Бусины

      Джастину нравилась его комната в старом доме в Бруклине, куда он утром перебрался из квартиры приятельницы Дафны — пришлось побегать, чтобы найти хотя бы более-менее подходящий вариант, но это того стоило.       Здесь веяло стариной, историей, а еще Джастин приходил в какой-то детский восторг от контраста старых стен и недавнего скромного ремонта в комнате. Совсем крошечной — после родительского дома и не загроможденного мебелью светлого пространства лофта можно было почувствовать себя как в клетке. Но у Джастина такого ощущения не было.       Хотя повернуться было на самом деле почти невозможно: кухонный уголок включал в себя маленькую раковину в углу, стол с плиткой, под которым спрятался маленький холодильник, полку с микроволновой печью и шкафчик для посуды. Почему-то порадовало, что приборов было по два — две тарелки, две кружки, две миски для смешивания продуктов… Это давало надежду на то, что когда-нибудь…       Но Джастин запрещал себе думать о подобном, стараясь сосредоточиться на том, где разложить вещи. Их было, в общем-то, немного, но пространство, арендатором которого он стал, было еще меньше. Диван, узкая длинная тумба под телевизором напротив — хорошо, что с ящиками, прикрытыми ненадежными дверцами, — и какое-то подобие письменного стола под окошком.       Туалет и душевые — общие, в конце коридора, прачечная — в подвале.       Поначалу это заставило сомневаться, но более чем скромные доходы размахиваться не позволяли. Все будет потом. Сначала надо найти работу и место, где можно рисовать. Здесь, в комнате, возможно делать только наброски на бумаге — мольберт поставить негде. Разве что вплотную к столу. И зависнуть над ним в воздухе, накладывая мазки, паря под потолком.       Приподняв половину дивана — одному вполне хватало места, чтобы спать, не раскладывая его — Джастин отметил, что там поместится не только постельное белье, но и сложенная в стопки одежда. А куртку, без которой в апрельском Нью-Йорке не обойтись, придется вешать на входную дверь, где предусмотрительно прибиты несколько крючков. Кроссовки тоже можно поставить в угол за дверью — один на другой, чтобы не мешали ее открывать.       Но что делать со всем остальным? Например, с принадлежностями для рисования, с коробкой с памятными вещами? Джастин уже понял, что пока живет здесь, не придется покупать вообще ничего, кроме еды, которую сможет вместить холодильник — класть некуда. Но с этим легко было справиться — ему не требовалось многого.       А вот кое с чем Джастин не смог бы расстаться за все золото мира… Но об этом тоже лучше забыть на ближайшую пару часов — пока не распакованы коробки, которые пришлось оставить в коридоре. Иначе невозможно было бы сделать и несколько шагов.       Джинсы, футболки, документы, ремни, туфли… Одеяло и подушка, купленные уже в Нью-Йорке, крошечная кофеварка, которой пришлось найти место рядом с раковиной.       «Интересно, кто-нибудь хранит трусы под телевизором?» — усмехался Джастин, захлопывая дверцу тумбы. Хотя… Кому какое дело? Гостей здесь не предвидится. Джастин вздохнул, вспомнив о картинах, до лучших времен спрятанных в подвале дома: да, там тепло, темно и сухо, но все-таки это не лучшее место.       Осталась одна коробка, бережно поставленная на диван — Джастин косился в ту сторону, пытаясь понять, почему руки тянутся к ней… и тут же останавливаются.       Разогретая готовая лазанья не шла ни в какое сравнение с ароматным, пахнущим специями, надежностью и любовью блюдом Дебби, но в магазин Джастин, занятый переездом, сходить не успел. Да и не хотелось. Сойдет и это.       <empty-line>       Ракушечный браслет Брайана лежал сверху — стоило только прикоснуться к кожаному ремешку, как перед глазами замелькали вспышки воспоминаний. Сколько раз Джастин видел его на руке, каждый миллиметр которой был знаком до боли. И каким был взгляд Брайана в момент, когда Джастин надевал украшение на его запястье… Обжигал и замораживал одновременно — так, что хотелось закричать:       — Ничего не кончено! Я люблю тебя!       Но вместо этого Джастин трусливо сбежал. А Брайан вскоре перестал носить аксессуар — лишь намного позже он нашелся в лофте, и Джастин сам не знал, почему выпалил: «Можно, я возьму его?», получив в ответ насмешливое: «Сентиментальный пизденыш».       Джастин никогда не надевал браслет — просто знал, что он у него есть. Как символ начала их с Брайаном истории, которая не закончится никогда — это всего лишь время. Нужно сжать зубы и помнить об этом.       А еще верить, что и Брайан не забыл.       Фотография. Они вместе.       Таких было всего несколько — Брайан почему-то не считал нужным делать совместные снимки, поминая степфордских педиков при каждой попытке Джастина заставить его позировать. Снимок тайком сделал Дэвид, когда они с Майклом вернулись из Парижа и пригласили всех в гости. Здесь они с Брайаном целовались, послав к чертям весь мир — камера запечатлела хитрый, насмешливый взгляд Брайана, и его собственный, поплывший и расфокусированный. Ничего в этом мире не было нужно. Только Брайан!       Папка с карандашными рисунками, занявшая почти все пространство небольшой коробки. И снова Брайан — в кафе, у бара в «Вавилоне», на кровати в лофте, в парке с Гасом, на диване в доме Дебби, у камина в «Брайтине»…       Последний рисунок сжал сердце особенно сильно — Джастин даже перестал дышать, найдя его среди других. Это не прошлое. Это будущее. Просто… оно наступит позже.       И снова эта двойственность! С одной стороны, он не нуждался в напоминании о Брайане Кинни, потому что того невозможно забыть. Брайан — в каждом восходе солнца, в каждом дуновении ветра, в каждой секунде новой самостоятельной жизни. А с другой — Джастин не расстанется ни с одной вещью, которая имеет к нему отношение.       Трусы полетели из тумбы. Нет, не на пол, а в пакет, из которого Джастин недавно вытащил документы. Он же, в свою очередь, занял место на крючке на двери — и плевать, что кто-то счел бы это неподходящим местом для нижнего белья! Зато на полке теперь лежали папка с рисунками, фотография и браслет. Если начнется пожар, Джастин знал, что схватит в первую очередь.       Только не понимал, откуда вдруг эта странная усталость. Ну да, весь день же на ногах — переезд, уборка, вещи… А завтра… Все завтра.       Джастин подошел к окну, усмехаясь — сейчас кстати были бы яркие, переливающиеся огни Нью-Йорка, дразнящие и обещающие. Но, увы… Виднелись только кирпичный торец соседнего дома и унылая территория, которую явно некому прибирать. Точнее, уже почти и не виднелись — поздно, стемнело, а уличное освещение в этой части Бруклина, судя по всему, непозволительная роскошь.       Все еще будет. Нью-Йорк покорится, и картины Джастина Тейлора появятся в каждой галерее. А то, что часть из них начала путешествие по «Большому яблоку» с каморки за прачечной в не самом лучшем доме, когда-нибудь станет легендой.       Нужно было только верить. И помнить, что «начинать свой путь страшнее, чем делать то, что от тебя ожидают» — Брайан был прав. Брайан прав… почти всегда!       Джастин, расправляя одеяло, подумал, что если разложить диван, он упрется прямо в тумбу, и прохода вообще не будет. Но зато хватит места не только ему…       Потянувшись к телефону, Джастин написал два слова: «Я скучаю». Чтобы через пару секунд получить взамен два других, согревающих и дающих силы: «Я тоже».