окровавленные одуванчики

— Эй, аккуратнее! Больно! — Зилингде всхлипывает и пытается отдёрнуть руку, но у Элизабет хватка крепкая — не выйдет. — Нужно было под ноги смотреть, глупая! Терпи. А Салливан — беззаботный ребёнок — просто резвилась на поляне. На радостях побежала к подруге, а колени уже разодраны. И кровь течёт. Но подорожник любую рану вылечит. У Лиззи есть свой способ — сначала подорожник прикладываешь, а на него — пластырь. Она, правда, его только что придумала, но чуть-чуть же поможет.. — А ты слышала про кладбище? Элизабет — и про кладбище не слышала? Она уже девочка взрослая, такая вещь как смерть её уже ничем не удивит. Людям свойственно умирать, и ей тоже, она что — не человек, что-ли? — В смысле? — Там на могилках красивые цветы. У нас таких не растёт. Пойдём, я тебе покажу. — Зилингде, позабыв про свою рану схватила Лиззи за руку и повела. — Я люблю цветы. Пошли. Кто бы мог подумать, что такие милые девочки могут (ещё и на ночь глядя) гулять по таким местам! Но Зилингде — не такая милая, как кажется. А Элизабет — она просто всегда с ней, а то в поместье скучно сидеть, а Салли и про духов расскажет, и про ведьм всяких.. Лиззи слушает и слушает, а Салливан не остановить. Правда, потом они так пугаются, что Вольфраму и Пауле приходится оставить включенным свет в коридоре на всю ночь. Конечно, можно подождать, пока малышки заснут, но с такими-то рассказами это быстро не случится. В лесу темно и сыро — недавно был дождь. Небольшой, грибной, приятный такой. Под ним Зилингде любит гулять (но во время таких прогулок часто поскальзывается на камнях и траве). Всё вокруг шумит и суетится, ветер воет и шатает деревья, листья шелестят, капли падают. Когда же природа успокоится и всё будет в тишине и покое? Салливан раздвигает кусты: — Нашла! Элизабет, не спеша топая позади сразу подбегает к подруге и всматривается. Картина жутко-успокаивающая. Трупы гниют и разлагаются под землей, а Лиззи, представив это морщится. Почему они умирают? — Проносится в её голове. Зилингде бесшумно пробирается к одной из могил и берёт цветы, что уже неизвестно сколько лет одиноко вянут на камне. Наверно, их тоже следует закопать, они же — как трупы.. Мерзость! — Смотри, какие красивые! Я же говорила! — Здорово! Ой, а нас не наругают, за то что мы тут шастаем? — Да не бойся ты. — А цветы мы заберём? — Конечно. Но чуть-чуть. Пусть мёртвым тоже останется.