Даже самый грубый эгоист с кем-то бывает ласковым.

Поднявшись по ступенькам, двое вошли в квартиру Вити. В квартиру, где пахло табачным дымом, а стены медленно, но уверенно, начинали желтеть. Было не убрано. У дивана стояли бутылки с пивом. В квартире Цоя пахло смесью сигарет, стойких, мужских духов, и несвежими рубашками, но почему-то Катеньку это не оттолкнуло. Наоборот. Мысль о том, что кумир многих, такой красивый, идеализированный обществом, может жить, как простой, обычный работяга, грела Кате душу. Она впервые увидела в Цое не звезду, а простого человека, который, бывало, не успевает оплатить электричество и может грустить. Сев на диван, накрытый уютным, красным, клетчатым пледом, Катя сняла куртку, которая ни капли не грела и не смогла спасти от снега, в который проник под одежду, заставляя дрожать от холода. Витя закрыл окна, и, присев рядом, посмотрел в глаза девушки. Холодные, серые, точно льдинки. В расширенных зрачках успел разглядеть себя и от чего-то, едва заметно улыбнулся. Приподнял её подбородок, мягко, боясь причинить боль и коснулся покрасневшей щеки. — Он бил тебя? — Спросил, закипая. — Дал пощечину. — Призналась Катя. — Я отказала ему. Он бегал за мной, но мне ни капли не нравился. — Такая сволочь мало кому вообще может нравиться. — Пробормотал Цой. — Урод. Оторвать бы руки. — Не стоит. — Напуганно произнесла Катенька. И заглянула в глаза Вити. Он смотрел на неё так, как тогда… Как летом. И девушка смущенно улыбнулась из последних сил. — Ты теперь живёшь здесь? Один? — Как видишь. — Окидывая взглядом свою холостяцкую квартирку, произнёс он. Катя промолчала, не зная, что сказать, и были ли нужны слова? Ей хотелось как можно дольше продлить это мгновение, побыть подольше с парнем, который так нравился, который был дорог. Цой, заметив это, то, что сидит, боясь пошевелиться, боясь проснуться, мягко, но уверенно приобнял девушку за плечи, и, потупив взгляд, усмехнулся. Она была такой невинной, чистой, настоящей. Смотрела на него, клипая глазками, которые обрамляли роскошные, накрашенные тушью, чёрные ресницы — покрасневшими от слёз глазками, ожидая, наверное, большего. — Сколько тебе лет, Катя? — Скоро шестнадцать. — Произнесла она. — На день рождения позовёшь? — А ты придёшь? — Приду. — Неожиданно и для себя самого ответил Цой. Теперь и правда придётся прийти. Он привык отвечать за свои слова и поступки. Катя искренне улыбнулась, и страх куда-то прошёл. Будто бы забыла всё то, что только что пришлось пережить. Её разорванная блузка и чёрные колготки, на которых пошла стрелка. Как ей теперь идти в таком виде домой? И ждёт ли кто-то? Мать уехала к родителям, потому что заболела бабушка. Отец, скорее всего, был у любовницы. Что ей делать в одинокой квартире, самой? И что делать у взрослого парня, который смотрел на неё, как тогда? — Ты можешь принять душ. Я дам тебе чистые вещи. — Сказал Витя. И Катя благодарно улыбнулась. Она прошла в небольшую ванную, и, закрыв дверь, включила горячую воду, пока Витя делал чай. Он не помнил, когда в последний раз пил чай. На концертах ограничивался крепким, горьким кофе. «Экспрессо» — Так Цой называл этот напиток, иногда заказывая двойной, зная, что это неправильно. Марианна вечно поправляла его, но так и не переучила. Во всяком случае, он заварил обоим зелёный чай с лимоном и мёдом, который передала его мама и ждал, пока Катя выйдет из душа. Она вышла в его рубашке. Рубашка смотрелась, скорее, как платье из-за разницы в росте. Босиком, прошла в комнату, где ждал Цой. Он успел заметить красный лак на ногах девушки. Лак, который так шёл. И, вспомнив о том, что так и не отдал ей босоножку, ухмыльнулся, решив, что уже, наверное, и не отдаст. Катенька села рядом. Отпила горячий напиток из фарфоровой чашки, громко сёрбая, и непосредственность девушки заставила Цоя улыбнуться. Он протянул ей печенье на овсянной муке, покупное. Его любимое. И смотрел, наблюдая за тем, как она ест с едва заметной улыбкой на губах. — Что? — Спросила Катенька. — Ты красивая. — Сказал он. — Знаешь? Я посветил тебе песню. — Мне?! Катя удивлённо посмотрела на звезду. — Ты вдохновила меня. — А споёшь? — Попросила она. Цой достал гитару, и, перебирая струны, запел «Восьмиклассницу», не сводя глаз с девушки, что сидела напротив. Ему нравилось в ней всё. Начиная от растрёпанных, влажных после душа, осветлённых волос, заканчивая её, красными ногтями на ногах. Катя сидела, завороженно слушая. Опустив голову на плечо Вити, улыбаясь, наверное, как дура. Как маленькая, влюблённая девочка, которой и была. Цой впервые смутился, немного покраснев. Он не думал о том, что всё это неправильно, о том, что скажут люди, думая лишь о том, что сейчас, рядом с ней, ему хорошо, пусть и завтра они не будут вместе и он снова уедет давать концерт на край георгафии. Когда закончил, Катенька улыбнулась, захлопав в ладоши, и, не удержавшись, притянула Цоя к себе, оставив поцелуй на щеке с двухдневной щетиной, которой Цой случайно уколол её мягкое, нежное, девичье лицо. Их взгляды встретились. Снова. Снова в глазах Цоя пылал огонь. И снова обжёг, на этот раз уже решительно целуя её в губы. Этот поцелуй вряд ли был нежным. Он был чувственный, полный страсти. Витя опустил руку на её шею, лаская кожу и его язык проник меж зубов Кати, и всё, что ей оставалось, закрыв глаза, ответить на этот поцелуй, запуская руки в короткие, густые, чёрные волосы Цоя. Не было никакого «я люблю тебя». Всё было гораздо прозаичнее. Да и нужны ли эти слова, когда им хорошо и без слов? — Мне нужно домой. — Отодвинувшись, напомнила Катя. Резко стало нужно. Она боялась последствий. И хотела сбежать отсюда, из этой квартиры в очередном, многоэтажном, сером «человейнике», сбежать не от Цоя, а от самой себя. — Я провожу себя. — Решил он, взяв её за руку. Катя улыбнулась. — Спасибо тебе за всё.