Дети невероятно тупы ©
– Твой братец похож на девчонку, – с ухмылкой говорит Ахаз. – И имя у него девчачье. – Вовсе нет. – Вовсе да. Тетя Курапли говорит, что оно означает «Пророк», а пророками могут быть только женщины. Как твоя мамка. Ишуэль морщится с досады и обходит этого засранца по широкой дуге. Ахаз старше его на пять лет, но выглядит младше. Еще он куда меньше размерами, оттого и бесится. – Пророк Велот точно был мужчиной, – замечает сын мудрой женщины и удаляется к юрте, где они живут с матерью и братом, оставляя Ахаза стоять с разинутым ртом. Завтра Ишуэлю исполняется десять, и ашхан счел его достаточно взрослым, чтобы в этот день вручить ему взрослое оружие – лук охотника. Луки у Ишуэля имеются, разные, но все они слабенькие, детские – из них он учился стрелять. Еще есть большой лук из кости и рога, богато убранный серебром, его Ишуэлю привез когда-то Отец, но этот остается «на вырост», потому что мальчику пока даже держать его в вытянутой руке трудно, не то что натягивать. И все же завтра ему предстоит получить свое первое настоящее оружие – и сделать первый шаг на пути становления воином племени. Он заходит в шатер. Мать дремлет, сидя посреди юрты со скрещенными ногами, под апельсином сидят Набу и Мими – маленькая дочка Сакиран. Мими на полтора года младше Набу, но она – чистокровный данмер, и выглядит совсем малышкой. Сакиран, значит, опять отправилась на охоту, оставив ребенка бессменной няньке – младшему братцу Ишуэля. Когда последний подходит к детям, Набу поднимает голову и тихонько говорит: – Если есть хочешь, мама оставила тебе ужин. Вон, под полотенцем. – Давно она?.. – Не очень. Просила не трогать ее до завтра. – Набу делает паузу. – Думаю, она хочет увидеть, что тебя ждет. Ишуэль сглатывает. Он рад и горд, но одновременно напуган грядущим событием. Не то чтобы в нем было что-то жуткое – времена, когда мальчик, посвящаемый в юные воины, должен был проходить кровавые обряды для инициации, миновали тысячелетия назад, но все равно Ишуэля ежеминутно лихорадит, и он плохо спит с тех пор, как Провидица объявила ему волю ашхана. Пока он ужинает, Набу относит Мими в юрту ее матери, довольно скоро возвращается и усаживается напротив старшего брата, с задумчивым видом подперев золотистые щечки ладонями. Глаза его чрезвычайно серьезны – Ишуэлю порой кажется, что они должны принадлежать существу куда более древнему, чем их собственная мать или даже ашхан, но уж точно не пятилетнему полукровке. – Не волнуйся, – говорит Набу, когда Ишуэль проглатывает последний кусок и тянется, чтобы вытереть руки о старое полотенце. – Завтра все будет хорошо. – Я не боюсь. – Я разве сказал, что ты боишься? Набу склоняет голову набок, лукаво улыбаясь, и Ишуэль невольно улыбается в ответ. Мать заплетает младшенькому волосы на тот же манер, что и себе, а личико у него еще по-детски круглое, с мягкими чертами, в общем, приходится признать, что в словах Маленького Ахаза есть истина – Набу и впрямь смахивает на девочку, и прехорошенькую. Кстати, так думает не только Ахаз, Несколько раз паломники, чающие услышать мудрые слова Нибани Месы, пытались вручить приветственные дары не только ей самой и ее сыну, но и «маленькой дочери». Вдвоем они убирают грязную посуду, моют ее в чане снаружи, а потом возвращаются обратно. Набу вытирает миски и прячет их в низкую тумбу, где хранится посуда. Пока он возится, Ишуэль подходит к матери. Лицо ее – будто маска. Глаза закрыты, и тень от ресниц густо ложится на скулы. Кисти рук расслабленно лежат на коленях скрещенных ног ладонями вверх. Кажется, что она почти не дышит. Ишуэль знает, что на самом деле дышит – только очень медленно и поверхностно. – Не трогай, – предупреждает Набу. Ишуэль вздыхает. Он прекрасно знает все правила, но мелкий все равно всякий раз поучает его. Злиться на него, впрочем, невозможно. Не мог раньше, не может и теперь. – Хотел пожелать ей спокойной ночи, – говорит Ишуэль. – Ну, ладно. Идем дрыхнуть, что ли? Когда они забираются в свои спальники, Набу еще долго устраивает на ночлег рядом своего тряпичного льва. Игрушка старая – ее привез среди прочих Отец в тот год, когда родился Ишуэль, потом она перешла по наследству младшему, когда старший потерял интерес к такого рода вещицам. Набу все еще тискает своего кривоватого кота с облезлой гривой, а Ишуэль задувает свечу у своего изголовья и плотнее закутывается в покрывало. Набу наконец-то оставляет льва в покое и тоже гасит свет. Старший некоторое время лежит без сна, но усталость берет свое, и глаза начинают слипаться. Он уже почти спит, а Набу вдруг подает голос: – Ишуэль!.. – М-м-м? – Ахаз однажды тебе скажет, что раз ты растешь, как человек, то и помрешь так же быстро, как и они. Не слушай его. Тебе отмерено больше, чем ему и его матери, вместе взятым.***
Наутро Ишуэль все еще думает над словами младшего брата. Накануне тот, едва вымолвив свое предсказание, мгновенно заснул, оставив его маяться, и теперь недосып дает о себе знать. Он тянется за одеждой, но вместо шерстяной рубахи и штанишек, которые оставил вчера у постели, находит костюм из светлой, тщательно выделанной замши, украшенный бисером и многоцветной вышивкой с клановыми мотивами. В тот момент, когда он растерянно смотрит на замшевые одежды, в спальню входит мать. – Что такое? Надевай. – Я… Может, позже? Когда обряд начнется? А то испачкается ведь… – Он начинается через час. Ашхан быстро посвятит тебя в охотники, а остаток дня мы будем праздновать. Не так уж часто у нас находится повод для пира, так почему бы и нет? Ишуэль чувствует, как внутри что-то обрывается. Не глядя на мать, он быстро натягивает замшевый костюм и обувается в мокасины. – Где Набу? – спрашивает он, чтобы хоть как-то отвлечься. – Ушел поглядеть, как идут приготовления. Думаю, он надеется, что ему перепадет что-нибудь вкусненькое, а зная твоего брата, можно уверенно говорить, что так и случится. Ишуэль рассеянно кивает, а мать щурится: – В чем дело? – Мне… – «Страшно», хочется сказать ему, но вместо этого Ишуэль произносит: – …Набу кое-что выдал прошлым вечером. Мать подбирается. Она лучше всех знает, что Набу иногда «выдает» такое, что пугает даже ее. В конце концов, она сама назвала его «пророком». – И что же? – Что я проживу дольше, чем Шаммит и Маленький Ахаз, вместе взятые. Нибани Меса разом расслабляется, и на ее губах возникает легкая улыбка. – Ну, это хорошее предсказание. Тем более, что Шаммит исполнилось уже почти двести лет. Набу сказал еще что-нибудь? – Нет, только это. И сразу уснул. – Хорошо, – повторяет мать. – Иди, посиди пока. Скоро нас позовут. Обряд, которого так страшился Ишуэль, проходит как-то до обидного заурядно и буднично. Ашхан произносит небольшую речь перед принаряженными членами племени, Забамунд делает надрезы на обоих запястьях мальчика и сливает немного крови в подставленную мудрой женщиной маленькую расписную флягу. Эту кровь потом отнесут в склепы предков и выльют там в древнюю каменную чашу в самой их глубине. Под конец церемонии Сул-Матуул разрисовывает лицо Ишуэля кровью зарезанного в честь праздника гуара и вручает ему новехонький хитиновый лук – легкий и короткий, но тугой и дальнобойный. Ишуэль делает из него пробный выстрел и с первого раза попадает в цель – один из столбиков, поддерживающих навес над приготовленным пиром. Члены племени радостно приветствуют нового воина, а потом бегут к навесу. Ишуэлю чем дальше, тем сильнее кажется, что все радуются не его взрослению, а возможности вкусно и обильно покушать. Разочарование и легкая обида, впрочем, быстро выветриваются, когда его окружают другие дети – большинству из них, включая Ахаза, расти еще долго, и Ишуэль, ставший охотником в столь юном возрасте, привлекает всеобщее внимание. Оное ему по душе, хотя мать часто повторяла в последние дни, чтобы он не вздумал гордиться. – Нечем, – говорила она. – То, что ты так быстро растешь – не твоя заслуга. – Знаю. Это заслуга Отца. Нибани Меса громко фыркнула: – Это заслуга богов, что сотворили меров и людей и сделали так, чтобы они могли иметь совместное потомство. Когда солнце почти восходит в зенит – оно поднимается над горизонтом совсем не так высоко, как летом – Ишуэль вдруг чувствует, что кто-то тянет его за косичку на затылке – легонько, почти незаметно. Он оборачивается: Набу, хитро сверкая золотистыми глазенками, кивает куда-то в сторону. Ишуэль оглядывает соседей по застолью: на него никто не обращает внимания, даже мать занята беседой с женщинами, а ашхан разливает гулаханам флин – остатки даров того телваннийского волшебника. Мальчик встает с подушек и идет за младшим, не забыв прихватить новый лук и столь же новехонький колчан со стрелами. – Что ты затеял? – шипит Ишуэль, когда они заходят за панцирь давно помершего силт-страйдера, служащий непромокаемой кладовкой для сетей и прочей рыболовной снасти. – Ну, я подумал, что пока все пьют и едят, мы можем погулять. До того, как начнет темнеть, еще полно времени. – Мы и завтра можем погулять. И вообще, в любой момент. Набу вздыхает. – Ты ведь теперь охотник, – напоминает он. – Тебе нужно будет делать всякие дела, как и другим охотникам. Ишуэль спотыкается на ровном месте. До него только сейчас доходит, что вместе с привилегиями у него теперь прибавится обязанностей. – Точно, – бормочет он. – Я об этом не подумал. – Так погуляем? – спрашивает Набу. – Я Зубастика оседлал… – Сам? Ты же макушкой еле до его пуза дотягиваешься! – Я его попросил присесть, и все получилось. Пошли. – Попросил?.. Зубастик – один из гуаров, принадлежащих Нибани Месе – довольно сообразителен – для гуара, разумеется, – но чтобы он понимал приказы пятилетки?.. Скотники и погонщики побуждают эту скотину делать то, что от нее требуется, при помощи целой системы тычков палкой и нечленораздельных выкриков. Так же как и всадники. Словами от гуаров многого не добиться. И тем не менее, когда они заворачивают за юрту Провидицы, то Ишуэль и впрямь видит там оседланного и взнузданного Зубастика, который терпеливо ожидает сыновей хозяйки. Ишуэль обходит гуара вокруг, проверяя сбрую – сам он уже умеет седлать их, но Набу-то еще совсем маленький. К его удивлению и даже легкой зависти, все сделано правильно и на совесть. Только подпруги затянуты не слишком хорошо, но это потому что у младшего попросту сил не хватило сделать это как следует. Ишуэль подтягивает ремни – тянуть приходится изо всех сил, ведь он сам еще не взрослый, – и с разбега запрыгивает на спину Зубастика. Набу протягивает ему лук и колчан, а потом Ишуэль втаскивает в седло его самого, ждет, пока младший устроится поудобнее, и выводит гуара за пределы становища. Еще вчера мать наказала бы его за такое, но сегодня он стал охотником – почти полноправным членом племени. – Куда поедем? – спрашивает Ишуэль, сжимая в руках поводья. – Давай в Вар… в Вал… в общем, туда. – Набу недрогнувшей ручонкой указывает на восток, где высится громада Валенвариона, древней данмерской крепости. Ишуэль стискивает ремни сильнее, стараясь не выказать перед младшим братом своего беспокойства. – Слушай, – говорит он, – может, куда в другое место? Там ведь живут эти зеленокожие, и они терпеть не могут народ пепла… На самом деле те орки вообще кого угодно терпеть не могут, но это просто частности. Набу замечает: – А еще там живет эта тетя, с которой дружит мама. А, да. Та тетка, которую и Отец, и мать называют старухой, хотя она точно выглядит моложе Отца. – Она ведьма. Потому и уживается с зелеными. – Ты что, боишься? Ишуэль фыркает от возмущения. Скажи такое кто-нибудь другой, Ахаз, к примеру, то он уже валялся бы на земле с расквашенным носом, но это Набу, и ничего не остается, кроме как унять свой гнев и терпеливо проговорить: – Нет, не боюсь. – На самом деле еще как, ведь отправляться в Валенварион одному с маленьким братом совсем не то же самое, что ехать туда на плечах Отца, с которым будет спокойно и безопасно даже в жерле Красной горы. – Но это неразумно. Там полно злобных орков, которые кидаются на всех подряд и поклоняются Богу Проклятий. Там даже стоит его статуя. Набу за спиной молчит, но и в молчании ощущается его разочарование. – Ну, поедем тогда к морю, – тихонько говорит он. – Пусть Зубастик покатает нас вдоль воды. Ишуэль неслышно переводит дух и направляет гуара к берегу. Прогулка по черному пляжу наскучивает ему самому еще быстрее, чем Набу, и идея проехаться к Валенвариону, который уже хорошо виден, начинает казаться все более привлекательной. В конце концов достопримечательностей в округе немного: эта крепость на востоке, несколько родовых гробниц оседлых данмеров и склепы племени на юге. На западе – страшные руины даэдра да старые двемерские города, населенные демонами и нежитью соответственно. Ни один эшлендер не приблизится к ним в здравом уме. Ишуэль был слишком мал, когда погиб муж Сакиран, не в добрый час беспечно забредший за стены Ассурнабиташпи, но помнил, что мать запретила ему покидать их шатер, когда Забамунд и другие воины принесли его останки в становище. И как кричала Сакиран, когда увидела, что с ним сотворили. – Слушай, я тут подумал, – говорит Ишуэль, – зеленокожие ведь не все время сидят в своей крепости. Они ведь и охотятся и рыбачат тоже. – Ну, наверное… А что? – Давай подъедем к крепости, ты побудешь с Зубастиком, а я быстро разведаю, есть там кто, или нет. – Да ну… – с сомнением тянет Набу. – А вдруг они тебя поймают? – Ты же сам первый предлагал туда пойти. А теперь боишься? – Да, – честно говорит брат. – Я плохое придумал. Не надо туда лезть. – А ну пошел! – прикрикивает Ишуэль на Зубастика, и тот, перебирая мощными задними лапами, несется прочь с черного пляжа на юг. Валенварион, почти до вершины засыпанный пеплом, стоит на холме над Морем Призраков. Лестница на его верхнюю террасу давно уничтожена, и взобраться на нее можно по широкой плотно утоптанной тропе слежавшегося за века пепла. Ишуэль подводит гуара к скалам на юге от крепости и спешивается. Поводья он передает Набу. Зубастика тому не удержать, если тот заволнуется, но Ишуэль надеется, что старый ящер уже всякого навидался, чтоб нервничать из-за любой ерунды. – Стойте тут, – шипит он. – Я гляну, как там и что. Кстати, передвинься ближе к голове. Если увидишь, что я бегу со всех ног, разверни Зубастика хвостом ко мне, чтоб я мог запрыгнуть, и мы все вместе – удрать отсюда побыстрее. – Ладно, – бормочет Набу. Он выглядит напуганным, но его страх лишь вселяет в Ишуэля уверенность в своих силах. – Жди. Ишуэль крадется мимо камней к тропе и начинает карабкаться. Поверхность под ногами твердая, почти как скалы, и ровная, и идти по ней гораздо удобнее, чем по рыхлому пеплу, лежащему везде в Эшленде. Самое то, если придется спешно отступать. Вот и вход на террасу. Статуя Малаката, огромная и жуткая, возвышается над уцелевшими сооружениями, прямо перед ней – пепельная яма, в которой безумные оседлые обычно хранят останки своих родичей. В этой, правда, кроме пепла ничего нет, видно, ею давно не пользовались по назначению. Отец рассказывал, что в действующих захоронениях тут и там виднеются обожженные кости… К счастью, изваяние Короля Проклятий стоит лицом на север, и каменный взор направлен на море, а не на незваных гостей, осмелившихся вторгнуться на территорию его народа. Ишуэль некоторое время сидит у низкой стены, обрамляющей террасу по всему периметру, и наблюдает, но маленький оркский поселок, в который превратились останки Валенвариона, кажется пустым и тихим. Может, все орки еще спят? Или куда-то ушли? Или и впрямь на охоту подались? Самая высокая постройка, которую Отец в свое время назвал Арочным залом, занимает северо-восточный угол террасы. Ишуэль помнит, что это – наиболее примечательное место во всей крепости, и что именно там обитает та самая ведьма Абелле, варящая всякие снадобья, и иногда навещающая лагерь Уршилаку. Он кивает своим мыслям – Набу хотел поглядеть на Валенварион, так почему и не показать ему эти штуки – пропильоны, раз орков не видно? Ишуэль, все еще сидя на корточках, поворачивается, чтобы начать спускаться и едва не взвизгивает от неожиданности – Набу стоит за стеной снаружи в полушаге от него на горке пепла и заглядывает на террасу, приподнявшись на цыпочки – ему едва-едва хватает на это росточка. – Т-ты… ты что здесь делаешь? – пищит Ишуэль. – Я же велел тебе ждать с Зубастиком! Где он, кстати?! – Я привязал его к лозе у тех камней, – бормочет брат. – Тут, кажется, никого нет… Пойдем посмотрим на ту статую? – Ты же боялся! – Я и боюсь. Но раз уж мы сюда приехали, давай сходим? Набу сморит на него из-под ресниц и легонько улыбается. Возмущение, бушующее в душе Ишуэля, унимается, словно по волшебству, и он мрачно говорит: – Ладно. Только держи мою руку и не отпускай. Зеленые могут появиться в любой момент, и нам нужно будет удирать изо всех сил… Крепко держась за руки, они входят на террасу. Ишуэль старается ступать как можно тише, как его учили с малолетства. Набу тоже учат тому же, но он в два раза младше и усвоить успел немногое. Тем не менее, шаг его почти столь же легок, как и у старшего брата. Вместе и крадучись, они проходят между постройками, сложенными из древних кирпичей, и забирают вправо. Набу таращится на статую Малаката, которая выглядит чужеродной здесь – орки явно ее откуда-то принесли, а не высекли на месте. – Почему ты так решил? – хмурится Набу, когда Ишуэль озвучивает эти мысли. – Ну… она на вид старая. Но не такая старая, как крепость. И камень ее не похож на местный. Пошли, если старуха дома, то мы быстренько глянем на те столбы и поедем домой. Они не успевают дойти до двери в Арочный зал, древней и резной, когда та распахивается, и на пороге появляется невысокая женщина-человек в темных одеждах и с коричневыми волосами, небрежно забранными в хвост на макушке. – Великая Мать! – шипит она на эшлендисе, хватая детей за руки и втаскивая в свое жилище. – Вы что творите, маленькие засранцы?! Женщина живо закрывает дверь и прислоняется к ней спиной, переводя дух. – Я-то думала, нервы шалят, – сердито говорит она, – а оно вон как! Мальчики, ну что вы тут забыли?! – Я… Мы… хотели посмотреть на… – От испуга все названия вылетели из ишуэлевой головы, и он просто указывает пальцем на два столба на подиумах посреди зала: – В общем, на эти штуки… Набу тем временем помалкивает. Все его внимание сосредоточено на этих конструкциях, что издают странные звенящие звуки и испускают эдакие световые плети, вечно волнующиеся и извивающиеся, как прибрежные водоросли в бурю. Ишуэль вынужден признать, что зрелище и впрямь завораживающее, но тетеньку, которая сейчас стоит над ними, свирепо подбоченившись, оно не трогает – видимо, привыкла. – Ну и как, посмотрели? Теперь валите… хотя нет, стойте тут и не двигайтесь с места, негодники! Нет! Идите вон в тот угол, чтоб вас не было видно от двери! Ишуэль послушно тянет Набу, все еще глазеющего на пилоны, за собой и встает в указанном углу, обхватив малыша за плечи. Настроение у него – хуже некуда, и самое обидное, что винить в этом некого, кроме самого себя. Абелле отодвигает засов, выглядывает наружу, а потом с ругательствами прячется обратно и запирается изнутри. – Чтоб тебя! Уже выползать начали! Теперь придется ждать, пока опять не устроятся дрыхнуть! – Мы думали, они все ушли, – бормочет Ишуэль. – На охоту или еще куда… – Ага, ушли они, как же! Вчера у них был какой-то праздник, ужрались все вусмерть, вот и дрыхли, пока солнце в жопу не уперлось! Самое плохое, что все скоро потянутся ко мне, за зельями от похмелья! – Абелле поворачивается к детям: – Ну и что мне с вами делать, а? Орки меня терпят, но если узнают, что я укрываю двоих эльфиков, всем нам крышка. – Не пускай их сюда… – Угу, столько лет пускала, а сегодня вдруг нет. Это, прах побери, совсем не подозрительно. Хотя… Ладно, у меня идея. Зелья-то я еще вчера сделала, пойду, раздам им, так сказать, по-добрососедски. Сидите тут, и ни звука! Женщина загружает в маленький деревянный ящик с десяток крошечных флакончиков, а потом исчезает за дверью, плотно притворив оную за собой.***
Набу, только что пребывавший в неком трансе, отмирает. Он все еще ошалело смотрит на магические штуки, но уже более осознанно. – Что это? – шепчет он. – Пропильоны, – наконец вспоминает слово Ишуэль. – Отец говорит, они служат для того, чтобы быстро перемещаться к другим крепостям. Только нужны специальные метки. Для каждой крепости – своя метка. У мамы вроде есть как раз от этой и еще какой-то. От Валенвариона у нее была, перешла по наследству, а вторую ей отец давно подарил, я тогда еще говорить толком не умел, а ты не родился. Со стороны входа доносится шум, и оба мальчика вздрагивают. Шум усиливается: кто-то громко и сердито что-то говорит, одновременно приближаясь к двери снаружи: – …Откуда там тогда взялась эта ящерица, да еще и оседланная?! – рявкает грубый голос на тамриэлике. – Кончай юлить, старуха, кто там у тебя?! Абелле негромко отвечает, пока Ишуэль, окаменев от страха, пытается сообразить, как быть дальше. Орки нашли Зубастика! Он все еще топчется на одном месте, когда Набу выворачивается из его рук и мчится к ближайшему пропильону, на ходу вытаскивая что-то из мешочка на поясе. – Ты куда? – выдавливает Ишуэль, а брат уже стоит возле неровно обтесанного камня с отполированными гранями, на которых высечены непонятные символы. – Иди сюда, скорее! – шепчет Набу, и Ишуэлю ничего не остается, как подчиниться. В руке у малыша какая-то штука – темный камешек, материал похож на тот, из которого изготовлены пропильоны. – Ты что, взял метку?.. – осеняет старшего, а Набу достает другой камешек. – Я взял две. Он осторожно прикасается ладошкой к поверхности пропильона, но ничего не происходит. Набу растерянно моргает, а затем бежит ко второй конструкции, таща за собой Ишуэля. Дверь с грохотом распахивается, и сквозь проем льется яркий свет, но в Арочном зале почти везде царит мрак, лишь кое-где разгоняемый свечным пламенем, оттого, наверное, их не сразу замечают. – Тут никого… – сердито начинает Абелле. Ишуэль слышит раскат грома и ощущает запах грозы, которая редко-редко, но бывает в Эшленде. В глазах темнеет. Он чувствует сильный рывок в районе пупка, а после… ничто, будто целый мир исчез за долю секунды. Единственное, что остается – маленькая ручка Набу в его собственной ладони. Длится это недолго. Уже в следующее мгновение он слышит знакомый мелодичный звон и чувствует под ногами твердую поверхность, а в ноздри бьет запах застоявшегося пыльного воздуха с изрядной примесью знакомого пепельного смрада и еще чего-то – более мерзкого. Ишуэль моргает, пытаясь приноровиться к мерцанию алого сияния, испускаемого пропильонами – единственному источнику света в этом Арочном зале, а потом смотрит на Набу, чью потную ладошку он сжимает до сих пор. – Что ты наделал? – еле слышно говорит он, а потом срывается на крик: – Что ты наделал?! Набу испуганно молчит. Он никогда не видел старшего брата таким сердитым, и уж тем более его гнев никогда не был направлен на него самого. Но боится он, понятное дело, не сколько Ишуэля, сколько той беды, в которой они очутились. Страх в глазах, из-за такого освещения кажущихся алыми, нарастает, и они вдруг наполняются слезами. Ишуэль разом приходит в себя. – Не реви, – устало бросает он. – Ты что, девчонка? Набу размыкает их руки и быстро утирает глаза грязным кулачком. – Нет… Я просто… испугался. «Я тоже», – хочется сказать Ишуэлю, и он с трудом удерживается. Вместо этого он спускается с подиума, где они стоят, веля брату: – Стой тут и никуда не уходи. Я посмотрю, что там, снаружи. – Малыш кивает, но Ишуэлю этого недостаточно. – Набу, пожалуйста! На сей раз сиди тут! Жди, пока я не вернусь! Дверь Арочного зала прикрыта неплотно, у самого входа – почти занесенные пеплом огарки свечей, когда Ишуэль с усилием открывает рассохшуюся створку, то при дневном свете видно, что они сделаны из красного воска. Ишуэль выбирается наружу. Перед ним – терраса какой-то старой крепости, несколько иной формы, чем та, что венчает Валенварион, и построек здесь меньше – кроме Арочного зала всего две. Одна – сравнительно небольшой круглый дом со сферической крышей, вторая – более массивное и крупное здание, высокое – наверное, в нем самом два этажа, и это не считая нижних уровней, спрятанных в теле крепости. В общем, очевидно, что это место сохранилось лучше Валенвариона. Со стороны гор на востоке слышны знакомые вопли, а после Ишуэль видит крылатые силуэты над вершинами, после чего наконец-то вспоминает, что у него есть лук и стрелы к нему. Но оружие пока не требуется – наездники далеко, а на крыше крепости нет ни души, если не считать их с Набу. Первым делом мальчик решает исследовать маленькое строение. Он сперва стучит в дверь рогом натянутого лука и ждет, направив стрелу в узорчатый и щелистый центр створки, но та и не думает распахиваться. Ишуэль ждет еще немного, потом не выдерживает и отпускает тетиву. Стрелу он зажимает вместе с рукоятью лука, чтоб не лезть в колчан снова, если понадобится стрелять, а затем толкает дверь. Она не заперта, просто плотно прикрыта, хотя приходится приложить усилия – в конце концов Ишуэль сам еще ребенок. Внутри просторно, даже очень, и слишком мало обстановки, но запустения не чувствуется, пахнет тут по-другому – выделанными шкурами, воском, какими-то жжеными травами, и едой – пряным скаттлом и специями. Ишуэль лихорадочно осматривается в чужом доме. Это точно дом – вдоль стен выстроились высокие урны, в которых хранят зерно, и корзины для вяленого мяса; между ними – гамак на распорках с подушкой и аккуратно сложенным покрывалом; еще есть сундуки, коврики и гобелены с эшлендскими узорами. К орнаменту Ишуэль присматривается особенно внимательно, по нему частенько можно определить, откуда родом хозяин жилища, или хотя бы с кем он общается, но мальчик не замечает ничего определенного. Такие коврики эшлендеры прядут на продажу оседлым и прочим любителям восточных странностей, которых много развелось на всем Тамриэле в последние годы, Уршилаку тоже этим промышляли – купцы с торговых кораблей охотно обменивали самодельную посуду и прочие предметы быта на шерсть, готовые ткани и прочие припасы, которых не добыть в Эшленде. Итак, либо хозяин этого дома не эшлендер, либо так давно покинул свое племя и живет один, что позабыл родные узоры и не нуждается в том, чтобы видеть их каждый день. Ишуэль проходит мимо толстой колонны, поддерживающей свод, и замирает: у дальней стены выстроились стойки с луками. Луков много, не меньше десятка, и они разные – хитиновые большой и малый, из кости разных видов и какого-то дерева… Еще есть со вставками из зеленого стекла-сырца, он наверняка стоит кучи денег… Ишуэль натыкается взглядом на пустое место среди костяных луков, и до него начинает доходить, что хозяин, возможно, ушел на охоту, а дверь не запер потому, что место, куда привел их с Набу пропильон в Валенварионе, глухое и безлюдное. На столике у гамака стоит кружка, а на ней сверху лежит кусок корявого и темного хлеба – кто-то сам выпек его из виквитовой муки грубого помола. При виде краюхи у Ишуэля урчит в животе – во время пира он съел совсем немного, да и было это утром, несколько часов назад, так что он успел проголодаться. Он вспоминает о Набу – тот наверняка тоже хочет есть, и, что главнее – пить, ведь флягу, которую малыш захватил с собой из становища, они добили еще до поездки в Валенварион. Свободная рука сама тянется к хлебу, но Ишуэль с усилием опускает ее и быстро обводит взглядом залу. В Эшленде обитают самые разные личности, и лишь немногие дружелюбны и гостеприимны. Неразумно воровать еду у незнакомцев. Ишуэль поводит носом. А что насчет воды?.. Ее трудно добыть в пепельных пустошах, все источники отравлены, и разжиться драгоценной влагой можно лишь во время редкого дождя. Но он же чует ее запах… Прямо где-то здесь. Воду он находит в просмоленных бочках. В одну из них, ближе ко дну, вбит краник, только отверни – и польется… Ишуэль пару секунд таращится на сокровище, а потом выбегает наружу. Терраса по-прежнему пустынна. Ишуэль, бегло осмотревшись, возвращается в Арочный зал и переводит дух – Набу на сей раз послушался и сейчас смирно сидит на ступеньках подиума между колоннами-клыками, изгибающимися вокруг пропильона. – Фляга у тебя? – спрашивает Ишуэль. Набу робко кивает, снимая с пояса маленькую емкость, но Ишуэль мотает головой. – Нет, пошли вместе. Только быстро! Они возвращаются в пустующий дом и первым делом вдоволь напиваются, а потом наполняют фляжку. Набу жадно водит носом, запах скаттла и хлеба становится все более привлекательным, и Ишуэль предлагает наесться, раз уж они украли чужую воду. – Нет, – качает головой Набу. – Это будет совсем нехорошо. – Как по мне, так тут не до хорошего и плохого, – ворчит Ишуэль. – Пошли в Зал. Нам нужно вернуться обратно. Ты ведь обе метки взял? Одна из них от Валенвариона. – А как же те зеленые? Ишуэль замирает. Он совсем забыл об орках, которые наверняка поджидают их в Валенварионе. Ему вдруг думается, что проклятые твари могли со злости убить Абелле, да и бедного старого Зубастика тоже. Страх и гнев снова овладевают им, и он напускается на младшего брата: – Ты все подстроил! Набу втягивает голову в плечи и опускает взгляд, но не протестует. – Ты стащил у мамы эти проклятые метки! Ты знал, что я захочу… – Ишуэль запинается, но потом с усилием продолжает: – захочу доказать, что я ничего не боюсь, и поеду в Валенварион! Ты нарочно говорил, что зря все затеял и сам боишься! – Нет, я потом, на берегу, понял, что мне и там хорошо, – тихо говорит Набу. – Я просто хотел побыть с тобой вместе сегодня, ведь уже завтра у тебя совсем не будет времени на меня… Я подумал, что если у нас будет приключение, этот день лучше запомнится. Ишуэль давится очередной злобной репликой и умолкает. Потом устало произносит: – Мама говорит, что ты упрямый, Набу. Упрямый и непослушный, хоть и тихий. Говорит, если ты что-то решил, то переубедить тебя невозможно. Никак. Так что я не верю тебе. – А еще мама говорит, что переменить решение могу только я сам, – хмурится Набу. – Я клянусь тебе, что передумал еще на берегу. – Зачем тогда ослушался меня и слез с Зубастика? – Не хотел оставлять тебя одного… Ишуэль угрюмо отворачивается. На самом деле он верит Набу, но его бесит и одновременно печалит, что передряга, в которую они угодили – случилась в основном по его собственной вине. В конце концов это он старший, и это его сегодня назвали охотником племени. Да, он еще не взрослый, но ему уже позволено принимать решения, и почти все, что он сегодня принял – неправильные. – Давай дождемся того, кто тут живет, – бормочет он. – Спросим у него, куда нас занесло, и как долго отсюда добираться до нашего лагеря. – А вдруг он злой? Тут такая глушь… Обычно в таких местах селятся всякие изгои, так мама говорит. – Может, он просто любит уединение… Они оба говорят «он», будто по умолчанию считают хозяина этого дома мужчиной, но Ишуэль в этом уверен с самого начала. Хижина, обжитая женщиной, по его мнению должна выглядеть и пахнуть иначе. Хороший пример – их собственная юрта, которую они делят с матерью, или шатер Сакиран, вдовствующей последние несколько лет. Ишуэль предлагает брату присесть на низенькую табуретку из темного дерева, но тот вдруг говорит: – А давай сходим в тот большой дом. – Что?! Зачем?! – Хозяин наверное туда ушел, и не так давно… – С чего ты взял? Набу смотрит на него из-под лохматых черных ресниц: – Я… следы видел. В пепле. Они ведут отсюда прямо к той двери, и она приоткрыта. И следы даже еще ветром не загладило, хотя тут сильно дует. Ишуэль чувствует, что краснеет. Это ему, вроде как, полагается быть следопытом, но он не заметил ничего странного, хотя ходил по крыше крепости туда-сюда целых три раза. Он выходит на террасу и в самом деле видит два ряда углублений в черно-сером бархане, наметенном сюда ветрами. Следы действительно выглядят довольно свежими, дай Азура, час миновал с тех пор, как их тут оставили. Дверь в большое строение и впрямь приоткрыта примерно на треть, и следы ведут прямо туда. Ишуэль, держа лук наготове, заглядывает внутрь и говорит: – Темно, жуть. Мама научила меня семейному заклинанию света, но надолго мне его не сплести, а часто – сил не хватит… Он оборачивается: Набу стоит прямо за ним и держит в руках бумажный фонарь, испускающий теплое оранжевое свечение, видное даже на улице – видимо, нашел его в доме. Такие делают и оседлые, и в племенах, правда, они отличаются формой и материалами, но суть та же – сгусток магического света, заселенный в оболочку из бумаги и дерева, или бамбука, или лозы. У него есть срок действия, и от его длительности зависит цена светильника, чем дольше светит, тем он дороже. И все же они порой обходятся дешевле, чем свечные стеклянные или масляные, которые еще и коптят частенько. – Ну ладно, – кисло говорит Ишуэль и снова поворачивается к двери в недра крепости. – Давай попробуем.***
Братья стоят в широком коридоре, что тянется налево от входа и исчезает в темноте. Пол у двери присыпан все тем же пеплом, в котором остались отпечатки чьих-то ног, но следы видны и дальше – в толстом слое пыли. Ишуэль несколько секунд мнется, щипая пальцами тетиву натянутого лука, потом нерешительно делает шаг вперед по коридору. Он слышит, как Набу робко ступает следом, и расправляет плечи: – Мы пройдемся по этому этажу, но если никого не встретим, и следы ведут куда-то вверх или вниз, то возвращаемся. Попробуем прорваться сквозь тех орков и убежать. – Он делает паузу, а потом с надеждой говорит: – Мы ведь маленькие и юркие, а они здоровенные и неуклюжие… В древних стенах на внутренней стороне то и дело попадаются ниши, заполненные каким-то мусором, но Ишуэль старается не присматриваться и брату велит поступать так же. Еще они то и дело видят двери какие-то двери, из-за них тянет все той же вонью, которую Ишуэль почуял еще в местном Арочном зале, но которой совсем лишен дом по соседству. Смрад здесь гуще и наводит на совсем уж неприятные мысли. Ишуэль окончательно уверяется, что они напрасно сюда полезли, и резко останавливается. – Пошли назад, – отрывисто говорит он. – Отец говорил, что все эти крепости опасны. А особенно те две, что стоят к северу от Красной Горы. И сдается мне, мы как раз в одной из них. – Я не видел Красной Горы на юге. – Конечно не видел, там же все туманом затянуто. Разворачивайся. – Подожди. – Набу указывает направо, в короткое ответвление главного коридора, ведущее к распахнутой настежь двери. – Давай только заглянем туда. – Следы туда не ведут. – Ну и что? Мы не будем далеко заходить, просто посмотрим от двери, как там. Он срывается с места, прежде чем Ишуэль успевает хоть что-то предпринять. Старшему ничего не остается, кроме как следовать за светом фонаря, и вскоре оба мальчика оказываются на пороге огромного зала, наверное, в половину или больше всей площади крепости. Свет бумажного фонаря не может высветить и десятой его части, и Набу делает маленький шажок вперед, изо всех сил вытягивая ручонку со светильником, но помогает мало. Ишуэль хватает брата за плечо, чтоб тот не думал идти дальше, а потом тщательно выплетает заклинание света. Получается не с первого раза, а лишь с третьего, и на него уходят остатки его магических сил, но потом с пальцев срывается маленький зеленый сгусток волшебного сияния и взмывает к потолку, покоящемуся на четырех огромных колоннах. Набу, в восторге приоткрыв ротик, наблюдает за полетом заклинания и не видит, что оно высвечивает внизу. Зато Ишуэль все замечает: и длинные корыта из какого-то черно-красного материала, и давно погасшие массивные жаровни из него же, а так же огромный жуткий алтарь точно в центре между колоннами, и у дальней стены – большие колокола в ряд, висящие на узорчатой перекладине. Все это покрыто толстым слоем пыли, так что краснота едва-едва пробивается сквозь ее толщу, но выглядит все равно страшно. Ишуэль никогда раньше не видел этой утвари вживую, зато не единожды о такой слышал – когда воины племени шепотом обсуждали рейды на базы Шестого Дома. Заклинание света держится совсем чуть-чуть – видимо, Ишуэль все же где-то ошибся – и гаснет через десяток-другой секунд. Набу, все еще восторженно крутящий головой, разочарованно цокает языком и поворачивается к брату: – Давай еще раз… – Нет. – Ишуэль хватает его за руку и силком тащит в коридор. – Мы должны убираться отсюда, и побыстрее. – Но я еще не все рассмотрел! Ты разве не видел знамена? – Чт… Какие знамена? Там кроме паутины ничего не висит! Мать Роз! Что с тобой опять?! – Набу растерянно моргает, и Ишуэль волочет его за собой, придерживая лук на плече. – Идем. Это очень плохое место. Он почти бежит, не отпуская Набу, но вдруг останавливается. – Что? – шепчет брат. Ишуэль дергает головой. – Не знаю… Внезапно пришедшее чувство он пока не может распознать, но вскоре понимает: нечто глубинное в нем говорит, что впереди – опасность. Некоторое время оба стоят в темноте, прислушиваясь, а потом Набу подает голос. – Я ничего… – начинает он, но Ишуэль с силой сжимает его ладошку, и малыш умолкает. Сам Ишуэль уже начинает распознавать кое-что – отдаленные, а оттого тихие шуршащие звуки. Звуки эти вскоре становятся более отчетливыми, и в них соблюдается некоторая ритмичность. Шлеп, шурх. Шлеп, шурх. Это шаги. Неловко и медленно, будто прихрамывая, кто-то идет прямо в их сторону. Ишуэль судорожно вздыхает и еще сильнее сжимает руку брата. Единственный известный им выход наружу – как раз там, а между ним и братьями – нечто. – Тут же нет второго ряда следов, – шелестит Набу, тараща глазенки от страха, и Ишуэль кивает, не в силах вымолвить ни слова. Тот, кто оставил следы от двери дома на поверхности, пока не возвращался, а значит, то, что впереди, выбралось откуда-то из других помещений крепости. Ишуэль отпускает Набу, загораживая его собой, а потом срывает с плеча лук, вытаскивает из колчана стрелу и быстро накладывает ее на тетиву. Когда тварь показывается в свете фонаря, он уже готов к выстрелу, но одного-единственного взгляда на явившееся к ним из тьмы хватает, чтоб окаменеть от смертного ужаса. Монстр отдаленно напоминает мера – или человека – у него есть руки и ноги и вроде бы голова, но вся левая половина тела выглядит непомерно раздувшейся и отечной. Кожа мертвенного оттенка сплошь покрыта гниющими язвами и наростами, на кошмарных бугрящихся остатках лица – несколько дыр, больше, чем требуется для обычных глаз, носа и рта. Тварь издает натужный хрип, который переходит в полный тоски и боли вой, когда она замечает мальчиков и ускоряет свой мерзкий шаг, размахивая клешнеобразной правой рукой. …Кто-то пронзительно верещит, и Ишуэль сам не знает, Набу это, или он сам. «Стреляй, стреляй!!!» – мечется в его сознании, но пальцы отказываются разжаться и спустить тетиву. Тварь приближается, и он чувствует ту самую вонь, которая становится почти невыносимой. Чудовище медленно шаркает, но не успевает толком зайти в круг света, отбрасываемый фонарем, когда длинная костяная стрела вонзается ему в дыру, когда-то бывшую глазом. Ишуэль давится вдохом. Это не он стрелял. Монстр со стоном отшатывается, но следующие стрелы сыплются на него градом, и каждая поражает цель с устрашающей точностью. Последняя пронзает его изувеченную грудь, и чудовище с утробным хрипом валится навзничь. Пару мгновений эта груда плоти содрогается, как нетч, по которому вдарили палкой, но затем замирает, и наступает тишина, нарушаемая только судорожным дыханием самого Ишуэля и его младшего братика. Ишуэль медленно поворачивается, не опуская лука. Прямо за ними стоит данмер в полном хитиновом доспехе, правда, с непокрытой головой, и с невозмутимым видом снимает тетиву со своего большого костяного лука. – Смотри, меня не подстрели, мелкий, – мирно говорит он на эшлендисе и прячет лук в чехол за спиной, предварительно обмотав тетиву вокруг рукояти. – Ну, чего встали? Идемте. Он теперь не кусается. Рука Ишуэля дергается, и стрела, сорвавшись с тетивы, улетает куда-то в темноту коридора, данмер со смешком делает шаг в сторону, пробирается между братьями, ногой с усилием отпихивает мертвую тварь к стене, чтобы можно было пройти, и произносит: – Ну так вы идете или нет? Оставаться в этой клоаке не советую. – Он кивает на дохлого монстра, истыканного стрелами. – Я-то думал, мы всех перебили, но нет, смотрите-ка, выползло. Небось лежал где-нибудь в отключке все эти годы… Это я к чему: не исключено, что тут еще такие есть. – Что… Что это такое? – хрипло спрашивает Ишуэль. – Корпрусный калека. Мне в свое время сказали, что я, коли такого увижу, должен отловить его живьем и отправить в Корпрусариум, на лечение, да только имел я… В общем, нашел дурачка. Как по мне, так смерть для них – лучшее лекарство. Ишуэль на тряпичных ногах подходит к Набу, который похож на статуэтку, вырезанную из глыбы мела, берет его свободную безвольную ручонку и ведет за собой. Ручку фонаря малыш по-прежнему сжимает в стиснутом кулачке. Они минуют истыканный стрелами труп, а потом Ишуэль ускоряется, чтобы не потерять данмера, который уже идет далеко впереди, светя себе стеклянной лампой. Стрелок выходит наружу, широко распахивая дверь, и Ишуэль выкатывается следом, волоча за собой Набу. – Это был зал церемоний, в нем воины Дома принимали присягу, – вдруг говорит младший, и Ишуэль чуть не падает от неожиданности. Голос у брата очень странный: тихий и одновременно чересчур низкий. Точно таким же он произнес свое предсказание накануне. Ишуэль трясет Набу, и тот вроде бы приходит в себя и озирается вокруг с долей удивления. Потом он скажет брату, что не запомнил, как они вышли из недр крепости. Данмер, кажется, ничего не заметил. Он задувает свечу в лампе, хотя солнце потихоньку опускается за холмы на востоке, и на террасе крепости сгущаются сумерки, и кивает на фонарь в руке Набу: – У меня поживились? Набу, который уже выглядит не таким бледным, смущенно опускает глаза: – Да, простите… Он протягивает фонарь владельцу, но тот фыркает: – Ну уж нет, малой. Где взял, туда и верни. Короче, пошли в дом. Вы мне еще должны рассказать, как двое малышей Уршилаку очутились посреди этих проклятых земель прямо в сердце Фаласмариона. Ишуэлю очень хочется сказать, что он никакой не малыш, а охотник племени, но тут же вспоминает, как опозорился буквально только что, и лишь спрашивает: – Фаласмарион? Так называется эта крепость? – Угу. – Данмер пинком распахивает дверь в свое жилище и сгружает со спины какой-то мешок. – Так я все еще жду, когда вы мне поведаете, как сюда попали. – Мы переместились, – тихонько отвечает Набу, ставя фонарь на тумбу возле двери. – Из Вал… из другой крепости. – Из другой крепости? Так у вас метки есть, что ли? Ну и ну. Я думал, они все давно утрачены. – У нас есть две, – бормочет Ишуэль. – От Валенвариона, мы оттуда пришли, и, выходит, от этой. – Ну-ну. И зачем вы сюда переместились? – Мы… – Ишуэль смотрит на Набу, но тот стоит, потупившись, и теребит кисточки на своем пояске. – Мы хотели навестить знакомую нашей матери в Валенварионе, но не понравились оркам, которые там живут. Вот мы и… – Полезли в древний портал, который ведет не пойми куда? Отличная идея. Здравая. – Данмер достает лук и натягивает его, а потом добавляет стрел в колчан, забрав целый пук из корзины у стены. – Пошли. Провожу вас к этим оркам. – Но… – Чего «но»? Вы домой не хотите? – Конечно хотим! Только как ты вернешься назад? – При помощи метки Фаласмариона, которую вы мне отдадите. Это будет вам небольшим уроком – не надо соваться куда не следует. – Но ее наш Отец подарил нашей матери! – Ну пусть он потом придет и заберет ее назад. Скажете, что ее взял старый Миссун Акин. У него, кстати, должок передо мной. Ишуэль замирает с открытым ртом и даже Набу удивленно смотрит на лучника. – Ты знаешь нашего Отца? – спрашивает он. – Угу, давненько уже. Вы еще не родились, когда он заявился сюда, будучи наемником Храма. Поручили ему одного… одну тварь прикончить, ну я и прикрыл ему спину немного. – А как ты понял, что мы его дети? – хмурится Ишуэль, а Миссун усмехается: – Я, может, и живу тут бирюком, но народ иногда встречаю. Весь Эшленд знает, что шаманка Уршилаку принесла Нереварину двоих сыновей, одного белого, как Секунда ночью в середине месяца, второго золотого, будто Магнус в зените. И что они оба хоть и растут быстрее чистокровных меров, но все еще совсем малыши. – У меня лук есть, взрослый, – мрачно говорит Ишуэль, – я уже не малыш. Миссун хохочет, да так, что слезы выступают. – Ну прости, великий воин. – Он утирает глаза и открывает дверь, жестом приглашая детей следовать за собой. – Как, кстати, поживает ваш папаша? – Мы не знаем, – пожимает плечами Набу. – Я сам его никогда не видел. Ишуэль возражает: – Неправда. Он жил с нами до тех пор, пока тебе не исполнился год. Ты просто не помнишь. – Так это почти одно и то же… К тому же с тех пор он не показывался. – Ну-ну, хватит ныть, малята. – Миссун Акин мерно шагает в сторону Арочного зала Фаласмариона. – Как там пользоваться этой вашей меткой?***
Абелле, сидящая на узкой кушетке, подперев подбородок ладонями, вскакивает, когда возле пропильона появляются три фигуры – одна большая и две маленькие. – Вашу мать! – выдавливает она. – Как?.. Где?.. Минутку. А ты откуда взялся?! – Провожаю детишек до дому, – невозмутимо отзывается Миссун, забирая у Набу метку Фаласмариона. – Как поживаешь? Где орки? – Тихо ты! – шипит Абелле, оглядываясь на входную дверь. – Они, кажется, разбрелись по своим хижинам. А вы, сопляки, какого хрена полезли к этой штуке?! Я уже почти утихомирила этих обалдуев, даже гуара уговорила в покое оставить… – Где он? – со страхом спрашивает Набу. – Привязан на прежнем месте. Я посматривала на него в течение дня, и никакие никс-гончие его не закусали. Идемте быстрее, пока они вновь чего не почуяли! А ты, Акин, пошел вон в свою нору!***
В родной лагерь они возвращаются уже в темноте. Голодный Зубастик бежит быстро, и им даже почти не нужно управлять – гуар сам находит дорогу среди скал и дюн. Наконец он вбегает на территорию становища и останавливается, нетерпеливо роя пепел то одной, то другой когтистой лапой. Ишуэль, стреляя глазами по сторонам, прикидывает, как бы половчее отрядить Зубастика в стойло, а им с Набу вернуться к пирующим – праздник-то, похоже, продолжается, вон как шумят… Тут же он соображает, что шум и крики мало похожи на возгласы гуляк, скорее, в них слышно беспокойство. – Ой-ой, – только и успевает сказать Набу, когда из-за ближайшей юрты выскакивает Маленький Ахаз и от неожиданности застывает на пару мгновений. – Где вы были?! – взвизгивает он. – Вас все ищут с самого полудня! – Почему? – спрашивает Ишуэль помертвевшими губами. – Потому! Ваш отец вернулся! Ахаз хочет сказать что-то еще, но затем из-за юрты выходит Он, и всех троих охватывает столбняк. – Нагулялись? – мягко спрашивает Отец и, не дождавшись ответа, указывает большим пальцем себе за спину: – А ну-ка быстро идите домой и успокойте маму. Она места себе не находит уже сколько часов.