Хорошее вовсе недалеко

Сережа не убежал. Это Олег понимает, когда просыпается от звука сирены в ушах, а видит перед собой рыжую макушку. Сережа спал с ним всю ночь. Ого. Олег аккуратно садится, старается не разбудить Сережу. Тело приятно расслаблено после вчерашней ночи, но вся нега исчезает вместе с осознанием. Какой же пиздец вчера был. Так и хочется дать себе подзатыльник, ну почему ты ему ответил? Неужели так мало мозгов? И вместе с тем, Олегу приятно. Он мечтал об этой близости столько месяцев, а получать желанное всегда хорошо. Остается надеяться, что Сережа того же мнения, потому что ночью… Да, ночью он был вполне заинтересован.  Олег садится на постели, тихо ругается под нос — почему он по пояс голый? Повезло, что проснулся раньше Сережи. Резкими движениями ищет на полу протез, не особо парится над тем, что уже натер себе ногу — слишком часто носит. Врач говорил, что хотя бы дома надо давать себе отдых. Олег пытается, но огромное зеркало в коридоре, мимо которого ему каждый раз приходится прыгать на костылях, не дает этого делать. Да, отвращение — привычное чувство, с которым можно жить, но не когда отвращение ты испытываешь от собственного тела. Потому Олег поскорее спешит одеться. Ему нужно в душ: он потный и, боги, со спермой на лице. Но сначала он курит, всегда курит после кошмаров. Это уже условный рефлекс. Оно, конечно, не помогает забыть ужасные крики и вой, но иллюзию спокойствия создает. После, наконец, идет в душ. Перед уходом убирает стул из ванной, вспоминая, что Сереже еще мыться. Закончив со всей отвратительный рутиной, Олег еще раз заходит в спальню (будто Сережа за это время мог куда-то исчезнуть), накрывает Сережу одеялом, целует в лоб и уходит на кухню. Наконец он может приготовить им сладкие тосты и кофе, как и обещал после первого раза. *** Сережа совсем лениво разлепляет глаза. Это оказывается намного труднее, чем он ожидает. Общажная кровать кажется такой удобной, как никогда прежде, потому приподнять голову для него становится целым испытанием. Взгляд совсем размытый после сна, упирается в потолок, и Сережа не знает, спустя сколько времени в его голове звучит: какого— Он точно не в общаге. Еще одной секунды тяжелых мыслительных операций хватает на то, чтобы понять, где он. Он абсолютно точно в квартире Олега. Сережа приподнимает край одеяла, надеясь, что картинки, постепенно мелькающие в голове, всего лишь остатки сна или очередной фантазии, и стонет от разочарования. Он точно в квартире Олега и абсолютно точно голый. Сережа накрывает лицо подушкой и беззвучно кричит в нее. Он же обещал вести себя прилично в присутствии Олега. Обещал, что такое больше никогда не повторится. Он несколько месяцев умирал от неловкости, ради чего? Чтобы вновь пьяным залезть на Олега? Боже. И как назло, кажется, в этот момент внутри него переключается какой-то рычаг, из-за чего воспоминания обрушиваются новой волной. Он почти не помнит, что происходило в промежуток между уходом Марго и приездом в квартиру Олега. Зато все, что было потом — прекрасно. Как он нагло повалил Олега на кровать. Как оседлал его бедра и полез вылизывать шею и грудь. Как скулил под чужим ртом (это воспоминание обдает еще большим жаром). И как Олег взял его между бедер. Сережа опять просил его трахнуть? Он точно не помнит, но уверен, что да. Сережа не представляет, что ему делать. Идея сбежать выглядит, конечно, очень соблазнительно. Но что делать, если Олег поймает его во время такого побега? Это слишком унизительно. Он перебирает все возможные варианты в голове, но понимает: он не сможет уйти просто так. Значит, нужно собрать в кулак всю смелость и встать. Сережа садится на кровати. Но стоит ему убрать одеяло, как он, опустив взгляд вниз, видит белесые потеки от спермы на внутренней части бедер. Сережа краснеет против воли и думает: может, все-таки попытаться удушить себя подушкой? Нет. В этот момент он понимает: ему по судьбе приписано пройти эту тропу позора, потому Сережа, укутавшись в одеяло (слава богу, длина позволяет спрятать ноги), идет искать Олега. Тот, впрочем, находится легко. Сережа, шлепая босыми ногами, заходит на кухню, и первое, что бросается ему в глаза — волк. Не настоящий, но даже настоящий удивил бы его меньше. У Олега на всю спину набита волчья морда. И это… неожиданно красиво. Сережа обычно очень предвзято относится к подобному украшению тела, да еще в таких формах и размерах, но на Олеге она выглядит органично. Вот он напрягает спину, мышцы играют под кожей, и рисунок движется как живой. Будто смотрит прямо на него. И у Сережи дрожь проходится по ногам. Его беспокоят только два вопроса: «почему это так сексуально?» и «как я раньше этого не заметил?». Олег слышит топот еще из соседней комнаты, когда окунает очередной кусок хлеба в смесь из яиц, молока, сахара и корицы. Готовые тосты уже красиво лежат на отдельной тарелке, остается два кусочка перед тем, как Олег перейдет к кофе. Он все ждет, когда же Сережа, судя по шагам, дошедший до кухни, что-нибудь скажет, но из звуков в комнате — только шкворчание масла на сковороде. — Доброе утро, — Олег поворачивается сам, улыбается. Сережа стоит перед ним только в одеяле, его волосы растрепаны, глаза заспанные. Такой уютный, даже жалко, что с кровати поднялся, надо было его там застать вместе с завтраком. Олег уже хочет подойти ближе, может, мазнуть быстро губами по щеке, но вовремя себя останавливает. Сережа вообще в порядке после вчерашнего? — Ты как? — Олег укладывает руку туда, где у Сережи должно быть плечо под одеялом, и заглядывает в глаза, надеясь увидеть хоть какой-то намек на реакцию. Злость? Обожание? Хоть что-то, что даст Олегу понять: продолжать ненавидеть себя или можно отложить в ящик. — Доброе утро, Олег Давидович, — выдает Сережа с запозданием. Блять. Это так ужасно тупо, что Сереже становится плохо от самого себя. Он чувствует, как стремительно краснеет, и очень жалеет, что нельзя обернуть время вспять. Желательно на восемнадцать лет назад, чтобы он прожил эту жизнь как человек, а не ходячее недоразумение. — Я нормально. Можно в душ сходить? Он хотел попросить полотенце и что-нибудь, что можно надеть на первое время, потому что… господи… Сережа вспоминает про рубашку Юры и всем сердцем надеется, что на ней нет ничего компрометирующего. Вдруг на ней следы спермы? Он сможет их отстирать? Какой кошмар. — Нет, Сергей Викторович, здесь ванна с туалетом только по талонам, — смеется Олег. Сережа, наверное, единственный, кто после того, как кончил кому-то на лицо, называет этого человека по имени и отчеству. Ну что за кадр? Сережа весь на нервах, не понимает, что сам говорит, а все слова Олега тем более воспринимает в штыки. Он всего лишь шутит, а Сережа на секунду искренне верит, что не сможет сходить в ванну. Так и смотрит совсем побитым взглядом, от которого у Олега в груди щемит. — Сейчас, — приходится выключить плиту и оставить недожаренный тост на сковороде, — пошли, я тебя провожу. Они идут до ванной, Олег показывает, где лежат полотенца, где его самая маленькая по размеру одежда, которую можно надеть после. Пока Сережа моется, Олег заканчивает с завтраком и все думает над поведением Сережи. Он странный. Нет, не потому что любит спать со своим преподом почти вдвое старше, он просто не вписывается ни в один из шаблонов в голове Олега. Он идет в постель с кем-то, кого знает меньше суток, а потом убегает, будто его и не было, со слезами на глазах извиняется за все, а теперь, когда между ними секс был уже во второй раз, он заминается и выдает нечто подобное. Ему не хотелось во второй раз? Почему он не говорит? У него вообще были отношения до этого? Нет, явно были, но насколько обширный у него опыт? Он кончил вчера так сильно, лишь от того, что Олег взял в рот его член, даже не сосал. Это от алкоголя? Или Сережа просто не понимает, как себя вести? И какая-то часть Олега полностью за эту теорию, а какая-то сильно против. Это все Олегу кажется, потому что Сережа ему нравится, потому что он хочет видеть Сережу таким каждое утро, а не случайно один раз в жизни. И вот когда Сережа садится за стол, а Олег ставит всю еду перед ним, повисает тишина. Самой дурацкой идеей будет обсуждать это за столом, но Олег начинает: — Если тебе что-то не понравилось, пожалуйста, скажи. Я про ночь. Мы были пьяные, что-то могло выйти за рамки. Если ты жалеешь, я пойму. Тосты Олег делает и правда вкусные, оттого Сереже вдвойне обидно, когда он чуть не давится одним из них. Его единственная задача сейчас — не сморозить глупость, пережить завтрак. А по итогу он краснеет под ожидающим взглядом, перебирает все возможные слова, правильные ответы. Но эта та ситуация, в которой правильных вариантов просто нет. — Мне все понравилось, — роняет он и тут же затыкает себе рот тостом. На что ты надеешься, Сережа? Олег ведь не зря такие вопросы задает. Он-то точно жалеет об этом. Сережа же на него натурально лез, как можно было подумать, что ему не понравилось? Это полный провал. Но Олег спокойно кивает. Он не злой, задумчивый. Мешает ложкой кофе, хотя весь сахар там давно уже растворился. — Мне тоже понравилось, — это выяснили. На душе спокойнее, но это далеко не единственный вопрос, который беспокоит Олега. — Сколько у тебя вообще было мужчин? — и тут же понимает, насколько это отвратительно звучит. — Я не хочу тебя задеть. Просто ты ведешь себя странно, и я никак не могу этого понять. Сережино настроение заметно ухудшается, потому что он понимает, почему Олег задает этот вопрос. Конечно, Сережа ведет странно. Наверное, со стороны он выглядит как человек, который совершенно не разбирается в своих половых связях. При этом еще напивается до нестоячего состояния, а потом цепляет первых встречных. А Олег, как ответственный взрослый, сейчас будет объяснять ему, что так жить нельзя. А Сережа думает: сколько ему прибавить? Два? Шесть? Десять? Он ужасно боится, что Олег ему не поверит. Почему-то прослыть в чужих глазах вруном кажется еще обиднее и позорнее. — Были. Пять, — говорит резко, с надрывом. И самому стыдно от того, насколько лживо это звучит. — Вроде. Я не помню. Вроде? Как можно о таком не помнить? Только если ты пьешь как не в себя, и постоянно просыпаешься в чужих постелях, не разбирая лиц и имен. Ужасно. Сережа чувствует, что закапывает себя еще глубже. Он прям-таки мечта для рэкетиров из 90-х: ему даже лопата не нужна, он и без нее, на словах прекрасно выкопает себе могилу (из стыда и позора). Нет, так дальше точно нельзя. И Сережа прячет в ладонях свое пылающее от смущения лицо (жаль, его краснючие уши все же сдают его). Олег сразу чувствует что-то неладное. Не может парень в восемнадцать лет не знать, со сколькими людьми он спал, если только речь не идет о нескольких сотнях. Но Сережа называет небольшую цифру и мнется. Олег не хочет делать поспешных выводов, но ему кажется, Сережа врет. Он пытается заглянуть в чужие глаза, но Сережа опускает голову еще ниже. — Прости. Ты только не смейся и, пожалуйста, поверь мне, — наконец, говорит Сережа. Делает глубокий вдох. — Ни одного. Вообще. Ни мужчин, ни женщин. У меня вообще ну…ничего не было до тебя. Вот и признался. Ему сейчас так нервно, что, кажется, стошнит. Он знает, что это звучит не особо правдоподобно. Ну какой девственник будет ехать домой к незнакомому мужчине, чтобы потрахаться и сбежать? Но Сережа все равно надеется, что Олег поверит ему. Правда поверит, а не промолчит, сделав вид, что все нормально, а сам будет думать «кого этот ребенок пытается обмануть?». — Зачем ты убежал тогда? — Олег искренне не может этого понять. Потому что испугался? Пожалел? Может, в самом Олеге дело? Но в это верить не хочется, да и после вчерашней ночи довольно трудно представить. И что в итоге? В итоге, Сережа ничего не отвечает. Сидит, прижав руки к лицу, хорошо, что не всхлипывает. Олег решает, что так долго продолжаться не может, встает, подходит к Сереже. Тянет его к себе, поднимая со стула, убирает руки с его лица, на свою талию, а лицо за подбородок поднимает на себя. Сережа краснее рака, а кожа у него впервые такая горячая. — Ну и дурак же ты, — тепло смеется Олег, — нашел, где приключения искать, — свободной рукой он аккуратно убирает за ухо рыжие пряди. А если бы к нему подсел какой-нибудь придурок, который решил бы, что очень хорошо будет взять милого парня на сухую? А если бы кто-то, кто Сереже оказался не очень симпатичен, потащил бы его силком в туалет? Это почти случилось вчера, так что такой вариант представляется Олегу ярче всего. И ему совсем не нравится. Но он сдерживает себя от чтения нотаций, наверное, если Сереже так стыдно, он полностью понимает свои проколы и напоминать о них ему не за чем. Так что Олег просто его обнимает. Прижимает к себе, гладит по спине, волосам. Хороший, такой хороший мальчик, а еще кажется таким крохотным сейчас, что в руках поместится. — Надеюсь, ты ушел тогда, не потому что тебя разочаровал первый раз, — смеется Олег ему на ухо. Если бы разочаровал, он бы не остался здесь и сейчас, верно? Может, все не так уж и плохо? Может, они просто друг друга не поняли, вот и случилась вся это неразбериха. Но теперь-то все иначе, да? Сережа с ним рядом, Сережа никуда не спешит. И Олегу так спокойно от того, что нет никаких свиданий и флиртов на вечеринках, хотя Сережа вполне мог. Олегу почему-то кажется, что это все взаимно. Сережа вот-вот расплачется от облегчения. Он так сильно боялся, переживал все это время, а Олег лишь нежно гладит его по спине — и тревога, тянувшая его все это время вниз, наконец исчезает. Ощущение, будто даже дышать становится легче, и Сережа крепко обнимает Олега в ответ. — Тот раз был… — Сережа сглатывает чуть нервно, но быстро убеждает себя, что он может говорить обо всем честно. Черт возьми, они переспали уже дважды, и мир не рухнет, если он честно расскажет, как ему было хорошо, — …замечательным. Я его много раз вспоминал, — дрочил, представляя, как ты насаживаешь меня на пальцы и свой член, а потом делаешь все, что шепотом обещал на ухо, хочет сказать Сережа, но это слишком стыдно. — Это было даже лучше, чем я представлял. В конце он признается совсем тихо, потому что это самая чистая правда. Потому что ни в одной фантазии ему не было так хорошо, как наяву с Олегом (и под ним). И Сереже кажется, что он все еще спит, потому что он точно слышит, как Олег говорит: — Хочу тебя поцеловать. Сережа поднимает голову вверх. Смотрит, почти неверя, и кивает. Ему так хорошо от этого сильного, трепещущего чувства внутри него, что он не видит ни одной причины отказывать Олегу. Берет в ладони чужое лицо и целует со всей нежностью и благодарностью, на которую способен. Сережа жмурится счастливо, ощущая чужие губы, и думает, что в трезвом виде это даже в сто раз лучше. Отстраняется лишь на секунду, чтобы сделать глоток воздуха, и взглянуть ему в глаза. Есть в этом ласковом, пронзающем взгляде что-то, из-за чего мурашки бегут по спине. Одного поцелуя ему недостаточно. И Сережа делает шаг назад, одной рукой нащупывает сзади поверхность стола, и садится на нее. Хочется, чтобы Олег был ближе. Чтобы гладил его лицо, встал меж разведенных ног, и Сережа смог облепиться вокруг него как осьминог. И, возможно, это совсем нагло, но он хочет почувствовать, что его любят так же сильно, как хотят. Но Сережа на такое не претендует. Пока его целуют и держат в руках — ему все нравится. Слабо верится, что это реальность, но Олег ощущает поцелуй слишком остро, а значит это именно она. И она прекрасна. Потому что Сережа в его руках теплый, податливый, потому что он говорит все, о чем Олег и мечтал. Он лишил этого мальчишку девственности, а мальчишке понравилось. Понравилось. И Олег целует так, чтобы и это понравилось тоже. У него от алкоголя будто включается новый режим открытости, но сейчас он пытается включить его на трезвую голову, потому что пить им с Сережей больше нельзя, по крайней мере, не после всего, что было прошлой ночью. — Я думал, я тебе противен, — замечает Олег в перерывах между поцелуями в открытую шею. Боги, все гораздо проще, чем Олег думал. Им просто нужно было все обсудить, а не воротить носы и просить «все забыть». И почему только Олег поддался Сережиной импульсивности? Так глупо и совсем не по-взрослому. Но у Олега будет достаточно времени, чтобы наругать себя позже, сейчас он целует Сережу, гладит его бедро, залезая под ткань слишком длинных для него шорт. Вот так правильно, даже несмотря на то, что Сережа своей задницей уселся на стол, за которым надо есть. И если Олег надавит сильнее, повалив Сережу на спину, Сережа опрокинет две кружки с кофе. — Если ты хочешь, мы можем уйти в спальню, — шепчет Олег, уже откровенно лапая бедро Сережи с внутренней стороны, — ты же никуда не спешишь? К друзьям или в общагу? Сережа чувствует горячую ладонь на бедре и едва сдерживает желание передвинуть ее повыше. Как хорошо быть восемнадцатилетним, когда даже после убойной дозы алкоголя, наутро ты чувствуешь себя прекрасно. Он предвкушающе улыбается, но, когда Олег говорит про общагу и друзей, в голове что-то щелкает. — О Господи, — шепчет Сережа и, прося прощение, спрыгивает со стола. Наверное, только на несуществующего Бога ему и остается надеяться, потому что веры в то, что его выходка прошла мимо его друзей, нет. Он уехал из клуба с Олегом, не предупредив ни Юру, ни кого бы то еще. А зная, каким нервным он становится в таких ситуациях, Сережа боится, что Юра поднял на уши всех, кого можно (и нельзя, скорее всего, тоже). Телефон он находит в кармане джинсов. Беззвучный режим, конечно же. Как могло быть иначе? Циферка, показывающая количество пропущенных звонков, его откровенно пугает. Потому в мессенджеры он даже не лезет. Вместо этого, тяжело вздохнув, Сережа нажимает на нужный контакт. Он смотрит на Олега, который стоит в дверном проеме, и хлопает по кровати возле себя (страх неминуемой смерти заставляет его действовать очень нагло, вон уже ведет себя, будто это его кровать), прося сесть рядом. Гудки заменяются тихим шумом, и Сережа совсем боязливо говорит: — Алло? — Я тебя нахуй убью, — Марго говорит совершенно спокойно, но так громко, что Сереже, зажмурившись, приходится убавить звук. — Ты где? — Со мной все хорошо, — он пытается придать своему голосу уверенность, но получается совсем нервно. — Ненадолго, — обещает она. — Сережа, это пиздец. Я прихожу в твою комнату утром. Сосед говорит, что тебя не было всю ночь. А Юра, оказывается, самый первый вчера уехал. Ты там на чье попечительство остался? Сережа поглядывает на Олега. Марго хоть и знает обо всех его душевных терзаниях и том, кто стал их причиной, но говорить сейчас «я опять переспал с Олегом» кажется очень неуместным. — Марго, я в порядке. Потом все объясню, хорошо? — он вкладывает в свой голос столько уверенности, что подруга лишь вздыхает. Она тихо отвечает: «Хорошо», и в трубке тут же звучат гудки. Да, ему точно сегодня не поздоровится. Но, впрочем, это звучит как отличный повод не возвращаться в ближайшие несколько часов в общежитие, не так ли? — Кажется, мне нужно где-то отсидеться до вечера. Он чуть смущенно заправляет прядь за ухо и, с улыбкой поглядывая на Олега, добавляет: — Так что я теперь точно никуда не тороплюсь. Как бы Олегу ни было неприятно от того, что на Сережу кричат, ему важно знать, что у Сережи есть кто-то, способный о нем беспокоиться. У Олега на первом курсе, да что там, все время до встречи с Юлей, был только он сам. — Мы можем закончить завтрак, — усмехается Олег. Если они не доедят тосты в течение двух часов, их можно будет выкидывать. И не то, чтобы Олегу жалко, просто обидно, что Сережа так и не проникся его талантами, — можем куда-нибудь съездить, — разумное предложение, в воскресенье в Москве полно разных мест, куда можно наведаться, да и Сережа вряд ли был где-то, где цена за вход превышает пятьсот рублей, — или можем остаться и полежать, — этот вариант Олегу нравится больше всего, но не потому что он так сильно хочет Сережу. Он его хочет, сильно и всегда, но после алкоголя голова все еще кружится. Говорить о таком вслух Олег не решается, по Сереже понятно, что чувствует он себя бодро, значит Олег должен также. И все же несколько минут отдыха ему положены, так что он валит Сережу на кровать и целует. Долго, медленно, трезво ощущая каждую секунду, как и мечтал. — Назначаю тебя ответственным за сегодняшнюю программу, — шепчет Олег, давая понять, что выбор лишь за Сережей. Но вот руки Олега противоречат его словам. Они тянутся к животу, к полоске коже, что появилась из-за того, как футболка задралась. Он гладит, лезет под резинку шортов, понимает, что Сережа не надел трусы. И это оказывается соблазнительнее, чем Олег мог себе представить, так что он зарывается пальцами в жестковатые волосы на лобке. — Думаю, нам стоит полежать, — говорит Сережа и тихо выдыхает, когда рука Олега спускается ниже. — Точно полежать. У Олега есть несколько потрясающих идей на сегодняшний день, но одна ему нравится больше всего, потому что он думал об этом в их первый раз. И даже несмотря на всю неловкость Сережи, Олегу кажется, они могут это попробовать, надо только подготовить Сережу. Морально, в большей степени. Так что, без лишних слов, Олег лезет за поцелуем, обнимает Сережу и делает так, чтобы тот лег на него. Они целуются очень долго, и от этих тягуче-сладких поцелуев член встает слишком быстро. Олег вжимается им в Сережину задницу, что так удачно оказывается в нужном месте, трется, не стесняясь. Это так будоражит сознание, особенно когда оно трезвое и из окна светит дневное солнце. Пожалуй, это ощущается как настоящий первый раз. Руки ложатся на плечи, переходят на поясницу, затем под шорты, сжимая и разводя в стороны ягодицы. Так приятно, Сережа в руках как тесто, и что-что, а печь булки у Олега получается достойно. Он проводит пальцем между, давит на мышцы, в надежде услышать тот самый скулеж. Нет, входить не собирается, тем более на сухую. Только дразнит, чтобы у Сережи встал посильнее. И вот, зацеловав шею, оставив на ней парочку новых засосов, Олег решает проверить готовность. Полная. У Сережи стоит, головка мокрая, а яйца в ладони ощущается тяжело. Да, самое время. Олег давит ему на спину, чтобы Сережа наклонился ближе, и шепчет: — Сядешь мне на лицо? Сережа, наклонившийся в этот момент за поцелуем, удивленно разевает рот. — На лицо? — Сережа, конечно, уже давно не девственник (почти два с половиной месяца как!), но это ему кажется… настолько откровенным предложением, что кожа уже привычно заливается краской. Хотел бы он сказать, что от смущения, да соврет. Слишком ярко он представляет, как сядет сверху, как крепкие руки будут сжимать его бедра, пока Олег… Господи. — Ты серьезно? А Олег серьезен. Кажется, серьезен, как никогда, потому пытается успокоить его совсем мягко. И Сережа думает: это ведь совсем за гранью. Он прикусывает губу смущенно и неуверенно смотрит в глаза напротив. Даже если очень хочется… — Хорошо, — говорит быстро, невнятно, и тяжело сглатывает. А сердце от страха и предвкушения бьется так сильно, что Олег, лежащий под ним, точно чувствует это. — Что… Мне раздеться? Без алкоголя Сережа кажется больше милым, чем сексуальным, но возбуждает не меньше. Олег мечтал узнать именно такого Сережу, настоящего, немного нелепого, но самого открытого и теплого. И он жадно берет все, что дает ему ситуация: изучает Сережино тело, все его изгибы, пятнышки на коже. Он постыдно облизывает губы, от удовольствия. Какой же красивый и весь его, неужели? — Давай, — подбадривает его Олег, и Сережа, нервно дыша, кивает. Он приподнимается и, смотря на Олега сверху вниз, стягивает с себя футболку. Чужие руки помогают приспустить шорты, по бокам ведут настойчиво, но Сереже совсем неловко приходится слезть с Олега, чтобы снять их полностью. Теперь он абсолютно нагой. Впервые при дневном свете, в котором ничего не скроешь: ни россыпь веснушек, ни редкие светлые волоски, ни мурашки, которые осели на бедрах под этим изучающим взглядом. Сережа сводит ноги, хочет прикрыться, да хоть натянуть одеяло до самой макушки. К счастью, Олег тоже без верха, иначе Сереже стало бы совсем стыдно сидеть перед ним в таком виде. — Как мне сесть? — спрашивает он, смущенно пыхтя. Не верит, что говорит это вслух. Пока смелости ему хватает лишь на то, чтобы вернуться на прежнее место, там, где резинка штанов впивается в ягодицы, и, если он спустится ниже, почувствует чужое возбуждение. В голове настойчиво стучит: может, отказаться? Может, Олег пошутил? Но он сейчас совсем не выглядит как человек, который собирается посмеяться над кем-то. Олег не упускает возможности облапать уже голое тело. Какие гладкие бока, как приятно касаться кожи, мять ее. И то, как Сережа спрашивает, как смущенно краснеет — потрясающе. — Спиной ко мне, — уточняет Олег, берет Сережу за руку и чувствует, как руки у него дрожат, — будет хорошо, главное — не волнуйся. Ты все делаешь правильно, абсолютно все, — сказав это, Олег целует Сережу в нос и помогает развернуться. Теперь Сережа сидит на его груди, спиной к нему, его плечи напряжены, но он старается расслабиться. Олег проводит рукой между лопаток и аккуратно стукает по бедру, прося Сережу приподняться. Сережа поднимает таз, Олег хватает его за бедра и двигает к себе. Теперь его голова точно между Сережиных ног и это пиздец как возбуждает. — Только не кричи сильно, — предупреждает Олег, боясь, что соседи не в восторге от вчерашнего концерта, а если услышат его повтор еще и утром, могут возникнуть проблемы. Сережа ничего не успевает ответить, Олег разводит ягодицы в стороны и проходится языком по сжатым мышцам. У Сережи дрожат бедра, он сжимает ими голову, как прошлым вечером, пытается отстраниться, но Олег держит крепко (кажется, синяки останутся), насаживает на свой язык. И это неожиданно приятно. Приятно чувствовать, как пульсируют мышцы, приятно быть зажатым, не иметь возможности глубоко вдохнуть. Так приятно от того, что приятно Сереже. Сережа мысленно обещает быть тихим, но проваливается сразу. Удивленный возглас вырывается изо рта. И он пытается быть тише: накрывает ладонью собственные губы, прикусывает пальцы. Но как сейчас можно быть тихим? Когда Олег лижет его…там. Его язык горячий, влажный, проходится между ягодиц и дразнит, когда самым кончиком скользит внутрь, но тут же выныривает. У него ноги дрожат так, что, кажется, держится он лишь благодаря сильной хватке на бедрах. Лицо горит от сладкого стыда, от того, что хорошо так сильно, что стоны сдержать не удается. Это чувство не похоже ни на что из того, что пробовал Сережа. Чужой язык мокрый, но нежный, и на контрасте особенно сильно чувствуется, как трется щетина об нежные ягодицы. Он уверен, что кожа там уже красная, будет воспаленно прибаливать позже, но сейчас от этого чувства ведет так сильно, что на глаза наворачивается влага. — Олег, я так долго… долго не продержусь, — если не кончит, то точно ноги подведут. А Олег, будто того и ждет, притягивает его ближе и языком заходит глубже. Господи. Стыд обдает новой волной, когда он чувствует движение внутри себя. Сережа стискивает зубы. Напрягает грудь, чтобы остановить непрошенные звуки. До этого и сам не знал, что он настолько громкий: казалось, быстрая дрочка в местах общего пользования научает быть тихим. Но Олег заставляет его стонать парочкой движений. А от таких движений он переходит на настоящий скулеж. — Прости. Пытается, но не получается. Олег имеет его языком, а бедра уже немеют от того, как сильно их стискивают пальцы. Сережа окончательно убирает руку ото рта. Полезнее она сейчас на собственном члене, который покачивается от каждого толчка внутри. С головки сочатся вязкие капли, и Сережа слышит, как они хлюпают, стоит ему оттянуть верхнюю плоть. Все такое мокрое. Чувствительное. Сережа обхватывает член пальцами и ведет вверх-вниз. Он точно не продержится долго. Он пытается предупредить, но не может разжать челюсти. Зато как хорошо идет рука в такт тому, как Олег входит языком. И Сережа не замечает, как начинает чуть придвигать бедрами, опускаясь и поднимаясь. Движение становится быстрее. Сережа тяжело дышит через нос и все чаще сжимается на языке. Олега ведет от того, как Сережа стонет, и уже плевать становится на соседей. Пусть думают, что хотят, Олегу не до этого, у Олега на языке сжимается парень его мечты и это, блять, лучше чем дрочить. Олег не расстроится, если Сережа раздавит ему голову своими бедрами, потому что это будет самая приятная смерть. То, как он сжимается, как пытается сесть глубже, Олег не выдерживает, сам стонет, но это вряд ли слышно. Он впивается в бедра так, что кожа белеет, остаются вмятины от коротких ногтей. Но Сережу он не отпустит, пока не доведет до конца, ведь слушать его крики Олег готов всегда. Как же хорошо. Олег чувствует, как живот обжигает чужая сперма, как Сережа сильнее сжимается и дрожит, но все равно не спешит выходить. И только когда Сережа расслабляется, он помогает ему слезть. — Я… Сейчас… Подожди и я… — Сережа пытается отдышаться. Ноги так сильно дрожат, что это все больше походит на судороги. В голове абсолютная каша. И у Сережи ощущение, что из него всю душу вылизали, и сейчас перед Олегом сидит лишь дрожащая оболочка, неспособная даже на речь. — Не надо, все хорошо, — целует, укладывает на подушку. Не хочет, чтобы Сережа сейчас что-то для него делал, не хочет рушить его спокойствие, хочет смотреть на то, какой он мягкий, довольный. — Просто отдыхай, хорошо? Олег ложится рядом, устраивает Сережину голову на своей груди. Стягивает свои спортивки до середины бедра, член уже стоит, остается всего пару раз провести рукой. И Олег двигает, пока Сережа расслабленно лежит на его груди, пытается восстановить дыхание. И в голове ни одной приличной мысли, только то, как, наверное, красиво Сережа выглядел, когда скакал на его лице. — Так хорошо, — выдыхает Олег, — блять, Сереж, так хорошо, — и с этим именем на губах, Олег кончает в собственный кулак. Все. Хочется только лежать, перебирая чистой рукой рыжие пряди, шептать что-то на ухо, но планам этим не суждено сбыться. Олег слышит, как разрывается от звонка его телефон где-то в коридоре. Нехотя, он встает, извинившись перед Сережей. Звонит Юля. — Ну наконец-то! — Раздается в трубке, стоит ответить на вызов, — Я так счастлива, что ты у меня есть со своей организованностью, — звучит Юля не особо довольно, голос напряжен и Олег сразу понимает: что-то не так. Она бы не звонила по пустяку. — Дело срочное? У меня тут просто, — как бы сказать помягче? Не рассказывать же ей, что сейчас у него в комнате отходит от оргазма парень, которого он трахнул в клубе, а после не обнаружил в своей постели. Это точно не телефонный разговор, — я просто занят, Юль, вот серьезно. На другом конце слышен тяжелый вздох. — Это пиздец, — ругается она и, судя по грохоту, что-то пинает, — я выхожу из дома, мне сегодня надо к тому дядьке, ну, помнишь? Узнать его мнение по поводу скандала с поджогом. Такой занятой хер, только в воскресенье есть время. Но, видимо, у меня черная полоса в жизни — у машины колеса спущены. Олег хмурится, это звучит серьезно. Если Юля матерится, дела слишком плохи — Что, прям все? — Да! И она не заводится, гудит, но ничего. Я разберусь с этим завтра, но сейчас мне нужно к тому дядьке, не на такси же мне за ним ехать, да? Олег, прошу тебя, пожалуйста, помоги, а? С меня вино, все, что хочешь, но ты очень нужен, — она переходит на все возможные способы мольбы, Олега это умиляет. — Хорошо, конечно, через пару часов буду у тебя, — Сережа безусловно важное дело, но бросать Юлю будет грубо в такой ситуации. Так что Олегу приходится вернуться с не самими лучшими новостями. Он правда хотел полежать подальше. Но это же не их последний вечер вместе, верно? Тем более теперь, когда все точки расставлены, ничего не мешает им видеться чаще. — Слушай, — Олег застывает в дверях, — у подруги проблемы, надо помочь. Прости, что так все, — ему очень жаль, и будь это какой-нибудь вызов по работе, он бы точно остался дома, но помочь Юле — святое, потому что она, как бы сильно не хотелось этого признавать, любит Олега больше, чем в теории может Сережа, — я отвезу тебя в общагу, хорошо? Сережа расстраивается. Очень сильно. Но виду не подает. Если Олег так вскакивает, значит случилось что-то серьезное. И с этим Сережа ничего поделать не может. Он лишь улыбается Олегу в ответ и мысленно радуется: хотя бы до общаги довезут, а то после такого на своих двоих он бы точно далеко не ушел. За все время сборов Сережа все-таки успевает мельком проникнуться чужими кулинарными способностями: перехватывает тост на ходу. Вкусно до жути. Вкуснее лишь долгие поцелуи перед общежитием, когда рука Олега лежит на его бедре, а за каждым «ну я пойду» следует «иди» и еще одно касание губ. Как же не хочется расставаться. Кажется, наконец выйти из машины Сережу заставляет только понимание того, что Олег правда спешит. А еще одна хитрющая идея, ради которой берет его номер телефона. Да, мог бы попросить у кого-нибудь из сокурсников, но ему кажется странным просить у той же старосты номер человека, с которым он уже несколько раз переспал. Сережа заходит в комнату лишь для того, чтобы скинуть вещи и поздороваться с соседом (Костя, так некстати, не пошел сегодня на работу). И, даже не переодевшись, поднимается к Марго. Он коротко стучит, а после вплывает в ее комнату с такой улыбкой, что сразу становится понятно о его ночных приключениях. Марго смотрит на его довольное лицо, взглядом скользит по шее, украшенной засосами, и самое главное — абсолютно точно не Сережиной одежде. И цокает. Нет, серьезно, она смотрит на него и цокает. — Опять? — спрашивает таким недовольным голосом, будто это не она все это время подкалывала его из-за глупого романа и предлагала трахнуться с кем-то еще из преподавательского состава. — Ты не представляешь, что сегодня было, — игнорируя чужой тон, продолжает он. — Тебя снова выебал Олег Давидович? — ладно, представляет. — Да, но это не все, — честно, он, видимо, оптимист по жизни, солнышко светящееся перед всеми невзгодами, потому что умудряется игнорировать все сочащееся от подруги недовольство. — Мы с ним поговорили насчет прошлого раза. Я все объяснил, и у нас теперь все хорошо. Марго вскидывает брови. — Вы теперь вместе? — почему-то это удивляет ее намного больше, будто две случайные ночи (и одно неслучайное утро, кстати) имеют больше смысла, чем их отношения. И Сережа сам задумывается над этим. Нельзя сказать, что они теперь вместе, хотя бы потому что они не говорили об этом. Но… возможно? Почему нет? Олег ему нравится, и он, что удивительно, нравится Олегу. Да, Сережу все еще напрягает факт того, что Олег — его преподаватель, но это ведь всего лишь на пару месяцев. Учебный семестр вот-вот закончится: осталось каких-то два месяца, не считая сессии. Сережа, вопреки всем шуткам, спит с ним не за автомат и своими знаниями прекрасно закроет сессию. Теперь он понимает, что им, можно сказать, повезло познакомиться при таких обстоятельствах, потому что иначе Олег Давидович даже не взглянул бы на него. Все-таки он не из тех, кто спит со студентами (и, как Сережа успел наслушаться, категорично пресекает все настойчивые намеки). Просто по большому везению Сережа стал исключением. И разве это не судьба? — Пока что нет, — наконец отвечает на вопрос Марго. — Но если ты дашь мне свое красивое зеркало, то я приближу себя к этим отношениям. Марго закатывает глаза, но не противится. В принципе, больше ничего не говорит, потому что Сережину упертость прекрасно знает и терпит. Сережа, кстати, понятия не имеет, почему подруга так категорично настроена против. Да, она не говорит об этом вслух, но все и так прекрасно заметно по прищуренному взгляду, по тому, как она закатывает глаза и дует щеки на раздраженных выдохах. Но у него здесь романтика в самом разгаре, потому в чужие умозаключения он лезть не собирается. Вместо этого он долго вертится перед настольным зеркальцем, оттягивает ворот футболки Олега и пытается найти правильно ракурс. Как бы так повернуться, чтобы видно было и синячки на шее, и острые ключицы, и чтоб выглядело это все органично. Сережа еще некоторое время разговаривает с Марго, в этот раз совсем на отвлеченные темы, и долго крутит телефон в руках. Думает: стоит или нет. И все-таки, пытаясь угомонить волнение внутри, отправляет фотографию Олегу. Подписывает лаконично «и как мне идти завтра на пары?» и добавляет пару смайликов: флиртующий и довольно-смущенный. Сердце сладко бьется в ожидании ответа. *** Юля печатает что-то в телефоне со скоростью света, пока Олег мечтательно смотрит на дорогу. Ему так хорошо. Он думал, никогда не сможет оторваться от Сережиных губ, повалит его здесь же на заднее сидение и еще раз возьмет. Но, к счастью, Сережа оказался парнем ответственным, и не дал такому случиться. И все же, Олегу кажется, он не был бы против. Закончив печатать, Юля откладывает телефон со вздохом. — Это ужас, почему оно вечно со мной происходит? — недовольно вопрошает она, закрыв глаза, — я попросила Юру вызвать мастера, тот говорит кто-то пытался что-то с тормозами сделать. Теперь надо смотреть по камерам, ощущая, будто специально машину испортить хотят. Олегу остается только пожать плечами. Жаль Юлю, но настроение ее перенимать совершенно не хочется. — А ты чего такой веселый? — с прищуром спрашивает она, но тут же переключает внимание на телефон, который пиликает от уведомления, — тебе тут Сережа пишет, — объявляет она, а потом понимает, — неужели тот самый? Улыбка сама расцветает на лице, и все, что Олег может ответить — это кинуть простое «ага». Юля смотрит на него то ли с осуждением, то ли с восхищением. На Олега, а затем на экран блокировки его телефона, на котором белой строкой уведомление красуется сообщение от Сережи. И ей не терпится узнать, что там за фото. — Голые фотки, да? — смеется она, но в экран не лезет, все-таки приличная женщина. — Почти, — Олег блокирует экран, ставя в заметках то, что должен ответить позже. — Я ему немного шею раскрасил, вот и жалуется. Юля в ответ фыркает позабавлено. На сообщение Олег отвечает, только когда Юля уходит забирать своего важного дядьку. «И как мне завтра работать, думая о том, что на твоей шее еще осталось место?» *** Оказывается, идею Олега начать роман Юля не особо поддерживает. Ее слишком волнует то, что Олег о своем Сереже знает, по сути, минимум. И Олега это тоже волнует, но не так сильно, как должно. Узнает, у них еще полно времени, а пока нужно наслаждаться тем, что есть, ведь Сережа на его паре (даже не опоздал), сидит на первой парте и улыбается совсем неподобающе для студента, сидящего на семинаре по истории. Олег рассказывает материал, скользит взглядом по едва ли заинтересованным студентам, но вновь и вновь цепляется за Сережу. За то, как он задумчиво сует карандаш в рот, грызет его и постоянно облизывает губы. Олег старается смотреть только на лицо, чтобы не скользить взглядом по шее, ведь на ней… Это пиздец. Олег надеялся, что не перестарался, но ошибался. У Сережи шея — одна сплошная гематома, а он и не скрывает. Пришел в футболке Олега, светит перед всеми этой красотой и не краснеет. И как только может? У Олега нет сил терпеть такую наглость. Он дает группе задание, сам садится за стол. На него никто не смотрит, и Олег берет телефон. «Не замерз в одной футболке?» И поднимает голову, ожидая увидеть чужую реакцию. Сережа не может сдержать улыбки. Он поднимает взгляд и сталкивается с почти заигрывающей улыбкой напротив. Приятно понимать, что он своего добился. Хоть и стыдно признать, что в школе он за таким наблюдал с брезгливостью. Каждый раз морщил нос и чуть ли не имитировал рвотные позывы, когда одноклассники каждым засосом хвастались как золотой медалью. Или клеили этот огромный уродский пластырь, который привлекал еще больше внимания, чем маленький, едва заметный синячок на коже. Но Сережа, в отличие от них, не пытался кому-то что-то доказать. Все это представление ради одного единственного зрителя. И тот, сидя напротив, весьма ясно показывает, насколько ему эта пьеса по душе. Он даже позволяет себе пофлиртовать. Откидывает волосы назад и, будто задумавшись, невзначай проводит рукой по шее. Если чуть-чуть надавить, то будет больно, но он только оглаживает кожу и переводит взгляд на Олега. Берет в руки телефон и, немного подумав, пишет: «в этой аудитории слишком жарко» «даже не знаю из-за кого» Сережа пытается сдержать смешок. Конечно, не так сильно греет его присутствие Олега, как взгляды, которыми с утра его пепелят однокурсники. Пришел бы так кто другой, никто и слова не сказал, но это же Разумовский. Сережа прекрасно знает, какая у него репутация в группе. С ним не то чтобы подружиться — даже заговорить лишний раз сложно. Сережа к себе людей подпускает с трудом, общаться предпочитает только на темы, касающиеся учебы, а за весь семестр согласился лишь на одну встречу — то день рождения Макса. Даже среди таких же (в большей массе) увлеченных учебой и теми же интересами людьми Сережа остается будто в стороне. Наверное, он создает впечатление человека, который совсем не отрывается от учебников, а потому его сегодняшний вид — целое событие. Пришел весь разукрашенный, довольный, так еще молчал загадочно. Молчал недолго, кстати, боясь лишних вопросов, решил отвечать кратко: «Да, у меня есть парень. Нет, он не в нашем вузе учится. Да, это он меня так. Нет, не познакомлю». Конечно, никому и в голову бы не пришло, кем, на самом деле, является Сережин «парень». Но он решает, что не будет лишним отвести подозрения, даже если тех не существует в помине. Общий интерес так и спал. Конечно, он продолжал ловить изучающие взгляды, но напрямую никто не лез. Только Максим все шутил то про пиявок, то про пониженное давление. Сережа ко всему этому, шуткам и взглядам, был готов, когда собирался с утра. Все-таки волнует его сейчас один человек. А человек этот не сводит с него взгляд. Изучает любое изменение на лице и, конечно, засосы. Теперь позволяет себе, все равно остальные в аудитории слишком заняты, как и они с Сережей. Это даже смешно. Напиши кто-то другой Олегу подобное (а ему писали, не одни раз), он бы только недовольно поморщился, а тут весь во внимании, облизывает губы, печатает: «Все еще вижу чистое место на твоей шее.» «Это нужно исправить.» И только когда Сережа расплывается в очередной улыбке, Олег добавляет: «Ты уже все задание сделал?» Наблюдать за тем, как Сережа дергается и с самым прилежным видом возвращается к учебе, забавно. Но Олегу почти не жаль: пусть зарабатывает баллы, раз соизволил прийти. Все равно совсем скоро, когда пара заканчивается и все медленно тянутся к его столу с выполненными работами, Олег подходит к Сереже. Дождался, пока уйдет последний студент, и теперь подходит к своему любимчику. По его взгляду, кстати, а точнее по исписанному листку, который он с гордостью показывает Олегу, понятно, что Сережа с работой давно закончил. — Иди сюда, — Олег садится на парту, хлопает себя по бедру. Он выдержит, Сережа не такой уж и тяжелый, а желание поддержать его в своих руках — слишком сильное, чтобы противиться. Выдерживает. Сережа идеально устраивается на его коленях. Так, что дыхание Олега приходится на его шею и можно уткнуться свободно. Что он и делает: целует красивую шею, от которой с таким трудом всю пару отводил взгляд. — Всю ночь о тебе думал, — Олег подцепляет край футболки, залезает под нее. Не настойчиво, мягко гладит широкой рукой его спину. — Как твои бедра? Синяки остались, да? Сережа смущенно закусывает губу. Он сейчас — мольберт, расписанный любовными следами. И каждый из них оставил Олег. Утром, когда засосы и синяки налились цветом, Сережа их долго разглядывал. Надавливал, отпускал и вновь надавливал, чтобы ощутить одно — они настоящие. Будто сам себя пытался убедить, что ему это все не приснилось. Потому сейчас он улыбается совсем влюблено и говорит: — Остались, — облизывает губы, предвкушая чужую реакцию. У Олега точно есть какой-то пунктик на следы, и Сережа, прекрасно об этом догадываясь, жаждет узнать, что он будет делать, когда увидит их. Но пока он может лишь взять чужие руки и положить их к себе на бедра. Шумно втягивает воздух, когда Олег сжимает пальцы, — они болят, — говорит он без обвинения. Наоборот, улыбаясь так довольно, будто гордится всеми отметинами на себе. — И я каждый раз, когда сажусь… вспоминаю, откуда они у меня. Он точно чувствует себя помешанным в этот момент. Стыд до сих пор не может отступить до конца, но рядом с Олегом…под его взглядом и руками становится так хорошо, будто он и правда все делает правильно. И Олег подпитывает это чувство каждый раз, когда смотрит так страстно. — И я думаю… — Сережа тяжело сглатывает. А вот это ему правда неловко говорить, хотя, казалось бы, не в их положении вспоминать о неловкости. — Я тоже должен оставить на тебе… ну засос? Спрашивает, а у самого взгляд горит так, что не остается сомнений: мечтал об этом весь день. Он хочет оставить этот красный след, необязательно на шее, лишь бы он был и горел ярко, напоминая о нем. Сереже это кажется наивно правильным. Почти как обменяться кольцами, но на пару дней. Олег гладит бедра, едва касается, чтобы не сделать больно. Представляет, как рассыпались отметины: слишком явно, чтобы гадать об их происхождении. Стоит кому-то взглянуть на Сережу, как этот кто-то поймет: Сережа занят. И Олегу так сладко от этого. Занят, сразу и надолго, и ему не стыдно об этом сказать. Ему горячо от своих действий, а когда он слышит Сережины слова, думает, что растает прямо здесь. — Да, конечно, все, что ты хочешь, — Олег расстегивает рубашку, давая Сереже свободу действий. Пусть кусает, пусть оставляет свои следы, плевать, где и как, плевать, что увидят. Это же Сережа, теперь его Сережа. Олегу тепло, по-настоящему приятно рядом с ним, как ни с кем еще не было. Юля не права, у них все будет прекрасно, потому что, чувствуя что-то настолько сильное, иначе невозможно. — Сильнее, Сереж, хочу каждое утро на них смотреть, — Сережа едва кусает, но когда Олег его просит, тот старается. Зубы впиваются в кожу, Сережа кусает и лижет. Не трогает шею, зато оставляет следы на ключицах и спускается ниже. Олегу жаль, что зеркала рядом нет. Руки с бедер перемещаются на ягодицы, Олег гладит, сжимает. Снял бы трусы и насадил бы на себя прямо сейчас, но они оба не готовы. Нельзя. Даже когда Сережа возбужденно дышит ему на ухо, нельзя. — Мы не будем заниматься этим в вузе, — говорит Олег, хотя самому жаль. Была бы его воля, он взял бы Сережу прямо на своем столе. Да, стол здесь прочный, точно выдержит пару раундов. Можно красиво разложить Сережу, так, чтобы бледная задница торчала на фоне остального тела, чтобы двигаться в нем было как никогда удобно. Но, откровенно говоря, им даже трогать друг друга, целоваться здесь не стоит. Хотя сдержаться сложно. Особенно, когда Сережа так разочарованно вздыхает. Ладно, еще один поцелуй можно: недолгий, но нежный. — Ты не спешишь на другие пары? Конечно, спешит. Потому слезает с чужих бедер. Олег застегивает рубашку, напоследок целует Сережу в щеку, хочет продолжить поцелуй, но дверь скрипит. Они готовились к этому, так что быстро отлетают друг от друга. В дверях стоит Ксюша, она хмурит брови. — Почему Вы не на кафедре, Олег Давидович? Я Вас везде ищу. Олег взглядом дает Сереже понять, что пора уходить. Сережа — парень не глупый, закрывает за собой дверь. — Так, что ты хотела? — Олег принимается собирать свои вещи под тяжелый взгляд Ксюши. — Я была о тебе лучшего мнения, — слишком грубо говорит она, — такую помощь ты ему предложил, да? Олег, ты пользуешься парнем! У Олега от таких заявлений прибавляется с десяток седых волос. Пользуется? Да с чего она… И тут в голове всплывает отрывок того вечера: Сережа пьяный, жмется к нему, а Альбина с Ксюшей садятся в такси. Точно. Он и не подумал, как в контексте всего это может выглядеть. — Ты все не так поняла, — Олег старается расслабить обстановку смешком, но Ксюша напряжена достаточно, чтобы сделать из этого защитную стену. Она подходит ближе, громко топая, смотрит грозно сверху вниз. Такой злой Олег ее еще не видел, да что там, он ее никогда даже грустной не встречал. — Сколько ему? Восемнадцать? Это ты ему так шею разукрасил? Блять, Олег! Ты думаешь эти собрания для того, чтобы мальчиков красивых ебать? Для плюсиков кафедре? Вы с Пашей два придурка, только он, в отличие от тебя, на своей женился! А ты что? Что ты собрался делать? — и уж чего, а таких резких словечек от Ксюши Олег не ожидал. О том, что Ира когда-то училась у Паши, знают, кажется, все, но еще никто не говорит об этом столь негативно. И чего она завелась? Будто у Олега на лбу написано, что он Сережу ни во что ставить не хочет. Он же, наоборот, самый надежный из возможных кандидатур, но объяснять это сейчас бессмысленно. — Мы с ним еще до собраний познакомились, — серьезно заявляет Олег, — в баре. Ксюша громко прыскает смехом, но ни на каплю не выглядит так, будто ей смешно: ее лицо покраснело, губы поджаты, а щеки втянуты. Почему ее вообще так зацепила эта тема? — С Разумовским? В баре? Олег, ты за кого меня принимаешь? Бессмысленно спорить, так что Олег только пожимает плечами и уходит. Неловко получалось. Теперь Ксюша считает его чуть ли не педофилом, да и просто плохим человеком, а отношения с ней портить не хотелось. И не дай бог, она кому-то расскажет, той же Альбине. Ладно, был бы у Олега кто другой, так ведь это Разумовский: Альбина здесь медлить не станет, как узнает, что кто-то портит ее супер гения, тут же пойдет в деканат. А это не кажется таким заманчивым. Так что уже на кафедре Олег пишет Сереже: «В университете больше не трогаем друг друга, засосы прячь. И никому, пожалуйста, о нашей связи, ладно?» *** Сообщение от Олега Сережа замечает только, когда возвращается из душа после двух утомительных пар физкультуры, и отвечает кратким: «хорошо». Он и так не собирался трепаться о своем романе с преподом (да, Марго исключение, но он рассказал ей до этой просьбы, так что не считается), потому не сильно обижен (пытается убедить себя). Хотя трактовка ему не нравится: от этой «связи» на секунду что-то неприятно колет внутри. Сереже хочется называть это другими словами. Но разве это повод расстраиваться? Жаль, конечно, что они больше не смогут обжиматься в вузе. Даже сегодня не удалось ухватить поцелуй на прощание. Но у них ведь столько времени впереди. Хотя, начиная подозревать о чем-то, Сережа, на всякий случай, спрашивает: «с Ксенией Григорьевной все хорошо? Она выглядела недовольной, когда я уходил» Олег отвечает: «Да, там насчет начальства.» «Все хорошо, не переживай.» Ну и отлично. Не так страшно, если между студентов пойдет слушок, чем если об этом узнает администрация. Сереже, скорее всего, ничего не будет, а вот у Олега могут начаться серьезные проблемы. Он успевает себя почти успокоить. Почти, потому что вечером Марго так некстати начинает этот разговор. — Ну так что, поговорил с ним? — спрашивает она, не отвлекаясь от телефона. И это, наверное, несправедливо, потому что Сережа в это время рисует ей для лабораторки какие-то бурые водоросли, подхихикивая над фразой «с гетероморфной сменой», потому что свое «гетеро» он тоже давно сменил. Сережа хочет пошутить, что он своего рода тоже бурые водоросли, но уверен, что Марго шутку не оценит. — Пока нет, — говорит Сережа, пытаясь сделать свой голос более беззаботным. — И Олег попросил никому не говорить о том, что… ну между нами. Так что, если что, ты ничего не знаешь. Он краем глаза замечает, как Марго откладывает телефон и поворачивается к нему всем корпусом. — Никому в вузе? — Просто никому, — говорит и краем уха слышит, как тяжело вздыхает Марго. Он догадывается, что будет дальше, потому еще усерднее ведет карандашом по бумаге. Никаких нравоучений, пока он рисует такую красивую анте… кого? Марго это с закрытыми глазами писала, что ли? — Антон тоже просил меня никому не рассказывать о наших отношениях, — напоминает ему Марго, и Сережа в тот же момент бросает карандаш на стол. Поворачивается к ней недовольно, потому что это…вообще не одно и то же. Как она может их сравнивать? — А еще просил об свою вторую девушку и Лену. — Да твой Антон — мудак! И… — И нам двоим нравился. Сережа пыхтит от раздражения. Это было в начале десятого класса. И, возможно, Сережа, как последний дурак, втюрился в новенького, который постоянно вылавливал его после уроков, чтобы поболтать, улыбался ярко, шутил так, что у Сережи болел живот от смеха, и постоянно звал гулять. А в одну такую прогулку, когда Сережа был готов позвать его на свидание. Когда, казалось, сердце выпрыгнет из груди от чужой близости, Антон попросил свести его с Марго. И долго так еще рассказывал, как она понравилась ему с первого взгляда, как они курили в учительском туалете и какие глаза у нее красивые, он ни у кого в жизни таких глаз не видел. Сережа едва поборол желание сказать, что глаза у них одинаковые, голубые, и даже едва заметные желтые крапинки возле зрачка совпадают почти точь-в-точь. Марго, как назло, тогда сказала: «почему нет? он милый». Конечно, теперь эта история вызывает лишь одно чувство — злость к Антону (а не ревность, за которую сейчас Сережа искренне стыдится). Тот не только оказался мудаком, который не умеет держать член в штанах, так еще встречался одновременно с двумя, пока третьей их знакомой лапшу на уши вешал. Сережа был так зол на него, что в отместку взломал его и слил все переписки. Накопал он много чего интересного, потому его репутация до конца школы была безжалостно испорчена. — Олег не такой, — говорит Сережа чуть злее. — У него могут быть проблемы из-за наших отношений. Марго тяжело молчит. По ее взгляду заметно, как она хочет поссориться с ним. Возможно, назвать непроходимым тупицей и напоследок стукнуть чем-то. Но она лишь смотрит. Но под этим взглядом Сереже так тошно, как не бывало даже после ее грубых слов. — Сам же потом плакаться будешь. Сережа вскакивает с места. У него больше нет сил это терпеть. — Вот ты всегда так! Никогда не можешь просто порадоваться за меня, — выплевывает, начиная собирать свои карандаши. — Я не хочу это слушать. У Марго чуть пунцовеют щеки, как это происходит всегда, когда она начинает злиться. По ее реакции заметно: она не просто считает себя в высшей степени правой, но и искренне не понимает, чем Сережу ее слова не устраивают. — Ну и катись тогда. Сережа так и делает. Уходит, хлопнув дверью. С Марго после этого они не разговаривают два дня. Он злится. Накручивает себя. А самое главное — ждет извинений. К сожалению, он забывает, что Марго чисто физически не может выдавать слова из разряда «прости» и «я была не права». Даже когда она приходит «мириться», это выглядит так, будто хозяйка решает все-таки приласкать нашкодившего пса. Она кладет пачку печенья на стол и с самым серьезным видом говорит: — Я не беру свои слова назад, но… — она кладет ладонь на его макушку. А Сережа, все еще надутый, сидит на кровати не смотрит на нее. Марго молчит долго, пауза затягивается. Видно, что не знает, как правильно слова подобрать. Все-таки от Марго нежности не добьешься, и, если она сейчас не оскорбит его в очередной раз, это уже будет победой. — …ты же знаешь, что мне не плевать тебя. И Олег мне твой не нравится. Но он нравится тебе, и я постараюсь не лезть. Сережа фыркает. Ее «постараюсь» звучит совсем неубедительно. Но он правда ценит, что Марго пытается переступит через себя ради него. Потому, наконец, поворачивается к ней и обнимает крепко. Марго прижимает его голову к своему животу. Ладно, раз такой день, то и пообниматься можно.