хочешь на борт, запрыгивай. Через час в море, это в лучшем случае пятнадцать минут до того, как отплывём. Логики в этом слышится мало, да и сам тощий моряк, кажется, немного не в себе, однако в итоге Шастун обещает тому вернуться как только, так сразу и бегом несётся в сторону таверны. До неё совсем недалеко, бегом всего минут пять, если обращать внимание на прохожих и не сбивать их всех с ног, как с ним иногда бывает. Правда сейчас у него нет времени на разрешение возможных конфликтов с теми, кому он отдавит ногу или заденет плечом. Даже спустя три нервных часа, проведённых в ожидании, Арсений так и не вернулся. Так что, как только небосвод озарили первые лучи солнца, ведьмак уже спешил в горы проверять, не мог ли чародей всё же остаться где-то там, к примеру, на скалах, с которых открывается прекрасный вид на Каэр Трольде и с которых так же легко навернуться, сломав разом несколько шейных позвонков, а вместе с ними руки, ноги, а, возможно, заодно и выбить ряд зубов. К счастью или нет, Попова там не оказалось, как и в других отдалённых максимум на два с половиной часа хода местах с малым числом людей, в которых есть возможность уединиться. Нигде не оказалось его следа, из-за чего голова начинала с каждой минутой пухнуть всё сильнее, пока не появилось осознание: если Арса нет здесь, то единственное, как он может его найти, так это воспользоваться помощью другого чародея, который мог бы отследить, куда вёл портал и, возможно, даже открыть его вновь по горячим следам. Помимо того, что единственным знакомым на всём Скеллиге Антону чародеем является Выграновский, так он ещё и понимает, что сам Арсений, вечно скрывающий свои перемещения к поместью от других магов, не хотел бы, чтобы подобным занимался незнакомец. Проблема лишь в том, что Выграновский нынче с Лазаревым, и, по идее, командой Азамата путешествует по Архипелагу и найти его — задачка не из простых. К сожалению, в этой ситуации взять след чутьём не получится и придётся действовать методами расспросов и слухов. По крайней мере, на Спикероог корабль должен был зайти, а там можно будет пытаться его догнать самостоятельно. Однако заняться этим он должен будет один. Так будет легче. Неприятно, но факт. Именно потому Антон спешит обратно к таверне, только оказавшись уже во дворе не залетает внутрь, где местные обыватели наверняка уже жуют свой обед, пока трактирщик нервно переставляет коробки, банки и свёртки обратно на свои места. Его цель чуть сбоку, а именно, где валяется настил из жёлтой соломы под всё такой же соломенной крышей. Стоит сделать первый шаг в конюшню, как парочка лошадей, одна из которых принадлежит старику из соседней деревни, у которого они с Арсом взяли её на время, а другая, принадлежащая незнамо кому, может быть одному из местных жителей или приезжему, но не остановившемуся в таверне, начинают нервно фыркать и бить копытами, оставляя в покрытой сеном земле борозды. Однако на них ведьмак лишь бросает взгляд, не останавливаясь, потому что его цель в стойле, дверь которого лишь прикрыта, но не закрыта на щеколду. Всё, как он всегда и просит. Граф стоит тихо, смотрит внимательными глазами, кажущимися во мраке конюшни абсолютно чёрными, хотя на самом деле это не так. Антон к нему подходит с глубоким вздохом, и конь ему отвечает таким же, разве что ещё будто бы слегка фырчит утробно, когда ведьмачья рука треплет его по шее так, что кто угодно незнакомый испугался подобного, решив, что рядом не иначе как дикая кошка или иной опасный зверь. Хотя Граф при желании вполне себе грозный противник. — И вот ещё один минус Скеллиге — тебя особо не повозишь по островам, по которым нередко придётся пробираться через скалы напрямую, — произносит Антон, закидывая через спину коня руку. Не то чтобы так удобно стоять, зато его меховой бок успокаивает, даже когда тот разворачивает голову, чтобы посмотреть на ведьмака понимающе и вновь шумно фыркнуть. — Но нужно найти Эда, и, если придётся плавать на шлюпке через скалы, то я не хочу, чтобы ты оставался чёрт знает где, лучше уж на Ард Скеллиге. Если меня слишком долго не будет, то лучше отправляйся в пещеру Эда. Может, мы с ними всеми разминёмся в итоге и вновь встретимся здесь. Конь тянется своей мордой, чтобы боднуть Антона в плечо, и у того это в итоге получается, что вызывает на лице ведьмака лёгкую улыбку. Всё же пока что он всё ещё не один. — Наверное, мы с Арсом опять слишком долго были вместе. Предназначению, похоже, это особо не нравится, раз каждый раз мы с ним в итоге расстаёмся, не имея понятия, встретимся ли снова. Хотя если три раза закономерность, то четыре уж тем более, так что мне нельзя унывать, верно? Ответа от Графа ждать не приходится и тот вновь бодает Антона, заставляя того улыбнуться ещё шире и наконец отпустить лошадиную холку и обнять большую чёрную морду напоследок. Всё же расставаться всегда неприятно. Именно потому ведьмак раньше и не хотел заводить себе лошадь — порталы, внезапные поездки и дурные перипетии судьбы могли заставить бросить животное в любой момент. Однако сейчас жалеть не о чем. Да, он с Графом расстаётся, чтобы найти в итоге Арса, но конь умён и вполне выкрутится из большинства неудобных ситуаций, а кроме того, с помощью кольца Антон может его почувствовать, так что ничего не потеряно. Просто нужно время на то, чтобы решить все проблемы, и тогда, Антон теперь уверен, всё снова будет хорошо. Жизнь она вообще такая, что состоит из чёрных полос и их встреч с Арсом. В итоге, проведя большую часть времени в конюшне, напрягая своим присутствием настоящих лошадей, он забегает и в комнату таверны. Ему практически ничего и не надо брать с собой. На рубашку накидывает кожаную куртку, поверх пару ножен с мечами, сумку, крепит к поясу арбалет, проверяет наличие при себе нескольких болтов, отмечая, что их число следовало бы пополнить, и вот, он вроде бы, считай, готов, однако его взгляд цепляется за прикроватную тумбу, заставляя подойти к ней поближе. На ней, не привлекая к себе внимания, в новых, чёрных, слишком качественных и дорогих, хотя и без излишеств ножнах лежит кинжал. Тот самый, старый, чуть ли не сросшийся после множества битв с самим Шастуном, повидавший моря крови, любимый, но ненавистный, но, что самое главное, отданный Арсению. Тот с ним не расставался практически никогда, держа спрятанным под плащом или же на виду, прикреплённый к поясу. И вот сейчас он лежит на тумбе, позабытый, отречённый. У Антона от одного его вида в сердце колет. Брать его в руки тяжело, кажется, что не с ведьмаком он должен быть сейчас, а с чародеем. Но тот его оставил. Намеренно ли? Антон не знает. Надеется лишь только на то, что чародей собирался в спешке, да к тому же голова у него варила плохо, и он мог о нём не вспомнить, отвлёкшись на те мысли, что заставляли его дрожать и тихо плакать, уткнувшись в Антоново плечо. «Да и он говорил, что вернётся часа через два, так что он был ему ни к чему.» По крайней мере, смотря на блестящую и с виду чистую гладь клинка, думать, что тот был оставлен позади намеренно, не хочется. Теперь же, когда Антон спешит обратно к кораблю под удивлённые взоры прохожих, живущих размеренной и спокойной жизнью, кинжал оттягивает пояс, периодически стукаясь о бедро, напоминая о себе. Давно такого не было, чтобы ведьмак на себя нагружал сразу всё, что только у него есть. В уголке рта закрадывается улыбка от представления себя со стороны. Слишком много всего: арбалет с болтами, два клинка за спиной и один поменьше на поясе, сумка с эликсирами, весь комплект колец на пальцах, только доспеха не хватает для завершения картины убийцы-головореза, что отчасти правда — трофеи в качестве доказательства выполненной работы никто не отменял. Последние недели всё было спокойно по большей части, если не считать пары мелких заказов на монстров, привычных для такой полудикой местности, как Скеллиге. Гнездовья гарпий на скалах и норы накеров в лесах. Только тогда сумка почти всегда оставалась в комнате таверны, а парочка склянок с «ласточкой» хранилась в карманах куртки. Уже только приблизившись к порту, Антон замечает то самое судёнышко и то, как парочка здоровяков уже убирает ту трухлявую доску, что служила спуском на пирс. Похоже, никто специально ждать ведьмака не собирался, а может быть те даже не в курсе о возможном попутчике, приглашенном одним из членов команды и просившим разрешения у мимо проходящего капитана. — Эй! — всё, что успевает прокричать Антон перед тем, как буквально в двадцати шагах от него путь отрезается, а те самые члены экипажа смотрят с удивлением, не понимая, почему к ним бежит какой-то парень, обвешанный со всех сторон оружием и умудряющийся при своей сухой комплекции без наращённых на костях мышц, как у них самих, делать это без особого труда. Однако поскольку у судёнышка достаточно низкая посадка, тот решает, что останавливаться нет смысла, тем более, что корабль уже отдал швартовый, но деться ещё никуда не успел. Потому Антон добегает до конца пирса, про себя радуясь тому, что корабль хотя и стоял чёрт знает где, на самом отдалённом от берега месте, но, по крайней мере, вход на него, который ещё не успели перекрыть, находится аккурат перед ним. Ничего не стоит с разбегу оттолкнуться от самого края, бренча ножнами за спиной, и прыгнуть на палубу, заставив пару матросов спешно расступиться, отчего те чуть не падают, и поглядеть на него озадачено. — Прошу прощение за беспокойство, — с лёгкой одышкой произносит Антон, чувствуя раздражающую тянущую боль в колене, которую приходится игнорировать, — но мне обещали поездку до Спикероога, а тем предложением я не могу пренебречь. До этих двоих Антону не то чтобы есть дело, потому глазами он ищет Олка или Йорда. Первый может его не помнить, а второй может ни за что не отвечать на самом деле, а быть местным сумасшедшим, однако так спокойнее. И пока те двое тянут с вопросами навроде «Кто ты вообще, мать твою, такой?» и раздумывают, стоит ли пытаться сбросить незнакомца за борт, до ведьмачьих ушей доходит ругань из-под палубы, куда он уже думает направиться, предположив, что там, вероятно, и находится капитан, у которого всё ещё не решён вопрос с испорченным товаром, скорее всего добытым не иначе как с торговых кораблей Нильфгаарда, пересекавших Великое море и случайно нарвавшихся на один из походов местных пиратов. Шастун успевает сделать пару широких шагов, собираясь заявить о своём присутствии, как теперь слышит очередной торопливый шаг, направляющийся к нему с кормы, а после скорее случайно, нежели специально, разворачивается так, что желавший придержать его за локоть мужчина чуть не падает, но успевает собрать свои кости, на которых разве что сухожилия видны, воедино и удержаться на ногах, сделав вид, что всё в порядке. — О, ведьмак, не стоит беспокоить Йорда, думаю, минут через двадцать он совсем выдохнется, и тогда уже можно будет, хотя он тебя и так не заметит и не приметит, — подмечает тот, всё же цепляясь за сгиб руки Антона, чтобы отвести того в сторону. С учётом того, что мужчина на две головы ниже, а в ширину в два раза уже, картина со стороны выглядит интригующе, хотя для самого парня она кажется скорее абсурдной, но поездка на корабле стоит того, чтобы провести день в компании людей, которых словно бы в детстве камнем по голове пришибли и теперь с ними всеми что-то не так. В итоге они оба подходят к корме, откуда видно как матросы возятся с канатами и парусом, дабы поймать попутный ветер. Раньше времени никому не хочется садиться за вёсла, нынче сложенные и ожидающие гибельного штиля. — А ты-то чем на корабле занимаешься? — оглядывает бездельника Антон, просто не понимая, как этот мужичок умудряется увиливать от обязанностей и совершенно бессовестно стоять у кормы, достав из-за широкого пояса старенькую трубку, сбоку по которой успела пойти неприятная трещина, из которой всё же не идёт дыма, когда тот пытается раскурить влажный табак, скорее всего приворованный из груза. — Я? — смотрит тот с удивлением своими впалыми глазами, в которых, как ни странно, куча энтузиазма, а жизнь бьёт ключом, — это же очевидно, ведьмак, я же Йорд — тот самый Йорд, который знает все морские дороги! — кичится тот званием, очевидно присвоенным себе самому. — По крайней мере, до Спикероога. «Не густо», — подмечает про себя Антон, не понимая, почему моряк называет путь, а может быть и течение, дорогой. — Так ты штурман? — спрашивает он, чувствуя неприятный запах, мало чем похожий на качественный табак, исходящий из трубки моряка, которому всё же удалось раскурить ту бурду, которую тот туда запихал и долгое время молча пытался поджечь, выбивая тут же гаснущие искры кремнием. Йорд делал это с таким упорством, что Шастун даже позабыл предложить тому высушить табак с помощью игни. Однако, несмотря ни на что, судя по его лицу, мужчина оказался собой горд и даже мускулом не повёл, сделав затяжку, пахнущую голимой гарью, бьющей в нос и заставляющей нормальных людей и нелюдей морщиться. — Не, — пренебрежительно отмахивается тот от подобного предположения, держа трубку в зубах, отчего понимать речь мужчины, и так еле слышную через густые заросли усов, становится задачей, на которую приходится отдать всё своё внимание и перестать вглядываться в окружающие их прибрежные отвесные скалы и отдаляющийся всё сильнее порт, на фоне которого каменная крепость выглядит особенно величественно. — Никакой я не штурман, да и не то чтобы он у нас был. Все и так знают, куда и как нам нужно плыть. Моя задача лишь удостовериться, что всё, как всегда. — К примеру, если на вас нападут эхидны, и вы собьётесь с курса? — предполагает Антон самый очевидный исход любого плавания по островам. — Может быть, но я не думаю, что они здесь появятся, как сирены, келпи и даже киты. Этот путь всегда гладок, если попутный ветер дует в спину, — в подтверждение словам, дым из трубки летит вперёд, развеиваясь, не добравшись до мачты или хотя бы кого-то из немногочисленных членов экипажа, за которыми наблюдать слишком скучно. Даже волны, бьющиеся о борт, куда интереснее. Под ними толща воды, в которой водится великое множество неизвестного. — Какое-то особое течение? — вспоминает от слова о «дороге». — Да если бы, — тоже смотрит старик за борт, с великой долей задумчивости на лице, неприятно причмокивая обветренными губами трубку, на которой можно заметить не только трещину, но и следы от зубов. — Ты ж ведьмак, должен знать о морских змеях, верно? Одна из бровей Антона, зачастую живущая своей жизнью, удивлённо взмывает вверх от упоминания моряком этого монстра. Как известно, мало кто из живущих на земле видел его своими глазами, да ещё и остался после встречи жив. Потому они слабо изучены, а в бестиариях приведённая о них информация зачастую от авторов, которым в лучшем случае доводилось видеть части трупов, оставленных после феноменальных сражений этих существ друг с другом, вероятнее всего за территорию, или же в период размножения, который так же не представляется возможности исследовать. — Слышал, — кивает Антон, косясь на Йорда, — но не более. А тебе, значит, доводилось видеть? — Упаси всематерь Фрейя! — вскрикивает тот, привлекая на мгновение внимание экипажа. — Лично я — ни разу, но знавал я одного ловца жемчуга… «И, как всегда, истории со вторых уст», — вздыхает ведьмак, надеявшийся, что может быть в этот раз обойдётся без слухов. — … с Ард Скеллига, так он такое рассказывал. Поверить, если честно, сложно. Лет десять назад с ним повстречался. Мы его из моря прямо так и выловили. Тот барахтался на поверхности собакой безлапой, тонул в общем, — делает тот затяжку, окунаясь в воспоминания, тем самым заставляя его слушать с интересом, а не только потому что ничего непонятно, а поддерживать разговор надо хотя бы из вежливости. — И вот можно было подумать, что на него напали утопцы или сирены, но нет. На пути, как всегда, никого из тварей не появлялось. И вот только он очухался, как мы все к нему «Что случилось?», «Чего в воду полез, раз плавать не умеешь?», так он в итоге рассказал. Мол, всё, как всегда, ничего не предвещало беды, он нырнул, а глубина почему-то стала на саженя два меньше, а это странно. Песок намыть не могло, разве что скалы рухнули. А с чего бы им рушиться, да? Но что ещё странным ему показалось, так это то, что рифы были другими. Острые такие, — рукой в воздухе Йорд выводит длинные, но узкие, схематичные пики, — на такие напорешься и издохнешь. И вот он собирался уже всплывать, как дно под ним зашевелилось. Сперва лишь слегка, можно было бы на бред списать, всё же под водой человек, да без воздуха, мало ли, что привидится, но потом… — держит мужчина паузу, которая, затягиваясь, заставляет в неё вставить и Антона пару слов. — Из того, что ты мне сейчас рассказал, его должны были на месте сожрать, но тогда бы ваша команда никого бы не выловила. — Это да, — кивает мужчина, — он сказал, что крупный валун, размером с целый дом, тоже пошевелился, и стоило на него взглянуть, как тот посмотрел в ответ. Целой шестью парой глаз! Змеиных! Жёлтых! Ты представляешь? Вот от шока и начал захлёбываться. Но навыки так просто не пропьёшь, — фыркает мужчина носом, — кое-как всё же всплыл. Сперва Антон лишь хмыкает, потому что на ум приходят собственные, тоже жёлтые и с вертикальным зрачком, но после, пытаясь представить описанное зрелище, он находит большую несостыковку. — Морские змеи относятся к драконидам, а у тех не бывает больше одной пары глаз, — указывает двумя пальцами одной руки ведьмак на собственные. — Так что, похоже, твой ловец за жемчугом врёт, — обвинять во лжи собеседника не хочется, потому вина сама собой сваливается на неизвестного. — Ты, видать, моей истории не веришь, — вытряхивает Йорд за борт остатки истлевшего табака из трубки, — потому что у них, как вам, ведьмакам, сказали, не может быть больше пары глаз, а может быть может? А может быть это был вообще не морской змей, а что-то другое? О чём вы и не знаете. — Так что сейчас с ловцом жемчуга? — решает спросить Антон напоследок, вдруг сможет всё же однажды услышать подобную историю из первых уст. — Не знаю, — пожимает мужчина плечами, — мне сказали, что он утонул, а тела в пучине и след простыл. Смотря на рябящуюся тёмную поверхность моря, ведьмак и сам понимает — там может быть всё, что угодно. Не конкретно в водах Скеллиге, а вообще в морях и совершенно неизведанных океанах. Чудовищные монстры, с которыми справиться невозможно, не имей жабр и плавников. На земле скрывается и так немало загадок, но именно глубина заставляет воображение рисовать картинки, будто бы каждое пересечение волн, становящееся тоненькой беспенной линией, скользящей далеко мимо корабля, являет собой кончики гребня глубоководного монстра. Вполне возможно, что даже нереиды не знают, что находится в их мире, отличном от людского, но вместе с тем наверняка чем-то его напоминающем. Есть шанс, что у них есть свои монстры, помимо известных людям, досаждающие своим существованием. — И отчего же тогда он не топит корабли, идущие этим путём? — уже из интереса спрашивает ведьмак, всё также осматриваясь по сторонам без страха встретить монстра на самом деле. Медальон, находящийся в тишине, придаёт спокойствия. Даже если что-то и находится рядом с ними, у того нет намерения нападать. — Ты б мне лучше рассказал, ведьмак всё же, — ухмыляется мужчина, но в голосе нет укора, скорее гордость за то, что именно у него охотник на чудовищ решил осведомиться в данном вопросе, — но я вот что думаю. На этой дороге не водится никакой крупной живности, даже рыбёха всегда мелкая, — показывает тот примерный размер до середины предплечья, — жрать ему, значит, в этом месте нечего, живность обходит стороной. Значит, привыкла к его присутствию здесь. Так, может, у него в этих местах лежбище? Поплавает по морям, нажрётся китов, ещё чего, а потом ложится здесь переваривать и топить корабли ему уже лень? Да и овчинка выделки не стоит: ладно пободаться с китом, там туша — во! — вскидывает тот свои руки-палки в воздух, чуть не задевая Антона, от чего тот слегка отшатывается назад. — Даже такому зверюге точно на раз хватит, а может и на два. А потопишь корабль и что? Десяток матросов с одеждой и обломками корабля? Не, такое, наверное, ток с голодухи и жрать. — И то верно, — подмечает ведьмак, видя в словах моряка логику, которой он и сам бы придерживался, если бы точно знал, что где-то там внизу под водной гладью спит наевшийся и довольный морской змей. — И как, история не удивляет? — в итоге спрашивает Йорд, явно надеясь на утвердительный ответ. — Не то чтобы. Разве только что тварь по твоему описанию шестиглазая. — Пф-ф! — возмущается моряк, недовольно выдыхая воздух так, что его длинные усы вздымаются шипящей кошкой. — Хотя какой ещё реакции я должен был ожидать от охотника на чудовищ. Ладно, слышал ли ты тогда историю о Летучем Реданце? Что-то смутно знакомое мелькает в голове, но в итоге парень просто качает головой, чем явно радует Йорда, которому не терпится рассказать историю новому человеку, которого он ещё не успел замучить своими рассказами, что повторяются из плавания в плавание. Каждый здешний член экипажа уже сбился со счёта, сколько раз им пришлось выслушать эти байки. — Так вот, это корабль-призрак. Одни говорят, что это галеон, другие — фрегат, но из того, что видел лично я, вот этими самими глазами, — тыкает тот себе в лицо, совершенно себя не жалея, когда один из пальцев попадает случайно прямо в белок, — это всего лишь каравелла, но зрелище от того леденит душу не меньше. — Корабли-призраки в этих водах не редкость, — пожимает плечами Антон, не находя в этой истории пока ничего интересного или жуткого. В конце концов, не редки случаи, когда корабли заходят в гнездовья эхидн к ним совершенно неподготовленные, и весь экипаж идёт им на корм, а дрейфующий без команды корабль — очередным их логовом, хотя слегка экстравагантным с учётом его мобильности, которую никто не контролирует. И однажды ставшая просто плавучим хламом посудина разбивается о скалы, оставляя за собой доски и груз, который при большом желании можно поднять на поверхность. — Не, я говорю не о простых заброшенных кораблях, — заговорщицки бубнит сквозь усы мужчина, оглядываясь по сторонам, будто бы до них кому-то могло быть дело, — а о призраке в прямом смысле! Бестелесный, искрящийся замогильным светом, тот вынырнул из-под воды прямо у меня на глазах. То, конечно, было не прямо под носом, да и спасибо Фрейе! Мало ли, что случилось, будь он ближе. А ведь он не только вынырнул, но ещё и полетел в паре аршинов над морем! Мне никто не верит, ведь в ту ночь только я дежурил на палубе, но могу поклясться, что это правда. Все думают, что я просто вру, пересказываю уже известную легенду, но оно так и было. Антону очень хочется сказать, что у кораблей не должно быть призраков, подобных людским. Всё же душа — сложная субстанция, о которой до конца всё не известно, разве только то, что после смерти та может продолжать страдать в местах, что принесли однажды много боли, может остаться у своей могилы, её можно даже увидеть, если та достаточно беспокойна, особенно подобное характерно для семейных склепов, в которых те реже становятся озлобленными на весь мир тварями, подобными тем, что повстречались в руинах, и зачастую могут просто бесконечно спорить со своими сварливыми родственниками. После смерти слишком много беспокойства, и бытие ведьмаком не освобождает от возможности стать призраком, притом любым. Рассказы моряка всё не кончались даже к вечеру, когда на палубе зажгли факелы, а всем присутствующим раздали скудный ужин, что не обошёл стороной и ведьмака. Пока тот макал в рыбную жижу кусок лепёшки, ему на ухо продолжали сыпаться байки, что с каждым разом становились всё менее реалистичными, но спорить с ними не хотелось. Сил на то просто не оставалось, но Антон благодарен за подобное. Чем сильнее забита голова, тем меньше остаётся возможностей для беспокойства, и так треплющегося глубоко в груди в ожидании момента. — Ещё я слыхал, на Фарерах сельдяного короля выловили, эх не к добру это, — бормочет моряк, засыпая вечером прямо на палубе, не обращая внимания на то, что корабль уже почти пристал к новым берегам. Несмотря на тот факт, что Спикероог по большей части — огромный горный пик, выступающий из морских пучин и за века поросший местами деревьями и обзавёдшийся живностью, он обитаем, хотя поселений здесь всего два, и именно к важнейшему и пришвартовывается ночью судно с моряками и ведьмаком на борту. Ещё издали можно было увидеть множество ярких огоньков факелов и костров, которыми порос берег, и не спроста — здесь находится одно из крупнейших поселений Скеллиге, а именно деревня Сворлаг — резиденция ярла Удальрика. И может быть здесь не видно огромных высеченных из камня крепостей, но обилие деревянных домов, построенных на разных ярусах, заставляет Антона вглядываться в них как можно тщательнее. Людей на улицах мелькает немного: кто-то тащит воду в коромысле от колодца себе домой; под навесом одного из строений видно, как напротив пламени факела стоит мужчина и мощными ударами молота высекает искры от ударов по стальной заготовке; старуха загоняет разбежавшихся со двора кур обратно к себе, пока нерадивые соседи не надумали оставить пернатое недоразумение себе; чуть правее пирса с потрёпанной лодочки спрыгивает рыбак, не жалея оборванных штанин, и вытаскивает оттуда же пустые спутанные сети, требующие чистки, а также полный садок рыбин, переливающихся в свете факелов их корабля. Мирное зрелище, очень человечное. Антону за подобным нравится наблюдать, когда о чужих жизнях можно пораздумать со стороны, не будучи их прямым участником. Всё же ему подобное недоступно, да и, если честно, не для него был бы подобный образ жизни. Не потому что оседлый, не требующий беспрерывных путешествий, что могут завести куда угодно, а потому что слишком обычный. Всё же возиться с новыми кольцами, улучшением знаков, разгадыванием загадок в руинах ему нравится. Да, монстры вызывают порой отчаянное желание послать всё к чёрту, в прямом смысле, но даже встречи с ними заставляют порой чувствовать себя в своей тарелке. Может быть, если бы его никогда не отдавали бы Стасу, если бы он не проходил ведьмачьих мутаций, то прожил бы совершенно обычную жизнь, показавшуюся ему самому весьма неплохой из-за ограниченности кругозора. Однако судьба, которую нельзя назвать удачной или же наоборот, распорядилась иначе, и теперь Антон ведьмак и никто иной, да и это к лучшему, ведь иначе он бы не встретил никогда Арсения. Правда нынче Арсения нужно найти. «Снова», — тяжко выдыхает парень, отворачиваясь от деревенских огней и сползая вдоль стенки борта аккурат на палубу. Искать таверну или какое ещё жильё в Сворлаге у него нет абсолютно никакого желания. На то уйдёт слишком много времени, а пока он лучше отдохнёт так — на жёстких досках, без одеяла и подушек, даже без седла под головой. К хорошему быстро привыкаешь, но плохое въелось так глубоко в подсознание, что разница чувствуется, но не мешает уснуть быстро, неприятным сном, что должен перенести тебя в следующий день. Всё же мало кто захочет отвечать на вопросы ведьмака ночью.

***

— Говоришь, команда наполовину из нордлингов с капитаном таким странным, узкоглазым, да? — уточняет трактирщик, особо не обращая внимания на Антона, больше сосредоточившись на нарезке сыра, пахнущего излишне кисло, у себя за стойкой. — Да, были здесь такие, сколько там… недели две назад, наверное, может больше. Они ж всё время у себя на корабле жили, в таверну выпить да пожрать приходили, как и положено у моряков. — Так, может, знаешь, куда они дальше отправились? — спрашивает Антон, в очередной раз аккуратно, в тайне от посторонних глаз используя аксий, а заодно протягивая хозяину скудную стопку мелких монет. Тот наотрез отказывался рассказывать что-либо без материальных поощрений, так что пришлось выкручиваться. К счастью, знак может сделать человека достаточно невнимательным чтобы спутать геллеры с кронами. — А чего ж мне не знать? — улыбается тот жёлтыми зубами и довольно сгребает монеты себе в карман, задней мыслью думая, как легко развёл ведьмака на столь большие суммы, только вечером, вытряхивая одежду, будет недоумевать, куда всё подевалось. — Им ещё несколько человек в экипаж нужно, вот они и отправились на другую часть острова в Хов, тем более, как я понял, там родина их девчушки, не понимаю я, конечно, чего она с ними на корабле делает, но вот как-то так. «Несколько недель назад, значит. Вряд ли их там сейчас удастся застать». — И всё? — А что ты от меня ещё хочешь услышать?! — гаркает мужчина, вытирая нож о засаленную тряпку и бросая ту на столешницу. — Я ж не с ними плаваю. Что, куда, зачем и когда они плывут потом мне не сдалось, так, что услышал мельком, то и говорю. А ты давай лучше пива себе закажи, хватит языком молоть. — Да нет, я, пожалуй, пойду, — решает ретироваться Антон, чувствуя, что хозяину заведения аксий начинает капать на мозги, вызывая, вместо положенной сонливости, раздражение. Редкий случай, но всё же бывает и такое. Тем более тот и впрямь, похоже, больше ничего не знает о дальнейшем направлении корабля. В спину летит не то недовольство, не то прощание, на которое ведьмак не обращает внимания, выходя за порог прокопчённой таверны, вновь ощущая на себе утреннюю прохладу, гонимую с моря лёгким ветерком. Даже притом, что он заставляет кутаться в куртку, застёгивая ту на пуговицы и подвязки, тот кажется очень нужным. Всё потому что заставляет голову работать активнее, а ноги бежать в ускоренном темпе, пускай и не совсем ясно, куда именно следует направиться. Деревня Хов здесь совсем неподалёку — пара часов пешком, хотя лично Антон в ней никогда не был и основывает своё предположение лишь по цифрам, высеченным на деревянном указателе прямо в центре поселения. Простой знак, наподобие которых стоит множество повсеместно, что на островах, что в деревнях Континента, на пустынных трактах и посреди улиц шумных городов. Все они одинаковые в своей сути — рассказывают, где ты сейчас и куда можешь отправиться. Однако сейчас один внешний вид таблички, заострённой с одной стороны и указывающей в сторону окраины, по которой идёт крохотная тропа, явно непредназначенная для повозок и даже лошадей, Антона угнетает. Вместо того, чтобы дальше стоять и пялиться или же наконец взять и пойти, тот садится на длинное полусгнившее бревно под стеной одного из домов, с которого начала сползать трухлявая кора, но местные, судя по всему, годами продолжают использовать его вместо скамьи. Сейчас ему даже жаль, что не спросил у чудного моряка его паршивого табака. Порой хочется глотать едкий дым, представляя, как тот выжигает лёгкие, а вместе с тем и все скопившиеся внутри эмоции. Даже не злость или грусть, нет. Кое-что совсем другое, то, в чём ведьмак никогда не признавался другим. Просто потому что не привык другим усложнять жизнь, а потому нужно идти дальше с улыбкой на лице или, по крайней мере, не слишком поддаваться упадническим настроениям. Вот так и сейчас. Нужно просто сделать глубокий выдох, так, чтобы внутри ничего не осталось, и пойти в Хов, поменьше про себя проклиная то, как много островов в архипелаге, и то, что связываться с людьми можно разве что по мегаскопу, а если такового нет, то не остаётся ничего, кроме долгих поисков, к счастью, «хвост» не обрывается, а там как получится.

***

Что удивляет Антона и тут же цепляет глаз, когда тот спустя буквально пару часов, даже успев до сумерек, пересекает скалы с порослями ветхих сосен, что лишь раза в полтора выше самого ведьмака, так это то, что в селении не так много домов, оно кажется буквально скромным придатком к недалёкому Сворлагу. Домов немного, в лучшем случае десяток, а то и меньше, но вместе с тем сразу на выходе из леса взор застилает необычное зрелище. Высокие ряды частокола, создающие непроницаемую толстую стену, идут по кругу, а стоит подойти чуть ближе, обойдя несколько здешних срубов, во дворах которых кипит жизнь их хозяев, то стирающих одежду, то вьющих силки на охоту, становится ясно, что то не просто частокол, а высокая стена, ограждающая что-то, но что именно, сразу обыватель и не скажет. Однако, судя по паре нестройных лестниц, по которым сложно взобраться выше к явно зрительской площадке, с которой пара дюжин человек взирают на пространство за частоколом, закрытым воротам, достаточно высоким, чтобы туда зашёл даже циклоп или какое иное существо, обладающее выдающимся ростом, а также подбадривающим ликованиям толпы, Антон набрёл на арену. На Континенте их так просто не найти. Какими бы порой безалаберными ни были правители, тем не слишком нравится, когда население, которому ещё пахать, воевать и платить налоги, потихонечку вырезает или, по крайней мере, просто калечит само себя. И ладно то были бы и так бесполезные куски плоти, от которых нет никакого толка. На арены всегда идут бравые молодцы, которых ещё можно призвать служить на благо государства. Так что все арены, на которых может проливаться кровь, либо скрываются под покровами ночи в тени толстосумов, предоставляющих себе зрелища, либо в лесных дебрях, что Антона всегда удивляло, ведь на таких аренах порой встречаются не только разбойники с большака. Здесь же, на Скеллиге, подобное никто не прячет, а участие — дело даже почётное. Победитель, конечно, не чествуется, подобно лучшему рыцарю турнира в каком-нибудь Туссенте, но вполне может гордо заявлять в любой деревне, что является чемпионом арены Хов или какой-либо иной. Антон помнит, что где-то на Скеллиге когда-то ему ещё они встречались, но так запросто вспомнить невозможно. Не то чтобы ведьмак был любителем подобных зрелищ или любил сам в них участвовать, однако интерес берёт своё, и он поднимается вверх по хлипкой лестнице, глядя на стоящих на ней людей, невольно молишься безымянным богам, как бы вся эта конструкция тут же не рухнула. Кажется, ею занимались не так тщательно, как стенами из частокола и массивными воротами. Будь он среднестатистического роста, пришлось бы расталкивать громогласноорущую публику, среди которой что мужчины, что женщины в основном кричат либо слова поддержки, либо маты, скорее удивлённые, нежели разочарованные. А удивляться, признаться честно, есть чему. «Да ладно?!» — таращится на происходящее на арене Антон, вытаращив глаза двумя геллерами. Бой в самом разгаре, по крайней мере, один из противников всё ещё способен боровом передвигаться по арене, пытаясь найти подход к другому, которого бить голыми кулаками должно быть больно, а ещё не шибко эффективно, всё равно что пытаться раскрошить скалу без молота или кирки. Антон прекрасно это знает, приходилось на себе пару раз подобное испытывать. Обычно с мечом, но разок и без него. Спасибо, что перчатки хотя бы оказались на месте. Несмотря на то, что почти все кольца под ними стали бесполезным крошевом и мятым металлом, а фаланги местами треснули, что приносило дичайшую боль, разносившуюся далее по предплечью, по итогу руки остались хотя бы на месте. Однако, глядя на происходящее внизу, ведьмак бы на подобное добровольно и просто так точно не согласился бы. Без меча слишком утомительно, а пойдёшь с ним — и ремонт выйдет точно куда больше возможного здешнего вознаграждения. В общем, тягаться со скальным троллем — дело изрядно утомительное. И как так получается, что островитяне добровольно соглашаются на столь неравный для людей бой без оружия против создания с каменной кожей, ему не понять. Потому и остаётся что наблюдать за тем, как мужчину, явно умеющего резать глотки людям, с пары мощных ударов валят на землю, а после вколачивают в неё же под ободряющие крики толпы. Поморщиться хочется скорее даже не из-за неприглядного зрелища, а просто из-за понимая глупости и абсурда происходящего. — Пришёл бы минут на двадцать пораньше, мог бы сделать ставки! — раздаётся из-за спины, и Антон охотно отвлекается от происходящего на арене и видит рядом с собой мужчину с крупной сумкой наперевес, в чьи обязанности, судя по всему, входит предлагать зрителям поучаствовать в катализаторе. — Как по мне, здесь расклад сил вполне очевиден, — подмечает Антон, делая шаг назад, чтобы пропустить одну из зрительниц, решивших, что раз зрелище окончилось, то можно отправиться по своим делам, если таковые имеются. — Да ты, похоже, не местный! Попытаться одолеть тролля — заслуживает уважения, а, кроме того, у достойного воина всегда есть шанс одержать победу. Это равная битва! — гордо заявляет мужчина, который сам, судя по внешнему виду, не больно располагающему к битвам, никогда на арену в качестве воина не зайдёт. — Равная, не сказал бы, что справедливая. Тролли сами по себе может быть и тупее ведра гвоздей, но силы им не занимать, а у скалистых всё, кроме лица и брюха, покрыто каменными наростами, но даже так их кожа такова, что запросто тупит острейшие клинки. У обычных людей ни единого шанса против них врукопашную. — Все наши участники осведомлены, с кем им придётся иметь дело, а кроме того, обряд погребения проходит с учётом их вероисповедания. Прекрасные условия, должен я сказать, — уверяет мужчина, посматривая вниз через ограждения, где от тролля уже и след простыл, а пара работников арены собирает труп, в котором, вероятно, осталось не так много целых костей. — … Заманчивое предложение, конечно, — скептично окидывает парень взглядом сложившуюся картину, однако мужчина рядом его тона не улавливает. — И я о том же! А ты, если так посмотреть, — оглядывает тот мечи за спиной и арбалет с кинжалом на поясе, — похоже, бывалый воин. Не хочешь поучаствовать в нашем турнире? От турнира здесь, конечно, ничего нет, так, всего лишь поединки желающих побороться со здешним чемпионом, ни таблиц, ни множества раундов. — Пожалуй, обойдусь, — собирается уже уходить Антон, но интерес всё же берёт своё. — Откуда у вас вообще здесь тролль? — А? Ну так это… — медлит мужчина, не зная, что сказать, — это он сам пришёл. Странствующий воин, так сказать. «Не думаю, что его кто-то взял бы с собой на борт корабля, а странствия по одному лишь острову таковыми назвать сложно. За сколько скальный тролль преодолеет здешние горы? За пару дней, может даже меньше». И вновь Шастун собирается уже сходить с трибун, как вспоминает о делах насущных, и, раз уж разговорился, то можно и нужную информацию спросить, а не о каком-то тролле. — Кстати, не знаешь, был ли здесь недавно корабль, экипаж наполовину из нордлингов, наполовину из ваших? — Недавно? Не знаю, считается ли недели так две назад за недавно, но такие были. Даже на арене сражались, — с важным видом отвечает мужчина, потирая заросший бородой подбородок. — Серьёзно, с троллем? — удивляется Антон, понимая, что какими бы отчаянными ни казались матросы из команды Азамата, те навряд ли стали бы рисковать жизнями ради глупой затеи, особенно когда и так среди них уже имелись жертвы, которые те силятся нынче восполнить. — Не, наш Чемпион Чемпионов чуть позже объявился. Буквально через день после того, как те уплыли. «Да вашу ж, — чертыхается про себя Антон, — хотя чему удивляться, если прошло две недели. Ты же и так не рассчитывал нагнать их прямо здесь». — Вот как, а есть идеи, куда они поплыли дальше? — прислоняется Антон к одной из перекладин, занося руку за спину на всякий случай, если аксий всё же придётся использовать. Однако, судя по всему, в этот раз собеседник ему попался не из принципиальных, да к тому же любящий потрещать с незнакомцами. — Может быть, на Ундвик или Ан Скеллиг? Раз уж те из порта Каэр Трольде приплыли. Если честно, не знаю, — пожимает тот плечами, заставляя Антона вздохнуть поглубже и, не прощаясь, зашагать по лестнице вниз, размышляя, как в очередной раз за эти дни придётся расспрашивать либо корчмаря, если таковой здесь вообще имеется, либо опять всех возможных моряков в порту, которых с учётом размера деревеньки может и вовсе не оказаться. — Эй, парень! — прилетает в спину, за пару ступеней до земли, — ты чего рванул-то так резво? Очень нужен тот корабль, да? — даже как-то обеспокоенно смотрит мужчина, тем самым удивляя ведьмака, который разве что кивает в ответ. — Тогда знаешь что, — кричит островитянин, перекинувшись через балки вниз, хотя Шастун расслышал бы его даже говори тот обычным голосом, похоже, мужчина знать не знает о ведьмаках, а глаза воспринял, как должное, — сходи к лачуге травников, Клава на том корабле путешествовала, а в этот раз чего-то осталась, думаю, она-то может знать, куда её команда дальше направилась! Одной лишь этой фразой, в Антона будто бы пинту «грома» влили. В груди чиркнула спичка, разжигая столь важный огонь, заставляющий двигаться вперёд напролом. Всё потому, что теперь у него есть не только слепая вера в то, что он так или иначе однажды наконец нагонит Эда, с помощью которого можно будет попытаться отыскать Арса, но и надежда сделать это в ближайшем времени. Будто бы цель совсем рядом и даже руку протягивать к ней не нужно — всё равно упрёшься куда надо. Хотя это слишком оптимистичный настрой. — Спасибо, — всё равно на радостях кричит Антон, собираясь бежать как можно быстрее, но, только лишь забежав за угол, понимает, что не знает точно, куда именно, потому тут же бросается назад, не размышляя над тем, что его метания могут со стороны смотреться глупо. — Эй, дядь! — кричит тот, видя всё тот же затылок, что тут же разворачивается к нему знакомым лицом, чьего имени он не спрашивал и не собирается, в голове преобладают совершенно иные мысли. — Ты чего? — А где дом травника находится? — К востоку от деревни, там по тропе идти будешь, не ошибёшься. — Понял, — кивает Антон, вновь устремившись в том же направлении, потому что оно оказалось изначально верным, держа в голове заметку, что, как только дойдёт до леса, нужно будет обнаружить тропу. Сзади ещё доносится приглашение как-нибудь поучаствовать в бое на арене, но оно разве что имеет значение для находящихся рядом зевак, которым только и подавай кровавых зрелищ, в которых те сами участвовать не будут. По крайней мере, пока вознаграждение не будет покрывать расходы на долгую и безбедную жизнь целого семейства, а такого от состязания подобного уровня ждать не следует. В лучшем случае купишь себе новый меч без изысков или пару сапог с довольно плотной подошвой, через которые не будут чувствоваться все сучки и камни, будто бы ты прогуливаешься босиком. В Хов даже не нужно особо петлять по улицам, чтобы найти выход к редкому лесу и, оглянувшись по сторонам, обнаружить тоненькую тропку, ведущую между деревьями, ютящимися на скалах, покрытых тонким слоем неплодородной почвы. В отличие того же от Ард Скеллиге, здешние жители никогда бы смогли кормиться с земледелия. Потому большинство, если не хочет жевать каждый день рыбу, не пытается даже вырастить у себя огородов, а собирается в горы и леса, прихватив с собой на охоту лук. Оттого именно в клане Броквар появились самые меткие стрелки Архипелага. Хотя арена у них всё равно кулачная, что поделать, если традиционно на Скеллиге приветствуется именно что набивание друг другу морд. Лес здесь довольно уныл. Бредя по тропе, Антон рассматривает его особенно тщательно, глазам есть за что зацепиться, дабы угомонить желание тела бежать напролом, что обычно рассеивает внимание. Потому, идя быстрым шагом, он всё же обращает внимание на то, что ходят здесь явно не часто, и на то есть объективные причины. К примеру, в этой части острова, кажется, и вовсе не водится живности. Слишком близко к людям, с которых брать нечего. Кроме того, и собирательством, вероятно, деревенские тут не занимаются, имея уважение к местным травникам, в отличие от обывателей, знающих, как применять, заготавливать и получать максимальную пользу из полученных растений. Из-за особенностей ландшафта, а именно неприятной местности с резкими перепадами высот, даже среди редких сосен домик становится виден лишь в шагах тридцати, когда Антон поднимается на лысый пригорок, через который его ведёт тропа, бледнеющая тонкой полоской, по истоптанным скалам, на которых земля словно бы пылью осела и не иначе. Когда мужчина с арены в первый раз назвал это место лачугой, он явно не ошибся. Даже издали видно, что это оно не больно располагает к себе. Небольшое строение, кажется, давно бы покосилось из-за морских ветров, находись то у берега, а не в отдалении, сверху у него нет ни оберегов, что так часто вырезают у себя под крышами несведущие в монстрах люди, ни ограждений вокруг двора, ведь к чему бы оно, когда все местные признают за тобой весь этот крошечный и корявый лесок? Только вот какую странность замечает Антон, подходя ближе: здесь точно был аптекарский огород, как оно и положено у травников, ведь не все растения являются дикорастущими. Некоторые растут в собственных ареалах обитания, и, чтобы те можно было раздобыть для себя, для начала нужно самому посеять семена и за ними ухаживать долгое время. Перед ведьмаком же предстаёт печальное зрелище. Видно, что за небольшим садиком уже давно никто не ухаживал: валерьяна пересохла, дикий вьюнок душит в своих объятиях молодые кусты аронии, а пастушья сумка, заполнившая пространство между иссохшими пучками бадана, явно залетела сюда не по воле местных хозяев. Ею и так наполнены все поля и леса. Если присмотреться к земле, то обязательно увидишь меж зелёных трав небольшие белые цветочки, сменяющиеся семенами-сердечками. Откровенно говоря, место выглядит заброшенным. Неухоженный садик, пустой дымоход и абсолютная тишина тому подтверждение. Однако это лишь на первый взгляд. Антон же даже не успевает разочароваться, ведь в глаза бросается притоптанная трава, и явно не им самим. Размер чужих ног понять сложно, но они точно не принадлежат зверю, да и нет в этих местах живности. Подойдя к дому с другой стороны, ведьмак на пробу тянет дверную ручку, когда-то криво приколоченную, а нынче и вовсе стремящуюся остаться в чужих руках занозой. Не поддаётся. От этого из лёгких вырывается разочарованный вздох. «Это было бы слишком просто», — раздумывает он, по первой продолжая стоять напротив, пялясь на дверь, которую мог бы с лёгкостью снести, всего раз толкнув плечом, но смысла в том совершенно никакого. Там никого нет, а разрушать чужую собственность, зная, что внутри никого нет, было бы делом недалёким. По крайней мере, можно просто подождать. Вокруг нет никаких сколоченных скамей или банальных пней, или поленьев, что зачастую бывают у кметских домиков для вечерних посиделок, потому не остаётся ничего иного, как отойти чуть в сторону с протоптанной дорожки и усесться среди заброшенного садика вместо скалистых выступов неподалёку. Там после длительной медитации точно весь зад отсидишь и ближайший час после будешь еле ковылять. И не то чтобы трава, среди которой попадаются колючки и мелкие жучки, сильно лучше, но делать особо нечего, да и всё равно подобное привычно. Жаль только, что привычное не всегда делает тебя счастливым. Потому что Антон привык быть один, привык жить дорогой, привык иметь при себе одну лишь сумку с необходимыми для ведьмака вещами да оружие на поясе и за спиной. Привык к холодным рассветам, одиноким закатам, тишине леса и отстранённому гулу людских городов и деревень. И даже во всём этом он не был никогда несчастен: то жил по течению, согласно Пути, то преодолевал возникающие на нём трудности, то наслаждался возникающим затишьем, во время которого можно было повеселиться с друзьями, восполнить запас энергии на будущее, чтобы не переставать улыбаться искренне даже тогда, когда делать это сложно. Вот прям, как сейчас. Арс, казалось бы, так легко и непринуждённо вписался в его картину мира, что даже сама жизнь сперва никак не изменилась. Он продолжал путешествовать, как ни в чём ни бывало, брался за заказы, рубил монстров и шёл дальше лишь с оговоркой на то, что сердце тосковало, но и то лишь по началу, до зимовки, когда всё было прекрасно, так, как ведьмак и не мечтал, потому что с привычной жизнью у тех месяцев не было ничего общего. Антон редко когда жалел о чем-либо, даже сейчас припомнить не может подобных моментов, но вот вернуть утерянное время он хотел бы. Но не так, чтобы самому вернуться в прошлое, в этом нет никакого смысла, он просто хочет, чтобы будущее стало не «привычным», а счастливым. Потому последние дни он и гонится в поисках Арса. Не хочет ждать, чтобы судьба сама их свела, тем более что сердце не на месте. Просто продолжать путешествие сил нет, и лишь цель придаёт их, дабы не стоять на месте, даже когда тело всё ломит из-за пары дурных ночей, не видавших нормального сна: на палубе уснуть не получалось, так, лишь подремать, дёргаясь из-за любых издаваемых в округе звуков, что уж говорить о медитации, когда голову следует очистить от навязчивых мыслей. Потому и сейчас затея оказывается провальной. Антон лишь сидит на траве, чувствуя в полной мере, как начинает болеть позвоночник, по руке, кажется, ползёт муравей, а в голове мысли и переживания завиваются ураганом, что путает всё, что только находится под русой макушкой. — Я, конечно, не уверен, что идея была хорошей, но… — Это, по крайней мере, лучше, чем, когда он всем на дороге преграждал путь, предлагая сразиться, — слышатся голоса из-за пригорка, что заставляют Антона раскрыть глаза. К сожалению, за те часа полтора, проведённых с закрытыми глазами, у того разве что ноги успели затечь, и голова стала неприятно тяжёлой, а ни полноценного сна, ни банальной медитации не было ни в одном глазу. — Вот и я о том же, лучше уж пусть отхуяривает тех придурков, что сами к нему с дуру лезут. Поговаривают, что у троллей вместо мозгов камни, но и у ваших «великих воинов» там тоже серое вещество явно иного характера… О, посмотрите-ка, Клав, да у тебя гость. Как раз теперь будет кому пояснить за составляющее троллячей черепушки. Антон встаёт и отряхивает с себя налипшие травинки и старые полусгнившие листья, слыша, как его появление комментирует Эд привычно хрипловатым голосом, в котором сквозит удивление, что читается и на лице идущей рядом с ним Клавы и Лазарева, чьи глаза округляются, а брови взмывают вверх при виде ведьмака, но он лишь прибавляет шагу, спеша к Антону практически бегом, придерживая правой рукой ремень от чехла, бьющего того по боку. — Антон?! Как ты здесь… Что ты вообще тут делаешь? — удивляется Серёжа, осматривая ведьмака с ног до головы в полной растерянности, расставив руки в стороны будто бы собираясь обнять, но вместе с тем не зная, что делать. — Не говори мне, что вы с Арсом посрались, у вас закончился медовый месяц и теперь ты пришёл забрать своего барда, чтобы поплакаться ему в жилетку. Не, так не пойдёт, это только второй остров, так что у вас с Поповым ещё есть время на всё, что угодно. — Формулировка довольно грубая, но я с Выграновским отчасти согласна, — подходят тоже ближе, и Клава закидывает руку на плечо Серёжи, будто бы в шутку, не собираясь того отпускать. И всё же при виде всей этой компании улыбка невольно лезет на лицо. Антону везёт, что хорошие люди тянутся к нему. — Если бы всё было так легко и просто. Я, в общем-то, не за тобой, Серёж. Мне, так сказать, остро требуется высококвалифицированная чародейская помощь, — на что Эд удивлённо выгибает бровь, за которой спешит подняться и татуировка. — Давай догадаюсь с трёх раз: случилась какая-то хуйня, и именно из-за неё ты пришёл ко мне, а не к Арсу. — Тебе хватило и первого, — отвечает Антон, видя, что лицо чародея приобретает еле заметную серьёзность, проявившуюся в паре тоненьких морщинок на лбу и взгляде, переставшем источать беззаботность. — Тогда, может быть, зайдём внутрь? Раз у вас намечается серьёзный разговор, — предлагает Клава, смотря снизу вверх на парней слегка отстранённо, но всё ещё держась за плечо Серёжи. — Да, было бы неплохо, — отходит в сторону ведьмак, пропуская девушку к двери, которую открывает ржавым ключом, что с большим трудом проворачивается в скважине, вообще, сам факт того, что однажды один из владельцев этой лачуги решил приделать к ней замок, удивляет. — Спасибо, — произносит он, заходя внутрь. Помещение внутри ему мало чем напоминает тот самый домик Оксаны, к которой он давненько уже не наведывался. Разве что запах трав, таких же одинаковых, как туман и дым, навевает воспоминания. На самом деле, здесь по большей части пахнет пылью и простой сухой травой, что удручает. И не мудрено: ни связок под потолком, ни растёртых в пыль ингредиентов в ступах, ни спиртовых настоек, ни отваров, ни сушеных ягод и грибов. Ничего из этого не видно на первый взгляд. Такое же запустение, как и в угрюмом садике за домом. Однако не похоже, что внутри когда-либо вообще было уютно, по крайней мере, по меркам уюта самого Антона. Сразу видно, что весь дом это одно помещение со скромным, ныне потухшим очагом внутри, у одной стены лежит пара соломенных матрасов из плотного, но колючего льна, поверх которых постелена медвежья шкура довольно неплохой выделки, с другой и вовсе всего-то циновка, на которой, кажется, лежать ещё неприятнее и холоднее, чем на голой земле. У стены между ними разместился грубо сколоченный комод, служащий подставкой подо всё, что только может здесь оказаться, однако он пуст как минимум сверху, до тех пор, пока Лазарев не кладёт поверх него чехол с лирой, а сам не плюхается поверх медвежьей шкуры, не снимая притом обуви, ведь всё равно дом без фундамента и настила. Эд же шикает на очаг, и тот разом полыхает, разгоняя неприятный сумрак по углам, ведь окно здесь лишь одно, да и то, похоже, закрыто так, что открыть ни в жизнь больше не получится, случайно не выломав. Клава же заваливается на циновку, сперва скинув на ту свой плащ и сумку, похоже, её здешняя обстановка не смущает. Вероятно, либо потому, что привыкла к минимализму на корабле, либо потому, что это её родной дом. — Ну так что, герой-любовник, рассказывай, что у вас произошло, раз ты умудрился найти это место, — делает парень акцент на последнем слове и подходит к комоду и окну, облокачиваясь на стену боком и внимательно смотря на Шастуна, как и все остальные здесь присутствующие. В итоге Антон сам подходит ближе, становясь с другой стороны и глубоко и несчастно вздыхая. Эд косится на него в явном ожидании, а черты его лица в рыжем свете очага кажутся ещё более резкими, чем обычно, а взгляд глубоким. И в нём глубоко-глубоко скрывается беспокойство, размеры которого определить невозможно. Эльфская кровь прекрасно справляется с тем, чтобы прятать в себе человечность, однако Антону легче от того, что не он один озабочен тем, что случилось с Арсом. — Тебе начать с того, что он проснулся посреди ночи и вёл себя странно, или что сиганул в странный портал, хотя он их ненавидит? — А то, что он вёл себя странно, предпосылки к тому вообще какие-то были? — спрашивает чародей совершенно серьёзно и не отводя с Антона глаз. Тут же вспоминается проведённая до того ночь, и ведьмак мнётся, явно не блеща желанием говорить о личном в присутствии дополнительных излишних пар глаз и ушей, что не может не заметить Эд, который отстраняется от стены и хлопает Антона по плечу. — Ладно, ребятки, я передумал, пошли, Антон, — подталкивает он ведьмака обратно к выходу, — так, и не подслушивать, — дополняет тот на выходе, из-за чего позади слышится разочарованный женский вздох, обрывающийся после хлопка двери, из-за которого вся лачуга идёт ходуном. — Хочешь прогуляться или отсидеть зад на камнях? Если что, они по удобству примерно такие же, как все то, что было внутри, — кивает Эд в сторону, явно намекая на то, что, если останутся неподалёку, острый слух барда услышит их по неволе, тем более что оба оставшихся там субъекта крайне любопытны. — Думаю, я и так успел это сделать, пока вас ждал, — решает не искушать никого Антон. Всё же Лазареву он предпочтёт рассказать о случившемся как другу, а не как человеку, к которому пришёл просить помощи, вероятно, и вовсе безвозмездно. Такое он делает нечасто, особенно в случаях, когда знаком от силы пару месяцев. В итоге они сворачивают с протоптанной дороги, идут мимо заросшего садика молча, пока не достигают тех мест, куда люди нынче и вовсе не заходят, а животные избегают по старой привычке, хотя, скорее всего, те ещё вернутся. Деревья здесь становятся выше, земля зеленее, а кустарники плодовитее. Как раз будет, что птицам поклевать. — Ну так что там с Арсом, и куда он свалил? — спрашивает Выграновский, останавливаясь у одной из сосен, чьи ветви начинаются на локоть выше роста Антона, что уже гораздо выше деревьев, встречавшихся минут десять назад. — Только давай без тяжких вздохов, не знаю, заразился ли ты ими от него, но большей королевой драмы точно не станешь. Да и напрягает меня это. Сам ведьмак тоже прислоняется к стволу дерева напротив, желая отвязаться от любых вопросов, потому что ответы на них в горле застревают, но приходится пересиливать себя, понимая, что в сложившейся ситуации Эд единственный, кто не только не против помочь, но также желает, а что самое главное — может. — В общем… два дня назад мы впервые наконец переспали, и всё было вроде бы нормально, я бы даже сказал, хорошо… — Да ладно?! — тут же перебивает нервную тараторящую речь Эд своим возгласом, что быстро тонет в лесной тишине. — Ты серьёзно? Впервые? Нет, я, конечно, понимаю, что он последние годы провёл почти как под монашеским обетом, если сравнивать юность, но чтобы он так долго морозился?! — Как есть, не совсем понимаю почему, но для него это было важно, — пожимает Антон плечами, чувствуя себя неуютно. Говорить вместо Арса о том, что у того внутри, он не хочет и не может. В конце концов ему доступны одни лишь предположения, а кроме того, распоряжаться информацией о личном, но не своём — неприятно. — Ладно, понял, а дальше-то что? Не мог же он психануть просто потому, что вы потрахались, и свалить хер знает куда. Нет, глобально мог бы, но не в твоём случае, как по мне, — отвечает тот, уходя в собственные мысли, более не рассматривая Антона так же пристально. Уже нагляделся и увидел всё то, что хотел и должен был. — Да всё и было хорошо, — сжимает ведьмак кулаки так, что кольца на пальцах неприятно в кожу врезаются, напоминая о себе, — но потом ночью что-то случилось, его торкнуло, будто бы внезапное озарение снизошло или ещё что-то, — в итоге проводит он ладонью по волосам скорее из-за привычки откидывать чёлку, которой сейчас и нет вовсе. — Это было странно, говорил что-то про заклинание. То, над которым работал, считай, всё то время, что мы с ним знакомы… «И не хотел на меня смотреть», — замалчивает последнее ведьмак, потому что произносить вслух больно, но оно, похоже, и не требуется, потому что рядом слышится произнесённое задумчивым полушёпотом слово. — «Заклинание» значит… — В чём его смысл вообще? Потому что мне всегда казалось, что это вроде одна из его работ, но если так посмотреть, он же специалист по големам, на кой ему цветы-неразлучники? Ладно ещё лабрадорит, его можно использовать в качестве генератора энергии, но это… — Куришь? — внезапно обрывает его речь Выграновский, шарясь по собственным карманам, из которых выуживает небольшой серебряный коробок, откуда достаёт парочку длинных и тонких цилиндров, от которых, если принюхаться, исходит тонкий запах табака. — Что? — не понимает Антон, но когда один из этих непривычных цилиндров, оказывается протянут в его сторону, то принимает его, чувствуя в пальцах тонкий пергамент, в который аккуратно завернут табак. Эд зажимает свой экземпляр между губ, как если бы решил выкурить трубку, и щёлкает тонкими пальцами, похожими больше на иссохшие конечности покойника, но не потерявшие своей грубой изящности, подпаляя тем самым самый кончик и делая глубокую затяжку, от которой бумага и табак начинают тлеть, обращаясь в пепел. — Не стесняйся, — произнесено так, будто бы в словах обязана присутствовать привычная усмешка, но от той есть лишь бледная тень, безрадостно скользящая по губам, — папироса почти как трубка, только удобнее, — заявляет тот, не глядя на собеседника. В итоге, повертев немного в руках неизвестный доселе предмет, Антон повторяет за Выграновским всё вплоть до первой затяжки, что кажется слегка непривычной. Дым ещё более концентрированный, чем обычно, но вместе с тем успокаивающий. Курить хотелось последние пару дней, да только давиться совсем поганым табаком желания на корабле не было, зато теперь он может насладиться никотином по полной. В отличие от обычных людей, у ведьмаков даже голосовые связки умудряются восстановиться, отчего голос не становится прокуренным, и единственное, что останавливает его обычно от употребления, так это запах, от которого так сложно отделаться. Оба молчат, глотая густой дым и изредка стряхивая на землю пепел, остающийся грязными следами на травинках. Антон видит, что очередь поразмыслить пришла уже к Выграновскому. Судя по всему, он в курсе, в чём была суть происходящего или, по крайней мере, у него есть идеи. Потому что в ином случае тот вероятнее всего тоже хватался за голову в непонимании и просил бы скорее рассказать историю до самого конца, не останавливаясь на, казалось бы, незначительном моменте. — Должен ли тебе рассказывать, в чём дело, именно я — большой вопрос, — подаёт он голос, как только в руках остаётся разве что крошечный бычок, за который держать папиросу уже неудобно, и та летит в сторону, оседая на земле едва заметным рыжим огоньком, что тут же гаснет. — Я бы сам предпочёл услышать разъяснения от Арса, но тот сказал, что ему требуется время на подумать, ушёл в искрящийся голубым портал и не вернулся. Мне, если честно, осталось вот столько, чтобы начать бегать безголовой курицей по всему Архипелагу и Континенту, — для наглядности тот на секунду показывает почти такой же по размерам бычок, который в то мгновение, что летит к земле, вспыхивает пламенем и её так и не достигает, развеиваясь пеплом. — Но у тебя хватило мозгов поступить разумно, — подмечает Эд, качнув в сторону головой, — в отличие от него. Беспокоишься из-за искр в портале? — Очевидно, — подтверждает Антон, но, судя по безмолвному цыканью, становится ясно, что чародей иного мнения. — Тут-то всё почти ясно. Искры — перенапряжение, возникающее при излишней дальности портала. Как натянутый канат, у которого волокна рвутся, и чем больше их отпадает, тем сильнее возлагается нагрузка на остающиеся. Так что, куда бы Арс его ни открыл, он сейчас точно не на островах. Что странно, ведь сил до Континента у него не должно быть. Он крут, это да, но мощностей на выходе не хватает. А так и у меня не получилось бы открыть портал даже в Цидарис. Для такого нужен дополнительный источник энергии. — Вроде того Лунного Лабрадора? — пытается сюда хоть как-то привязать заклинание Антон. — Не, нихрена. Тот работает иначе и накапливает в себе определённую энергию извне. Тем более этот камушек со всем остальным хламом сейчас должен быть на Ундвике. Здесь роль сыграла эмоциональная встряска, притом довольно жёсткая. При таких порталах лучше не настраивать, даже такой ювелир, как он, ошибётся на раз. Но, думаю, тебя волнует, не разметало ли Арса к чёртовой матери по всему Континенту, я бы сказал, что с вероятностью процентов восемьдесят, а то и девяносто — нет. Антон и не догадывался, какой огромный камень у него был на сердце, перед тем, как слова чародея развеяли весь тот огромный груз, казавшийся могильной плитой. Только сам Выграновский не выглядит человеком, не отягощённым волнениями, что слегка сбивает спесь, но, по мнению ведьмака, если человек жив, значит остальные трудности можно будет преодолеть. — Так ты можешь отследить портал? Прошло два дня, но, насколько я знаю, чем дальше, тем дольше остаётся след, даже притом, что он размыт, — в голосе у ведьмака появляется заметное воодушевление, к которому чародей относится со скепсисом — по взгляду видно, но Антон не понимает, в чем проблема. Раздражающее чувство, преследующее его последние дни, но сейчас оно сильно уступает выжигающей радости от осознания — с Арсом всё хорошо, даже восемьдесят процентов с учётом его мастерства в русой макушке превращаются во все сто двадцать. — Это я, конечно, могу, — кивает Эд, засовывая руки в карманы, — но меня больше напрягает вопрос не где он, а сделал ли он задуманное. И, судя по тому, что ты мне рассказал, могу предположить, что лишь отчасти, хотя… — Эд, то, что ты сейчас несёшь, кажется бессвязным бредом, можно мысль чётче формулировать, если это требуется делать вслух? — в итоге раздражение из-за непонимания всё же прорывается на поверхность и заставляет Выграновского перестать медитировать, глядя в сторону, и наконец обратить внимание именно на собеседника. — Прости, — пожимает тот плечами скорее не извиняясь, а просто отделяя одним словом мысли до и после, — как я и сказал в начале, хер его знает, должен ли объяснять тебе всё именно я, ведь это личное дело Арса, но чисто пояснить, думаю, право имею. Последние лет десять… нет, даже больше, — подсчитывает про себя чародей, — он жил одной лишь идеей — попасть в прошлое. Все вот эти вот его безделушки были частью заклинания, которое должно было бы его вернуть лет на пятнадцать назад. Меня это вообще не колебало, в отличие от того же Паши, потому что казалось: ну поменяется что-то, и я даже об этом не узнаю, значит всё нормально. Но вот сейчас ты мне рассказал о произошедшем, и я, честно сказать, не знаю, что думать. — То есть Арс переместился в прошлое или что? Путешествия во времени кажутся бредом. Потому что Антон с подобным никогда не сталкивался, а за свою жизнь он увидел собственными глазами множество диковинных феноменов, а количество просеиваемых его ушами слухов и вовсе переходит за рамки любых границ. Однако путешествия во времени были разве что среди легенд о Старшей Крови, к которой чародей вряд ли имеет какое-либо отношение. — Честно? Я не ебу, — лезет тот вновь в серебряную коробочку, доставая папиросу для себя и Антона, но последний от предложения отказывается. — Просто то, ради чего он хотел вернуться… Её нет, а значит, что бы ни произошло, всё было зря, — качает тот головой, вновь окунаясь в воспоминания, густые и терпкие, но такие же неосязаемые и мимолётные, как табачный дым. — Как бы там ни было, спросишь с Арса всю историю сам. Вы с ним точно ещё встретитесь, — заявляет чародей спустя пару минут, когда в руках вновь остается бычок, отлетающий в сторону. — Отслежу я тебе портал, но для начала нужно подобрать малышню, — имеет тот в виду явно Лазарева и Клаву, чей возраст в сравнении с ними двумя и впрямь гораздо меньше. Будь Антон и Эд простыми людьми, то уже стали бы почтенными седобородыми стариками. Возвращаются по большей части молча, глубоко сидя в собственных мыслях, пока ноги сами собой шагают вперёд по успевшему запомниться нехитрому маршруту. Полученную информацию нужно переварить с особой тщательностью, потому что она кажется бредом сумасшедшего, а Эд похож на такового лишь чуть меньше, чем наполовину. В свою же адекватность Антон верит почти полностью. По крайней мере, таких долгих и детальных кошмаров в его жизни никогда до этого не было. На душе теперь нет камня, но в сердце мыши скребутся, пытаясь докопаться до правды. «Был ли Арс в прошлом?» — Шастун бы сказал, что нет, ведь тогда что-то да изменилось бы. «Но что?» — знать ответ на этот вопрос он не может, ведь для себя он всегда проживал одну жизнь, ту, в которой их первая встреча с Арсом состоялась в Верхних Шикшулях, и тот глядел на него именно как на незнакомца. Однако писклявый голос в голове комаром кусает мозг и твердит заодно: «А ты не думаешь, что он просто играл?». «Может быть, но даже если так, он не притворялся, когда говорил, что любит». И эта правда перечёркивает всех мышей и тараканов, прочищая голову получше крепко сваренного узвара или рассола по утру после жуткой пьянки. «Арс сам расскажет, что произошло», — повторяет он про себя слова Выграновского, идущего чуть впереди. — А вы сами-то почему не поплыли дальше в компании Азамата? — спрашивает Антон, пытаясь слегка отвлечься, потому затевает вполне логичный разговор с Эдом, хотя лачуга уже просвечивается вдали меж тонких и кривых стволов местных сосен. — Удачный ты, конечно, вопрос выбрал, — в голос возвращается лёгкая усмешка. — Её отец отошёл в мир иной с месяц назад, а матушка, когда мы сюда приплыли с Азаматом, угасала от тоски. И вот в итоге её похороны состоялись с неделю назад. Брат её хрен знает где и чем занимается, вроде бы уплыл в поход, а похороны кто-то организовывать должен был. Думаю, ты понимаешь, ситуация, так сказать, деликатная, — замедляет он шаг, чтобы не зайти в дом в разгар неприятного разговора. — А так, путешествовать на корабле по Архипелагу смысла особого нет. С крайних точек портал перекинуть довольно легко, так что бард твой без развлечений не останется, да к тому же с Азаматом Клава договорилась встретиться потом снова в Каэр Трольде. — Я мог бы сказать: «зря я это спросил», — но лучше знать заранее, чтобы не брякнуть чего, так что вопрос и впрямь удачный. — Как знаешь, — беззаботно пожимает чародей плечами, переступая через один из засохших кустов во дворе, — ладно, тебе бы не мешало как-то ещё перед Лазаревым ситуацию разъяснить. Внутрь они возвращаются всё под такие же заинтересованные взгляды, так и требующие истории. Кого-то на месте Антона это может быть и взбесило бы, но ведьмак привык к такому поведению Лазарева, тем более что именно ему в особых подробностях вываливаются всевозможные жалобы на жизнь, так что немудрено, что и сейчас тот находится в томительном ожидании. «Не сейчас», — размышляет парень, садясь рядом с другом и, вместо того, чтобы утолить чужую жажду, решает самому задать вопрос. — Так что, чем без меня занимались? — спрашивает тот с тонкой улыбкой на губах, чтобы отвлечь внимание, это видят и Серёжа, и Эд, хотя и по разным причинам. Первый потому, что хорошо знает друга, второй — из-за недавнего разговора, и по той же причине решает поддержать. — Да ничего особенного, так, эти двое решили поиграть в ведьмаков, а в итоге кому пришлось всё разгребать? Правильно — мне, — заявляет Эд, намечая должную линию повествования, которой следует и бард. — Так, во-первых, мы не играли, во-вторых, ты и сам был не против. — И это тебе в итоге пришла в голову мысль отправить тролля на арену! — вставляет своё слово Клава. — Думаю, для начала нам бы рассказать о том, в чём вообще суть, а то Антон ничего не поймёт, — замечает Лазарь, явно намереваясь лично всё пересказать. Рассказы он любит, как известно, не только слушать. — Это моё обычное состояние последние пару дней, — шепчет себе под нос ведьмак, пока бард начинает рассказывать ему, что происходило за последние недели. Как оказалось, самой занимательной историей, произошедшей с ними, стало происшествие с троллем. И не сказать, что оно случайное. Троица лично на него напрашивалась, хотя могла и проигнорировать. Однако Антон понимал, почему они в неё ввязались — парни явно хотели отвлечь Клаву. Даже сейчас девушка кажется излишне притихшей, а тогда, вероятно, и вовсе была слишком подавлена. А, как известно, от трагичных мыслей лучше всего сбегать, дабы их болото в себя не утянуло. Когда рядом кто-то есть, то сделать это гораздо легче, тем более когда люди правда пытаются помочь, а не лишь делают вид. Спустя несколько дней после прибытия в Хов, они услышали о том, что по земле до Сворлага никто не может дойти, что весьма неудобно. Да, большинство островитян пользуются лодками, однако не каждый предпочтёт корабль, когда до соседнего большого селения можно добраться легко пешком, Антон вот был там ещё утром. Причина же подобного неудобства также оказалась всем известна: с гор спустился тролль, преисполнившийся откуда-то духом рыцарства. И ладно если бы поговорка «ты то, что ты ешь» была правдой, тогда его стремления сразиться в честном бою с каждым встречным имели бы смысл, вполне возможно, что за свою жизнь твердокожий сожрал не одного солдата, рыцаря или простого пирата, но нет, он ведь где-то подобного набрался. Кроме того, из-за привычной их роду глупости для того каждый встречный был достойным противником, с которым нужно сразиться. В итоге путь по земле был им преграждён. Тогда-то, как выясняется, именно Эд, решил самому, забавы ради, проверить, что там с троллем. Остальные же, преисполнившись духом геройства, решили, что это просто прекрасная идея. Как ни странно, она оказалась практически таковой. Антон многое отдал бы за то, чтобы посмотреть на диалог Выграновского с троллем, потому что тот, кажется, мог бы либо запутать его ещё сильнее, сломав несколько сучков в его голове, либо наоборот донести до него всё предельно понятно, что тот в итоге посчитал бы чародея чуть ли не своим братом по духу. Как оказалось, сперва в ход пошла грубая сила, которую те понимают ещё лучше Всеобщего, а потом и предложение разрешить всё миром, найдя компромисс. Странствующий тролль отправился на арену, став её Чемпионом Чемпионов, где его обеспечивают в обмен на приносимую славу самым важным — едой и выпивкой, а он сам состязается только с пришедшими туда воинами, не трогая больше никого. — Тролли, может, и тупые, как обкатанная галька, но честные. Так что в его обещании Эду можно не сомневаться, — заканчивает свой рассказ бард, когда свет, пробивающийся из-под щели под дверью, становится ярким, явно закатным. Почти таким же, что исходит от зачарованного очага, вокруг которого все в итоге сидят. Ответную историю он всё же получает грядущей ночью, и, в отличие от разговора с Выграновским, в этот раз Антон правда может излить душу, зная, что, как ни странно, Лазарев по своей болтливой, казалось бы, натуре, на самом деле сохранит всё сказанное в тайне, смолчит там, где нужно, и вставит слова поддержки, когда потребуется. Самое главное, что для них двоих — это нормально и потому слова текут стройным рядом, не застревая в горле. Среди них и эмоции, и чувства, счастье и растерянность, а также пульсирующий комок нервов, не дающий покоя последние пару дней. И, если в разговоре с Эдом, чтобы попытаться избавиться от внутреннего гнёта, требовался сизый дым в лёгких, то сейчас одни лишь вылетающие изо рта мысли освобождают место внутри, придавая телу и духу лёгкости, что потребуется в ближайшем будущем. Уже следующим днём Антон и Эд стоят в комнате таверны Каэр Трольде, появившись на острове через портал, открытый чуть поодаль от деревни, чтобы не путать магические следы. И, пока чародей возится в комнате, дабы восстановить примерное направление портала, Антон отправляется сперва к недовольному корчмарю оплачивать комнату и конюшни, а после непосредственно к ним самим. Граф приветственно фыркает, так, будто бы по небольшому помещению расходятся раскаты грома, вновь пугая окружающих лошадей, для которых подобный феномен необычен. — И я рад тебя видеть, — улыбается ведьмак, поглаживая холодный бархатистый нос, который тут же утыкается ему в лицо и разве что только волосы не жуёт, причина вероятно в том, что длины не хватает, а так конь с радостью бы поиздевался над своим хозяином. — Как ты видишь, я без Арса, но я над этим работаю, — открывает он стойло пошире и театрально кланится перед Графом, предлагая тому отправиться на выход. Уж больно хочется проехаться верхом, а если точнее, то просто остаться в компании существа, крайне близкого сердцу, потому что на душе тоскливо. Порой тоску по любимому человеку нельзя утолить одними лишь встречами с друзьями, даже притом, что они неплохо помогают. Просто третий день в их компании уже слишком. «А с Арсом «слишком» никогда не наступало», — думает он, разъезжая по уже знакомым берегам и горам. У него достаточно времени, чтобы заглянуть даже в жемчужную лагуну. Нет, там сейчас нет келпи или даже персикового заката, лишь покрытое дымкой солнце мерцает на таком же невзрачном небе, однако всё лучше, чем путаться у чародея под ногами. Всё же ведьмаки знают о магии не так уж много в сравнении с теми, кто посвятил свою жизнь не охоте на чудовищ, а изучению сей многогранной науки. — Тебе с каких новостей: с хороших или плохих? — спрашивает Эд вытирая руки от какой-то субстанции, более всего похожей на толчёный мел, которым нынче измазаны полы таверны, когда туда к вечеру возвращается успевший вымотаться от активной поездки без седла по всему острову Антон. — С плохой, — хмуро отвечает ведьмак, не будучи любителем подобной подачи информации, после чего косится на беспорядок, понимая, что убирать его придётся самому. — Этот вариант портит всю схему, но да ладно. Плохая, так плохая. Арс отсюда за три пизды. Скорее всего юго-восток Редании, может быть даже Каэдвен, но направление такое. — Звучит, как хорошие новости. Или ты мне их и назвал? — Ну вроде того, как ты понял из речи, Арса вроде как не должно было разметать по частям, так что он жив, хотя его, вероятно, и вывернуло наизнанку не раз и не десять. Хуёвая у него, конечно, болезнь, ибо порталы объективно удобнее, чем херачить километры самому, боясь, как бы не опозориться в случае чего, для него ж это важно. Ну или просто чтобы квашнёй не валяться несколько дней. Антон невольно сжимает губы и морщится, представляя, как плохо должно быть Попову после подобного путешествия. А что ещё хуже в сложившейся ситуации — тот попал вероятнее всего чёрт знает куда в таком состоянии, без большей части необходимых вещей. Одно радует — кошелёк всё же оказался по итогу при нём. Все оставшиеся вещи ведьмак сам перебрал, скорее от нервов, нежели из-за нужды в уборке или поиске чего-либо. — Сможешь открыть по следам? — в голосе слышна надежда, что тут же обрывается смешком Выграновского, кидающего тряпку в угол комнаты и отходя ближе к двери, у которой и стоит Шастун. — Я уже говорил, мне мощности не хватит, даже по следам. Так что у тебя есть только один вариант — вплавь. Именно с этим и возникают самые большие проблемы. Кораблей, следующих по маршруту Скеллиге – Континент раз-два и обчёлся, потому не остаётся более ничего, кроме как дожидаться появления в порту Азамата. И тот факт, что тот должен вернуться лишь в конце лета, бьёт под дых, заставляя следующие недели спать всё так же беспокойно, раздумывая над тем, сколько бы циклопов и болотников ему пришлось бы убить, чтобы арендовать приличное судно для одного лишь себя, и Лазарева заодно, конечно, чтобы добраться до Континента. Первая же подобная ночь заставляет содрогнуться от мыслей, что на всем Архипелаге такого числа монстров, вероятно, не сыщется. А в итоге таких выходит довольно много, и каждая из них тянется подобно липкому густому тесту, налипающему со всех сторон. Тянутся не только ночи, но и дни. С ними участь немного легче, потому что через неделю они все вчетвером перемещаются под ругань уставшего держать портал Эда со Спикероога на Ан Скеллиг, где Антон и впрямь разбирается с циклопом, творя тем самым зрелище для Лазарева, которому неприятно смотреть на пробитый из арбалета глаз монстра, и Клавы, которой вновь хочется заиметь себе сувенир с чудовища, да только циклопы для подобного мало подходят. Один лишь Выграновский смотрит на битву скорее с научным интересом, после так же осматривая ещё тёплый труп, но в итоге приходит к выводу, что в нём нет ничего особо интересного, а кроме того, наличие всего одного глаза — явно ошибка природы, с чем согласен и Антон, ведь именно из-за крайне узкого радиуса зрения этот подвид огров, несмотря на его размеры, одолеть проще, чем тех же троллей. Еще через несколько недель они оказываются на Фарерах, только вместо того, чтобы сразу нагрянуть на главный остров, чародей случайно открывает портал прямо в море, к счастью, неподалёку оказывается маленький скалистый островок, на котором те выходят погреться и просушиться. С последним Клаве и Лазареву помогают Эд с Антоном, у ведьмака получается не так ловко, ведь игни в сравнении со специализированными на том заклинаниями кажется лишь жалкой пародией, но Лазареву на то плевать, потому что чехол не спас лиру от намокания. Криков было много, так что в итоге Выграновскому пришлось пообещать, что однажды он обязательно возместит ущерб, найдя инструмент ещё лучше. Никто этому заявлению не верит, и в итоге весь вечер на скалистом острове Антон пытается просушить инструмент так, чтобы тот не пошёл трещинами, однако в процессе струны из овечьей кишки лопаются, как и нервы Серёжи. Потому что запасные тоже становятся резко непригодными. По крайней мере, тот перестаёт быть похожим на нервную ласку, стремящуюся покусать всё и вся, на следующий день, когда в Харвикине удаётся приобрести им замену, на которую тот хотя и высказывает своё «фи», ведь они не сравнятся с тонкой ковирской работой, но всё равно с упорством натягивает на колки. И, может быть, тот ещё несколько дней кряду возмущался ухудшившимся звучанием инструмента, Антон разницы не заметил. Может от того, что не разбирается в музыке или банально потому, что голос у Серёжи прекрасен и без каких-либо аккомпанементов. Однако ему недолго оставаться без идеальной музыки, потому что начало осени приближается уверенно, но незаметно, как улитка. Способность улиток преодолевать препятствия не стоит недооценивать. — Как и договаривались, я караулю на всякий случай здесь, а вы на Континент, тем более было бы неплохо проверить место установки заклинания на Ундвике. Вряд ли, конечно, чего полезного там будет, но по крайней мере вещички приберу, а то не стоит артефактам оставаться там просто так, — произносит Эд, стоя на подъёме на корабль, однако туда заходят лишь трое из их успевшей сдружиться компании. — И это не потому, что оно всё стоит целое состояние? — усмехается Антон, подпирая бок ограждением палубы. — Ошибаешься, их стоимость точно не состояние, а как минимум два, — подмигивает тот в ответ и складывает руки на груди, пока на фоне их разговору мешает гомон и крики команды, готовящейся к отплытию с Архипелага впервые практически за три месяца. Долгий срок, который успели на себе прочувствовать все, но в особенности ведьмак. — Если что, попытаюсь связаться по мегаскопу через свою знакомую. Она, конечно, из Цидариса, но, думаю, доберусь туда, как всегда, без особых проблем. — Только постарайся не утонуть в болотах Велена, а то выйдет неловкая ситуация. — Уж как-нибудь, — заверяет Антон напоследок, прежде чем они расстаются без прощаний, просто кивками головы, когда отдают швартовый, отправляясь в плавание. Невозможно знать заранее, встретятся ли они когда-нибудь ещё или нет, тем более что цели таковой не стоит. Они неплохо все вместе провели время, вон Выграновский даже машет Лазареву, который орёт с палубы, что ещё обязательно отыщет Эда и, если что, из-под земли того достанет, ведь чародей должен ему лиру. Клава же сказала своё «до свидания» чуть раньше, ведь сейчас ей приходится помогать матросам в качестве компенсации за своё долгое отсутствие. Всё происходит с тонкой ноткой радости и меланхолии, даже сам путь до Континента. На нём не попадается эхидн и водяных, разве что удивительный белый кит, в чьих плавниках виднеется неожиданный розовый цвет, появляется на второй день возле корабля, брызжа солёной водой и поражая половину команды, в том числе и пару путешественников, до глубины души. Подобные существа редкость, потому кажется, что его появление должно было принести удачу. Наверное, так и случилось, ведь даже ветер оказывается попутным и блаженным. Засыпать с Графом на палубе одно удовольствие, если не считать того факта, что ведьмак лишь дремлет. Только вот запас везения себя исчерпывает, обнажая за собой пугающие реальности мира, от которого они были так далеко, оставаясь в неведении на далёком Скеллиге. Антон и Сергей возвращаются в порт Новиграда в начале сентября тысяча двести семьдесят первого года. В воздухе чувствуется гнилая атмосфера перемен, к которым никто не был готов. Косых взглядов на ведьмачьи мечи и кошачьи глаза стало ещё больше, и безразличных найти слишком сложно, везде презрение, ненависть, отвращение. Проходя по улочкам города, они замечают, что стражи стало больше, а, если точнее, то вооруженных людей в длинных кожаных плащах с рапирами на перевес, подозрительно поглядывающих на ведьмака и изредка фыркающих на того, приговаривая что-то о «дьявольском отродье» и «я слежу за тобой», будто бы те искренне желают, чтобы Антона можно было за что-нибудь нанизать на сталь. Не похоже, чтобы это были стражники или рыцари Пылающей Розы, но сами служители закона на них либо никак не реагируют, либо явно под них прогибаются, уводя взгляды в сторону или же порой отчитываясь перед людьми в плащах, как перед старшими офицерами. Творящееся кажется странным, особенно притом, что порой по пути из порта на Площадь Иерарха попадаются особы в красных робах, с постаментов рассказывающие о праведности пути Вечного Огня, что «очистит мир от чародейской скверны». Шёпотов вокруг также становится больше, отчего Серёжа, уже сойдя с корабля и собираясь направиться вместе с другом в Зимородок, ступает аккуратнее, как можно ближе к ведьмаку, хотя очевидно, что именно из-за него столько народного возмущения. — Нет, я, конечно, понимаю, что предрассудки и все дела, но это уже совсем переходит за грани приличия! — кричит тот в спину одному из прохожих, явно специально грубо толкнувшего барда. — Да и что это за запах в городе? — морщит тот нос, оглядываясь по сторонам. — Будто бы всем тавернам приспичило из рук вон плохо зажарить кабанов. Антон тоже чувствует этот запах. Палёное мясо. Только вот жира в нём не чувствуется, в отличие от жженой щетины на шкуре. Будь это и впрямь кабан, разумеется, а не то, чем оно является на самом деле. — Какого?! — каменеет бард от представшего на площади зрелища, которое в здравом уме представить сложно. Здравыми же умы жрецов Вечного огня назвать сложно. Антон готовился морально, поняв, что это за запах, к тому, что появится на его глазах, однако зрелище всё равно пренеприятное, омерзительное и, как бы назвали гуманисты, бесчеловечное. Там, где до этого не переставая играла музыка, толпы развлекали артисты, глотатели огня, актёры и акробаты, там, где люди собирались на шумное веселье ярмарок, всё ещё стоят люди. Тоже развлекаются, некоторые, правда, ревут в три ручья, стоя на коленях и надрывно крича на всю улицу, пока их оттуда не гонят палками. Всё потому, что отныне Новиград славен своими кострами, жарящими в себе закованную в двимерит чародейскую плоть, и охотниками за колдуньями, не брезгующими приговорить к смертной казни и попавшихся под руку нелюдей. — Кажется, мы пропустили много событий, — хмуро произносит Антон, чувствуя, что и у него внутри загорается костерок, грозящийся стать пожаром.