Хорошее вовсе недалеко

— Ты слышал, — Пашка кидает на стол какие-то бумаги, — у нас детдомовские учатся. Олег отрывает взгляд от экрана, на котором его персонаж в сабвей серф почти побил старый рекорд, но он тут же врезается в поезд. Вздохнув, Олег блокирует телефон. — И что? Они теперь не люди, в универ ходить не могут? — последние три недели Олег до жути раздражен. Его бесят буквально все грани его жизни, не то чтобы это новость: нелюбовь Олега к собственному существованию настолько глубоко засела в нем, что уже почти не ощущается окружающими. Однако теперь открылись новые аспекты этой ненависти: в частности, переживания на тему отсутствия любви. Олег всегда считал себя не особо романтичным человеком, которому по большей части плевать на отношения, но вот уже месяц он ощущает себя голодным до ласки псом. А все этот Разумовский, который ходит на его пары через раз, но каждый его приход как второе пришествие, Олег никак не может оторвать глаз. Сидит такой красивый, грызет карандаш. То волосы за ухо уберет, то губу прикусит. Олег его хочет. По-настоящему хочет. Снова смять его бедра, снова насадить на член. Он впервые за свою долгую жизнь специально ищет порно, специально смотрит его, чтобы подрочить. Боги, он за последнюю неделю дрочил больше, чем за прошлый год. Ему так хочется прижаться губами к мягкой коже на шее, поцеловать, вдохнуть этот невероятный запах, но все это невзаимно. Сереже не нужны отношения, а если и нужны, то с кем-то, у кого есть полный комплект конечностей. Кажется, он уже успел найти кандидатуру — по ВУЗу Олег все чаще видит его с какой-то блондинкой. Чтож, если Сережа счастлив, Олег спокоен. Что он может дать молодому парню? Ничего, конечно, так и не нужно изводить себя мыслями о том, что могло бы между ними быть. Но Олег изводит, ненавидит себя, изводит, а потом дрочит на очередной ролик, где какого-то рыжего имеют в рот. — Нет, просто ты же тоже, я думал, поможешь ребятам адаптироваться. Как тебе идея? И для кафедры плюсик к карме. А? Олег лишь закатывает глаза. И этот человек у них заведующий. Плюсики хочет получить, да уж. А об Олеге кто-то подумал? Он уже хочет возразить, хотя бы поставить Пашку перед фактом, что пока он не набежит в сабвее столько, сколько бежал Олег, перед тем, как его прервали, никаких действий он предпринимать не будет, но Пашка добавляет: — Разумовский, кстати, тоже из ваших. Знаешь, я не удивлен, мне кажется, он какой-то шуганный… Олег не слышит ничего, из того, что Пашка говорит дальше. Сережа из детдома? Надо же, Олег не думал, что между ними есть что-то общее. От этого еще обиднее, он, наверное, не от хорошей жизни по клубам таскается, как бы не заработал себе чего. Может, правда согласиться на эту авантюру? Исключительно потому что хочется помочь Сереже, очень хочется. Может, он тогда помягче станет? Может, у них получится хоть дружескую беседу завести? — И что делать нужно? — с надеждой на то, что работы будет не так много, спрашивает Олег. — После пар вы с нашей психологичкой будете с этими детками беседовать, я уже всем сказал, их там десять. Весело будет, вот увидишь! Олег тихо матерится себе под нос, открывая телефон и начиная новый забег в сабвее. Остается надеяться, что Сережа на этот непонятный тренинг вообще придет. *** Первой этот разговор начинает Лиза. Лиза — очень милая девушка. Она учится с Марго на одном потоке и иногда присоединяется к ним на вечерних посиделках. Она в их маленькой компании — единственная, кто пытается вести активную студенческую жизнь, потому по совместительству является их локальной радиоволной со всеми сплетнями и новостями. — И Ксения Григорьевна сказала, что ей будет помогать кто-то из преподавателей. Вроде из нашей кафедры. Я спросила у Леши. Леша спросил у Ани. И потом Аня через кого-то узнала, что это тот горячий препод, про которого весь второй курс трещит. Пойдемте, посмотрим, а? Сереже Лиза импонирует. Но в этот раз ее треп подхватывает Марго, и Сережа ее почти ненавидит. — Будешь до конца жизни по своему историку хандрить? — спрашивает она который раз подряд. Ему очень сложно объяснить, почему эта ситуация его так задевает, а Марго просто… будто даже не пытается понять. Говорит «ну пусть думает, что хочет, он же никому про это не говорит». А для него все не так просто. Если бы он мог забить, то не прогуливал его пары, на которых до сих пор неловко сидеть. Господи, ему все чаще мерещится, как Олег поглядывает на него украдкой. И даже если это так… он не хочет знать, что Олег Давидович думает, смотря на него. — Ну трахнись еще с одним преподом, чтоб легче стало. Она говорит это в шутку. А потом, кажется, ставит перед собой цель: все-таки затащить его на это собрание для студентов (не для того, чтобы трахнуться с преподом, нет). Сережу от этой насильной социальной адаптации уже тошнит. У них уже и так есть этот неугомонный куратор, постоянные вопросы, предложения вступить то в такое студенческое объединение, то в другое. Может, шахматный клуб? Или плаванье? А в этом году волейбольная команда новая набирается… И каждый отказ воспринимается как сопротивление, будто если Сережа не кинет этот чертов мячик в компании пяти человек, то вся его жизнь рухнет. И ведь Марго обычно разделяет его мнение. А тут и ей что-то в голову ударило. — Может, отстанут от нас наконец. А если не сходим, то куратор точно заебет, — а вот это уже звучит в стиле Марго. *** Олегу приходится поддерживать бессмысленную беседу с Ксюшей, пока они вынуждены ждать тех несчастных студентов, которых запрягли в этом участвовать. Благо тема для беседы не такая уж и нудная — Ксюша недавно завела кошку, так что Олег с любопытством разглядывает пушистый белый комок на фотках. Хорошая, может, ему тоже кошку завести, раз тепла так не хватает? Честно, он бы больше собаку хотел, большую какую-нибудь, вот только вряд ли он за ней такой угонится, да и гулять два раза в день с ней будет проблематично, может, ближе к пенсии, все равно не так много осталось. Приходят первые студентки, какие-то милые девушки, Олег видит их впервые, но они ему не особо интересны. Он здесь ради одной цели, но цель пока не спешит появляться. — Мы подождем остальных немного, но если никого больше не будет, ничего страшного, так даже лучше, — Ксюша хлопает в ладоши и ободряюще улыбается. Да уж, человек-позитив, Олегу бы такую выдержку, он бы уже давно в бизнес ушел. И тут двери скрипят, в кабинет вваливаются три новых головы. Олег готов умереть от счастья, ведь одна из них — ярко-рыжая. Но он старается не улыбаться, спокойно приветствует, даже с места не встает. Сережа, набив щеки как хомяк, неловко пытается прожевать булочку с вишней, которую с горя пришлось купить по дороге. А потому чуть не давится ей, завидев вместе с двумя девушками и Ксенией Григорьевной… Олега. Господи, он не для того прогуливает пары по истории, чтобы встретить его здесь. — Простите за опоздание, — говорит Лиза, и Сережа краем глаза замечает, как она вмиг становится будто милее. Точно. Горячий препод. Он хочет схватить Марго за руку или хотя бы красноречиво взглянуть в сторону Олега, одними губами прошептав «это он». Но Сережа ловит ее взгляд и видит в глазах напротив это абсолютно непонимающее «че он моргает?». Точно. Она же совершенно не понимает его намеки. Олег молча смотрит на эту картину, здоровается со всеми кивком. Его будто здесь быть не должно, ему кажется, он чувствует на себе пристальный взгляд Сережи и его беловолосой подружки, старается переключить внимание. Слушает, как Ксюша вещает что-то про сложности адаптации, про новые горизонты и прочее. Думает поиграть, заглянуть к своим виртуальным кошкам и их супу, но решает лишний раз посмотреть на Сережу. Красивый, смотрит отвлеченно, будто и не волнует его вовсе, что там Ксения Григорьевна вещает о взрослой жизни. — Поэтому я позвала Олега Давидовича, чтобы он поделился своим опытом с вами, — заключает она и отходит в сторону. Олег отвлекается от разглядывания своих ногтей, пора бы уже сделать маникюр, с этими любовными страданиями он совсем забыл о том, что нужно за собой следить. После работы обязательно напишет Юле. — Да, здравствуйте еще раз, — Олег встает с места, впереди стола, но тут же на него садится, — надеюсь, вы не против, что я так буду, стоять мне немного неудобно, — он зачем-то смотрит на Ксюшу, Ксюша зачем-то кивает, — Итак… А что говорить? О каком опыте? Рассказать им о том, как спалил кухню на первом курсе? О том, как купил кучу детских трусов, потому что не знал, что у них вообще есть размеры? О том, как всю зиму ходил в свитере и ветровке, потому что денег на пуховик не было, а старый внезапно порвался? О таком вряд ли им будет интересно слушать, они и без того прекрасно все это знают, а если еще нет, узнают по ходу. И что тогда? «Не будьте такими идиотами как я»? Вариант, но совсем на крайний случай. И Сережа как назло продолжает смотреть отрешенно, и зачем только пришел? — Да, как Ксения Григорьевна уже сказала, я вырос в детдоме, так что после выпуска столкнулся с рядом некоторых неудобств, — решает начать Олег с очевидного, потому что более нужные слова в голове найти не может. Слышал как-то, вроде от той же Ксюши, что для уверенности нужно фокусировать внимание на чем-то одном. Олег выбирает лицо Сережи. И после его слов, оно меняется в каком-то излишне ярком удивлении (он совсем Ксюшу не слушал?). Олег выдерживает слишком долгую паузу, руки потеют. Он замечает Сережин интерес, от чего нервничает сильнее. Ну какой из него спикер? Что он важного детям расскажет? Сереже бы все про свою жизнь рассказал, но он тут не один, это не их душевная беседа. И душевных бесед у них никогда не будет. А если не будет, может, стоит сейчас одну из них начать? Забыв обо всех, говорить от сердца, все равно он только на Сережу и смотрит. — Когда я выпустился, у меня был обычный кнопочный нокиа и один баул вещей, — начинает Олег, — Мой сосед по комнате, тот еще кадр, постоянно питался салатами из супермаркета, а у меня на них денег не было, но есть хотелось. И вот, когда яблоки и салат с помидорами надоели, я решил, что надо сварить макароны, — он прыскает со смеху, слишком любит эту историю, — я налил так мало воды, что все загорелось и весь этаж тушил пожар. Я думал, меня наругают за то, что я слишком много воды трачу, и когда моя одногруппница тыкала мне в лицо мокрым полотенцем, я понял, что ругать меня никто не будет. Уже некому, — закончив, он быстро смотрит на Сережу, потом на Ксюшу, которая улыбается. — Тебя после этого в армию выгнали? — поняв, что сказала то, что студентам лучше не слышать, она, хихикнув, прикрывает рот рукой. Олегу, в целом, нечего скрывать, так что на вопрос он решает ответить. — Нет, мне удалось подкупить комендантшу, чтобы она все уладила мирно. В армию я ушел на третьем курсе, когда пропил сессию, вместо учебы, — и совсем этим не гордится, но прятать прошлое в шкафу не хочет. Только эту часть. Смотрит с теплом на Сережу, пытаясь найти немую реакцию. Он удивлен? В шоке? Эмоции Сережи не так сложно прочитать по лицу. Он наконец-то смотрит на Олега, не прячет взгляд, не пытается сгорбиться так, словно пытается быть еще незаметнее. И, наверное, это... хорошо? Он удивлен рассказу Олега, но выглядит крайне заинтересованным. Олег, продолжая говорить, улыбается Сереже уголком губ, а тот, к удивлению, зеркалит эту улыбку в ответ. Совсем скромно, будто случайно, но одного взгляда на Сережу хватает, чтобы придать Олегу уверенности в каждом слове. Эта уверенность понятна по четкому тону в его рассказе про куртку, в его обещаниях, что готовить не так уж и сложно. Житейских советах о том, что жить дальше станет легче, главное понять, что рядом больше никого нет: ни воспитателей, которые лезут не в свое дело, ни не самых добрых соседей по комнате. В одиночестве всегда есть плюсы. — Вы не представляете, как приятно иметь душ и туалет только для себя, — смеется Олег, кажется, их беседа уже выходит за рамки официальной лишь благодаря одному чуду, — не прятать вещи от каких-то придурков, кто будет к ним совать руки, самому решать, сколько времени вы хотите не выключать свет, нужно ли вам проветривать комнату и как часто. Когда он впервые заехал в свою однушку, счастье омрачало отсутствие ноги и сиделка, которая ходила к нему раз в неделю, но даже это было мелочью, по сравнению с фильмами, которые он мог смотреть без наушников или субтитров. — Я из Питера, когда переезжал сюда, сдал квартиру девушке, она тоже оказалась из детдома, так что я отдал ей ключи за копейки. Когда она впервые приняла ванну, еще целую неделю меня благодарила, — да, потому что за те деньги, которые она платит, ей разве что предложили бы искупаться под шлангом. — Может, у вас есть вопросы? — спрашивает Олег, рассказав уже все, о чем знал. Про свою квартирантку Свету, у которой живут теперь два кота и собака, чьи фотографии он получает каждый месяц вместе с переводом оплаты. Про ужасную планировку квартиры, дешевые обои и скрипучий пол. К удивлению, вопрос задает тот, кого Олег и не мечтал услышать. — Не поверю, что Вы только один раз устроили пожар, — голос едва заметно подскакивает от нервов вначале. Ему неловко, но под конец Сереже даже удается выдержать шутливый тон. — Из-за меня уже дважды срабатывала пожарка в этом месяце. Слева от него фыркает Марго, а справа одна из незнакомых девушек возмущенно говорит «и всегда в два часа ночи!», хотя Сережа даже не знал, что они живут в одной общаге. — На третий раз мы ее заклеили, — подхватывает Лиза. — Так их было бы намного больше, — а вот это Марго говорит уже из вредности. Сережа смотрит на нее возмущенно, но тут же понимает, для чего она это делает. Привлекает внимание, чтобы он поймал ее хитрющий, о чем-то догадывающийся взгляд. Видимо, он слишком подозрительно засматривался. Лучше бы она так его переглядки понимала, ей богу. Ладно, на деле Олег только этого все время и ждал, настолько, что не замечает ни дрожи в голосе, ни чужих гляделок. Только сказать хочется: «Если вам не нравятся его пожары, отдайте его мне, у меня он точно ничего трогать не будет», но говорить такое нельзя. Олег просто смотрит на Сережу и сгорает от счастья, неужели этот очаровательный парень… «Его», ага, конечно, пора перестать строить мнимые надежды на что-то. Сережа не чей-то, он сам по себе, вряд ли такому, как он, кто-то нужен, но Олег ощущает себя зависимым от тепла в груди, которое разливается лишь от взгляда на Сережу. Он просто не может отказать себе в том, чтобы чувствовать. Это так хорошо. — После первого пожара мне запретили заходить на кухню, это было одно из условий комендантши, так что я нашел себе… друга, который таскал мне еду, — он так познакомился с Денисом. Они были очень близки, Олег сейчас даже сказать не может, было ли это до конца дружбой, уж очень лично ощущались некоторые их касания и взгляды. Но Олег так и не успел узнать — ушел в армию, — так что в универе готовить я не научился, но потом пришлось, — у сиделки, которая к нему ходила была ужасная стряпня. Ксюшу этот факт задевает настолько, что она отрывается от своего телефона. — Ты на костылях у плиты стоял? — ей, кажется, уже нет дело до формальности, она максимально расслаблена на своем месте, все проходит так, как она ожидала — Хотя, ты-то точно можешь, девочки, вы бы пробовали его красный бархат, — она тянет долгое «м» и зажмуривает глаза. Олег не сдерживается, смеется. Он красный бархат принес однажды, на Пашкин день рождения, но все до сих пор слагают про этот торт легенды. — Да, я стоял на костылях, потому что сидя до плиты не дотягивался. Я был ужасным пациентом, моя сиделка готова была визжать, — у Олега есть еще куча историй про реабилитацию. О том, как он спорил с сиделкой, женщиной средних лет, как она могла ему сказать много неласковых слов, включая и то, что Олег при таком упрямстве точно никогда снова ходить не сможет. Но эта история уже не в тему, она определенно очень мотивирует, но никакого отношения к детдому не имеет. Однако одна из девочек поднимает руку. — У Вас что-то с ногой, да? — она тут же густо краснеет, когда замечает на себе пристальный взгляд Ксюши. — Простите, просто Вы хромаете и… У Олега нет больных тем (или он упорно делает вид, что это так), он кивает Ксюше, мол, все в порядке, поворачивается к девочке. Он не смотрит на Сережу, специально не смотрит, боясь увидеть отвращение на его лице. — Ее нет, — говорит, а потом смеется от того, как это звучит, — всего, что ниже колена. Но это никак не связано с моим детством, это скорее о том, что не нужно влезать в сомнительные дела. Олег старается не смотреть, но движение сбоку проигнорировать слишком сложно. Сережа дергается, взгляд тупит и выглядит таким же смущенным, как в тот момент, когда только зашел в аудиторию. Олег этот стыд воспринимает по-своему, ему чудится отвращение на Сережином лице, неприятие. И пусть, и ладно, это уже не столь важно. Другая девочка, видимо, нарушая нервную паузу, спрашивает про торты, Олег ей с удовольствием рассказывает. О том, что дома ему было скучно и он смотрел кучу кулинарных шоу, о том, что думал поступать на кондитера, но страсть к истории ещё со школы оказалась сильнее. — Я думаю, никто не будет против, если мы собираемся так ещё через неделю? — спрашивает Ксюша уже под конец, смотрит на Олега мило, — можно даже и с кусочком торта, — очаровательно улыбается, так что Олег падает жертвой уговоров. За исключением обсуждения его ноги, Олегу впервые за этот месяц становится легче, как-то тепло, что ли? И он все думает о том, что Сережа хоть чуть-чуть узнал его как человека, а значит есть совсем небольшой шанс, что он захочет еще раз пообщаться. Но Олег старается не тешить себя надеждами, когда слишком медленно идет по коридору к выходу. Никто его не догонит, но это правильно, так и должно быть. Через неделю они все вместе выпьют чай с его тортом, там он и подпитает свою потребность смотреть в прекрасные голубые глаза. *** За то время, пока Сережа с головой погружается в размышления, уже успевает закончиться собрание, поездка до общежития, и даже прощание с Лизой, которое совершенно не откладывается в его голове. Хотя он уверен, что она трещала об Олеге всю дорогу. И только когда они остаются наедине с Марго, он видит ее хитрую ухмылку. — Ну что, он тебе тоже понравился? Сережа, как безмозглая рыба, открывает рот и закрывает. Открывает и закрывает. А потом совсем дезориентировано, будто едва осознает себя в этой реальности, говорит: — Я переспал с ним и не заметил, что у него нет ноги. Впервые на его памяти Марго так резко меняется в лице. После этого следует, наверное, одна из самых стыдных бесед в истории их дружбы. — Как можно не заметить, что у человека нет половины ноги? — спрашивает Марго в который раз. — Да не знаю! Я пьяный был! Хотя это совсем его не оправдывает. Выпил он совсем немного, для храбрости, да и коктейли выбирал такие, что от алкоголя у них один запах. Он помнит тот вечер во всех до постыдного возбуждающих деталях. Может, Сережа просто невнимательный, потому что даже после того, как Олег сам об это рассказал, он все собрание пялился на чужие ноги, но даже под его пристальным взглядом они продолжали выглядеть... нормально? Он до сих пор не понимает, какой из них нет. Сережа понимает, что у Олега протез, но в его голове никак не укладывается, как он мог пропустить это во время секса. Даже сейчас прокручивает события того вечера, и в памяти не всплывает ничего подозрительно. Он ведь лапал Олега за бедра, активно делал это же в прихожей, а в спальне (вот это да!) Олег даже снял штаны. Сережа оправдывает свою невнимательность лишь тем, что Олег брал его спиной. Может, согласись он сесть сверху, то и заподозрил, что что-то не так. В остальном их беседа с Марго носит скорее удивленно-положительный характер. А как еще! Лиза рассказывала, что у Олега Давидовича прозрачнейшая репутация, и еще ни разу даже слуха не ходило о том, чтобы он оказывал знаки внимания студентам. А Сережа взял и трахнулся с влажной фантазией половины историков (по крайней мере, тех, кто еще мог испытывать к Олегу Давидовичу что-то кроме вселенского отчаяния после очередной контрольной). Сережа же не может перестать думать о своем позоре еще несколько дней. Теперь становятся понятны слова Олега про инвалидность. Конечно, она приносит больше проблем, чем случайный секс со студентом. Потому Олег был так спокоен во время слезливых извинений Сережи. Даже если бы эта история всплыла, то его уж точно не уволили бы. Еще хуже становится, когда в своих размышлениях он заходит так далеко, что в один день замирает прям перед дверью в кабинет истории. В голове лишь одна мысль «точно, табурет». Олег сел, чтобы снять обувь, потому что с протезом это сделать не так просто. А Сережа что? Полез ему сосать. Господи, о чем он вообще думал? Что это стульчик для минета? Ему становится так неловко, что он в этот же момент разворачивается на сто восемьдесят градусов, неловко врезается в кого-то из одногруппников и уходит. Простите, Олег Давидович, он очень хотел прийти сегодня на пару, но не судьба. Сереже требуется целая неделя, чтобы, наконец, успокоиться. Марго подкалывает его первые три дня, потом честно пытается успокоить. Да ладно тебе, Сереж, с кем не бывает? Ну не заметил отсутствие половины ноги у своего препода, пока отсасывал ему. Да у каждого второго такое случается. Марго отвратительно успокаивает. Но следующее собрание он не пропускает. Кажется, это единственная возможность увидеть, как Олег так тепло улыбается, шутит и рассказывает всякие байки. Сережа, к своему стыду, даже пытается чуть принарядиться. Не знает, для чего. Просто… может, Олег посмотрит на него лишний раз? Сережа ни на что не рассчитывает, но поймать чужой взгляд было бы приятно. В этот день он вытаскивает из шкафа черную широкую (говорит, что оверсайз, но это не так) рубашку с коротким рукавом и брюки, которые они с Марго выдрали из секонда перед учебой. Ему приходится уговорить соседку Марго погладить ему одежду (утюга у них нет, да и Сережа не пользовался им ни разу), а потом всячески игнорирует все взгляды подруги, пока она наблюдает за тем, как он крутится возле зеркала. Такая одежда ему все-таки идет, может, он зря забил на свой стиль и иногда принаряжаться не будет лишним. *** Как проучить Пашку, Олег понимает сразу — приносит торт и громко говорит: «Это не тебе». Пашка весь день смотрит на коробку огромными щенячьими глазами, но Олег остается непреклонен. Он пораньше уходит с кафедры, помогает Ксюше поставить парты в кабинете так, чтобы это напоминало стол. Где-то на кафедре дизайна, кажется, у Кати, Ксюша нашла чайник, там же и целую коробку разных чаев. Олегу остается только ждать, когда придут все. И все приходят постепенно, но, что удивительно, вовремя. Олег улыбкой приветствует девочек, а вот на Сереже задерживает взгляд. Он издевается? Такой красивый, с ума сойти. Его прекрасные, идеально ровные черты лица, его веснушки, которые, к счастью, не успели сойти, и, боги, рукава этой рубашки короткие, а значит можно видеть веснушки не только на щеках. И Олег постыдно залипает на Сережины предплечья, пока Ксюша режет и раскладывает по салфеткам торт. Она против пластиковых тарелок, в целом против пластика, на их небольшую группу она принесла каждому по восковой салфетке в подарок. Олег слабо себе представляет для чего это, но как-нибудь позже узнает. Сейчас он настолько занят Сережей, что не замечает, как вслух говорит ему: — Хорошо выглядишь, — и потом постыдно молчит, не понимая реакции. Щеки Сережи вмиг теплеют от такого внимания, и он совсем тихо говорит: «спасибо», но этого ответа Олег не слышит. Ксения Григорьевна начинает тему праздников, рассказывает историю из своей жизни. В детдоме она тоже была, но не такой большой период, как все остальные. Ее родители разбились на машине, бабушка долго не могла оформить опеку. И все же, жить с бабушкой не значит жить с родителями, так что какой-никакой общий опыт у них есть. Пока Ксюша рассказывает, Олег пытается вспомнить, что еще интересного происходило в его жизни. Ничего? Ну, как-то они с Денисом пьяные гуляли ночью по Питеру, держась за руки, где-то в подворотне их нашли два не особо умных мужика, полезли с кулаками. Мужики остались без зубов и носов, а у них с Денисом в лучшем случае было пару синяков. Но при всех такое не расскажешь, тем более когда, вот уже которую минуту, на него так любовно смотрит одна из девочек. А лучше бы так смотрел Сережа. Но он тихо сидит, о чем-то шепчется со своей подружкой. Приятно, что торт уминает, видимо, очень нравится. Истории про праздники Сережа слушает вполуха. Для него самым интересным сейчас является торт. Господи, какой же он вкусный. Сереже кажется, что он готов расплакаться, потому что это самое лучшее, что он ел в своей жизни. Коржи мягкие, почти тают на языке, и крем не тяжелый, маргариновый, а воздушный. С приятной кислинкой, которая идеально сочетается со сладостью теста. Ни на один праздник в детдоме такого не было. Хотя то, чем их кормили, даже тортами назвать сложно. Сухое тесто с привкусом горького какао, между которым слой взбитого масла. В подметки не годится тому шедевру, который у него сейчас во рту. Ему даже стыдно не будет, если он сейчас начнет постанывать от удовольствия. Потому что все звуки, которые он сейчас будет издавать, полностью оправданы этим восхитительным вкусом. — …они мне мешок конфет подарили, а девочкам из класса, всем, куклы. Девочки смеялись, как бешеные, ей-богу, что у меня подарка нормального не было, а я думала, это потому что я виновата. В смерти родителей, ага, в плохой работе деда, — Ксюша не жалеет подробностей, все как на духу изливает и меняется в лице каждый раз, когда говорит что-то новое. — У нас из подарков были, разве что, мандарины, — замечает Олег, скорее из вредности, уж очень слезливо звучит Ксюша с этой историей про кукол, будто конфеты — плохой подарок. Олег в детстве за них бы душу продал. За них и за собаку. Но, вообще, Олег все эти праздники мало любит, даже день рождения свой не празднует, хоть и Юля который год пытается его переубедить. А к чему все это? Лишний повод для радости? А зачем для нее вообще поводы искать? Если хочется, он может позвать к себе Юлю в любую минуту, для этого не нужно придумывать какие-то там даты. А потом речь заходит о дне святого Валентина, и становится как-то плохо. — В школе Валентинки мы не дарили, зато в универе было, — Олег вспоминает, как сильно его бесил этот день, как бесят все возможные праздники, но этот конкретно — невыносим. Единственный день, в который он получал столько внимания, что становилось стыдно. Ну куда все это ему? Чем он заслужил? — Я получал так много открыток, что у меня не закрывался ящик в столе — выкидывать их было жалко, девчонки старались же, — у Сережи, наверное, тоже так было. Он такой красивый, ни одна девчонка такого не упустит. И почему только он тогда решил, что уедет с Олегом? Может, захотел чего-то нового? Теперь вряд ли так делать будет, Олегу кажется, он этот урок на всю жизнь запомнит. А Сережа думает: почему с каждым днем Олег становится все лучше в его глазах? У этого мужчины вообще есть недостатки? Умный, красивый, забавный, обходительный, а какой заботливый… Так еще держит идеальный порядок в квартире и готовит лучше, чем в ресторане (хотя Сережа в ресторане никогда не был). Неудивительно, что девочки еще со студенческих времен были от него без ума. Сереже даже неловко становится. Он думает о том, что у Олега, наверное, были десятки очаровательных девушек и юношей. Да хоть сейчас оглянуться: сколько студенток, молодых и очень красивых, смотрят на него, вздыхая. Сережа на их фоне… вообще никакой. Ему даже валентинки эти за всю жизнь дарили лишь дважды. Марго, которая сделала очень кривое, уродливое сердечко из желтого картона (но Сережа был ей очень благодарен), и кто-то один раз оставил открытку на парте. Кто это был, Сережа так и не узнал. Честно думал, что это Марго его решила так подбодрить, но с учетом того, что валентинка не вызывала желания сочувствующе улыбнуться и спрятать ее подальше, это точно была не она. Сережа себя надеждой не тешил: та лежала даже не подписанная, так что ее, скорее всего, кто-то забыл. И на фоне того неудивительно, что он решил лишиться девственности с первым встречным. Сережа знал, что выглядит… странно. Он не страшный, конечно, но и симпатичного в нем мало. Мог бы вытянуть харизмой, да характер у него, в принципе, на любителя. Сережа никогда никому не нравился, и, честно говоря, он людей в этом не винит. Ему бы такой, как он, тоже навряд ли приглянулся. — Новый Год, — неожиданно говорит Марго сбоку, и Сережа только сейчас понимает, что очередь рассказывать дошла до них. Точно. Ксения Григорьевна попросила поделиться самым ярким воспоминанием о каким-нибудь празднике. — Когда мне исполнилось десять, мой первый детдом закрыли и нас всех раскидали по области, где место было. Это произошло перед Новым Годом, и я помню, что целый месяц до этого учила огромный стих для утренника, а здесь мне его запретили рассказывать. Уже не помню, из-за чего именно, но для меня это тогда стало настоящей трагедией, и я не захотела идти на утренник. Ругалась со всеми, другим не давала собираться. В итоге воспитательница не вытерпела и выгнала меня в коридор, чтобы я с такими же истерящими постояла. А я на тот момент всего неделю, как попала туда, и ни с кем толком не успела познакомиться. И тут меня поставили в угол рядом с мальчиком, у которого была ужасная истерика из-за того, что он хотел быть лисой, а не собакой или зайчиком, — Марго чуть улыбается, мельком взглянув на Сережу, и он недовольно цыкает на эту историю. Обычно он был очень спокойным ребенком, но, видимо, в тот момент искренне не понимал, почему девочки — красивые лисы, а ему дают ободранные заячьи уши. — Он так долго и громко плакал, что я уже не вытерпела и отдала ему свой хвост. И он еле как успокоился. В общем, мы так и подружились. И я перед выпуском смогла выпросить у воспитателей фотографию с того Нового Года, так что у меня до сих пор есть снимок, где Сережа весь зареванный стоит в заячьих ушах и с лисьим хвостом. Удивительно, но у Сережи тот день почти не отпечатался в голове. Он помнит, почему начал дружить с Марго, но, если бы она не рассказала, он бы уже и не вспомнил ни про истерику, ни про лисий хвост. Честно говоря, его поражает то, что из всех праздников в детдоме этот запомнился ей больше всего. Остальных эта история тоже заставляет замереть, так интересно и от души Марго рассказывает, никто и не ожидал, что она хоть слово скажет. Олегу казалось, она не в восторге от мероприятия, что в первый раз, что сейчас, хмурит брови и смотрит тяжело. А оно вот как, у всех есть теплые воспоминания. Олег бы посмотрел на фото Сережи, уверен, тот был очаровательным ребенком, даже когда плакал. Олегу почему-то эта история сильно нравится, остается теплым на душе, на лице рисует улыбку. — Первое мая, наверное, — говорит Сережа, когда до него доходит очередь, и тут же ловит несколько недоуменных взглядов. — Нам спонсор в честь праздника новый компьютер привез вместо той советской коробки, которая постоянно перегревалась и выключалась. И я на нем уже Пайтон начал учить. После душещипательной истории Марго это звучит, конечно, сухо. Но Сережа — ботан с одной единственной подругой, а праздники в его голове знаменовались только выходными, да натянутыми улыбками для людей, которые решили сыграть в благотворительность. И не то, чтобы Сережа не любил праздники, просто… в детдоме они казались серой кляксой, размазанной по желтеющей бумаге. Он хочет строить новые воспоминания, да, с дешевым тортом из супермаркета, да, все еще с одной подругой, но независимо. Так, как он этого хочет. И, если он захочет, то будет отмечать каждый день железнодорожника и столетия чего-нибудь. Сережин ответ Олега тоже устраивает, тоже кажется каким-то душевным. Олег видит в этом что-то знакомое. Он сам день рождения любил только за то, что оно в марте — на улице теплеет и можно с пацанами гонять в футбол. Спросить бы напрямую, вдруг у них мнения на эту тему схожи, но лезть как-то боязно. Сережа, пусть и не выглядит так враждебно, как его подружка, по всей видимости, не особо горит желанием сыпать откровениями. Такими, что сердце заводится. А Олег уверен, у Сережи они есть, без них бы и человека не было. И пусть даже они все про компьютерный код будут, про то, как он впервые единицы и нули понимать начал — главное с восторгом. Олег бы об этом все время слушал. После них еще одна девочка (ее, кстати, зовут Аня, и это ее Сережа, оказывается, будил своими пожарами) рассказывает про свой день рождения, а после они начинают потихоньку закругляться. Под конец Сережа чувствует себя хорошо. На душе легко, все улыбаются, и даже у него хватает смелости, чтобы ответить на чужой комплимент такой же приятностью: — Это было очень вкусно. Честно я ничего лучше в жизни не ел, — говорит он Олегу и улыбается совсем скромно. Олег забывает, что хотел сделать. Не успевает на комплимент ответить — Сережа уходит, только спину его удается проводить голодным взглядом. «А ты лучшее, что я видел», — проносится в пустой голове.