***
Сиралинде думает, что он начнет паковать вещички, и готова помочь, но Макарий только просит ее набрать еды в дорогу. – Бери побольше, неизвестно, сколько времени мы пробудем в пути, – говорит он и исчезает наверху. Сиралинде набивает просторные торбы вяленым мясом, сухим сыром и галетами – тем, что долго не портится, прибавляет еще пару простых мисок и маленький котелок, а потом выползает в холл, волоча поклажу за собой, и натыкается на Сингора, неподвижно стоящего у лестницы в подвалы. Сиралинде вздрагивает – признаться, она совсем забыла о ходячем покойнике, – а потом говорит, указывая на сумки: – Помочь не хочешь? Но зомби не двигается с места. Конечно, ему ведь может приказывать только Макарий. Ну или его наставник. При мыслях о последнем Сиралинде ежится – что, если колдун как-то отслеживает состояние того ошейника, которым он оделил ученика, и теперь знает, что оковы сняты? Сиралинде бросает сумки и мчится в спальни, по дороге заглянув в библиотеку, но Макария нет ни там, ни там. Тогда она поднимается на самый верх, в покои «Учителя», и действительно находит его внутри: мальчик, теперь одетый в простую рубаху и полотняные штаны, еле доходящие ему до середины икр, стоит у кровати и смотрит на груду золота на пыльном покрывале. Кажется, это все его украшения. – Я хотел оставить ему и свои волосы тоже, – произносит он, не оборачиваясь, – они ведь ему так нравились, но потом понял, что это было бы… – Неразумно, – подсказывает Сиралинде. – Неразумно оставлять могущественному колдуну частичку себя. – Да. Правда… я не уверен, что у него не останется чего-нибудь другого от меня. В конце концов, я провел тут много лет… Ты собрала еду? – Сколько смогла. Ты уверен, что не хочешь взять эти драгоценности? Они стоят больших денег там, снаружи. – Знаю, но мне они не нужны. Я ничего не возьму отсюда, кроме своей старой робы, еды и, может, небольшого запаса зелий. В конце концов, это я их готовил, пусть и из его ингредиентов и в его лаборатории. Кстати, – Макарий смотрит на Сиралинде, – книга, которую я тебе дал, при тебе? – Разумеется. – Хорошо. Ее тоже придется оставить. – Как скажешь… Все же одну книгу Макарий в библиотеке берет – старую копию «Во имя богов моих и императора». – Я все еще жрец Акатоша, – отвечает он на невысказанный вопрос Сиралинде, – хоть и опозорил его много раз занятиями некромантией. – Ты делал это не по своей воле, вроде как. – Что значит «не по своей воле»? Я мог бы отказаться. Я и отказывался вообще-то. Поначалу. Но Учитель… Скажем так, он бывает очень убедителен. – Макарий запускает пальцы в шевелюру. – Мне остается только уповать на то, что мой бог не отвернулся от меня. Идем в лаборатории. Наскоро они собирают зелья – Макарий выбирает только те, что сделал сам, – а потом поднимаются в холл на первом этаже и видят Сингора. Он стоит там же, где его нашла не так давно Сиралинде. – А с ним что делать? – тихо спрашивает она. – Он не доложит хозяину? – «Доложит» – не совсем удачное слово, но подходящее. Учитель может – не знаю, как объяснить точнее – заглянуть в остатки его мозгов и при желании увидеть все, что видел Сингор. – Звучит не очень хорошо. – Макарий кивает. – Почему бы тебе тогда… не отпустить его? – Я не могу. Он больше Учителя, нежели мой. Вернее, на самом деле я могу, но это будет… непросто. Он сует мешок с зельями в руки Сиралинде, а потом снимает со стены в холле меч в богато украшенных ножнах и мягко зовет: – Пойдем, Сингор. Зомби послушно шагает вслед за учеником хозяина наружу, и Сиралинде зачем-то увязывается за ними, хотя и знает, что сейчас произойдет. Макарий сворачивает в сад, и вскоре они забираются в самое его сердце, Сиралинде вспоминает, что где-то тут должна быть могила Менты. Сингор, повинуясь указаниям, проходит дальше и останавливается под старым манговым деревом. Макарий вытаскивает меч из ножен, делает глубокий вдох и замахивается, а потом одним ударом отсекает зомби голову. Тело рассыпается в прах целиком, вместе с отрубленной головой, и еще до того, как успевает упасть в траву. Макарий несколько секунд смотрит на серо-лиловую кучу, а потом сует меч в ножны и устало произносит: – Вот теперь нам точно пора.***
Макарий идет впереди и помимо груза еды и зелий тащит заодно старое деревянное ведро с водой. В воде – грязекраб. Тот самый. Он все время возится там и то и дело стучит клешнями о стенки, лишь иногда замирая. – Зачем он тебе? – ворчит Сиралинде. – И так у нас полно провизии. – Теперь моя очередь, – усмехается Макарий. – Он не для еды, я просто хочу отнести его к морю и выпустить. В конце концов он меня спас. Ну, я понимаю, что он ничего не понимает, но я не мог просто бросить его в крепости и тем более съесть. Сиралинде вздыхает. Надо же, за столько лет плена у злого колдуна он не утратил этой детской жалостливости. – Справедливо. Давай хоть я его понесу, что ли. Несла же я его с пляжа в крепость. – Мне не тяжело… На сей раз путь до моря занимает несколько больше времени – им приходится заночевать в лесу, – но зато отнимает куда меньше сил. Сиралинде снова ступает на пляж свежей и отдохнувшей. – Хм, кажется, в прошлый раз я вышла в другом месте, – отмечает она, вертя головой по сторонам. – Тут пальм больше… Макарий не отвечает. Он неотрывно смотрит на синие волны, беспрестанно накатывающие на песок, позабыв обо всем на свете, и не сразу откликается на зов. – Я… Прости, я так давно не видел моря… – бормочет он, когда Сиралинде подходит и легонько тянет его за рукав. – Я много лет прожил рядом с ним, а потом его у меня отняли. Ты не против, если мы немного тут задержимся? Хотя бы до завтра? – Не против, но ты уверен, что нам не нужно спешить, чтобы убраться от крепости подальше? Вдруг твой «Учитель» вернется со дня на день? – Вернуться-то он может, но он не сможет нас отследить. Ему придется только гадать, а в отношении меня гадания не всегда срабатывают. А тебя он и вовсе не знает и никогда не видел. Ему будет трудно отыскать нас в одиночку. – Поверю на слово. Тогда предлагаю разбить лагерь вон у той пальмовой рощицы. – Кокосы – опасная штука, госпожа, я слышал, они убивают в год больше народу, чем дреуги и хищные рыбы, к примеру. – Ничего, устроимся на безопасном расстоянии от деревьев, все равно хоть какая-то тень от них будет. И кстати, не пора ли выпустить этого засранца? – Сиралинде кивает на грязекраба, который тянет клешни кверху, пытаясь уцепиться за край ведра. – Выкинь его прямо в воду, авось передумает на нас нападать. Макарий спохватывается и торопится к самой кромке пляжа, туда, где волны лижут песок, заходит в море по щиколотки и переворачивает ведерко с крабом вверх дном. Сиралинде уверена, что он тут же набросится на «спасенного» им юношу, но краб лишь булькает под воду и исчезает из виду. Макарий удовлетворенно вздыхает, поправляет сумки и идет за Сиралинде к роще. Когда приходит ночь, оба безмолвно сидят у костра, глядя на пламя. Сиралинде с трудом сдерживает зевоту, но Макарий, кажется, спать не собирается. Недавно он отходил в сторонку, чтобы наедине помолиться своему богу, и Сиралинде несколько минут вслушивалась в слова старой альдмерской молитвы Ауриэлю, переложенные на сиродилик. Теперь она рассеянно наблюдает за юношей, отмечая, как огонь отбрасывает рыжие блики на его распущенные волосы. – Зачем ты вернулась? – вдруг спрашивает он. – Как зачем? Я же сказала, что меня осенило, когда я увидела, во что эти твари превратили мою новую мантию, которую ты мне подобрал. Вот и решила испробовать последнее средство. Макарий тонко улыбается. – Я не совсем об этом. Ты вырвалась на свободу из волшебной башни и зачарованных джунглей вокруг нее, дошла, куда собиралась с самого начала, если я правильно понял, но потом, рискуя всем, вернулась обратно, только чтобы проверить, сработают ли крабьи клешни на заколдованной веревке. Я не хочу, чтобы ты поняла неправильно: я твой вечный должник, ты – и тот грязекраб – спасли меня из многолетнего плена, и я никогда этого не забуду, но… Госпожа, это было очень опрометчиво. А ты не кажешься мне такой. Так почему ты вернулась? Сиралинде трет глаза, откидывается спиной на прикрытый одеялом булыжник и вытягивает ноги. – У меня есть сын, – наконец-то озвучивает она свою главную тайну. – Он примерно твоего возраста, ну, чуть постарше, всего на несколько лет. Это с ним я должна была встретиться в Лейавине… Она умолкает, внезапно сообразив, что никогда раньше не говорила ему, что из Алебастра должна была попасть в Лейавин, но пришлось бежать от охотников в джунгли. Впрочем, Макарий ничего и не спрашивал, и не от отсутствия любопытства. Просто он какой-то уж очень деликатный от природы. – Ох… боги. Наверное, мне лучше начать с самого начала. Ты, сидя в той башне, явно пропустил целую кучу событий. Что ты знаешь про Талмор? Макарий хмурится. – Вроде бы, это некая альтмерская организация? Я помню, что они свергли правительство на ваших островах в… двадцать втором году, кажется. Я тогда учился в Чейдинхоле, но вести и дотуда дошли – что Саммерсет теперь не часть Империи. – Все верно, и теперь не Саммерсет, а Алинор, не перепутай. Впрочем, с некоторых пор уже не просто один Алинор, а целый Альдмерский Доминион. Через несколько лет после захвата власти на островах Талмор сверг правительство и Валенвуда тоже, теперь все это – их закрытая территория, крайне сложно проникнуть через границы в любую сторону. – Сиралинде качает головой. – И кажется, все идет к тому, что и Эльсвейр скоро перейдет под их руку. По крайней мере, талморские агенты разгуливают по землям каджитов, будто у себя дома. Макарий ерзает. – Вроде бы Талмору не нравятся… такие, как я. Сиралинде издает горький смешок. – Малыш, ты потрясающе умеешь смягчать формулировки. Да талморцы – оголтелые нацисты и расисты. Мой народ, так уж вышло, всегда отличался этим, хотя, положа руку на сердце, на Тамриэле большинство людей, меров и зверолюдов такие, в кого не ткни. Одни норды и данмеры чего стоят. Даже я когда-то… – Она прикрывает глаза. – Нет. Это мой позор, и я оставлю его при себе. В любом случае, теперь я другая. Настолько другая, что в свое время родила ребенка от человека. Ну или почти человека. Ее собственный сын тоже выглядит не сильно старше Макария, так что Сиралинде давно подозревает, что в родословной его отца когда-то отметились и меры. – Значит, твой сын… – поднимает брови Макарий. – Да, полукровка вроде тебя. И я не смогла бы смотреть ему в глаза, если бы не испробовала все доступные способы тебя спасти. – Где он? И почему вы не вместе? – Он полукровка. А значит – законная добыча талморских радетелей за чистоту крови, как и я сама, впрочем. Боюсь, я не смогу во всех красках описать, чего нам стоило сбежать сначала с Саммерсета, а потом из Валенвуда. Я знала, что и в Эльсвейре нам долго не продержаться, но сразу вдвоем мы убежать не смогли, и я отправила на восток сперва его, а сама поехала следом. – Почему вы не отправились сразу в Сиродил? На север через границу?.. – Слишком далеко на север. Валенвуд мы пересекли по побережью, нам очень помогли пираты и контрабандисты, любящие золото – этого добра у меня было много, я, видишь ли, из «хорошей» семьи. Здесь, в Эльсвейре чуть поспокойнее пока что, но ненамного. Впрочем, – Сиралинде пожимает плечами, – и этого было достаточно, чтобы я расслабилась и потеряла бдительность. Охотники едва не сцапали меня в Алебастре. Пришлось удирать на юг. – Почему не на восток, в Лейавин? – Во-первых, я так перепугалась, что буквально бежала, куда глаза глядят. Во-вторых, когда я опомнилась, поняла, что они глядели в правильном направлении. Если бы я пошла в Лейавин, то привела бы их прямо к моему мальчику. Макарий тихо спрашивает: – Они что, вправду охотятся за полукровками? – За ними и их родителями. И весьма успешно. Могу заверить, что теперь на Алиноре помесей альтмеров с людьми не осталось совсем. И пожалуйста, не надо спрашивать, что с ними случилось. – А в других местах? Талморцы и в Империи намерены такие рейды устраивать? – Они уже устроили один такой рейд. И не за метисами. Почти десять лет назад, в Сентинеле, они устроили резню в квартале беженцев, там обитали те, кто был не согласен с Талмором по множеству вопросов, и в свое время бежал с Алинора. Скажем так: целый район выгорел, никто не уцелел, а ту ночь люди прозвали «Ночью зеленого огня». Обе стороны – и талморцы, и диссиденты – использовали мощные заклятья, и это привело к катастрофе. Макарий с угрюмым видом перебирает пряди своих волос. – Выходит, нам не сколько Учителя надо опасаться, сколько твоих соотечественников? – спрашивает он. Сиралинде прикусывает губу. Ей очень хочется сказать что-нибудь утешительное, но и врать нет желания. – Будем надеяться, они потерялись в том проклятом лесу, – бубнит она. – Давай немного поспим, я все-таки устала за день.***
Больше двух недель кряду они идут вдоль воды на северо-восток. Макарию тоже нужно в Лейавин, в конце концов, он гражданин этого графства, а еще, что важнее, он хочет выяснить, что стало с его отцом. Сиралинде подозревает, что того давно нет в живых, ведь по словам мальчика, Лерексу Каллиду к моменту похищения сына давно перевалило за пятьдесят, а еще у него было недолеченное сердце. Но она держит свои мысли при себе, не желая расстраивать Макария, к тому же, он наверняка и сам догадывается, что ничего хорошего его не ждет. За все время пути они не встречают никого живого, кроме вездесущих грязекрабов, насекомых, мелких грызунов и птиц, да медуз, выброшенных на берег приливом. Берег пуст, и все выглядит так, будто сюда никогда не ступала нога разумного существа, хотя, казалось бы, места самые подходящие для проживания: есть питьевая вода (с холмов, покрытых джунглями, стекает множество ручьев), фрукты и орехи (плодовых деревьев целые рощи), а в море полно живности. Словом, странно. Хотя, может, все дело в том заколдованном лесе и его дурной славе? В одно утро Сиралинде продирает глаза и тут же вскрикивает от неожиданности: Макарий сидит неподалеку с несколько потерянным видом, а его голова – лысая, как коленка. Роскошная черная с оранжевым отливом коса лежит рядышком. – Боги!.. Что?! Как?! Как это случилось?! – Сиралинде пытается встать, путаясь в одеяле. – Они все разом выпали?! – Нет, нет, – смущенно лопочет Макарий, водя ладонью по голой макушке. Без волос он выглядит еще моложе. – Это я сам сделал. Сбрил их. – Где ты взял бритву? – Нигде. Это просто заклинание такое… – Теперь он треплет срезанные волосы, как делал это раньше, когда они были еще на голове. – Да ты не волнуйся, мне так даже удобнее. Сиралинде наконец-то удается подползти к нему поближе, и она приваливается своим плечом к его и гладит его по руке. – Ох, малыш… Ну зачем?.. Я понимаю, я все понимаю, но с переменами можно справиться и по-другому. Иди-ка сюда… Когда он утыкается носом в ее шею, Сиралинде охватывает странное спокойствие, будто она вернулась домой. Не в разоренный талморцами дом в Шиммерине, а в настоящий, тот, в котором осталось ее сердце много лет назад… – Обними меня, – тихонько велит она, прижимаясь щекой к теплой бритой макушке и гладя его по спине. – И закрой глазки. Вот так… Они сидят, прижавшись друг к другу долго – солнце успевает подняться высоко – и потом нехотя отстраняются. Макарий прячет глаза, но Сиралинде не нужно их видеть – ворот ее мантии промок до нитки. – Больше, пожалуйста, не делай с собой ничего, – просит она. – Не буду. – Ты ни в чем не виноват. – А вот с этим можно поспорить. Сиралинде вздыхает. – Давай сегодня никуда не пойдем. Наловим крабов и рыбы, – Макарий, проведший все детство у воды, хорошо с этим справляется, да и ей самой когда-то приходилось рыбачить, – насобираем кокосов и манго, а ты поучишь меня этому своему бреющему заклинанию. – Ну, это не бритва, не совсем, – отвечает он, собирая свою отвергнутую косу. – Скорее магический скальпель. Я просто немного подкорректировал плетение. – Вот и покажи мне все: и оригинал, и твои корректировки. Макарий убирает свернутую косу в мешок и садится напротив Сиралинде, скрестив ноги, как заправский эшлендер. – Сплети начальные петли для базового телекинеза, – начинает он. – Потом я покажу, что делать дальше…***
Ветер с северо-востока приносит запах несвежей рыбы, и Сиралинде замирает, как вкопанная. – Ого. Чуешь? Макарий кивает. – Знакомо пахнет. Прямо как в моей старой Болотной Водице, только там еще несло застоялой водой и грибами, а не только тухлой рыбой и смолой. Сиралинде усмехается. – Давай теперь пойдем осторожнее, – предлагает она. – Неизвестно, кто там и что. Вскоре они забираются на какой-то холм и наблюдают, прячась в зарослях на его вершине, за обитателями маленькой деревеньки, раскинувшейся на берегу небольшой лагуны. Сиралинде отмечает, что все, кто до сих пор попался ей на глаза – каджиты, и спрашивает: – Не ты ли говорил, что мы уже должны были пересечь границу Сиродила? – Говорил. – Тогда почему в деревне одни коты? – Потому что Эльсвейр все еще недалеко, а эти земли когда-то были его частью? В Лейавине всегда было полно каджитов, как и аргониан, впрочем, это их территории, которые Империя когда-то оттяпала, чтобы открыть прямой выход из Сиродила в Топальскую бухту. Транс-Нибен, и все такое… Собственно, так графство Лейавин и образовалось. Сиралинде вздыхает. – Пойдем туда? Макарий молчит довольно долго. – Я… Может, завтра? Уже смеркается, и лодки скоро вернутся в порт, начнут разгружаться, сушить сети… Вряд ли нам будут сильно рады, если начнем лезть под руку. Сиралинде видит, что он просто оттягивает момент, но покладисто кивает, а потом они спускаются с холма со своей стороны и идут к роще. – Заночуем тут, – говорит Сиралинде немного позже, когда они разбивают лагерь под деревьями, недалеко от ручья с чистым дном, усеянным галькой. – А утром пойдем в деревню. – Угу, – бурчит Макарий, не глядя на нее, но Сиралинде и так знает, что он, проживший почти в одиночестве два с лишним десятка лет, побаивается идти в общество. Ночь они проводят в роще, а на рассвете – довольно позднем – Макарий вскакивает с постели и хватает одну из своих котомок. – Предлагаю сперва просто сходить на разведку, – говорит он едва проснувшейся Сиралинде. – Много брать не нужно, пусть наши вещи полежат в лагере. – А если их кто найдет? – Кто? Мы же много раз так делали, пока шли с юга, и никто не нашел. – Малыш, ты много поселков встретил, пока мы шли? – Ну… нет. Ни одного. Как будто ты не знаешь. – В том-то и дело, что знаю. А там, за холмом – рыбацкая деревня в паре часов быстрой ходьбы отсюда. Это значит, что в этой местности живут люди… зверолюди, среди которых могут быть не сильно обремененные моралью. Придется кому-то постеречь лагерь, и раз уж ты уже собрался, этим «кем-то» буду я. По лицу Макария пробегает тень, но он быстро берет себя в руки. Кивнув уже покрытой темным пушком головой, он быстрым шагом направляется прочь из рощи, сказав напоследок: – Я узнаю, что там и как, и где мы вообще находимся. Постараюсь обернуться как можно скорее. Сиралинде остается одна – впервые за долгие недели – и внезапно чувствует себя не очень комфортно. Появляется мысль, что им с мальчиком нужно было собраться и идти вместе, но дело сделано. Хотя он ушел совсем недавно, она все еще может его дог… Страшный удар обрушивается на ее шею сзади, и она валится лицом вперед, едва успев выставить вперед ладони. Ее явно хотели вырубить одним махом, но нападавший промахнулся, смазав ей по загривку, и Сиралинде на четвереньках отползает в сторону, прежде чем злодей сумеет исправить ошибку. Она вскакивает на дрожащие ноги, одновременно оборачиваясь, и видит перед собой грязного и обросшего типа, в котором едва можно узнать высокородного альтмера. Но только им это чучело и может быть – одет он в лохмотья, когда бывшие талморской формой сочного темно-фиолетового оттенка, а не что-нибудь. – Ты… – выдыхает Сиралинде, пытаясь опознать это существо сквозь его грязные лохмы, – ты кто? – Не узнала, сука?! – выплевывает он. Узнает она только по голосу. И еще по глазам – ярко-оранжевым, как расплавленная лава. – Алнион. – Она окружает себя Седьмой Преградой почти неосознанно, а потом говорит на альтмерисе: – Паршиво выглядишь. – Ты сейчас станешь выглядеть куда хуже, падаль, – ухмыляется Алнион, и его раскрытая ладонь занимается пламенем. Во второй он держит обнаженный меч с грязным и даже слегка выщербленным лезвием, которое недвусмысленно направлено в сторону Сиралинде. Они медленно кружат по полянке, где разбит лагерь, Сиралинде пытается концентрироваться на защите и одновременно следить за этим говнюком, который в Алебастре… Нет, об этом нельзя вспоминать! Алнион делает молниеносный выпад, и Сиралинде едва успевает увернуться, лезвие соскальзывает по «скорлупе» ее щита и проваливается в пустоту. Алнион грязно ругается на двух языках, пока Сиралинде отдаляется на безопасное расстояние. – Танцуй, сколько влезет, шлюха! – рычит он. – Я вас наконец-то нагнал и теперь не упущу! Сперва разберусь с тобой, а потом и с твоим ублюдком! Думаешь, обрила его, и он теперь в безопасности, идиотка хренова?! Будь уверена, я его живьем на куски порежу! Жаль только, что с тобой быстро придется – нужно будет все подготовить к приходу твоего отродья! Сиралинде на секунду теряется, и в этот момент он атакует мощным заклинанием. Огромный сгусток огня с ревом врезается в ее щит, и у Сиралинде не хватает сил, чтобы удержать его, ее заклинание рассыпается, а потом Алнион сбивает ее с ног, усаживается верхом и сдавливает ее шею грязными ладонями. – Поиграть бы с тобой, – шипит он, хлеща Сиралинде по лицу волосами – когда-то красивыми и шелковистыми, а теперь превратившимися в сальные патлы, сосульками свисающими вдоль алнионовой морды, – как тогда в Алебастре, да времени нет! Ну хоть так потешусь! Пальцы, будто отлитые из железа, сжимают ее горло, Сиралинде хрипит и брыкается, но не может сбросить его с себя, потом безуспешно тянет руку к глазам врага, но Алнион легко ее перехватывает. – Напрасный труд, потаскуха! – Мать твоя потаскуха!.. – еле выдавливает Сиралинде. Она понимает, что сейчас умрет, и потому все, что ей остается – ненависть. – Я… родила от имперца, зато она – от сраного демона!.. – Заткнись! – Алнион усиливает нажим, и у Сиралинде окончательно темнеет в глазах. – Не смей упоминать мою мать своим поганым ртом! – Мой… рот… всяко чище… чем рот… твоей мамаши!.. Все в Шим…мерине знают… что в нем побывала… тьма зивил…айских причиндалов!.. Алнион ревет от ярости, но Сиралинде уже слышит его как-то отстраненно, будто издалека. Милосердная тьма опускается, словно тяжелый занавес, и ей остается только уповать на милость богов, чтобы те уберегли ее дух от поругания талморскими колдунами. Прежде чем впасть в забытье, она мысленно просит прощения у сына и у бедного Макария, которому придется пережить еще и ее потерю… Хватка на шее внезапно ослабевает, и она вновь обретает способность дышать. Сиралинде жадно хватает воздух ртом, но тут же давится чем-то жидким, горячим и соленым с медным привкусом, что льется откуда-то сверху. Тело Алниона, внезапно отяжелевшее, валится на нее, но почти сразу его стаскивают, а саму Сиралинде кто-то хватает за плечи и помогает сесть. Сначала она просто судорожно вдыхает воздух, напоенный запахами тропического леса и крови, а потом продирает саднящие глаза: Макарий сидит рядом и не дает ей упасть, лицо у него напряженное, а глаза – испуганные. – Дыши, – просит он. Сиралинде дышит, а мальчик прижимает пальцы к ее несчастной шее, и боль потихоньку отступает. – Так лучше? – Гораздо, – хрипло отвечает она. Голова кружится, руки и ноги дрожат, но в остальном все не так плохо. Сиралинде оглядывается, попутно отмечая, что мантия на ее груди промокла от крови, да и на лице, судя по ощущениям, потихоньку высыхает она же. – Где… – выдыхает Сиралинде, крутя головой в поисках Алниона, и находит его. Сперва тело, а потом и голову с широко открытыми и глядящими в никуда оранжевыми зенками. Недалеко – на расстоянии вытянутой руки от себя. Длинные грязные волосы аккуратно обрезаны на том же уровне, что и сама голова, слегка наискось, как будто кто-то взмахнул острейшим и очень длинным клинком и отсек ее единым ударом. То есть, наверное, так и было, вот только у Макария точно не было при себе никакого меча (тот, которым «освободили» Сингора, остался в башне), а оружие Алниона в его состоянии точно не могло нанести такую рану. Макарий помогает ей подняться и отводит к спальникам, где усаживает на разобранную постель, и сам отходит, а потом возвращается с миской воды и тряпкой. – Как ты это сделал? – бормочет Сиралинде, не отводя взгляда от трупа врага, пока мальчик обмывает ее лицо, шею и руки от крови. Тот отмалчивается, стараясь не встречаться с ней взглядом, но потом все же отвечает, хоть и нехотя: – Это… то заклинание, которое я тебе раньше показывал. – Оно же просто бреет! – Оно режет. Все. Я же говорил, что изначально это был скальпель. Его придумали, чтобы не возиться с инструментами и их обработкой. Но если изменить плетение, незначительно, им можно и камень рассечь, надо просто… – Макарий неопределенно шевелит плечами. – Надо просто чувствовать… Сиралинде вскоре приходит в себя окончательно. Вместе с Макарием они вырывают при помощи магии могилу для Алниона, глубокую, чтобы тело не раскопали падальщики, и скатывают туда сперва туловище, а потом Макарий бросает в яму испорченный меч из лунного камня и голову его хозяина. – Ну и глаза, – изрекает он. – Я слышал, что ты говорила про его мать – это правда? Что он родился от даэдра? – Ты понимаешь на альтмерисе? – Достаточно, чтобы разобрать ваш… разговор. – Понятно… Что ж… – Сиралинде качает головой, а потом начинает рассказывать: – Так всегда болтали в Шиммерине. Ну, по-тихому, разумеется. Эта сука, его мать, была видным и очень эксцентричным Мастером Колдовства с большими связями. Впрочем, все это ей не очень помогло во время Кризиса. Она погибла как раз в те годы. И, по слухам, как-то совсем нехорошо, даже на фоне того, что творилось. Не знаю, имела ли она отношение к Мифическому Рассвету. Что до Алниона… Ну, эти странные глаза, да еще, если ты заметил, он… крупный… – Угу, заметил. Мышцы у него развиты сильнее, чем у любого мера, который мне встречался ранее. – Ну и вот. Глаза еще можно было бы списать на папашу-данмера – его мать пользовалась услугами наемников из Морроувинда, но вот габариты… Данмеры, разумеется, чуть помясистее нас, но не настолько. – И все же он талморец, хоть ты и намекаешь, что он полукровка, – отмечает Макарий. – Видимо, слыть полудемоном у вас почетнее, чем получеловеком. Это от него ты убегала из Алебастра? Сиралинде сохраняет на лице спокойное выражение, силясь прикинуть, сколько он слышал, и сколько понял из того, что слышал. – Да. Он, правда, был тогда не один, а с командой. Интересно, где остальные. – В лесу. В лесу Учителя. – Сиралинде поднимает на него взгляд, а Макарий спокойно заключает: – И вряд ли они из него вышли вместе с этим… охотником. – Его зов… звали Алнион. Надо признать, ему крепко досталось. Одежда и оружие ни к скампу. Но ведь он вышел все же. – Он мог знать Ясновидение или что-то похожее… – Да, мог. – А еще, возможно, сплетни про кровь даэдра имеют под собой основу. Эти существа требуют особого подхода в плане магии. Если он был зачат каким-нибудь дреморой, кровь демона могла помочь отпрыску выжить там, где не справились другие, простые смертные. – Макарий медленно выдыхает, а потом легонько касается пальцами запястья Сиралинде. – Как бы то ни было, больше он… они не причинят тебе вреда. Никакого. Приходит ее очередь прятать глаза, но Макарий уже отворачивается и аккуратно засыпает безымянную могилу землей, а потом восстанавливает слой дерна. Сиралинде помогает, и через несколько минут на полянке не остается и следа от Алниона – он похоронен на глубине роста Сиралинде вместе со своими лохмотьями и выщербленным мечом. Только срезанные клочья волос болтаются на траве, но Макарий быстро ловит их и сжигает в магическом пламени. – Ты дошел до деревни? – спрашивает Сиралинде, разом вспомнив, зачем он уходил. Мальчик смущенно смотрит на нее из-под ресниц. – Я… Нет. Не дошел. Я даже с холма не успел спуститься, когда повернул обратно. – Почему? Малыш, ты не должен бояться людей. Или каджитов. – Я не боюсь! Я просто… – Макарий трет лоб тыльной стороной ладони. – В какой-то момент мне показалось, что идти одному – плохая идея. И я решил вернуться. – Очень вовремя, надо сказать, – устало ворчит Сиралинде. – Если бы ты не вернулся, мы бы больше не увиделись. Не знаю, слышал ли ты… Он принял тебя за моего сына. – О… Да? – Да. Похоже, он совсем чокнулся за эти месяцы в глуши. Он ведь хорошо знает моего мальчика в лицо. И вы с ним совсем… разные. Даже мастью. – У твоего сына твои волосы? – Макарий кивает на ее пепельные косы. – Да, волосы только и есть. Ну лицо еще. Остальное он взял от отца – тот был синеглазый и изначально светлокожий, но умудрялся все время загорать до черноты. – Ты сказала, он имперец… То есть, сиродилец? – Да. Офицер Легиона. Ну, был раньше. Это… долгая история, которой я пока не готова делиться. Она меня смущает. Макарий поднимает ладони. – Так я и не настаиваю. И вообще, почему бы нам не сменить тему? Так что насчет деревни? Пойдем теперь туда вместе? – Да, пожалуй. Я не хочу оставаться тут в компании Алниона. – Тогда нам сперва нужно почиститься. Вряд ли те каджиты обрадуются двум окровавленным типам, явившимся из леса. Сиралинде оглядывает свою залитую багровым мантию и охает. Да уж, работы тут непочатый край.***
После полудня, чистые, сытые и немного отдохнувшие, они выходят в сторону деревни со всеми своими баулами. – Если так подумать, то, пожалуй, это все равно чушь, – произносит Сиралинде, рассеянно глядя под ноги. – О чем ты? – Да об Алнионе и его предполагаемом отце. На самом деле я никогда не слышала, чтобы кто-то из смертных мог сочетаться с каким-нибудь даэдра, даже человекоподобным, и породить с ним жизнеспособное потомство. Даже в самой диссидентской магической литературе мне не встречалось ничего, кроме невнятных… не то чтобы теорий, а даже скорее гипотез. Возможно, Алнион стал таким в результате какой-нибудь наследственной аномалии, а зачал его действительно какой-нибудь данмер. Макарий хмыкает и Сиралинде переводит взгляд на него. – Что? – Ну… сам я их никогда не встречал, но Учитель утверждает, что такие гибриды существовали, существуют и будут существовать. Они редки – по многим причинам, и неизвестно толком, плодовиты ли они, но даэдра вроде золотых святых, темных соблазнителей, разнообразных дремора и прочих, им подобных, могут иметь потомство с людьми и мерами. И наверное, с их гибридами тоже. Прежде чем ты начнешь спрашивать – я не очень любопытствовал, откуда Учитель это знает, чтоб утверждать. Так что этот Алнион все же мог быть безрогим отпрыском какого-нибудь дреморы. – Не дреморы, – медленно качает головой Сиралинде. – Матушка Алниона специализировалась на более могущественных существах, так что народная молва назначила его отцом зивилая. Макарий спотыкается, но быстро берет себя в руки. – Понятно… Что ж, может, и в самом деле вранье. Уже если бы отцом Алниона был зивилаи, мы бы точно это заметили.***
У Сиралинде есть золото – она умудрилась не потерять свои сокровища за время скитания по лесу – и они нанимают в рыбацкой деревне лодку, правит которой седой каджит, говорящий на тамриэлике с сильным акцентом. Сиралинде во время путешествия пытается аккуратно выяснить, в какой провинции они сейчас находятся, но каджит как будто не понимает, чего ей надо. – Оставь его, – тихо просит Макарий на альтмерисе – у него акцент тоже есть, но почти незаметный. – Не все ли равно, где мы? Главное, что нас доставят в Лейавин. Если не в город, то хотя бы на побережье графства. Сиралинде пожимает плечами и отстает от лодочника. Пока лодка неспешно плывет вдоль берега на север, она успевает несколько раз втихаря воспользоваться новым заклинанием Ясновидения, думая о сыне, и магия говорит, что их суденышко движется в правильном направлении. Через несколько дней путешествия, утром, Макарий расталкивает ее, спящую на корме, и тараторит: – Мы приплыли, город видно! Вставай! – Встаю, – зевает Сиралинде, протирая глаза. Лейавин издалека выглядит как угрюмый серый бастион, раскинувшийся в устье Нибена на обоих его берегах; на острове посреди реки стоит замок – графская резиденция. Остров и городские районы соединяют мосты с высокими арками – очень высокими, они должны пропускать к верховьям Нибена корабли, среди которых есть и гиганты вроде имперских галеонов. Сиралинде бывала тут дважды, но только транзитом, и дальше порта не заходила. В первый раз ей было неинтересно, во второй – с ней был грудной ребенок, требовавший постоянного внимания. Сиралинде переводит взгляд на Макария – он сидит на носу и наблюдает за медленно приближающимся городом, вся его поза выдает напряжение. Сиралинде перебирается к нему поближе и устраивается рядом. Уж она-то знает, как бывает важно чье-то присутствие в такие моменты. Возвращаясь в Шиммерин после десятилетий скитаний, она прижимала к себе кулек с годовалым сыном, цепляясь за него, как за спасательный круг, и теперь готова побыть таким кругом для Макария. На задворки юго-западного порта Лейавина они прибывают, незаметно держась за руки. Сиралинде приходится признать, что поддержка нужна и ей самой. Она ждет встречи с сыном, и одновременно страшится, что с ним что-то случилось, хотя Макарий уже успел просветить ее, что Ясновидение не может найти того, кто покинул этот мир. Сиралинде расплачивается с каджитом-лодочником, и они с Макарием сходят на сушу. На них никто не обращает внимания, хотя нельзя не отметить, что оба выделяются в толпе снующих туда-сюда людей, меров и зверолюдов. Макарий накидывает капюшон своей старой жреческой робы на обросшую голову (он переоделся в нее прямо в лодке, незадолго до высадки), Сиралинде следует его примеру и сразу начинает чувствовать себя уверенней. – Куда теперь? – спрашивает она. – Тебе вести, я здесь ни разу на землю не сходила. – Да, да… Тут… все изменилось, не вижу ни одного знакомого лица… – Малыш, ведь больше четверти века минуло. – Я знаю. – Макарий опускает голову. – Я только надеюсь… Подожди. Ты знаешь, где остановился твой сын? – М-м-м. Нет. Понятия не имею. – Как же вы договаривались встретиться? – Не договаривались. Я просто сунула ему деньги, посадила в первый попавшийся экипаж и отправила в Сиродил. Я… нашла бы его, так или иначе. Хотя теперь с Ясновидением это будет много проще. Он где-то тут, я уже проверяла. – Хорошо. Тогда давай сперва войдем в город. Они проникают за стены уже вечером. Стража слегка допрашивает их у ворот, но потом пропускает внутрь, напоследок посоветовав не хулиганить. Сиралинде вслед за Макарием петляет в лабиринте улочек, примыкающих к юго-западным стенам, а потом они выходят на небольшую площадь, посреди которой стоит изваяние какого-то типа. Присмотревшись, Сиралинде отмечает, что у типа острые уши, а в вытянутой руке он держит то ли веер, то ли сложенную гармошкой бумагу. Через секунду до нее доходит. – О. Это и есть ваш Топал Мореход? – Да. Только он не наш, а общий. – Макарий смотрит на статую с каким-то непонятным горьким и обиженным выражением на лице, будто Топал чем-то лично перед ним провинился, потом таращится в сгущающиеся сумерки куда-то за спину Сиралинде. – Давай зайдем вон в ту часовню. Она оборачивается и видит каменный фасад за оградой, увитой плющом. – Твоя?.. – Нет, не моя, но я там принимал рукоположение и помогал жрице какое-то время перед тем, как… Ну, в общем, перед тем как вышел опробовать лодку вместе с Сингором. Сиралинде понятливо кивает. – Прошло двадцать шесть лет с тех пор, – напоминает она. – Эта жрица, может, давно умерла. – Может. Она уже была старой, когда инициировала меня, но она упрямая, а еще она босмер, так что я предлагаю все же зайти туда сначала. Калитка во двор часовни приоткрыта, и они беспрепятственно проникают во владения Ауриэля. Макарий широко шагает по выложенной плиткой тропке, ненадолго замирает у старинной деревянной лавки с узорчатой спинкой, а потом взлетает по ступенькам в часовню и заглядывает в притвор. Сиралинде неотступно следует за ним, так что в зал святилища они заходят вместе. На первый взгляд тут пусто, никого нет, но свечи зажжены, и воздух пахнет благовониями, как после службы. – Лалвен, – тихо зовет Макарий, а потом еще раз, чуть громче: – Лалвен. Сиралинде открывает рот, чтобы сказать – он зря старается, но тут же вздрагивает, потому что замечает за алтарем низкорослый темный силуэт. Оказывается, это к нему обращается мальчик. – Лалвен… – бормочет он, делая несколько робких шажков в сторону алтаря. – Это ты? Или не ты? – А кто спрашивает? – раздается надтреснутый голос, и Сиралинде вздрагивает опять – в тишине часовни это звучит как-то чересчур резко. Макарий замирает, а потом срывает с головы капюшон. – Это я… М-макарий. Ты не узнаешь меня? Фигура за алтарем не двигается, но затем выдавливает хриплое: «Выйди на свет». Макарий послушно выходит на освещенное свечами пространство и ждет приговора. Силуэт безмолвствует несколько секунд и вдруг исчезает из виду. Макарий срывается с места и бежит к нему, Сиралинде тоже, с секундной задержкой. Она находит его, когда он пытается привести в чувство старуху-босмера в длинном жреческом одеянии. Вполне успешно – Сиралинде еще не успевает дойти до них, а жрица уже моргает и трясет головой, пытаясь встать. – Во имя Старого Дракона, мальчик, – шепчет она, – я думала, ты давно мертв… Она цепляется за Макария, как будто боится, что он снова вот-вот исчезнет. – Я не умер, Лалвен. – Хорошо… – С помощью Макария жрица встает, а потом, сощурившись, смотрит на Сиралинде. – А это кто? – Это госпожа Сиралинде. Моя спасительница. Прищур Лалвен становится еще подозрительнее. – Вот как? – Она тянется вверх и рассеянно проводит ладонью по щеке Макария, покрытой легкой щетинкой – в последний раз он брился больше недели назад, но чаще ему и не требуется – борода у него отрастает куда медленнее, чем у чистокровных людей. – Тогда, думаю, нам всем троим нужно поговорить по душам. Тебе, мне и твоей… спасительнице. Тон Сиралинде не нравится, но она вежливо растягивает губы в улыбке, потому что догадывается, откуда эта неприязнь. – Я не прочь побеседовать, матушка, – так, кажется, называют жриц в Имперском культе, – но смею тебя заверить, что не имею никакого отношения к… Сингору и его… братьям по вере. Скорее уж наоборот. – Это правда, Лалвен, – негромко вступает Макарий. – Сиралинде тут вообще ни при чем. Правильнее ее саму считать жертвой. Идем, поговорим. Только сначала… У него срывается голос. Сиралинде делает шажок в его сторону, но юноша уже приходит в себя. – Что с отцом? – хрипло спрашивает он. – Я знаю, что ты не его нянька, но мне больше не к кому обратиться, я… не уверен, что жив ли еще кто-нибудь из моих знакомых здесь, и у меня не хватает духу идти на берег и искать наш дом. Про Болотную Водицу я даже не заикаюсь. Так может, ты что-нибудь о нем знаешь?.. Лалвен безмолвно поднимает голову и смотрит на него больными глазами. – Нет… – шепчет Макарий, а она вцепляется в его ладонь и трясет головой. – Мне жаль, маленький, правда жаль!.. – Сиралинде незаметно сглатывает комок в горле, а Лалвен всхлипывает. – Это летом случилось, в начале Последнего Зерна. Они отправились махаться с какими-то колдунами где-то на севере, на берегу Нибенейской бухты, и ему не повезло… В этот раз не повезло, а ведь столько времени старый хрен выходил сухим из воды!.. – Что?! – Ох! Ты же не знаешь! – Лалвен прижимает морщинистые ладони ко рту. – Ты же… все пропустил!.. – Что пропустил?! – рявкает Макарий, но Сиралинде видит, как по его щекам текут слезы. – Говори!.. Пожалуйста, Лалвен, скажи мне: мой отец умер?! – Пока… нет, – выдавливает старуха и тут же начинает плакать сама. – Но, понимаешь… Это… Случайно. Ш-шальное заклинание… Макарий опускается прямо на пол, где только что валялась сама жрица. Сиралинде судорожно вздыхает и садится рядом с ним, слушая, как Лалвен сбивчиво рассказывает, что пожилой Лерекс Каллид после пропажи сына вступил в ряды этих Дозорных Стендарра, что трудом и упорством он достиг там командирской должности, и что два с лишним десятка лет он успешно охотился на нежить, даэдра, колдунов и культистов. До прошлого лета. Сиралинде кое-что знает про Дозорных – их отделение в свое время было и в Валенвуде, и по слухам, во время захвата оного Талмором, Дозорные смогли дать достойный отпор талморским волшебникам, хоть в итоге и полегли все. – Я не пойму толком, чем его накрыло, – причитает Лалвен. – Но эти сраные маги из Синода и Коллегии в один голос утверждают, что ему давно должен был настать конец, но он все еще борется… Он… такой упертый, твой папаша… – Где?.. – роняет Макарий, разом оборвав и причитания старухи, и невеселые размышления Сиралинде. – Что «где»? – шепчет Лалвен. – Где он? Где он сейчас? Жрица устало опускает голову. – В Поселении-у-Воды. Там отделение Дозорных, которым руководил Лерекс. Там он и лежит. Я навещаю его раз в месяц, но ему не лучше. Я взяла с этих придурков слово, что они сообщат мне, когда… – Она вытирает лицо рукавом. – У него ведь никого нет больше. Так уж вышло, что его единственная «родня» – я. Но… ты ведь вернулся, мальчик, ты вправду вернулся!.. Макарий кивает, а потом медленно, будто через боль поднимается на ноги, и Сиралинде вместе с ним. – Я… должен попасть в это Поселение-у-Воды, – произносит он. – Как можно быстрее. Оно ведь к северу от Лейавина, на правом берегу? – Да, на полпути между нами и Бравилом… Ты прямо сейчас собираешься отправляться? – Да. Может… Может быть, я смогу что-то сделать. Но Лалвен качает головой. – Мне жаль, мальчик, но, боюсь, тут даже ты будешь бессилен. У Дозорных есть связи, и они звали к Лерексу очень одаренных целителей, но никто не смог ему помочь. – Я все же попробую, – хрипло говорит Макарий и поворачивается к выходу. – Мне надо идти. Спасибо, матушка. За все. – Стой! – велит жрица, и он замирает, пока она перебирает ключи в связке на поясе. – Лерекс когда-то велел мне передать его тебе, если… когда ты вернешься. Вот. Возьми. Макарий берет в руки потертый ключ. – Это… – От вашего дома на берегу. Еще он просил, чтоб я тебе сказала что-то про твои книги и еще про что-то… Что они на чердаке в его старом сундуке. Боги… Это давненько было, я и не помню толком… – Ясно. Спасибо, Лалвен. – Макарий привязывает ключ к своему поясу куском тряпки. – Я пошел. – Ты зайдешь в дом? – Некогда. Мне нужно найти корабль, который отправляется на север. Лалвен молниеносно преодолевает расстояние между ними и мертвой хваткой вцепляется в запястья Макария. – Ты все еще жрец Отца Времени, парень, а я все еще старше тебя. Когда… Когда ты вернешься, я хочу знать, где ты был все это время. Ты же вернешься? – Я… постараюсь… А теперь… Прости, Лалвен, я должен идти. Прошу тебя, помоги госпоже Сиралинде, она ищет своего сына, он должен быть где-то тут, в городе. А мне уже пора. Он исчезает в притворе, а потом Сиралинде слышит, как открываются и закрываются главные двери часовни. Недолго думая, она выбегает следом. – Подожди! – кричит она Макарию, который уже спустился на брусчатку во дворе. – Я должен идти, госпожа. Может, у меня и времени-то совсем не осталось. – И ты хочешь отправиться один? Макарий поворачивается к ней. – Я должен увидеть отца. Если он и впрямь при смерти, то это прямо-таки моя святая обязанность. А тебе нужно найти сына, так что да, выходит, пришло время нам расстаться. – А чем ты оплатишь место на корабле, ты подумал? У тебя же денег нет! Макарий растерянно хлопает глазами. До сих пор золото им понадобилось только один раз – чтобы оплатить наем лодки, и платила-то как раз Сиралинде, он, видимо, уже успел об этом забыть. – Я… Проклятье… – Он растерянно проводит ладонью по отросшим волосам. – Не подумал… Я так давно не пользовался деньгами… Сиралинде сует ему в руки кошель со всеми своими монетами. – Вот, бери. – Но… тут же слишком много, госпожа, – бормочет Макарий, держа кошель в вытянутых руках, будто что-то опасное. – Я не могу их взять. – Еще как можешь. Тут тебе должно хватить и на путешествие, и на прожитье. На первое время, в общем. – А ты?.. Вы же вдвоем теперь будете… – У меня есть еще драгоценности, – отвечает Сиралинде. – А еще… Мы могли бы быть втроем. На сей раз он не возражает, только молча таращится на нее. – Давай найдем Элату, – негромко предлагает Сиралинде, – я уверена, что отыщу его еще до полуночи, ну хорошо, хорошо – до утра, это большой город, в конце концов. А потом мы вместе отправимся в это твое поселение… как там его?.. Макарий медленно качает головой. – Я не могу… – И Сиралинде вдруг понимает, что это решение – окончательное. Он вздыхает. – Помнишь, я сказал тебе, почему не дошел до той деревни? Я почувствовал, что должен вернуться за тобой. Сейчас я испытываю нечто похожее – только на сей раз оно говорит мне, что я должен торопиться на север. Очень торопиться. Сиралинде пытается возразить, мол, это просто мнительность, но Макарий наклоняется к ней и сжимает ее руку, утыкаясь своим лбом в ее макушку. – Такое было и раньше, с самого детства, – шелестит он. – Что-то предупреждало меня о грядущем, только я не всегда слушал. Хуже всего было в тот день, когда Сингор и его люди схватили меня. Я не должен был брать его с собой на борт, я знал это, но махнул рукой на предчувствия. Я знал, что нельзя было дать Менте перерезать ту веревку… Но еще я знал, что должен был помочь тебе спуститься со стены, в тот, первый раз. И ты вернулась за мной и спасла меня. А потом я смог спасти тебя, потому что вернулся в лагерь с полпути. Понимаешь? – Да, – с болью в голосе отвечает Сиралинде. – Да, понимаю. Но во имя всех богов и даэдра, малыш. Что, если ты останешься совсем один?.. – Я много лет был один. Я… привыкну. – Он быстро целует ее, а потом обнимает с такой силой, что у нее трещат ребра. – У меня никогда не было матери, Сиралинде, но, пожалуй, теперь я хотя бы представляю, каково это. Прощай. – До свидания, малыш. Я найду Элату, а потом найду тебя. Снова. Оба разжимают объятья, и Макарий, не глядя по сторонам, быстрым шагом пересекает двор часовни и исчезает на улице в сгущающихся сумерках.***
Жрица Ауриэля находит ее плачущей навзрыд, и Сиралинде приходится взять себя в руки – она совсем не привыкла распускать нюни на людях. – Что ты с ним сделала? – хмуро спрашивает старуха. – Я сделала?! Лалвен неприязненно глядит на нее из-под набрякших век. Фонари в дворике светят ярче алтарных свечей, и теперь видно, что она стара по-настоящему. Даже дряхла. Может, она и Сиралинде в бабки годится. Хотя нет. Это вряд ли. – Что я, по-твоему, с ним сделала? – сердито спрашивает Сиралинде. – Раз начала, продолжай. Лалвен молчит. Сиралинде надоедает ждать ответа, она встает и отряхивает подол мантии от налипших травинок. – Я, пожалуй, пойду. Я впервые в этом городе, а мне еще нужно найти сына. Только сумку заберу. Можно?.. Жрица отходит в сторонку, пропуская ее в часовню, а потом заходит следом сама. – Где он был… все это время? – тихо спрашивает она. – В плену. – Сиралинде наклоняется и подбирает свою торбу. – И пленила его не я. Если уж на то пошло, мы вместе оттуда бежали, из плена. Я познакомилась-то с ним всего пару месяцев назад. – Как?.. Где?.. – В Эльсвейре. Он был в Эльсвейре. Не так уж далеко отсюда. Недели четыре пешего пути и еще несколько дней по морю. Но не спрашивай, как. Это не моя история. Если он захочет, то вернется и расскажет тебе сам. Сиралинде поправляет сумку на плече и готовится идти наружу, но тут старуха говорит: – Я чувствую себя в долгу перед ним, хотя вроде бы и не за что. Мальчик просил тебе помочь, так что давай, говори, что там за дела с твоим сыном. – Нет никаких дел. Мы просто разделились в Эльсвейре, он поехал сюда, а мне пришлось отправиться на юг… Словом теперь мне надо найти его, он, судя по всему, где-то здесь… – С чего ты взяла? Может, он еще в Эльсвейре? – Он здесь. В городе. Так говорит моя магия. Я найду его сама, Макарий зря побеспокоил тебя этим. Лалвен фыркает. – Магия ее говорит, ишь ты. Мальчишка знает, что у меня в Лейавине полно везде знакомых, вот и попросил посодействовать. Как зовут твоего сына, и как он выглядит? Сиралинде колеблется, но вскоре сдается. – Имя тебе вряд ли что-то скажет. Мы договорились не называть настоящих, из соображений безопасности. Но я могу его описать. Он… довольно приметный. – Я слушаю. – Хорошо. Он высокий – примерно как Макарий – но притом белокожий и синеглазый. Лицом похож на меня, волосы, впрочем, тоже мои. Они длинные, и он часто носит их распущенными… Лалвен вдруг поднимает ладонь, хмурясь, и у Сиралинде екает сердце. – Ну-ка постой. А твой сынок, случайно, не увлекается дискуссиями на религиозные темы? Дурное предчувствие сменяется уверенностью. – Что он опять наговорил? – упавшим голосом спрашивает Сиралинде. – И кому? – Много чего, и кому не надо. Пошли. – Куда?.. – В замок. Кажется, они его там заперли.***
Рано утром, по холодной росе, Сиралинде бредет прочь от проклятого Лейавина по левому берегу Нибена на север, крепко сжимая руку Элаты в своей, и переживает целый спектр эмоций: счастье, облегчение и в то же время – раздражение и разочарование. И еще печаль. Сын несет их пожитки, а сама Сиралинде нынче шагает налегке. – Мам… – зовет Элата. – Чего? – Ну прости, – просит он на альтмерисе. – Мне не стоило спорить с тем проповедником, но он нес такую чушь с серьезным видом, что я не смог удержаться. – Мы же уже тысячу раз об этом говорили. Но ты все время прыгаешь на новые грабли. В этот раз прямо-таки с размаху. Хорошо хоть, тебя просто запихнули в камеру за хулиганство. А если бы ты напоролся на какого-нибудь чрезмерно верующего стражника? Наш народ сейчас и так в Империи не любят, а ты еще подливаешь масла в огонь. – Наш народ? Разве мой отец не сиродилец? – По тебе это не слишком заметно. Элата делает неопределенный жест с дурашливой улыбкой, и Сиралинде чувствует, как ее раздражение рассеивается. – Ты все еще злишься, – тем не менее, отмечает сын. – Уже нет. Я просто… Я обещала кое-кому кое-что. А теперь, похоже, не смогу выполнить обещание. Улыбка Элаты меркнет. – Из-за меня? Сиралинде вздыхает и стискивает пальцами его ладонь. – Мне пришлось отдать за тебя почти все драгоценности, так что мы сейчас на мели. До тех пор, пока не найдем кого-нибудь, кому сможем продать оставшееся, чтобы выручить сотню-другую монет. А еще нам пришлось в спешке убираться из города, потому что ты много кого там разозлил, и мы не попали в порт. И теперь, боюсь, мы можем больше никогда не встретиться… – С кем? Сиралинде останавливается и смотрит через Нибен на едва виднеющийся вдали противоположный берег. Поселение-у-Воды где-то там, на северо-западе. – С тем, кто мог бы стать твоим братом.