Бусины

      — Брайан, погода хорошая, собирайся на прогулку.       Брайан сжал зубы и едва сдержался, чтобы не вцепиться руками в простыню. А еще — чтобы не выгнуться и не завыть, подобно оборотню из фильмов ужасов. Или же объекту пристального внимания экзорцистов, рискнувших провести над ним обряд изгнания дьявола! Впрочем, с начала бесконечной недели Джастин, так его разэтак, Тейлор мало чем от них отличался!       Брайан ненавидел больницу — пусть и дорогую, загородную, с вышколенным персоналом и дизайнерским ремонтом. Но это была больница!!! Та, куда он вынужден укладываться раз в год для детального обследования и профилактического поддерживающего лечения, говоря всем, что уезжает отдыхать. Вот если бы и Тейлору можно было так сказать!       Но нет, он не оставлял в покое ни на минуту, с самого первого дня. Формально жил в гостинице для родственников пациентов, расположенной на той же территории, но не покидал палату до тех пор, пока Брайан не засыпал — хорошо, что в ставшем нелегким деле помогало снотворное. А утром, едва открыв глаза, Брайан находил Джастина в кресле в углу — и неважно, показывали часы шесть утра, семь или восемь.       А еще неважно было, на какой месяц приходился этот «онкологический отпуск» — Джастин бросал все дела в Нью-Йорке и Питтсбурге и заступал на палатную вахту. Брайан считал, что лучше бы Джастин не приезжал — обоим так было бы легче.       Семь дней, отданных анализам, капельницам и иным малоприятным процедурам. Семь дней, когда можно было забыть о «Вавилоне» и «Киннетике» и просто лежать, уставившись в потолок. А еще смотреть телевизор, читать, есть довольно вкусную — а как иначе, учитывая ее стоимость? — еду и делать вид, что так и надо.       Но Тейлора не проведешь! Хотя Брайан, даже зная это, все равно не был готов отказаться от заманчивой идеи, используя на невозмутимом Джастине весь арсенал язвительности, саркастичной иронии и демонстративного игнорирования. Тот в ответ обычно молчал, но иногда неожиданно выдавал что-нибудь обескураживающее. В последний раз удивил:       — Я тоже часто вспоминаю то время, когда мы только познакомились. Ты вел себя точно так же. Рад, что с тех пор ничего не изменилось.       А после уткнулся в газету с таким сосредоточенным видом, словно интереснее спортивной хроники ничего не могло быть, заставив Брайана спешно подбирать слова для ответа.       Они не находились. Зато здесь находился Джастин, тоже не изменившийся за три года жизни в режиме «Питтсбург—Нью-Йорк—Питтсбург» — такой же упрямый, умеющий настаивать на своем. Повзрослевший, более глубокий и серьезный, но все равно какой-то светлый изнутри.       И по-прежнему до дрожи желанный. Всегда, даже когда в ответ на тираду без единого цензурного слова по-дзенбеновски спокойно отвечал:       — Согласен. Тебе пора принимать лекарства.       — Я бы предпочел принять твою задницу!       — Она, конечно, хороша и упруга, но, увы, не вылечит!       Брайан хотел огрызнуться, что его не от чего лечить, но противный червь сомнения снова начал прогрызать ходы в и без того путавшиеся мысли. Результаты обследования не готовы. Скоро станет ясно, запустил ли рак свои цепкие паучьи лапы в его тело. Снова!       А до этого времени придется верить, что все нормально, не позволяя даже тени сомнения сковывать льдом внутренности. Вот только Тейлора так просто не проведешь! И не получится вышвырнуть, как несколько лет назад — из лофта. В углу просторного помещения, больше напоминавшего гостиничный номер, чем палату, Джастин окопался на совесть!       Так же, как в его сердце… Со времен постулатов «ешь свой куриный суп» и «у меня есть обязательства, и я собираюсь их придерживаться» они прошли через много такого, что можно было бы назвать «тестом на доверие». И, наверное, без Джастина время в больнице тянулось бы совсем бесконечно.       — Брайан, ну в самом деле, врач говорил, что тебе нужен свежий воздух. Одевайся, я сейчас.       Брюки и теплая кофта, пролетев почти через всю палату, приземлились в ногах, и Брайану пришлось сесть в постели, чтобы дотянуться до них. И сделать несколько шагов, чувствуя слабость в мышцах. Он был в состоянии ходить, какого черта…       Очень вовремя распахнулась дверь — Джастин вкатил в палату коляску. Самую обыкновенную, из тех, которые использовала каждая американская больница. Брайан ненавидел это средство передвижения, но сейчас не хотелось слушать напоминание о том, что он личной подписью обязался соблюдать правила больничного распорядка. Включающего и этот унизительный способ передвижения!       Врачи были непреклонны, а Джастин — с ними солидарен. А в больничном дворе свежо и прохладно — типичный апрельский день в Пенсильвании. Уже потеплело, холода ранней весны ушли, а летняя жара еще не заступила на вахту.       Но лучше бы в такую погоду лениво развалиться на заднем дворе «Брайтина», наблюдая, как Тейлор жарит стейки — удивительно, но у его тонкой художественной натуры прекрасно получались и такие прозаические вещи.       Большие колеса легко преодолевали некоторые неровности дорожки, по которой можно было проехать к небольшому пруду — любимому месту Тейлора. Если вообще такое могло быть в больнице!       Коляска вдруг резко остановилась, и Брайан почувствовал, как рука Джастина легко скользнула от его собственного плеча к пальцам. Отвечая крепким пожатием, Брайан отчетливо понял, что ему до неконтролируемого ужаса страшно.       Но без Джастина было бы в миллион раз страшнее.