***
Они накрывают останки тканью, а потом выходят. Илен аккуратно и плотно притворяет дверь за собой, пока Макарий вешает позаимствованный тулуп на прежнее место. Илен пристраивает рядом свой и быстро хватает за руку верзилу, который уже тянется к амулету-черепашке. – Пока погоди. – Почему? – Еще рано. Мне надо сначала разбудить Филиппо. – Может, он уже ждет на первом этаже. – Зачем ему? Он обычно дрыхнет на работе… Ну ладно, я сперва осмотрюсь. Они поднимаются по лестнице, Илен осторожно выступает в проем, озирается и машет Макарию. Когда тот присоединяется, Илен указывает на закуток под лестницей на второй этаж. – Спрячься там. Когда услышишь, как мы спускаемся, становись невидимкой и иди к двери. Макарий молча подчиняется, а Илен направляется к лестнице. Спустя примерно четверть часа он спускается к выходу в компании сонного Филиппо. – Ты точно уверен, что их не могли перенести куда-то в другое место? – снова спрашивает он. Филиппо зевает. – Ы-ых… Да уверен. Все покойники, причастные к этому делу, всегда хранились отдельно. До недавнего времени даже дверь в их хранилище опечатывалась, это сейчас, когда все подустали, послабление сделали. Короче, повезло тебе, что сегодня собрался. – Да уж… – Илен вынимает из-за пазухи небольшой кошель и вручает сторожу. – Вот моя небольшая благодарность. Будь здоров, Филиппо. – И ты. Сторож отпирает дверь и пропускает Илена к выходу, а тот снова широко распахивает створку, чувствуя, как мимо проходит его прозрачный сообщник. Дверь за спиной захлопывается, и Илен шагает вперед, не глядя по сторонам. Макарий объявляется рядом с ним у того самого простенка с ящиками. – О чем вы говорили, если не секрет? – Давай сперва покинем эту крепость, и обсудим все снаружи. Нужно безопасно миновать ворота. – Кстати об этом. Ты говорил, они запираются в полночь. А сейчас, наверное, уже сильно позже. Как мы выйдем? Или до утра придется тут куковать? – Ничего подобного. Найду постовых и попрошу, чтоб нас выпустили. Нас же записывали, помнишь? – Да… – Идем к воротам. Еще полчаса спустя их обоих выталкивают на мост, ругательски ругая и угрожая «арестовать нахрен, если еще когда-нибудь на глаза попадутся». Ворота с грохотом закрываются, и Илен переводит дух. Хвала всем богам, они на свободе. Макарий подает голос: – Легко отделались за четыре часа без присмотра на охраняемом объекте. Ты уверен, что тебя никто не узнал в лицо? – Не совсем, но будем надеяться, все обойдется. Илен быстренько семенит вперед по мосту, стремясь как можно быстрее добраться до ворот в Торговый район. Отсюда уже видно, что они тоже прикрыты на ночь, но у маленьких дверок обычно дежурят стражники… – Ты хотел рассказать, о чем говорил со сторожем, когда спускался, – напоминает Макарий, когда они пересекают середину моста. – Да, верно, – кивает Илен. – Только ответь мне сперва: когда ты осматривал мертвецов, ты никого знакомого не увидел? – Конечно видел. Солею. И еще тех пятерых, которых заприметил в Лейавине – монахинь и тех троих душегубов. – …Оперативников. – Ну-ну. – Я вообще-то не о них. И не о монахинях. – А о ком? – Об одной девушке по имени Аманитис. И еще о типе, у которого клыки торчат из-под нижней губы. О Йамбуле гро-Оруме. Они оба тем вечером должны были быть в особняке, Солея посадила их под замок в подвале и собиралась думать, что с ними делать. – И?.. – И на момент взрыва их там, похоже, не было. Их тел не нашли под обломками, хотя разобрали весь завал до самых погребов. Поэтому у меня назрел вопрос: а где они?***
Макарий молчит до самого Торгового района и заговаривает, только когда они оба оказываются внутри стен: – Почему ты только сейчас о них вспомнил?.. – Не сейчас, – качает головой Илен. – Я начал думать в эту сторону еще в Бравиле, собственно, во время нашей с тобой беседы в том кабинете примаса. – Но не раньше. К тому моменту ведь уже почти месяц прошел… Илен останавливается и глубоко вздыхает, глядя ввысь, на звезды. – Ты видел, что осталось от Солеи? Это я ее нашел, я вроде уже говорил. До того момента я, как и ты еще недавно, был уверен, что этот ужас – неслучаен. Что что-то случилось в ту ночь, и она вынуждена была… перейти к крайним мерам. Но потом, работая на завале, мы с парочкой добровольцев откинули очередной кусок стены, и я увидел… ее. То, что в морге, только в разы хуже – все вокруг было в протухшей крови, остатках внутренностей, саже и пепле. Это меня сильно деморализовало. Мягко говоря. Я мало что еще помню о том дне. Как и несколько последующих. Кажется, я начал соображать помаленьку, только когда ко мне заявились имперские следователи. Так что… я про обязанности-то свои забыл, как жреца Мары, я имею в виду, то, что там кто-то сидел в подвале, у меня вообще из головы вылетело… Макарий смотрит на него. – Я сожалею… Я бы никому не пожелал испытать такого. Тем более, дважды. Илен трясет головой. Сам виноват, нечего было трепаться о своем прошлом на том корабле. Но он тогда, во-первых, хотел наладить контакт и решил, что беседа о личном хорошо для этого подойдет, а во-вторых… что ж, ему просто было скучно. – Да-а… Это был не Красный год, конечно, но тоже довольно жестко. – Илен вертит головой. – Пошли, найдем какую-нибудь таверну, мне нужно выпить. Они располагаются в старинном «Купеческом трактире» – ровеснике Илена, это по меньшей мере. По старой же памяти «Трактир» открыт круглосуточно, можно не бояться, что парочку праздных жрецов выгонят прочь, когда придет время. В зале тихо и почти пусто, кроме Илена и Макария за дальними столиками в компании кружек сидят еще двое, причем один клюет носом, а второй и вовсе посапывает. Подавальщик, обслужив жрецов и выдав им вторую, нераспечатанную бутыль с вином, тоже уходит спать. Сперва они просто пьют, а потом Макарий, осушив пару кубков, тихонько спрашивает: – У тебя есть идеи?.. – Ни одной на самом деле. Их там даже духу не было, для этого Солея должна была их освободить, лично. А она бы скорее убила обоих, чем упустила из рук. – Может, вечером, когда ты ушел, она распорядилась переместить их в какое-нибудь другое место? – Это я и называю «упустить». – Илен задумывается на пару секунд. – Нет. Я сомневаюсь. Она была очень зла. Особенно на Аманитис. Но при этом она понимала, что Йамбул этот – бешеная псина, с него нельзя глаз спускать. Поэтому я, может, и поверю, что Солея куда-то переправила девчонку, но Йамбул в любом случае должен был оставаться в подвале. Он умолкает. Они раскупоривают вторую бутыль, и Макарий разливает вино в кубки. – У нее ведь наверняка не только особняк и та хижина. Должны быть другие места… Илен отпивает вина – на сей раз белого – и нехотя кивает: – Да. Есть кое-что. Я попробую пройтись по ним после похорон, но что-то сомневаюсь в успехе предприятия… – После похорон? А когда они? – Завтр… А, нет, уже сегодня. – Илен поднимает голову и криво улыбается. – Сегодня в полдень всех погибших торжественно захоронят на Зеленой Императорской тропе. Вовремя мы прибыли, да?***
К похоронам Илен тщательно готовится. Приводит себя в порядок, находит старую и немного чиненную, но приличную траурную мантию и облачается в нее. Накидывает на голову капюшон и отправляется на кладбище. Зеленая Императорская тропа огромна – по общей площади может сравниться с одним из городских секторов, и все это – царство мертвецов в самом сердце империи живых, обширное и мрачное. В Городе есть еще кладбища, имеются почти в каждом районе, даже в порту располагается одно из старейших, но знать и народ побогаче обычно находят последний приют в тени Башни Белого Золота. Попрощаться с прелатом Мары изъявили желание сотни человек – от простых прихожан и служителей Культа до верхов духовенства и дворян. Илен аккуратно просачивается сквозь толпу, двигаясь к компании других жрецов Мары, которые столпились недалеко от гроба Солеи – весьма роскошного, но не до безвкусицы. Тринадцать гробов пожиже виднеются в отдалении, их, в отличие от Солеи, просто опустят в землю, это покойному прелату предстоит лежать в склепе вместе с ее братьями и сестрами по вере и духовному сану. Церемония начинается. Кто-то толкает речи, но Илен таращится на домовины и едва слышит, что происходит вокруг. Потом начинают молиться жрецы Аркея, и Илен рассеянно бормочет старые слова прощальной молитвы вместе со всеми… Похороны длятся часа два. Солеин гроб спускают в склеп, остальные закапывают и прикрывают венками. Толпа потихоньку рассасывается, и кто-то легонько дергает Илена за рукав. – Ты идешь? – Куда? – растерянно спрашивает он. – На поминки. – А… Да. Мне только надо зайти кое-куда, а потом я к вам присоединюсь. Присоединяется он уже ближе к вечеру. Поминки устроили в одной из обителей внутри городских стен, и Илен проходит между рядами столов в большой трапезной, ища свободное место. Он ловит чей-то взгляд, присматривается, а потом направляется к Макарию, который сидит в дальнем углу, и лавка рядом с ним как раз не занята. – Решил прийти и почтить память госпожи Солеи? – тихо спрашивает Илен, опускаясь на сиденье. – Ага. Вроде того. А еще пообедать бесплатно. Илен усмехается и хватает ложку – он нагулял аппетит, пока решал свои вопросы. Народ потихоньку расходится, пока он ест, а Макарий неспешно потягивает монастырское вино. Когда в трапезной становится совсем свободно, он еле слышно произносит: – Все гробы пусты. Илен деловито кивает. – Ну, не совсем. Чего-то для массы они туда положили. Хотя с гробом Солеи они явно перестарались, носильщики, я видел, прямо сгибались под его тяжестью, а от нее осталось-то… Погоди, ты и на похоронах был? – Ага, успел под конец. Хотел убедиться… Где, по-твоему, трупы теперь? Илен вытирает губы и пальцы салфеткой, а потом лезет под полу робы и достает то, за чем он бегал сегодня после похорон – коротенькую записку без подписи, в которой всего три слова: «На прежнем месте». Он показывает ее Макарию, и тот хмурится. – Это от Филиппо, – поясняет Илен. – Пришло вскоре после похорон. Прежде чем идти на Тропу, я отправил ему письмецо с тем же вопросом, который ты сейчас задал. – Значит, дело еще не закрыто. – Нет. На самом деле это и неудивительно. Взрыв в центре имперской столицы, в сердце Имперского культа, уничтоживший церковное имущество и убивший целого прелата с кучей народу… Словом, такое не остается безнаказанным. Обычно. Макарий согласно кивает, а потом спрашивает: – Что насчет нашего уговора? Про домик Солеи за городом? Илен прячет записку. – Когда ты встречаешься с начальством по поводу Бравила и своего грядущего назначения? – Договорился на завтрашнее утро. – Когда освободишься – приходи. Я буду в своей часовне в Эльфийских садах. Если не знаешь дороги, просто скажи любому возчику, что тебе нужно туда, тебя подвезут прямо к воротам.***
Тремя днями позже они высаживаются у обочины недалеко от какой-то деревеньки на северо-западной оконечности острова. Илен указывает на небольшую рощицу на холме, куда от дороги ведет едва заметная тропка. – Нам туда. Макарий угукает, шагая вперед. – Ты не забыл ключи? Я так понял, дом заперт… – Не забыл. Илен обгоняет верзилу и семенит по тропе, оглядываясь через плечо. – Что-то не так? – Все в порядке. Просто… – Илен морщится. – Там, немного к северо-востоку, ближе к воде, есть пещеры, где твоя подружка Банрион чуть меньше года назад продемонстрировала нам с Солеей свою истинную суть. Макарий останавливается и тоже смотрит на север. – Маркурио, когда делился деталями о той ночи, весьма экспрессивно отмечал, что местечко было то еще – очень неуютное. Я так до конца и не понял, зачем вы их туда притащили. – Солея хотела поговорить с ними без посторонних глаз. – А заодно слегка припугнуть, только они уже были пуганые. – Макарий переводит взгляд на Илена. – Ты хоть понимаешь, что вам очень повезло тогда? Просто удивительно, что покойник получился только один. Я видел, на что способен Маркурио, и на что способна Банри, даже если не использует свои… сомнительные навыки. А еще они отлично работают в паре – он атакует за двоих, она защищает и себя, и компаньона. Если только ты не поднаторел в защите от магии, от вас с Солеей запросто мог остаться только пепел… Илен вздыхает. – Это вряд ли. Я, видишь ли, в защите разбираюсь, правда, использую для этого материальные артефакты. Но я согласен, что все в тот день пошло наперекосяк. Там все облажались, и Солея в том числе. – И ты? – Да. И я. Возможно, больше остальных. Это я привел Лампону в пещеры, ее там вообще не должно было быть. И я ведь знал о ее… проблемах. Хотя… именно поэтому я и не мог оставить ее без присмотра. Боялся, что она, не дай Мара, завернет на какой хутор и… Он проводит ладонью по лицу, и вновь устремляется по тропе. Макарий идет следом. – Ты узнал что-нибудь про… пропажу? – Начал наводить справки, но судя по всему – только зря время трачу. Опять. – В смысле? – В смысле те четверо, к кому я обратился – с вопросом, не приводил ли к ним кто-то пл… гостей Солеи на постой – все как один сделали растерянные лица. Никто не в курсе. Что у Солеи были в этот раз какие-то особые гости. И мне не кажется, что все эти меры и люди врут. На холм они поднимаются в молчании, которое уже у самых деревьев нарушает Макарий: – А она могла их, ну, просто отпустить?.. – Да боги с тобой, жрец. Конечно нет. В роще тенисто и прохладно, через некоторое время Илену кажется, что даже чересчур. – Далеко еще? – слышит он голос Макария из-за спины. – Нет. Надо только пересечь рощу. Роща эта довольно большая, и идти нужно полчаса или около того. Макарий снова обгоняет его, и Илен рассеянно наблюдает, как он шагает по подлеску. Через некоторое время он приходит к выводу, что верзила не врет по поводу возраста – такая экономность в движениях присуща старикам старше сотни лет. Потом Илен рассеянно смотрит вокруг, отмечает, что трава местами примята, будто тут кто-то ходил совсем недавно, и вскоре он понимает, что среди весенней поросли кто-то вытоптал целую дорожку. Разумеется, тут могли ходить местные, вот только дорожка эта, похоже, ведет прямиком к хибаре Солеи. Он замирает на полушаге. Не может быть. Она же мертва, мертва по-настоящему. Если только… – Тут прошел кто-то, совсем недавно, – тихо отмечает Макарий. – Трава примята. – Да. – Не думаю, что люди из той деревни искали тут трюфели. – Вообще-то деревенские могут тут ходить, только зачем? Весь здешний край даже для рыбалки с берега не годится – обрывы кругом. А лес рубить на острове запрещено, за поваленное дерево могут десять лет дать. – Кто еще знает об этом месте? Кроме тебя и покойного прелата? – Никто, – отзывается Илен. – Никто. Это было тайное место, где она любила «подумать». – Или с кем-нибудь встретиться. – Ой, прекрати. Захоти она молодого хахаля, то привела бы его в свою квартиру в городе. Уж этого никто не стесняется, просто надо соблюдать приличия. – Я вообще-то не совсем это… – Тихо! Вон дом! Деревья слегка раздались в стороны, и теперь обоим виден небольшой и неказистый домишко: фундамент, сложенный из грубого камня, почти ушел в землю, деревянные стены давным-давно облезли, и от прежнего цвета осталось лишь несколько пятен краски неопределенного цвета. Махонькие окна на фасаде прикрыты ставнями, правда, прикрыты они неплотно, а из короткой кривоватой трубы идет небольшой дымок. Илен медленно выдыхает. – То-то в роще мне показалось, что пахнет дымом, – еле слышно цедит он. – Сперва я думал, с хуторов или из деревни принесло, а тут вон что: очаг затопили. – Может, Солея продала дом? – вздыхает Макарий. – Без моего ведома? Он по документам мой, вообще-то, правда, чтоб об этом узнать, нужно зайти хотя бы в торговую палату, да еще знать, что спрашивать. Ступай тихо. Илен крадется к входной двери мимо крошечного палисадничка – буквально в пару-тройку локтей площадью. Явно что-то новое, Солея никаких цветников здесь не разбивала… Он аккуратно приподнимает связку ключей, свисающую с пояса, стараясь, чтоб они не звякали, находит нужный и вставляет в скважину. Потом пытается провернуть со всеми предосторожностями, но ключ не двигается. Илен успевает похолодеть – замок сменили! – но тут же до него доходит, что дверь, видимо, просто не заперта, потому что в другую сторону ключ вертится свободно. Только вот дверь не поддается. Илен стискивает зубы. Отлично, закрыто изнутри, видно, на задвижку или засов. Или на все сразу – их ведь там несколько. Макарий тянет его за рукав, Илен раздраженно оглядывается и видит, что верзила многозначительно шевелит пальцами. – Не сработает, – шипит он в ответ. – Она озаботилась безопасностью в свое время. Там все заговорено… – Кем? – Мной, – бурчит Илен, а потом с грохотом опускает кулак на дверь. Он изо всех сил лупит по дереву несколько секунд, а потом рявкает: – Эй, там! Открывай! Илен прижимается ухом к двери, но не может ничего расслышать, оно и понятно – дерево тут толстое, и дверь сравнительно новая, он сам заказывал ее установку… К тому же в ушах гремит кровь, то ли от ярости, то ли просто от волнения. Он снова стучит, не менее громко. Потом открывает рот, чтобы снова заорать, но тут Макарий хватает его за плечо. – Погоди. Слышишь? Там ребенок плачет. – Нет, не слышу, – мрачно цедит Илен. – Тогда подойди вон к тому окну. Илен делает несколько тихих шагов и вскоре действительно улавливает детское хныканье и чей-то сбивчивый шепот: кто-то пытается успокоить ребенка. Вроде бы женщина. Илен отпихивает ставню в сторону и пытается заглянуть в окно, но внутри довольно темно, и все, что удается увидеть – отблески пламени из очага. – Послушай, барышня, – звучно взывает он. – Я не знаю, кто ты и как тут оказалась, но рекомендую немедленно открыть мне дверь, ибо я хозяин этого домика. Я понимаю, нужда может заставить кого угодно… Макарий позади издает невнятный возглас, но Илен уже и сам слышит, как кто-то ворочает засовы и задвижки по другую сторону двери. Он парой прыжков оказывается у входа как раз в тот момент, когда створка распахивается. – Во имя всех богов, – бормочет женщина, и Илен вдруг понимает, что это пропавшая без вести Аманитис. – Это ты… Она замечает безмолвно глазеющего на нее Макария и в ужасе отшатывается, хватаясь за дверь, но Илен успевает влезть в проем, и Аманитис теперь не может запереться. Он взмахом руки приглашает коллегу внутрь, одновременно оттесняя аптекаршу в комнату, впускает Макария и аккуратно запирает дверь на засов.***
Детей, оказывается, двое. Мальчик и девочка человеческого роду, на вид – примерно двух лет. Они сидят рядышком на старой кровати Солеи за ширмой и испуганно пялятся на пришельцев круглыми синими глазенками. Илену эта малышня кажется знакомой, даже очень… – Погоди-ка, – медленно начинает он. – Это разве не та двойня, которую в позапрошлом году привезли аж из Скайрима?.. Только они раньше не были рыжими. – Я их покрасила, – хрипло говорит Аманитис. – Чтобы… не слишком бросались в глаза, если нас увидят вместе… – Как они вообще оказались… тут?! Как оказалась здесь ты?! Проклятье, что вообще происходит?! Детишки, вконец перепуганные иленовыми воплями, снова начинают хныкать, и Аманитис беспомощно наклоняется в их сторону, но не решается, видимо, сойти с места. Макарий рядом с ней шевелится, отчего девица вздрагивает, и произносит: – Кажется, нам троим надо побеседовать, но малышей лучше бы унять, пока совсем не разошлись. Аманитис, ты слышишь меня? – Я… Да. Сейчас. Только отойдите подальше, вон, к столу… – Ага, чтоб ты в окошко выпрыгнула? – ворчит Илен. Доверия к этой барышне у него ни на медяк, и рассусоливать он не намерен. – В эти окошки разве только кот пролезет, – мирно отмечает Макарий. – Но нам и впрямь следует пока держаться подальше от детей. Они явно в стрессе… – С ними все было в порядке, пока вы не начали ломиться, – огрызается Аманитис. – Сомнительно, ведь их воспитательница не в порядке. Мы подождем тут, за ширмой. – Да, а когда они уймутся, – подхватывает Илен, – будь любезна присоединиться к нам. Я жажду услышать объяснения. И давай без глупостей, Аманитис. Они с Макарием устраиваются у маленького обеденного стола, и молча прислушиваются к воркованию за перегородкой. Аманитис лопочет, сюсюкает и обещает близнецам луну с неба, наконец те затихают, и девушка выходит к «гостям». – Присаживайся, – радушно предлагает Илен, указывая на свободный табурет. – И рассказывай. Кстати, если я сейчас выйду и спущусь в подвал, я же не найду там твоего полуорка? – Четевертьорка – во-первых, – сквозь зубы говорит Аманитис. – Во-вторых, он не «мой», думала, мне больше не придется это повторять. И в-третьих – нет, его нет там. – Тогда где он? – Там же, где и последние два месяца – в могиле. Илен растерянно моргает, подбирая слова, но Макарий их находит гораздо быстрее: – Мы были в морге, где содержатся тела всех погибших в особняке прелата, тщательно их осмотрели и не нашли среди них Йамбула. Аманитис устало склоняет голову. – Вряд ли Йамбула связали со взрывом. Я его бросила в одной трущобной подворотне в Храмовом районе, ну, знаете, те кварталы, которые примыкают к внешней городской стене… Так что если его и забрали в морг, то наверное, приняли за очередную жертву грабежа и положили отдельно. Илен наконец-то снова обретает голос. – Аманитис, – тихо зовет он. – Скажи мне… Пожалуйста, скажи, что не ты устроила это… все. Солея неважно с тобой обращалась, я знаю, но ведь другие люди… Дети… Он беспомощно разводит ладонями. Аманитис горько улыбается, не отрывая взгляда от изрезанной столешницы. – Да, да, я понимаю. Я провинилась, я чуть не убила его, – она кивает на Макария, – и разрушила его часовню, так что, наверное, заслужила эти подозрения. Но нет, клянусь тебе… чем захочешь, боги, клянусь, что это не я. – Тогда кто… – Погоди, – поднимает ладонь Макарий. – Пусть Аманитис начнет с самого начала. Я предлагаю тебе поведать нам, хотя бы как ты очутилась в этом доме в компании этих детей, которых, как я понимаю, не ты произвела на свет. – Мне вообще непонятно, почему они до сих пор в Имперском городе, – хмуро говорит Илен. – Они должны были отправиться на юг еще прошлой осенью, как раз в Лейавин, насколько мне известно. Солея подыскала им там приемную семью… – Ничего она не подыскала, – фыркает Аманитис. – Это все была лажа, чтоб вы повелись. – Что?.. – Аманитис, с самого начала, пожалуйста, – напоминает Макарий. – Хорошо, хорошо… – Аманитис на секунду прячет в лицо в ладонях, а потом поднимает на жрецов измученные глаза: – Солея точно умерла? Может, она… – Мы видели ее тело. – Илен качает головой. – Ты сбежала от нее? – От нее сбежишь, как же. Аманитис обмякает на табурете, а Илен решает ждать, пока она соберется. Ждать приходится недолго, поерзав немного, она спрашивает: – Почему ты так рано ушел тем вечером? – Потому что… Знаешь, вроде это ты должна отвечать на вопросы. – Да, только я все еще пытаюсь свести воедино факты и тоже не доверяю тебе. Особенно если учесть, что ты один остался в живых из ее приближенных. – Ты вторая, – замечает Макарий. – Ты… тебя вообще не спрашивают!.. – Аманитис тычет пальцем в верзилу, обвиняющее пялясь на Илена. – Как он вообще тут оказался?! – Я его пригласил. Он помог мне… кое с чем. Ты что, время тянешь? Это ты замаралась по самое не балуйся, и я еще должен перед тобой оправдываться? – Ответь на вопрос. – Я только что ответил. – На первый! Илен выпускает воздух сквозь стиснутые зубы, а Аманитис сбивчиво тараторит: – Мы все прибыли в особняк где-то немного после полудня. Те суки сразу заперли меня в подвале, а потом через час или типа того принесли мне еды, и я слышала, как они обсуждали твой чересчур быстрый уход. Подозрительно, если учесть, что случилось потом. – Если ты собираешься обвинить меня в убийстве четырнадцати человек, включая трех детей, и разрушении имущества Культа, советую тебе хорошенько подумать перед этим. Мне приходилось бить женщин, и даже годящихся по возрасту мне в прапраправнучки, так что за мной не заржавеет вынести тебе пару зубов. – Нисколько не сомневаюсь, жрец Мары, – безрадостно скалится Аманитис. – Так все же – почему ты так скоро ушел? – Потому что Солея выгнала меня, понятно? – Илен откидывается на спинку стула и разводит руками. – Мы поссорились. Я пытался настоять на своем, и ей это не понравилось. Сильнее обычного. Она приказала мне убираться, цитирую, «из ее дома», и больше не показываться на глаза. Обещала в ближайшее время сослать меня в самую глухую деревню на севере Хай Рока, чтоб духу моего в Имперском городе не было. Приказы прелата я обычно выполняю, потому и ушел. Макарий напротив шевелится, на губах его играет легкая невеселая улыбка, очень понимающая до такой степени, что Илену тошно смотреть. Он отводит взгляд, радуясь про себя, что жрец Дракона не выдает никаких комментариев. Аманитис трет пальцы, не поднимая глаз. – Это из-за Йамбула? – Надо же, какая догадливая. Да. Из-за него. Я пробыл с этой тварью наедине очень недолго, но сразу понял, что он такое. Когда мы прибыли в особняк, и его увели, я без обиняков потребовал, чтобы Солея сдала его страже. С этим бы не возникло проблем, свидетельства прелата хватило бы, чтоб его заперли где-нибудь далеко и надолго. Но она вдруг уперлась и совсем взъярилась, когда я начал настаивать. Хочу добавить, что все ее оперативники были на моей стороне, только они не привыкли возражать начальству, оттого помалкивали и мялись в сторонке. – И ты ушел, – заключила Аманитис. – Да. Я ушел. Я решил, что ей надо остыть, хотя бы до утра, на следующий день, не сильно рано, я собирался вернуться, несмотря на все ее угрозы, и попробовать снова, но… Илен бессильно роняет руки на колени. – Я сидела в своей каморке в подвале до вечера, – медленно говорит Аманитис. – Раннего. Потом за мной пришли, велели не выделываться, но я всегда вела себя примерно в присутствии матушки… Я думала, мы пойдем в ее кабинет, но мы отправились на конюшни, меня посадили в коляску с закрытым кузовом и повезли. Прямиком сюда. Вернее, меня высадили у подножия холма и велели подниматься к роще, а потом идти к дому на ее окраине. Я осталась одна. Я подумала: что, если я сейчас сбегу? Тут есть хутора, деревни… У меня не было денег, но я бы как-нибудь выкрутилась. Я обычно умею выкручиваться. Илен молча ждет продолжения. Аманитис говорит все быстрее, распаляясь: – Я всегда делала то, что она говорит, даже если это было в ущерб мне или моим убеждениям. И в единственный раз, когда я решила поступить по совести, она немедленно приговорила меня! Полин правду тогда сказала, а я… – Что было, когда ты пришла сюда? – терпеливо спрашивает Макарий. Аманитис утирает злые слезы и шмыгает носом. – Я… я подумала, что она решила со мной расправиться. Глушь, и все такое… Но тут больше никого не было, кроме Солеи. То есть, я не думаю, что у нее кишка тонка сделать грязную работу, но обычно она поручала это кому-нибудь… Да хоть мне. Когда я подошла – у меня так ослабели коленки, что я чуть не упала ей под ноги – Солея сказала, что с нее хватит девок, которые все время ей пакостят, но я пакостила меньше других, так что заслуживаю последнего шанса. Сказала, у нее есть для меня задание, очень важное, сейчас тяжелое время, и она не может найти для него кого-то еще. Потом она повела меня в дом. И там были эти близнецы – они спали тут на кровати… – Она поручила их тебе, – заключает Илен. Аманитис кивает. – Да… Она сказала, они очень важны. Очень. Настолько, что судьба целых народов зависит от них. – Что ж не всей Империи, – хмыкает Макарий. Аманитис бросает на него сердитый взгляд. – Не смешно. Если у матушки и были неоспоримые достоинства, то это то, что она никогда не лгала в лицо. Если она сказала, что от двойняшек зависит многое, я ей верю. – Значит, ты должна была заботиться о них… сколько? Вы должны были жить в этой хижине? Как долго? – Да не знаю я! – в отчаянии говорит Аманитис. – Не знаю!.. Она сказала мне оставаться тут, здесь были запасы, и еще Солея оставила немного денег, если бы мне что-то понадобилось, мне разрешалось прогуляться до ближайшего поселения и купить, главное, чтоб дети были присмотрены. Уже стемнело, и Солея собралась уходить. Перед уходом она еще раз мне пригрозила и сказала, чтоб я следила за малышами, а она – или кто-то от нее – заглянет к нам через пару дней. А потом она ушла. – И больше не вернулась, – тихо заключает Илен. Некоторое время он собирается с мыслями. – Ты не слышала взрыва той ночью? Я не слышал, но лишь потому, что у меня спальня изолирована. Только к утру стало ясно… – Нет, я тоже не слышала. Я была так взбудоражена тогда, что подумала – не усну ни за что. Я выкупала и покормила детей, уложила их спать, а сама пристроилась у очага. Очнулась под утро на полу от голосов – на полу. Я вырубилась прямо на стуле и упала с него, но так и не проснулась… – Что было дальше? Аманитис утыкается подбородком в ладони. – Я подождала неделю. Никто не пришел, и это было странно. Когда наступил вечер следующего морндаса, я отправилась в город. Детей пришлось запереть, но они уже спали, так что ничего не случилось… хотя я вернулась только под утро. Тогда я все и узнала. В домике воцаряется тишина, и только из-за ширмы слышно сонное сопение двух малолеток. – Есть хоть какие-то догадки? – тихо спрашивает Илен. – Может, Солея сказала что-то перед уходом?.. – Ничего она не сказала. Но я и так… Илен шумно выдыхает. – Аманитис. Пожалуйста. Скажи мне. Кто это сделал? Она отзывается – слабым ломким голосом: – Кто это сделал? Йамбул. Солея. Ты. Илен замирает. – Чт… – Ты когда-нибудь давал ей некий артефакт? Такой, странный, вроде похожий на изделие двемеров? Небольшой круглый ящичек или горшочек? Внутри там что-то… неописуемое, как я поняла. Илен открывает рот, чтобы возразить, и тут же закрывает. В глазах темнеет, он едва не проваливается в обморок. Это длится недолго, в конце концов он делает усилие и приходит в себя. – Это… Я сказал ей, что даю ей его на крайний случай, – выдавливает он. – Это было давно, во время войны, она умоляла о помощи… Я думал, она давно его использовала – баронское поместье в восточном Скинграде взлетело на воздух вместе со всем талморским отродьем, которое там проживало… – Видимо, не использовала, а поместье разнесло по другим причинам. «Или артефакт оказался не одноразовым», – вдруг осеняет Илена, и на лбу его выступает ледяной пот, пока он пытается вспомнить – нашел ли кто-то что-то похожее во время раскопок, когда он работал на завалах. Если так подумать, эта штука достаточно небольшая, чтобы могла поместиться в тумбу письменного стола… Мара милостивая, но как оно туда попало, и как его активировали?.. Настолько беспечной Солея никак не могла сделаться. – Что это такое было? – подает голос Макарий. – Я… Я не знаю, – опускает голову Илен. – До конца не знаю, я лишь уяснил, что оно в состоянии высвободить магию Разрушения колоссальной мощи при определенных манипуляциях. Сам я этого никогда не делал, смоделировал в теории. Боги… Я нашел его когда-то в Морнхолде, но так и не уяснил, кто его создал. Он сделан из металла, похожего на двемерский сплав, но имеют ли к нему двемеры еще какое-то отношение… – Теперь это неважно, – бесцветно говорит Аманитис. – Важно то, что Солея угробила себя и своих людей собственными руками. – Уж ты извини, но я ни за что не поверю, что она настолько тупа, чтобы активировать взрывчатку и терпеливо сидеть, пока она сработает. Там должно миновать около десятка секунд, прежде чем рванет. – Это не она… А Йамбул. Солея оказалась настолько глупа, что дала эту штуку ему в руки. – Это она тебе сказала?! – Нет, – качает головой Аманитис. – Йамбул.***
– Где он? – тихо спрашивает Макарий после долгой паузы. – Ты что, не услышал в первый раз? Я же уже сказала – в могиле. Наверное, его давно сожгли в крематории, а пепел высыпали в Дендрарий. – И как же так вышло? Он тоже погиб во время взрыва? Хотя нет, он, видимо, успел с тобой поговорить, значит – от последствий взрыва? Аманитис рассматривает свои ладони. – Да нет… Взрывом его только контузило, а еще он шишек набил, пока падал со второго этажа – кабинет Солеи там же был. В общем, он не сильно пострадал. – Она умолкает, и хижина снова погружается в угрюмое молчание. Аманитис откашливается. – Тем вечером я послушала и почитала новости и пошла в Храмовый район. Я шла пешком от Талос-Плазы, и это было долго. К тому времени, как я добралась до… того, что осталось от особняка прелата Мары, давно наступила ночь. На развалинах все еще кто-то работал – светили факелы и эти волшебные светильники, которые маги колдуют. Я понаблюдала и решила, что мне больше нечего там делать. – Тебя не заметили? – спрашивает Илен. – Стража и рабочие – нет. Но когда я свернула в какой-то проулок – подальше от взглядов, кое-кто схватил меня и затащил в подворотню. – Йамбул… – Да, и он был очень рад меня видеть. Без шуток. – Я думал, вы с ним больше не дружите, – ровным голосом произносит Макарий. – Ну, с тех пор, как он бросил тебя раненную в том форте. Я уж молчу о засаде от твоей госпожи в Лейавине. – Видно, он был так впечатлен и восхищен своими деяниями, что это как-то изгладилось из его памяти на их фоне, – горько отзывается Аманитис. – Он облапил меня, начал тискать и приговаривать, что теперь все будет «как раньше». Как будто я заснула и увидела кошмар, вот только я не спала. Я спросила его, что случилось, и он вдруг расхохотался, так громко, что кто-то вышвырнул бутылку из ближайшей мансарды. Она снова прикрывает лицо ладонями, сгорбившись на табурете. – Я спросила его, что произошло, почему все погибли, а он тут, живой и здоровый. И он начал хвастаться, как провел старуху, как она собралась использовать его в темную, но он сообразил, что к чему, и переиграл ее. – Что он сделал? – угрюмо спрашивает Илен. – Солея в тот день вернулась к ночи – когда оставила меня тут. Она велела привести Йамбула из подвала в свой кабинет, потом приказала оставить их вдвоем. Илен ошалело таращит глаза. – Что?! Она по своей воле осталась наедине с этим выродком?! Что с ней случилось, в конце-то концов?! – Я не знаю, – качает головой Аманитис. – Йамбул решил, что она хочет к нему «подлизаться». Оказался недалек от истины. Солея якобы начала извиняться перед ним за недоразумение – как будто и не было всего этого с Полин, Флесией, и ее головорезы не разбирали в Лейавине на части двух йамбуловых дружков. Она принялась обещать ему всяческие блага, карьеру в имперской столице, и вот, говорит, даже уже нашла ему престижную работу. Короче, она хотела, чтоб он взял ту двемерскую штуку и отнес ее на одну виллу в окрестностях Города. Ему и легенду придумали – Йамбул должен был изображать из себя нового охранника, хозяин виллы как раз искал замену. Илен молча слушает, лихорадочно соображая. Итак, Солея и впрямь что-то затеяла, но никому не сказала, что именно. Аманитис продолжает: – Она сказала, что это некое старинное и сложное подслушивающее устройство, гномское. Дескать, Йамбул должен проникнуть в спальню хозяина виллы и оставить эту штуку там, только ее еще надо будет активировать. Солея даже показала ему, как примерно это делается. Илен со стуком бьет себя ладонью по лбу, а Макарий отмечает: – Кажется, она была в полном отчаянии – стала совсем неосторожной. – Ага… – кивает Аманитис и вытирает глаза. – Только… – Только Солея Йамбула недооценила, – холодно говорит Илен. – Я предупреждал ее, что он не просто головорез с садистскими наклонностями. Он несколько раз «прощупывал» мои амулеты, когда мы оказывались рядом, грубо и топорно, способности у него небольшие, но они есть. И он вполне мог отличить «подслушку» от свернутого в металлическом корпусе огненного заклятья. Это ведь и произошло, верно? – Да… Он сказал, мол, что сразу «почуял огонь», и понял, что это его шанс и сбежать, и расквитаться со старухой и ее прихвостнями. Солея решила, что договорилась с ним, встала из-за стола и пошла переговорить со своим секретарем, ну, тем стариком… – А Йамбул, не будь дурак, быстренько включил артефакт и прыгнул в окно, правильно? – Илен горько качает головой. – Во имя всех богов… Солея, как же так?.. – Действительно, – кивает Макарий. – Все это как-то странно. Что же такое произошло, что госпожа прелат стала вести себя столь неосмотрительно? Илен молча рассматривает порезы на столешнице. Макарий вздыхает. – Да ладно. Кажется, я теперь более чем в курсе ваших с ней дел. – Я знаком с Солеей – был знаком – больше сорока лет, и то не могу сказать, что был в курсе ее дел хотя бы на процентов на десять. – Илен скрещивает руки на груди. – Единственное, что я знаю – пару лет назад, или что-то около, у нее появился новый могущественный враг. Но у нее всегда было полно врагов. Любых. Так что когда она обмолвилась об этом вскользь, я только кивнул, а потом спросил, что она хочет поручить мне по этому поводу. Она попросила помощи в покупке вот этого дома. Больше эта тема никогда не всплывала. Аманитис, Йамбул не сказал, к кому матушка хотела его отправить охранником? – Нет. Она, наверное, собиралась просто сказать ему адрес… когда пришло бы время. Илен кивает. Теперь оно никогда не придет. – Так что там случилось с Йамбулом? Ты уже дважды сказала, что он подох. Как конкретно? Неужели ты сама с ним справилась? – Представь себе. Макарий поднимает брови. – Не обижайся, но… как бы это сказать… он тебе не совсем по плечу, как мне кажется… Аманитис поднимает руку и вытаскивает из заплетенных волос заколку-невидимку. – Вот. У меня таких несколько. – Она поднимает заколку на уровень глаз. – Они покрыты… специальным составом, который быстро засыхает на воздухе, и столь же быстро растворяется в крови. Эти штучки не острые, но если воткнуть во что-нибудь мягкое – в глаз, например – то могут наделать бед. – И ты испробовала такую на Йамбуле? Аманитис закалывает невидимкой прядь волос. – Когда он вывалил на меня все это дерьмо, я сначала будто окоченела. Потом стала рыдать и колотить его, он сперва смеялся, но потом ему надоело, и он решил меня немного придушить, ну, чтоб успокоилась. – Она трогает шею, но там уже не осталось никаких следов, если они и были. – Пока он сжимал хватку, все приговаривал, что я должна быть ему благодарна, ведь он меня освободил от старухи. Надо сказать, когда у меня потемнело в глазах, и дышать стало совсем нечем, мне вдруг стало понятно, что он в кои-то веки прав. А еще мне пора освободиться окончательно. Так что я исхитрилась и познакомила его с моей подружкой. – Значит, он скончался от яда, – заключает Макарий. – Что? А, нет. Этот состав не смертельный, а парализующий, так что, когда он наорался и прилег, я пошла прочь. Правда, предварительно выбила из него все дерьмо при помощи куска булыжника. – Ты забила его насмерть? – Ага, – почти равнодушно кивает Аманитис. – Жалею только, что не превратила его череп в месиво – сил не хватило, зато в лицо его бы точно никто не опознал. Илен вспоминает труп, который он видел в морге – бугая с измочаленной харей. Остатки его зубов показались ему странными тогда, не потому ли, что их хозяин был на четверть орком? Он прикрывает глаза и трет лоб пальцами. – Ладно, значит, все кончено… – Если Аманитис сказала правду, то да, – кивает Макарий, и девица тут же вскидывается. – Я не вру! Макарий смотрит на нее долгим взглядом. – Может, и нет, но ты должна понимать, что после всего верить тебе очень трудно. – Я украла у Солеи ту дрянь, ту… Маску и принесла тебе, чтоб ты отдал ее Банри и… в общем, я вернула ее, мог бы хоть какую-то скидку мне сделать, – с горечью говорит Аманитис. – И может быть, это я в конце концов погубила матушку. Она возлагала большие надежды на этот артефакт, сама сказала мне, и наверное, поэтому она решила использовать последнее средство… Илен помалкивает, но понимает, что Аманитис, скорее всего, права. Он спрашивает себя, злится ли он на Макария или саму Аманитис за «кражу» не принадлежащего Солее артефакта и приходит к выводу, что нет. Что бы ни затеяла Солея, она зашла слишком далеко со всеми этими убийствами, похищениями, пытками, кражами и прочими мерзостями. Он и она, оба, в первую очередь должны были оставаться слугами Госпожи, а уж потом все остальное… – Значит, последнее желание прелата – сохранить этих близнецов. – Он поворачивается к ширме, за которой спят детишки. – Может, есть еще хоть что-нибудь, кроме информации об их необычайной ценности для народа? Кто их родители? Я знаю только, что они прибыли из Скайрима, будучи, кажется, едва ли трехмесячными. И еще Банрион, как я понял, знакома с их матерью, не знаю, правда это, или девушка хотела просто позлить Солею. – Что?.. – растерянно переспрашивает Аманитис. – Тогда Банри знает больше меня. Солея никогда не упоминала их родителей. А… погоди. Банри ведь тоже приехала из Скайрима… Да уж. Илен лихорадочно соображает. Банрион теперь недоступна, наверняка давно месит снег на своей новой родине, а Скайрим-то большой. – В любом случае, прелат сказала, что это отпрыски какой-то ее подруги. Но это было любимое ее объяснение, когда в особняке или еще раньше – в приорате – появлялись новые дети. Это потомство ее друзей, попавших в тяжелую ситуацию, друзей друзей, знакомых, знакомых знакомых и так далее. – То есть концов теперь не найти, – заключает Макарий. – Если только спросить твою Банрион. Но ее саму еще отыскать надо. – Ой, только не говори, что не знаешь, где она, – закатывает глаза Аманитис. – Уж эти-то подробности Солея от тебя не скрывала, я уверена. Даже я в курсе, что Банри учится в той Винтерхолдской коллегии, так что она большую часть года проводит там. Илен ерзает. В Скайриме он не был ни разу, да и Винтерхолд этот находится на самом севере материка – далековато отсюда… Пока он размышляет, Макарий поднимается на ноги. – Значит, я снова зря потратил время, – произносит он, поправляя жреческий пояс. – Ну хоть слегка утолил любопытство по поводу смерти прелата из соседней епархии… Илен, спохватившись, тоже вскакивает. До него вдруг доходит, что он, по сути, надул бедолагу – если Солея намеревалась сделать эту хибару жильем близнецов, пусть и временно, она наверняка убрала все, что могло хоть как-то ее скомпрометировать. И не поэтому ли она заперлась тут после отъезда Банрион?.. – Прости, – искренне говорит он. – Я… мне правда жаль, что я ничем тебе не помог. – Зато последние недели у меня выдались весьма насыщенные. Да что там, последние полгода. – Макарий смотрит на Аманитис: – Кажется, боги предоставили тебе второй шанс, по-настоящему. Постарайся распорядиться им с умом. – Хорошо, дедуля, – бурчит та. Макарий слабо улыбается и выходит за порог.***
Илен выпрыгивает следом, все еще терзаясь чувством вины. Макарий оглядывается и мирно произносит: – Да не волнуйся ты. Я не обижен. И даже почти не расстроен. Я с самого начала знал, что тут глухо. Единственная, кто мог мне помочь – Солея, но она мертва, а даже если бы была жива, то не стала бы точить со мной лясы, а постаралась бы пристукнуть меня за то, что я вставлял ей палки в колеса. – Он умолкает на секунду, а потом серьезно говорит: – Я знаю, что покажусь мелочным и злым, но, возможно, нам всем повезло, что она… преставилась. И тебе тоже. – Я понимаю. – Илен криво улыбается. – Только заодно и повезло тем, кому Солея сильно мешала – разным личностям, пытающимся развалить Империю и Имперский культ. – Ты всерьез думаешь… – Да. Я не собираюсь рассказывать все, что знаю, но могу заверить: то, что мы делали, было важно. И кстати… – Я не намерен трезвонить о том, что узнал в морге и услышал здесь, всем и каждому. Не бойся. Если это и пойдет наружу, то не от меня. – Подозреваемых-то совсем мало остается… – Илен вздыхает. – Я и не боюсь, на самом деле. И так понятно, что трепать об этом языком – себе дороже. – То есть, детективам обо всем этом знать не обязательно. – Именно. Пусть сами работают. – Илен трясет головой. – Не дай Мара, они нашли артефакт. Если вскроется, откуда он взялся… Мне конец. – Дело-то убрали в долгий ящик, судя по всему. Но тебе, наверное, все равно лучше покинуть город… – Да. Но внезапно, как ты понимаешь, я удрать с концами не могу. Придется подумать над отходными путями. Да и помимо этого мне будет чем заняться – теперь надо подумать, что делать с последним желанием Солеи. Макарий кивает, а потом протягивает ладонь для рукопожатия: – Что ж, желаю удачи. Илен вцепляется в протянутую десницу. – Погоди! Я хочу сказать: у меня есть связи, до сих пор. Если тебе что-то понадобится… я помогу по мере сил и возможностей. – Правда? – Макарий потирает подбородок. – Тогда будь любезен, сделай одолжение. – Какое? – Напиши мне рекомендательное письмо на имя нынешнего приора Готтлсфонта. Илен моргает. – Ты все-таки решил не сдаваться. Макарий с улыбкой пожимает плечами. – У меня есть свободное время до конца лета. Надо же чем-то себя занять.