Восприятие

Глава 2 – Знакомство с вами

      Я не знаю, как долго я спала, потому что не посмотрела на часы, прежде чем закрыть глаза, и полагаю, что это не имело большого значения. Я проснулась, растянувшись лицом вниз на кровати, что заставило меня поверить, что я отсутствовала намного дольше, чем планировала. Он стоял спиной ко мне, глядя в западное окно и заслоняя его своей темной тенью, пока смотрел на закат. Я перекатилась в сидячее положение и окинула взглядом комнату, в которой находилась, заглядывая в каждый уголок. Это была спартанская комната — однозначно мужская. Ни декора, ни ковров, ни картин на стенах. Это была просто комната для сна и, возможно, побега. Но от чего таким, как он, бежать? Должно быть, это была старая часть замка, потому что все стены были из того же грубого серого камня, что и внутренние коридоры. Хорошо утоптанный пол был из золотистого дерева. Невольно я задалась вопросом, действительно ли он был таким же гладким и теплым, как кажется, но присутствие этого парня не давало мне пошевелиться. Единственной мебелью в комнате была простая, но массивная кровать, на которой я спала, высокий комод вдоль северной стены и большой письменный стол у двери. Легкая царапина на полу к югу от окна навела меня на мысль, что там было что-то еще, но я не знала что. — Ты хорошо поспала? — спросил он, не поворачиваясь ко мне лицом. Я вздрогнула от звука его голоса, мягкого и неожиданного в тишине комнаты. — Да спасибо. — вежливо ответила я. Сон принес мне пользу, на которую я надеялась. Я была начеку, чувствовала себя более или менее собой, и страх, который я чувствовала, уменьшился. Теперь я надеялась, что шок успел пройти. Если это было так, я была совершенно уверена, что смогу крепче держать себя в руках. — Надеюсь, ты не возражаешь, но я взял на себя смелость принести тебе что-нибудь поесть. — пробормотал он, все еще не оборачиваясь. Его выбор слов был странный, почти старый. Он удивил меня, и мой вопрос вырвался из уст прежде, чем я остановилась, чтобы подумать. — Зачем? Медленно, очень медленно он наконец повернулся. Его темные брови нахмурились в недоумении на мой вопрос. — Ты не голодна? — Ну да, — замялась я, неуверенная, действительно ли я хотела быть здесь, при этом разговоре снова, — но, если мне суждено только умереть, — я вздрогнула при этом слове, — то зачем утруждать себя? Его тихий ответ был честным и вселил в меня некоторую надежду. — Я не знаю. Я кивнула и увидела, что хлеб с сыром лежат на тарелке на столе. Мои глаза метнулись к нему. Мне придется пересечь комнату, чтобы взять их. Я еще раз взглянула на его высокую неподвижную фигуру краем глаза и заставила себя двигаться. Каким-то образом я почувствовала потребность двигаться как можно более аккуратно. Я знала, что мужчину в комнате со мной можно было назвать человеком лишь в общих чертах. Кем он был на самом деле, я не была уверена, но я чувствовала, что будет лучше, если я буду думать о нем просто как о мужчине, хотя фигура итак была у него мужская. Было что-то в том, как он настороженно следил за каждым моим движением, что заставило меня подумать о диком животном, и я обнаружила, что хочу напугать его так же сильно, как пантеру или медведя. Я думаю результат был бы одинаковым в каждом из этих случаев. Я приподнялась с края кровати и подошла к столу так осторожно, как только могла. Я чувствовала на себе его глаза, они не были такими уж пугающими в темной комнате, наблюдающие за мной, когда я скользнула в кресло и потянулась к буханке, оторвав от нее кусок. Я вздохнула, вгрызаясь в него. Я была очень голодна, и если это был мой последний прием пищи, то я не могла придумать ничего лучше, чем поесть. Хлеб здесь намного превосходил все, что я когда-либо ела в Штатах. Это было вкусно, и я была удивлена, что смогла подумать о чем-то настолько неважном, учитывая все обстоятельства. Сыр был мягким и хорошо сочетался с хлебом, и на несколько мгновений я почувствовала себя относительно нормально. Затем он подошел и встал рядом со мной. Я мгновенно напряглась и почувствовала, как мои инстинкты кричат бежать. Я удержалась на месте и заставила себя сохранять спокойствие и продолжать есть, как будто меня не нервировала его близость, хотя хлеб превращался во рту в мокрый комок. На этот раз он, казалось, зачарованно смотрел на меня. — Это вкусно? — спросил он, глядя на мой обед. В его голосе сквозило легкое отвращение. Я с трудом проглотила. Хлеб застрял в сдавленном горле. — Да, гораздо лучше, чем то, что я могла бы съесть дома. Хочешь? Я знала, что он откажет раньше, чем попробует это, но не могла не спросить. Я не хотела думать о том, что он ел, и моя рука дрожала, когда я протягивала ему небольшой кусочек. Он покачал головой, слегка сузив глаза, и я убрала руку. — Что ты? — спросила я, вдруг осмелев и зная, что имею на это право. Я отдохнула и теперь поела, поэтому чувствовала себя немного лучше, по крайней мере, достаточно хорошо, чтобы испытывать любопытство. Кроме того, зачем ему кормить меня, если он собирается убить меня в ближайшее время? Он долго смотрел на меня, и я никогда не видела ничего подобного. Он был абсолютно неподвижен, как мраморная статуя. Я подождала, и он уселся на стул, которого я раньше не замечала. Стул стоял рядом с кроватью и он наклонил его ко мне. — Не человек. Я тихо фыркнула. — Это очевидно. Итак, если ты не человек, то кто ты? Он улыбнулся - до глаз не доходило. — Как ты думаешь, кто я такой? Я осторожно покачала головой. — Я начала догадываться… ну, я могла бы сказать, но я действительно не хочу … говорить об этом. — О ком ты? Теперь он играл со мной, я чувствовала это и слышала в его голосе скрытый оттенок веселья. Я откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, стараясь, чтобы глаза и лицо оставались пустыми, и ждала. Он тоже. — Ты очень упряма. - сказал он, после долгой многозначительной паузы. Казалось, он был рад узнать это обо мне. Это, мягко говоря, бесило. — Но не глупа. Я огрызнулась с большей силой, чем чувствовала. Я знала, что моя жизнь в его руках, и мне, наверное, лучше не раздражать его. Он покачал головой. — Нет, не глупа, — согласился он. — Я… — он сделал паузу, и его глаза сузились, когда он начал снова. — Я вампир. Он сказал это почти защищаясь, как будто призывая меня отрицать это или спорить с ним. Кажется, у меня отвисла челюсть. Не то чтобы это было совершенно неожиданно, я просто так горячо надеялась, что мои предположения были ошибочны. Я посмотрела на пол, кивая. Больше нечего было сказать. Когда я прокручивала в голове эти два маленьких слова, я знала, что это правда, и он не был просто сумасшедшим подражателем. Я видела, как он двигается, слышала его такой красивый голос, смотрела ему в глаза, и каждый из этих фактов кричал мне правду. У меня перехватило дыхание, когда я поняла, что узнала правду еще до того, как была готова признать ее, может быть, в те секунды, когда впервые увидела Хайди. — Это тебя пугает? — небрежно спросил он, вся защита исчезла. Мне пришлось сдержать маниакальный смех. Это был глупый вопрос. Я невесело улыбнулась и кивнула, подняв глаза. — Это меня пугает. Что-то мелькнуло в его огненных глазах, и я не могла быть уверена из-за сумрака, но подумала, что это печаль или сожаление. Я попыталась придумать, на что бы сменить тему. — Так... сколько тебе лет? Это было слабо, но это было лучшее, что я смогла придумать. Его брови приподнялись. — Мне примерно семьсот лет. Мои глаза расширились, и я чуть не задохнулась. Он выглядел удивительно хорошо для семисотлетнего старика — как будто я знала, как должен выглядеть семисотлетний вампир. Это определенно было впервые. — Мне было двадцать шесть, когда меня изменили. Климент Ви был отцом. Он объяснил в ответ на мысли, которые должны были быть ясными на моем лице. — И как это происходит... изменение? — спросила я, обретя голос только после того, как узнала, что когда-то он был кем-то нормальным, до двадцати шести. — Очень больно. — пробормотал он, и я услышала эхо воспоминаний о боли в его низком голосе. Не в силах сдержаться, тон его голоса воззвал к моим заботливым инстинктам, и я слегка наклонилась вперёд. — Извини. Его голова склонилась набок, снова напоминая мне о чем-то диком, пока он смотрел на меня. Казалось, он не знал, как принять мое сочувствие. — Это была не твоя вина. — Нет, но мне жаль, что это было больно. И мне было. Как ужасно пройти через что-то настолько ужасное, чтобы стать кем-то, кого так боятся и ненавидят. Я обхватила руками грудь и обняла себя. — Почему ты приехала сюда? — вдруг спросил он. Теперь в его глазах было любопытство. Я боролась со слезами, которые грозили хлынуть и глотала боль в горле. — Это был подарок от моих родителей. Я всегда хотела съездить в Италию, и они меня удивили этим. Хотя сейчас я думаю, что было бы лучше последовать моему первому побуждению и сказать им, чтобы они использовали деньги на что-нибудь важное. — Что может быть важнее, чем сделать их дочь счастливой? — спросил он, искренне сбитый с толку моими словами. Он неправильно меня понял. Я нахмурилась. — Использовать их, чтобы помочь моему брату или сестре в школе, доплатить за дом, новую машину. Прямо сейчас сделать их мертвую дочь счастливой должно быть наименьшей из их забот. Я пыталась скрыть горечь в своем голосе, но она все же прокрадывалась. Он нахмурился, услышав мой тон. — Ты не умерла. Я встретилась с ним взглядом и бросила вызов. — Пока. Он не стал спорить, но сменил тему. — Сколько тебе лет? — Двадцать один. Я ходила в школу в Штатах, и до выпуска оставался год. — А что ты изучала? Я сделала паузу, думая о том, какой была бы моя жизнь, если бы не эта печальная ситуация. Мой желудок сжался, когда я подумала обо всем, чего мне будет не хватать: старости, влюбленности, рождения детей, наблюдения за тем, как они растут. Я вернулась к реальности, когда увидела, что он все еще терпеливо ждет моего ответа. — Профессиональное образование. Я хотела быть учителем. Я люблю детей. — Это хорошо. Я кивнула без комментариев. Да, я любила детей, но теперь у меня никогда не будет своих. Я смотрела в окно, не желая больше обсуждать будущее, которого у меня никогда не будет, и я думаю, что он это почувствовал. — Если хочешь помыться, то эта дверь, — он указал на дверь в восточной части комнаты, — ведет в отдельную ванную комнату. Тебя никто не побеспокоит. — Спасибо. — я почувствовала, как мое лицо покраснело — вещь, которая почти никогда не случалась со мной, в ожидании моего следующего вопроса. — Ты случайно не думаешь, что мне могла бы пригодиться сменная одежда? Моя все еще в хостеле, в котором я остановилась. Я наблюдала, как его глаза блуждали по мне и пыталась не покраснеть еще больше при таком пристальном рассмотрении. Я посмотрела на то, во что я сейчас была одета. Я была в беспорядке. Моя рубашка была в пятнах от слез, и она, и мои джинсы были мятыми от того, что я спала в них. Думаю, я носила их уже двадцать четыре часа и наверняка начала пахнуть дичью. Мои волосы были спутаны, и я уверена, что мое лицо распухло от слез. Когда я говорила, мои щеки напрягались, а глаза щипало, когда я моргала. — Я думаю, это можно устроить. Если тебе удобно. — он поднялся быстрее, чем я думала, что это возможно, и я ахнула, прежде чем успела задохнуться. Его глаза метнулись к моим. — Извини, я забыл, что ты не привыкла к моим движениям. Он подошел к комоду с более человеческой скоростью и вытащил сложенный кусок ткани. — Как я уже говорил, если ты чувствуешь себя комфортно, ты можешь носить это после душа, пока я не куплю тебе новый комплект одежды. Он медленно подошел ко мне и положил ткань, оказавшуюся мужской рубашкой, на подлокотник кресла в котором я сидела. — Все, что тебе нужно, должно быть в ванной. Я взяла рубашку и встала. Он стоял слишком близко, чтобы я могла чувствовать себя комфортно в такой незащищенности. Не знаю, почему сидение помогло рассеять это чувство, но помогло. Я чувствовала, что слишком много меня было доступно его взгляду, когда я стояла. Это нервировало. Он увидел мое колебание и сделал шаг назад, давая мне место. — Спасибо. — сказала я с легкой улыбкой, проходя мимо него и направляясь в ванную. Было облегчением оказаться вдали от его слишком прямого взгляда, и я на мгновение прислонилась к двери, просто чтобы отдышаться. Я почувствовала, что не дышала с тех пор, как вошла в это проклятое место. Я не торопилась с душем. В ванной было также скудно, как и в спальне. Она предназначалась исключительно для того, чтобы быть полезной – как и большинство мужских вещей. Я достаточно легко нашла все, что мне было нужно и простояла под горячей водой, пока не стала лобстерово-красной и морщинистой. Глядя, как вода и мыло утекают в канализацию, у меня возникло внезапное глупое желание стать мыльным пузырем; просто спуститься по канализации, в конце концов к морю и быть свободным. У меня больше не было иллюзий свободы. Я знала, что попалась и никуда не пойду, разве что в могилу.       Я стряхнула с себя депрессивные мысли, вышла из душа и вытерлась. Это не помогло и только запутало мои мысли. Если бы я хотела выбраться из этого, я должна была бы быть в состоянии думать, и я не хотела тратить все свое время на сон во время стресса. Я высушила волосы полотенцем и нашла расческу, чтобы расчесать их. Потом я вздохнула и взяла рубашку.       Это был безобидный кусок ткани, более мягкий, чем все, что у меня когда-либо было и он пах так восхитительно, что я едва могла разорвать контакт с носом достаточно долго, чтобы надеть его через голову, но тот факт, что я буду носить что-то, что принадлежало вампиру и соприкасалось с моей кожей заставило меня невольно содрогнуться, и я чуть не забралась обратно в свою старую одежду. Было мило с его стороны предложить это и я действительно не хотела его обидеть, поэтому я натянула его рубашку и с несчастным видом заметила, что она спадает только до середины бедра.       Я надеялась, что это не займет много времени, чтобы получить дополнительный комплект одежды. Я заправила прядь влажных волос за ухо и глубоко вздохнула, когда открыла дверь и вышла из относительной безопасности ванной.       Комната была пуста, и я выдохнула, затаив дыхание. Я не осмелилась открыть дверь. Меня не волновало, запер он меня или нет, я ни за что не собиралась ползать, пока кто знает, сколько вампиров бродило по этому месту. Я была вполне довольна остаться в маленькой комнате вне поля зрения и, надеюсь, памяти. Я положила свою грязную одежду на стул и подошла к окну.       Сейчас было темно, но темнота была бархатная, так что я знала, что еще не поздно. Мерцали звезды и дул легкий ветерок, играя прядями влажных волос и принося с собой аромат цветов из сада где-то подо мной. Я наклонилась еще дальше, гадая, что там было посажено, и могла ли я сказать по высоте, на которой находилась, когда что-то резко отдернуло меня от окна.       Мой испуганный крик был приглушен чем-то довольно холодным и твердым и на мгновение я испугалась, что меня раздавят насмерть. Затем он оттолкнул меня от себя, чтобы видеть мое лицо, но не ослабил своей хватки на моих плечах. — Что ты делала? — спросил он.       Внезапно мне стало очень трудно дышать, когда он всего в нескольких дюймах от меня смотрит мне прямо в глаза. Его сочный аромат вторгся в мою голову, растапливая любую мою волю. Я изо всех сил старалась удержать причину, по которой я вообще подошла к окну, причину, по которой я высунулась. — Эм… комната была пуста… и я… э… захотела выглянуть наружу.       Получилось немного искаженно, так как я не могла точно вспомнить, как строить связные предложения. Вот почему я никогда не должна смотреть ему в лицо... или подпускать его достаточно близко, чтобы понюхать. Я хотела закрыть глаза и скрыть выражение ярости на его красивом лице, но не смогла. Комната немного закружилась, и я обмякла на его руках, не в силах удержаться на ногах.       Он ничего не сказал, но усадил меня на кровать и отступил назад. С расстоянием я вспомнила, что нужно дышать, и комната перестала вращаться. Я также вспомнила, почему я была у окна. Я покачала головой, чтобы прояснить ситуацию и твердо уставилась в пол. — Когда я вышла из ванной, комната была пуста. Я не собиралась испытывать судьбу и бродить по коридорам, поэтому я пошла посмотреть в окно. Я почувствовала запах цветов из сада и я думала, что могу сказать, что это такое, но я не осознавала, как высоко мы были.       Мое объяснение вылилось в один длинный поток слов. Мое сердце еще не замедлилось, и оно было болезненно оглушительным, когда оно стучало в моих ушах. Воспоминание о его запахе вкупе с внезапным испугом не давали расслабиться даже на дистанции, которую он создал.       Он сидел неподвижно, прислушиваясь к моему сердцу, пока оно успокаивалось; устойчивый звук, казалось, тоже помог ему успокоиться. — Ты не пыталась выбраться? — осторожно спросил он.       Мое удивление от его слов заставило меня поднять глаза и рассмеяться – сильно. — Выбраться? — спросила я, не утруждая себя обуздать свою истерику. — Вот так? Ты с ума сошел? Тебе пришлось бы соскрести меня лопатой для снега. Я знаю, что у меня мало времени, но правда, попытка самоубийства? И таким образом?       Он сердито посмотрел на меня и я рассмеялась еще сильнее. Я не была уверена, почему это показалось мне забавным. Может быть, он считал меня более храброй или глупой, чем я была на самом деле, или, может быть, это было то, что он казался искренне расстроенным мыслью, что я могу попытаться покончить с собой, в то время как он сам собирался покончить с собой. Возможно, он просто был расстроен мыслью о том, что столько крови будет потрачено впустую.       Эта мысль отрезвила меня, и мое сердце снова забилось быстрее. Мне нужно было взять себя в руки.       Он сел, встревоженный учащенным сердцебиением — Что случилось?       Я отмахнулась. — Просто из любопытства, какое тебе дело, если я вообще покончу с собой? Это будет… кровь? — мне стало плохо, только произнеся это слово.       Его голос был резким, и он сердито посмотрел на меня. — Нет.       Мое сердце успокоилось от его ответа. — Тогда почему? — Это самоубийство. — Он был уверен в своем ответе. — Самоубийство? — снова спросила я недоверчиво. Могут ли вампиры иметь мораль, достаточную, чтобы осудить человека, который хотел покончить с собой, чтобы сбежать от одного из них? Это звучало смешно.       Его глаза сузились в ответ на мой недоверчивый тон. — Я не без этики, Сара.       Меня поразило, что в этот момент он решил произнести мое имя. Это было, если бы он подчеркивал тот факт. Как и раньше, оно так красиво скатилось с его языка, что у меня перехватило дыхание. — Должна признать, это меня удивляет. — Я вздохнула, надеясь услышать больше о его философии по более чем одной причине. — Почему ты думаешь,ты еще жива? — прошипел он, внезапно превратившись в вампира, которым был.       Я поморщилась, а потом пришла в себя. — Хорошо, спасибо. Ваши родители были святыми, чтобы научить вас иудео-христианской философии «ты не должен убивать».       Это было саркастично, обидно и злобно. Я знала это, когда говорила, но я была расстроена, зла и напугана. — Иди спать, Сара. — сказал он.       Я сдержала свой ответ, хотя это должно было отразиться в моих глазах, когда я посмотрела на него. — Ради бога, женщина, ты будешь испытывать мое терпение дальше? —его голос был самым громким, что я слышала, и полурычание, которое действительно странно слышать из человеческого рта, было странным и чрезвычайно ужасающим.       Я откинулась на несколько дюймов, как будто он ударил меня, и села. Я была уверена, с моим остекленевшим взглядом я походила на оленя в свете фар. Мое сердце забилось и я вздрогнула, мгновенно покрываясь холодным потом.       Он вздохнул и опустил голову, разорвав зрительный контакт. — Прости, Сара. Пожалуйста, иди спать. Сегодня больше никаких вопросов.       Я кивнула и откинулась назад, свернувшись в позу эмбриона, как делала раньше. Я зажмурила глаза и молилась, чтобы сон поскорее нашел меня. К сожалению, я слишком долго спала днем ​​и была слишком взвинчена, чтобы даже притворяться, что думаю о чем-то спокойном. Стук моего сердца и прерывистое дыхание выдали меня.       Однако вскоре я услышала первые мягкие мелодии Лунной сонаты Бетховена, наполнившие воздух. Я обратила на это внимание и с жадностью потянулась к ним. Я вспомнила, как давно узнала, что Бетховен написал именно это произведение для женщины, которую любил. Эта мысль утешила меня настолько, что я смогла найти тьму и позволить ей овладеть мной.