***
Абигор недвижимо замер у большого венецианского окна, прислонившись к колонне и поглядывая на плещущиеся внизу алые воды реки Флегетон. Яркое солнце, питающееся напрямую от могущества Седьмого короля Вине, отражалось в них, заставляя герцога щурить свои синие глаза от солнечных зайчиков, что бросали отблески на белый мрамор его палаццо, утопающего в зелени цветущих виноградников. Эти места, некогда бывшие пустыней, через которую несла свои воды кровавая река, теперь, спустя тысячи лет, превратились в настоящий оазис в бесконечном мраке Ада. Даже холодный свет свода над ледяным озером Коцит не мог сравниться с теплом почти настоящего солнца. Но Люцифер и не жертвовал пятой частью силы для того, чтобы вокруг его Ледяного дворца расцвели сады и начали приносить дары поля, как это делал король Вине, властелин Седьмого круга. Абигор был за многое благодарен своему королю. Он присягнул ему сразу после своего падения и за эти века ни разу не разочаровался в своём выборе, хоть Люцифер непрозрачно намекал ему, что с его силой он и сам мог бы стать правителем какого-нибудь круга, если вакантное место вдруг случайно освободится. Впрочем, кругов было всего девять, и все места были давно распределены, а Абигору, безразличному, в сущности, ко власти, и одной-то провинцией править было в тягость. У него, воина по рождению и по призванию, была одна радость — война. Благо, ей с лихвой обеспечивал Пятый король. Добровольно взяв на себя командование войсками Седьмого круга, Абигор заслужил славу непревзойдённого полководца и жуткого зануды, не умеющего прилично веселиться по демоническим меркам. Но что он мог поделать, если для него понятие «долг» и «честь» не сгорело с крыльями. Но теперь его верность принадлежала вовсе не Творцу, а его черноглазому сыну, первому из Падших. И еще ни разу Абигор не ставил под сомнение приказы Господина. Ни разу до этого дня. Мальчишка отрубился сразу, как только герцог коснулся его губами. Разумеется, в поцелуе не было никакого романтического или сексуального подтекста, просто древний как сам мир способ передачи энергии, но Абигор хорошо запомнил тот оскорблённый и возмущённый взгляд, которым смертный наградил его перед тем, как отключиться снова. Словно он насильник какой-то. Герцог никогда прежде не знал отказа, и теперь этот взгляд был причиной его до крайности дурного настроения, выражавшегося в сдвинутых к переносице бровях и неподвижной позе в живописном проёме арочного окна. «Я бы сам и не подумал его целовать, а уж тем более делиться силой», — говорил он себе уже в который раз. — «Если бы Люцифер не приказал, его бы вообще здесь не было. Вот и зачем Его Темнейшеству это недоразумение?» Однако приказ Короля ада был вполне однозначным — не убивать, не калечить и не отпускать на перерождение. Без передачи силы это едва ли бы вышло. Ад не располагал к долгому пребыванию смертных, даже если они маги. Хрупкая оболочка души не выдерживала давления здешней атмосферы, стиралась память и личность. Вот Абигор и передал мальчишке малую толику своей силы, чтобы оградить его от такой участи. Тот и так слишком много времени провёл без сознания. Наверняка его память пострадала, но оставалось надеяться, что не очень сильно. Другое дело, что влитых сегодня сил смертному надолго хватить не могло. Неделя-другая и поцелуй придется повторить. И, что самое неприятное, передать силу можно лишь в здравом уме с обеих сторон. Сегодня Абигор смог воспользоваться замешательством мальчишки, но в следующий раз тот будет готов и наверняка даст отпор. И пострадает. А этого герцог допустить не мог — он никогда не подводил своего Повелителя.***
Люцифер недоумённо прислушивался к телу. Оно ощущалось как-то неправильно. Нет, дело было вовсе не в изменениях и не в гоблинской иллюзии. Магия тоже была под контролем, не оказывая на свой сосуд негативного воздействия, правда, печать почему-то упорно проступала на груди — силы артефакта не хватало, чтобы её скрыть. И если в его настоящем, хоть и лишённом демонических черт, облике она выглядела как экзотическая, тускло сияющая зеленоватым светом татуировка, то на тщедушной груди Гарри Поттера это смотрелось как-то инфернально. Но и с печатью, и с самой оболочкой всё было в полном порядке, однако тело ощущалось тяжёлым и слабым, даже мысли путались. Устав добиваться внимания от вялого демона, белоснежная сова, которую, судя по бирке на клетке, звали Хедвиг, возмущённо ухнула и устроилась на своём насесте, зажмурив свои яркие жёлтые глаза. Люцифер скользнул по ней взглядом и замер, оглушенный догадкой. Сон! Еда! Как он мог забыть?! С момента его вселения в тело смертного прошло уже двое суток. Гарри тоже не выглядел качественно выспавшимся и сытно обедавшим. Выходит, почти трое суток без сна и еды — это же почти предел для человеческого организма! Демон запустил пальцы в волосы и нервно усмехнулся. Смерть от голода и переутомления — это было что-то новенькое в его послужном списке. Наверняка даже Пеймон сбросил бы свою маску вечной скорби и от души посмеялся над своим незадачливым Повелителем, который через три дня после побега вынужден был бы, словно побитая собака, вернуться обратно в ад, освещая себе путь браслетами неисполненного магического контракта. Что ж, самое время было налаживать свои коммуникативные навыки со смертными. За исключением Готти и разговора с ведьмочкой в бутике Косого переулка, Люцифер ещё толком ни с кем не общался. Не назвать же общением его приказы родственникам или два слова, сказанных в аптеке Снейпу. И в этом заключалась огромная проблема. Демон привык вести любой диалог с позиции сильного. Пусть он и не поощрял излишнего поклонения себе, а многим, тем же фуриям Вине, и вовсе позволял дружеские шуточки, но в том и дело, что «он позволял». Те же крылатые девы-воительницы прекрасно осознавали, что им лишь дозволено так себя вести до тех пор, пока их общество кажется Люциферу приятным. И что бы демон не делал, так оно и оставалось. Тысячи лет в мире, который вертится вокруг него. Поначалу это забавляло, но быстро наскучило. Не исключено, что смертные тоже стали бы вести себя подобным образом, но тут была одна загвоздка — они и знать не знали, что перед ними сам Король ада. Потому Люцифер так и рвался сюда — не с какой-то целью, не поработить людей, а… просто отдохнуть. Так что ужин с родственниками его новой оболочки казался неплохим способом потренироваться в общении с людьми на равных. Конечно, те были уже несколько запуганы представлением, случившимся прошлым утром, но демон не терял надежды покорить их своим обаянием. А если не выйдет, то хоть немного отомстить за годы издевательств над Гарри Поттером. Люцифер закрыл глаза и сосредоточился. Его сила, прежде медленным потоком циркулирующая внутри магического ядра мальчишки, рванула наружу. Но её мощь была совсем не разрушительной — призрачные потоки свободно проходили сквозь стены, не нанося никаких повреждений, плавно обтекали встреченные по пути души, чтобы не навредить и им. Дурсли были внизу, готовились к ужину. Петуния, в миловидном цветочном платье, доставала из духовки приличный кусок запечённого мяса, Вернон, недовольно шевеля усами, смотрел телевизор, а проголодавшийся кузен — розовощёкий толстяк — уже торчал под дверью кухни в ожидании обеда. Его светлые волосы были мокрыми — видно только пришёл с прогулки и был направлен в душ заботливой материнской рукой. Стол был накрыт на троих, племянника они к ужину не ждали. Впрочем, их ожидания демона волновали мало. А вот что его волновало — это иссякающие физические силы тела. С подпиткой магической силой он смог продержаться так долго, но всему есть предел. По ощущениям, у него была ещё пара часов, прежде чем он упадёт от истощения. Разумеется, можно было трансгрессировать в Лондон и зайти в супермаркет или какой-нибудь ресторанчик, но то был путь наименьшего сопротивления, а Люцифер такое не уважал. Дурсли, мясо, семейный ужин — это точно будет не скучно. Покрутившись у зеркала, он убедился, что личина Поттера на месте, а печать не просвечивает сквозь новую рубашку из «Твилфитт и Таттинг» — дорогая и приятная ткань, какой-то волшебный аналог чёрного оксфордского хлопка, была достаточно плотной, чтобы через неё не пробивалось зеленоватое свечение, но при этом спасала от жары, оставаясь прохладной и приятной к телу — такому применению волшебства Люцифер, привыкший к низким температурам в своём Ледяном дворце, был очень рад. Демон и не думал скрываться, спускаясь по лестнице важно, неторопливо, однако Дурсли были слишком заняты своими делами. Попавшийся ему на глаза первым кузен тут же набычился, явно собираясь что-то сказать, но так и замер с глуповатым видом, приоткрыв рот. Его светлые, почти прозрачные глаза, лихорадочно перескакивали с лоферов из тонкой кожи на прекрасно сидящие классические брюки, а с них и на рубашку, застегнутую почти под горло, но с небрежно закатанным рукавами. Люцифер прекрасно понимал его полнейшее замешательство — Дадли привык видеть сироту-кузена в худших из своих обносков, а сейчас тот вышел к столу в одежде, которая буквально кричала о трёх нулях в чеке. Не нужно было быть знатоком моды, чтобы понять, что эта простота стоила баснословно дорого. По крайней мере, у самого Дадли, хоть Дурсли и не бедствовали, таких вещей не водилось. При этом Гарри, которого он видел, оставался всё тем же тощим подростком, да и синяки под глазами не добавляли его образу элегантности. — Ты… — прохрипел наконец Дадли и, прочистив горло, продолжил. — Ты где эти шмотки спёр, Поттер? Выглядишь как бродяжка, который… Демону искренне любопытно было узнать, как далеко простирается фантазия этого незаурядного молодого человека, но договорить тому не дала мать. Петуния открыла дверь кухни и привлекла внимание своего чада вырвавшимся из-за неё потрясающим ароматом запечённого мяса. Дадли моментально потерял интерес к тому, как выглядит «Поттер» и с довольным восклицанием рванул на кухню. А его мать замерла в проёме, поджав губы, но взгляд её был скорее растерянным. Она явно не забыла то, что увидела вчера утром, а потому просто не знала, как себя вести. — Гарри, — неуверенно сказала она, голос её был несколько сдавленным. Люцифер благосклонно кивнул, поощряя её продолжать. Насколько он мог судить по воспоминаниям мальчика, племянника она так почти не называла, а потому это был скорее способ убедиться в том, с кем она говорит. Всё же в уме Петунье отказать был сложно, она всё схватывала на лету. Выйдя из кухни, женщина прикрыла за собой дверь, чтобы сын не услышал разговора. В гостиной у Вернона по-прежнему орал телевизор, так что за него можно было не переживать. — Гарри, у Дадли сегодня день рождения, — негромко продолжила она. — Я надеялась, что ты… будешь в своей комнате сегодня. Люцифер обворожительно улыбнулся, и Петуния отшатнулась, но, не увидев снова его клыкастой пасти, лишь ровный ряд зубов, немного успокоилась, настороженно поглядывая на племянника. — Ну что вы, тётушка, — женщину откровенно передёрнуло от такого обращения. — Разве я могу пропустить день рождения любимого кузена? К тому же, я голоден. Вы не пригласите меня к столу? Петуния окончательно смешалась. Пожалуй, за всё пребывание племянника в её доме, она не слышала от мальчишки столь длинной тирады. Как правило, он ограничивался односложными ответами, особенно с тех пор, как узнал правду о своих родителях и перестал спрашивать о них. — К… конечно, — запнувшись, всё же выдавила она, и на её бледных щеках вспыхнули неровные пятна румянца, но женщина всё же решилась добавить. — Если ты обойдёшься без своих штучек. Это важный день для Дадлика… Люцифер, желудок которого буквально скручивался от голода, сглотнул набежавшую от умопомрачительных ароматов еды с кухни слюну и покладисто кивнул. Демонам такие радости плоти, как вкушение пищи, были недоступны. Они почти не чувствовали голода и насыщения, лишь вкус, а потому многие впадали в крайнее чревоугодие, поглощая тонны еды и напитков на бесконечных пирах, не в силах получить удовлетворение. Тело же смертного было устроено куда проще — такие маленькие радости, как вкусный ужин, оказались теперь довольно важными. Петуния, ничуть не успокоившись от его кивка, но каким-то шестым чувством осознавшая, что прогонять сильно изменившегося в последние дни племянника чревато, судорожно вздохнула и направилась в гостиную. Ей ещё предстоял разговор с Верноном, которому такое развитие событий вряд ли могло понравиться. Оставив женщину разбираться с супругом самостоятельно, Люцифер вошёл на кухню. Дадли нарезал круги у стола и уже что-то жевал, видно, не смог удержаться. На то, что он не один, «кузен» обратил внимание только после того, как демон лаконичным взмахом руки выманил из кухонного шкафчика тарелку и приборы для себя. Младший Дурсль, словно заворожённый, смотрел на то, как посуда плавно парит в воздухе и опускается на свободное место. — Тебе же нельзя такое делать вне школы, а? — вдруг спросил он, но не смог до конца скрыть в голосе восхищение и лёгкую зависть. Поняв, что прокололся, Дадли густо покраснел. — Как ты вообще это всё делаешь? Демон пожал плечами. Вопрос был дурацкий, но он внезапно проникся лёгкой жалостью к толстяку. Жить в доме с кузеном, вокруг которого постоянно происходят чудесные вещи, но быть не в силах не только их повторить — даже осознать, наверняка было непросто. К тому же Дадли сам пошёл на контакт, упускать этот случай было нельзя. — Я не знаю, — слукавил он. — Это всё равно что дышать. Ты же не задумываешься над тем, что дышишь. С магией так же, но… могу научить паре фокусов, вместо подарка на день рождения. Дадли явно задумался. В нём боролись два почти равносильных желания — привычно осмеять кузена, а то и поколотить его хорошенько, и тяга ко всему мистическому, что была присуща всем подросткам во все века. Этот внутренний спор явственно отразился на его лице, но издеваться над этим новым Поттером в дорогих шмотках и с уверенным взглядом хотелось меньше, чем научиться волшебным трюкам. — Хорошо, но только потом, чтобы папа не видел, — воровато обернувшись к двери, решился Дадли. Мирное соглашение было заключено, а Люцифер мысленно отпраздновал первую победу в мире смертных. До сих пор почти всё у него шло не по плану, но как минимум один Дурсль теперь был у него в кармане. Зачем? О, ну разве ему, воплощению хаотического зла, нужны были причины?***
Ужин в компании Дурслей прошёл удивительно мирно. Вернон, поначалу злой, красный, с воинственно встопорщенными усами, после двух бокалов вина подобрел и даже налил по паре глотков Дадли и Люциферу, новый образ и лаконичное поведение которого мужчине явно импонировали. Демон в который раз удивился непоследовательности смертных. Одевать ребёнка в обноски и воспитывать как зверёныша, а потом ожидать от него приличного вида и нормального поведения было странно. Что-то здесь было не так — Дурсли совершенно не походили на тех жестоких и бескомпромиссных опекунов, какими запомнил их Гарри Поттер. Обычная, бесконечно преданная друг другу семья. Вернон и Петуния, это было видно в каждом жесте, ценили и уважали друг друга, а сына безмерно любили. Так откуда в этих милейших, в сущности, людях, благополучных и счастливых, было столько ненависти к одному маленькому мальчику. Как могли они держать сироту в чулане, попрекать куском хлеба? Исподволь, не забывая отдавать должное ужину и неторопливым разговорам, в которых все виртуозно обходили тему всего волшебного и «ненормального», Люцифер решил прощупать разум старших Дурслей на предмет вмешательства. Для демона это не составляло особого труда — магглы были никак не защищены от легиллименции — дара, который достался магам от их первых учителей. Ментальные закладки были грубыми и отвратительными — не любить, воспитывать в строгости и послушании, лишать ощущения безопасности. У Вернона, властного и даже несколько деспотичного по натуре, они прижились накрепко, а вот Петунию медленно ломали. Она, по природе своей добросердечная и заботливая, выгорала изнутри от этого диссонанса, что выливалось в гиперопеку над сыном, которой она пыталась компенсировать жестокость ко второму ребёнку на своём попечении. Закладки, установленные, очевидно, сильным легиллиментом, были крепки и сейчас. Однако Гарри Поттера больше не было. Как бы то ни было, мальчик был окончательно и бесповоротно мёртв уже два дня, а почти всесильное существо, что сейчас занимало его тело, никак им не являлось. Дурсли, хоть и пытались по инерции следовать привычному стилю поведения, больше не могли найти причин ненавидеть того, кто сидел с ними за одним столом. Исчезло жгучее раздражение, пытающее их каждый раз, когда они видели навязанного им мальчишку. Дадли, между тем, был в полном порядке. Никаких ментальных закладок не требовалось ребёнку для того, чтобы быть жестоким к тому, кого ненавидят его родители. Но ребёнок вырос, превратился в юношу, вполне готового к тому, чтобы переступить через свои пороки. — Кто же тебя так ненавидит, Гарри Поттер? — поинтересовался Люцифер у зеркала, вернувшись заполночь в свою спальню. Вечер прошёл неплохо, Вернон даже снизошёл до того, чтобы побеседовать с ним о дрелях. Демон имел весьма слабое представление о том, что это вообще такое, но покладисто поддакивал несколько опьяневшему мужчине под озадаченным и несколько испуганным взглядом Петунии. Отражение ожидаемо промолчало. Люцифер не обиделся на такое пренебрежение и, раздевшись, нырнул в постель. Его ждал долгий целительный сон. До визита Дамблдора оставалось ещё пять дней, и на них у демона были обширные планы. Предстояло немало дел, чтобы его жизнь в качестве Гарри Поттера стала хотя бы сносной.