Божественный порядок был подчинён цифрам. Первая всегда колебалась в районе восьмерки. Вторая - часто доходила до десяти.
Пит выплыл из странного обморока, когда сознание не уходило, но тела он уже не чувствовал - руки немели теперь регулярно, вздёрнутые вверх на длительное время. Сегодня был интенсивный день. Сегодня Вегас пришел к нему в комнату снова с разбитым лицом. Злой, агрессивный. Пит дал бы ему даже одиннадцать. И боль, которую он причинил ему после, равнялась практически десяти. Высший балл по шкале Пита, которому ничего не оставалось делать в эти недели, как только поддерживать у себя в голове стройный порядок из цифр и значений, чтобы в какой-нибудь солнечный день просто не сойти от боли с ума. Или это было одиночество?
Вегас увёз его из Бангкока в красивый, затерянный в лесах домик на целый месяц. На целый месяц о Пите забыли все. Пит сам забыл о себе, учась жить не считая секунд, минут, часов; приняв сутки за временной шаг своего существования.
Дни пролетали незаметно - он часто висел в цепях бессознательной куклой, учась правильно высчитывать дьявольские цифры, влияющие на божественный порядок его жизни.
Первая цифра - степень кипения Вегаса.
Вторая - интенсивность боли.
Бабуля всегда говорила ему - самые опасные твари те, кто слишком ярко раскрашен. Живя на острове, в полосе прилива, нужно было уметь отличать хищников от остальных. Пит умел. Вроде как. И с особенным любопытством таскал за хвост маленьких ядовитых куфий.
Вегас носил яркие, кричащие рубашки. Алого цвета, цвета молодого божоле, характерные леопардовые, хищные под питона. Змеиный раскрас был особенно ему к лицу.
Вегас никогда не застегивал верхних пуговиц, и под змеиной кожей была видна человеческая - гладкая и, наверно, горячая. Пит не особо задумывался об этом в те времена, когда с энтузиазмом за Вегасом шпионил. А сейчас - не до этого было. Он даже о выживании думать не хотел в первые, самые страшные дни своего плена. Когда Вегас делал ему очень, очень больно. Когда пытал. Когда творил другие вещи.
Пит припоминал его руки у себя на бедрах. Его руки между ног. Его самого внутри.
После того дня боль притупилась до терпимой. Будто бы сделав с Питом то самое последнее, неприемлемое, необратимое, Вегас привил ему к боли отличный, устойчивый иммунитет.
К боли - да, к поцелуям - нет.
Первая таблетка от воспалившихся на груди ран была самой горькой из всех последующих - её Вегас затолкал ему в глотку своим языком.
Эта таблетка заставила Пита думать не только о математике. Впервые он серьезно занялся сравнительным гендерным анализом, совершенно не понимая - отчего мужские губы Вегаса оказались такими мягкими. Такими нежными, ласковыми оказались его руки, а еще - таким никудышным оказался его отец. После очередного разговора с ним Вегас сидел на полу потерянный, разбитый. И поэтому пришлось срочно вспоминать историю про своего собственного, как учили их на курсах по психологии выживания - ты зеркалишь проблемы своего врага и враг уже не видит в тебе угрозы. Он видит своё отражение.
Пит говорил тихо, почти бессвязно, провалившись в далёкое детство, неожиданно забыв, что этот рассказ - всего лишь психологическая уловка.
Вегас слушал внимательно, не перебивая, неожиданно забыв, что перед пленёнными врагами нельзя обнажать свои слабости.
Губы горели от странного поцелуя, тело - от температуры, пока Пит вспоминал побои, которые уже плохо помнил. Да и отца он почти не знал. Опомнившийся Вегас тоже не пожелал с ним заочно знакомиться. Не лезь, сказал, да что ты вообще понимаешь в том, чтобы быть вечно вторым. И отвернул красивое, разбитое лицо в сторону. У кхуна Кана, этого никудышного папаши, говорили, был хорошо поставленный удар.
Иди ты на хер, Пит, со своей психологией, подумал про себя Пит. Умник, тоже мне.
Вегас, наверняка разгадавший его стратегию, был однозначно умней, просто била его отцовская рука намного дольше.
Потом, когда раны затянулись, он уже старался не думать вообще, с какой стороны - справа или слева - будет нанесён первый удар. Ремень это будет или кнут. Питон или анаконда. Две расстёгнутые на рубашке Вегаса пуговицы или три. Или придёт он к нему совсем нараспашку. Скажет ли сегодня "хороший мальчик" или нет. Скажет сегодня это на тайском или по-английски. Какими глазами посмотрит на этот балаган ёжик. О, Пит почти научился понимать язык ежей. Он научился почти без смущения сдирать с себя трусы, когда Вегас с утра заходил и объявлял - сегодня стирка.
И когда Пит неловко раздевался - одна его рука всегда была прикована к чему-то статичному, не до изящества было - Вегас никогда не смотрел. Будто не хотел Пита видеть. Всего Пита. С этой его шекспировской татуировкой на бедре и слишком заросшим волосами лобком. Вегас, который всё это уже видел.
Трусы были сшиты любимой бабулей. Простые, хлопковые, серенькие трусишки с продетой в пояс эластичной резинкой, которую использовали в прошлом веке.
Вегаса, по наблюдениям Пита, могло рассмешить в нём что угодно. Но над бабулиными трусами Вегас никогда не смеялся. Завидовал потому что, злорадствовал Пит, Вегасу-то никто трусов не шил. Наверно поэтому он заявлялся к Питу после стирки злой на десятку, кидал в лицо бельё и уходил куда-то на целый день.
Потом резинка порвалась.
Вегас хлестал его по спине в тот день толстым, но коротеньким кнутом, кончик которого наоборот был тонкий, как хвостик у мышки. Кончиком было больнее всего. Именно он рассёк ему кожу до крови внизу поясницы, мимоходом попав по хлипкой резинке, вшитой в простой тонкий хлопок.
Резинка лопнула со звонким звуком. Освобожденная ткань поползла вниз. Пит зажмурился, сжал прикованные над головой руки в кулаки. А следующий удар пришелся на голые ягодицы, с которыми Вегас никогда не "работал". Будто бы соблюдал только ему известное табу после того единственного раза.
Стесняется, что ли, хихикал придурошно Пит, чувствуя себя странно пьяным, и подмигивал ёжику. Удары кнута ложились аккуратно по всей площади его белых ягодиц, словно Вегас линовал полотно бумаги под каллиграфию.
В тот день у Пита случилась очередная истерика, случился очередной неудачный побег, обморок и первая эрекция. В другой последовательности, разумеется.
Здоровые реакции тела возобновились уже несколько дней назад, сигналя - организм вошел в обыкновенный режим жизни. Теперь это считалось нормальным, рутинным - утренний туалет в присутствии другого мужчины: Вегас бесстыдно его брил, приучая к опасному лезвию; Вегас его кормил, потому что лень было отстегивать руки; Вегас его лечил, чтобы ссадины заживали быстрее и было можно делать новые.
Эрекцию Пита Вегас заметил на третий день.
- Что ты думаешь по этому поводу? - спросил он у ёжика. - У нашего мальчика утренняя проблема.
Пит стоял посреди комнаты с привычно вздёрнутыми вверх руками. Ёж, как назло, таращился на его проблему с животным бесстыдством. Прикрыться от ежа Пит не мог.
У меня просто давно не было девушки, подумал он.
Меня давно не целовали, не ласкали, не трогали, продолжал думать через несколько дней, когда Вегас хлестал его по мягким, вздрагивающим ягодицам. Ну, раз они так удачно обнажились.
Задница от ударов звенела. Трусы держались на честном слове и торчащем члене.
У Вегаса, будто он на расстоянии чуял это новое, здоровое, молодое напряжение чужого тела, случилось в тот день почти двенадцать.
У Пита почти случился оргазм.
У меня просто слишком давно не было секса, мысленно повторял он, стараясь не застонать, не повернуться к Вегасу стыдным беспорядком, что творился у него между ног.
Вегас отбросил кнут зло и раздраженно, выматерившись в воздух на превосходном своём английском, окончательно сломав Питу шкалу. Кнут отлетел в стену. Ёж зашипел. В комнате пряно, честно и однозначно запахло сексом.
А Вегасу, как и Кинну - Пит знал - нравились только мужчины.
Проклятие обеих семей, вот что это было. Надежда несчастного босса Главной была на одного Танкхуна, который при всей своей любви к бабским тряпкам успешно валил девчонок. Боже, благослови Порша с его порно.
И был еще Ким. Жуткий, холодный младший со сладким голосом будущего айдола. Питу почему-то казалось, что мальчишке вообще всё равно было - с кем.
Зачем он думает об этом, остановил он себя. Его дело - считать штормовые баллы. Отсчитывать дни. Множить попытки побега. Злить Вегаса. Слушать Вегаса. Тихо лежать на кровати связанным, спелёнутым бинтами, пока Вегас сидит у него в ногах и мирно читает книгу.
Вегас забыл его после отстегнуть, и Пит простоял на коленях пару часов - всё еще остаточно возбужденный, растрёпанный, мокрый между ног - пот и то, что сочилось из члена, затекло в каждую интимную складочку и кожу пощипывало. Горящие после ударов ягодицы Пит странно не замечал.
А еще Вегас ушел слишком быстро, даже не подойдя к нему; даже не потребовав улыбнуться. Странно, Пит к своим вымученным улыбкам уже привык.
А следующим утром глупое тело радовалось жизни снова.
Фу, фу, приказывал ему Пит. Падай давай, чего ты меня позоришь: никакого белья, чтобы прикрыться, сегодня на нём не было.
Вегас пришел, увидел эрекцию и глумливо смеялся.
- У меня просто давно не было девушки, дурак! - выкрикнул ему Пит зло и покраснел щеками.
Вегас в ответ швырнул ему в лицо трусы со вшитой в них новой резинкой. Больше она не лопалась.
***
Иногда, в той, прошлой своей жизни
до Вегаса, Пит думал о женитьбе, о свадьбе. Почему бы и нет. Встречался с девушками, милыми и хорошими. Они приходили на свидания в белых, сиреневых, розовых платьях. Иногда у Пита был нежный, розово-сиреневый секс.
Иногда секс был не у него, но Пит, бесстрастно дежуривший у спальни Кинна, отчетливо слышал его звуки, фиксируя вербальную эволюцию с течением времени - сначала сладко звучал один Кинн, но позже это были два голоса.
Что такого искусного делал с неопытным Поршем босс, что вскоре и он зазвучал с настоящим наслаждением?
Что вообще мужчины могут делать друг с другом нежного, розового-сиреневого?
Вот Вегас был красного цвета. У Вегаса было полно кричащих рубашек. Была твёрдая, умелая рука. Шикарный английский, плохая история с отцом, мозг настоящего мафиози и странные пристрастия в литературе.
Питу хотелось рыдать: Вегас был десять из десяти. Но трогать людей, прячущихся под змеиной кожей, было нельзя.
Вегас тоже не трогал его больше. Кроме последнего раза, когда пришел к нему вечером, насильно уткнул лицом в подушку, стянул хлипкие трусы до колен, прижал брыкающиеся ноги Пита сильной рукой к матрасу и мягко, осторожно приложил к кровящей ссадине у поясничных ямочек теплый дезинфицирующий компресс.
- Не дергайся, - сказал грубо и вжал Питу голову в подушку сильней - волосы у Пита отросли и вплетать в них пальцы, наверно, было слишком удобно.
Ссадину Вегас заклеил намертво. Оставил на кровати рядом одежду - простые тренировочные штаны и футболку, в которых привез сюда.
От одежды пахло свежестью порошка, прохладой близкого озера. Пит помнил, когда пытался совершать свои многочисленные побеги, что дом окружен водой, а в воде тихо, умиротворенно цветут лотосы. Нежные, сиреневые, розовые.
С мешком на голове Вегас привез его снова в главный особняк Второй семьи. Заставил снова переодеться - в вычищенный от крови красный комбинезон.
Они находились в той самой кровавого цвета комнате, но Вегас даже не думал пристегивать Пита к чему-либо.
Сейчас убьёт, догадался Пит. И вспоминая тот день, когда Вегас сидел и целился в него из пистолета, а Пит смеялся и хотел немедленно умереть, сейчас вдруг так же отчаянно, страстно он захотел жить. Вот таким - избитым, запытанным, изнасилованным.
Он не убил меня, значит я обязательно убью его за то, что он со мной сделал, думал Пит позже с вдохновением.
С вдохновением представлял Вегаса в какой-нибудь ядовитой, хищной рубашке со своим пистолетом у виска. Но Вегас стоял перед ним в джинсах и простой белой футболке. В руке была новая книга, название которой на корешке Пит никак не мог прочитать, но почему-то было чертовски интересно.
***
После побега и месяца восстановления его пригласили на аудиенцию к кхуну Корну. Босс щедро компенсировал: на счет Пита упала хорошая, значительная сумма.
Кхун Корн лаконично, как только он и умел, похвалил за преданность.
Знаешь, ты много сделал для нашего клана, сказал он Питу, но я хочу дать тебе новое, очень опасное задание. Вряд ли хоть кто-нибудь, кроме тебя, сможет с ним справиться.
Пит внимательно выслушал. И после уверенно и аккуратно снял с лацкана пиджака свой значок принадлежности к Главной семье.
- Хороший мальчик, - сказал кхун Корн так тихо, что Пит подумал - послышалось.
Или это сказал у него в голове Вегас.
Вегас в белой футболке, с мягкими губами, нежными, ласковыми руками и совершенно никудышным отцом.
