Но сердце сильней одно наших недоверий

      Альбедо делает записи. Посматривает на схемы на столе с преувеличенной важностью, пока Сяо перед ним отламывает небольшие кусочки от злаковой конфеты и скармливает их шуршащим у его ног синицам. Он может сколько угодно утверждать, что от него «в ужасе разбегается все живое» и «ничто не устоит перед его аурой», но что синицы, облюбовавшие с приходом Сяо балкон Ваншу, что лисы, доверчиво таскающие ягоды с его рук; что журавли, которые кланяются ему, будто признавая за своего, и не взлетают испуганно; что сам Альбедо: все тянутся к его прохладным рукам, не замечая вокруг никакой «ауры погибели». Она возникает, когда Сяо считает себя опасным. Когда Сяо утопает в боли воспоминаний прошлого и иррациональной, на взгляд Альбедо, ненависти к себе, когда устает от битв, прислоняясь к холодному копью горячим лбом, когда…       Словом: не всегда. Словом, эта аура не поглощает его целиком, особенно если его эмоциональное состояние (наличие которого в целом Сяо отчаянно отрицает) в норме, и это — все, что Альбедо удалось изучить.       Не то чтобы это было не полезным, просто…       С научной точки зрения — попросту бесполезным, допустим.       Абсолютно.       Все, что удавалось узнать о Сяо, оказывалось абсолютно неприменимым на практике.       Все его способности брали начало из его сущности, работу которой было невозможно воссоздать с помощью алхимии. Нельзя было с помощью символов наделить свое тело теми же свойствами, что и его, и обрести способность появляться в воздухе, сплетая себя заново; нельзя было стать таким же быстрым, как ветер, и одновременно сильным, чтобы удар сотрясал землю, при этом не используя Глаз Бога.       Сяо любопытным котом тянется к записям, где Альбедо убористым почерком пишет заметки о своем исследовании, но тот решительным жестом схлопывает книгу рукой, и Сяо на одних рефлексах резко отстраняется, недоуменно смотря на него.       — Еще не готово, — неловко улыбается Альбедо, пряча в прикрытых глазах настоящую панику.       Если Сяо узнает, что он больше не изучает его — он уйдет. Точно уйдет, или спросит, зачем тогда Альбедо до сих пор ищет его общества, и Альбедо не сможет ответить. Он и себе не может, потому что признать, что он скомпрометирован на человеческие чувства — недопустимо. Вернее, недопустимо быть скомпрометированным, признать — необходимо, но он не может. Будет неловко выписывать «я все еще считаю, что его руки — произведение искусства» вместо полагающихся исследовательских заметок и рисовать на полях блокнота его мягкую улыбку, пухлую синицу прямо на ладони, мозолистые красивые пальцы, которые всегда покрыты тканью перчаток…       Все мысли Альбедо не об исследованиях, а о том, как бы продлить такую приятную, пусть иногда и чересчур молчаливую компанию. Мастер бы не одобрила его нынешнюю деятельность.

***

      — Хорошо, а не мог бы ты теперь… Показать мне свою руку, пожалуйста? — Альбедо хочет проверить хотя бы отличия работы их органов и строение тела.       Это же может как-то пригодиться в исследованиях, наверное? Определенно. Исследованиях, которые он не проводит, а совершенно нелепо врет, чтобы провести с объектом своей симпатии больше времени.       Сяо снимает перчатку и протягивает ему руку — будто окунутую в темную дымку, которая рассеивается к локтю уже вполне телесным цветом. Альбедо снимает собственную перчатку, просто умоляя абстрактную высшую сущность, чтобы Сяо не спросил, зачем снимать собственную перчатку, и…       Наконец, касается его ладони. Пальцы у него мозолистые, прохладные, но кожа на почти черной области и светлой не отличается, и Альбедо вертит его руку, будто всерьез рассматривая что-то, но на деле лишь старается запомнить это ощущение. Сяо не впускает в свое личное пространство никого, а сейчас делает исключение исключительно потому что обещал позволить себя поизучать в свободное время, и их руки точно не соприкоснуться более. В конце концов, даже… Даже будь они друзьями, может быть, в параллельной вселенной, где это возможно, они вряд ли бы держались за руки. Друзья не делают этого.       — Твое сердце быстро бьется, — отстраненно замечает Сяо, и Альбедо рассеянно одергивает руку, но та лишь соскальзывает на чужое запястье.       — Твое тоже, — замечает Альбедо, касаясь пальцами пульса, который ощущается совсем заполошным.       Может, это нормальный темп для адептов?       Сяо резко отворачивает голову, и все, что видит Альбедо — красные кончики заостренных ушей.       Его кровь тоже может приливать к конечностям?       — Это из-за холода, — резко отвечают ему.       — Наверняка, — соглашается Альбедо, рассеянно переплетая их пальцы.       За окном знойное лето.