***
Эта встреча всё перевернула в нём. Кажется, своё окончательное решение он принял именно тогда — глядя вслед невысокой стройной фигурке того, кого он когда-то безумно любил, кого клялся защитить — и почти погубил, кого он должен был спасти! Должен был! И он стал готовиться решительнее, отринув все сомнения и определившись с главным. Сразу с берега он отправился в шатёр братьев Хон, которых старательно привечал всё последнее время, и рассказал им частично о плане. Правда, не упомянул о том, что роль их самих в нём будет печальна и коротка. Нет, им он сказал другое: — Вы должны мне помочь в главном: принести кровавую жертву волкам и их Луне, чтобы они помогли нам избавиться от проклятых альф. А потом связать жертвой их мир и Мир Звёзд и Ветров. Братья смотрели на него жадно и глотали каждое слово с дикой жаждой. А на словах о жертве их глаза одинаково и жутковато загорелись радостным огнём. — Только скажи, — яростно закивал Юхо, прижимая его руку к своей груди. — Только прикажи, солнце наше, и всё будет по слову твоему! — Мы клялись твоему отцу, что станем тебе первыми помощниками, что встанем рядом в любой битве и своей грудью закроем, так что — просто прикажи! — вторил ему Яго, преданно ловя взгляд юного шамана. Есан молчал. Кажется, он только сейчас вдруг осознал, насколько преданны были ему эти двое. Он ненавидел их люто, не мог простить им несчастья омежек морвы и их смерти, хотя, если подумать, может, они на самом деле сберегли от их участи его самого? Только сейчас эта мысль приобрела ясность в его голове — и он замер, не решаясь. "Найду ли ещё таких, если погублю этих? — тревожно подумалось ему. — Может... Как-то..." Но в этот момент Юхо вдруг прижал его руку к своим губам и тихо застонал от наслаждения — вдыхая... И до Есана дошло. Эти двое были в него влюблены! Страстно, безумно, жестоко... Он в ужасе перевёл вгляд на Яго — и в его глазах увидел всё то, что последним хотел бы видеть: нежность, сладость и — желание... Настоящее, искреннее желание. Да, они преданны, но... что хотят взамен?! Потому что такое желание подразумевает плату за преданность! Они не ему верят, не его делом горят — они преданны именно ему, его глазам, голосу и... телу?! Есан в ужасе дрогнул. — Жертва, — торопливо выговорил он, осторожно вынимая руку из пальцев Юхо. — Сон Минги. Пусть будет он. — Этот шлюха? — хрипло переспросил Юхо, кашлянул и снова спросил: — Кому он нужен, такой? — Любому волку, что почует его аромат, — быстро пояснил Есан, чуть двигаясь, чтобы видеть Яго, который до этого сидел почти у него за спиной. — Вы должны приветить его. Озарить его последние дни покоем. Жертву надо умиротворить. Пригласите его в свой шатёр и относитесь по-доброму. Он — наш жертвенный баран. Его мы отдадим волку, который найдёт его. А потом кровью этого волка скрепим союз наших богов — Луны и Звёзд. — Мы... Мы должны будем убить волка? — Глаза Яго сверкнули хищной радостью. — Но это... — Это опасно, я понимаю, — начал было Есан. — Нет, нет, солнце наше, нет! — воскликнул Яго. — Только одно опасно: что мы, недостойные, не справимся, ведь мы не так чтобы сильны в открытой битве... — Он будет занят задницей Минги, — быстро сквозь зубы выговорил Есан и мучительно покраснел. Он старательно прятал свой стыд от самого себя, но теперь, когда произнёс это вслух, когда всё то, что до этого было только в его голове, предстало перед ним во всей своей откровенной, бесстыдной и отвратительной ясности, его чуть не стошнило. Замутило, задурнело всё внутри. Но он лишь покачнулся, однако не упал. — Есани... — Братья переглянулись. — А тогда, если мы убьём волка, кто же возьмёт жизнь нашей жертвы? — А вы думаете, он переживёт то, что его будет рвать волк? — едва слышно спросил Есан. — Вряд ли, если подготовить омегу, волк в жажде своей остановится, чтобы обратиться посреди кровавой битвы. Так возьмёт. Так... волком. Он сжал зубы: в груди отчаянно давило, горло рвали всхрипы: "Нет, нет, нет! Нельзя так! Не надо!" — но перед глазами снова встал робкий чудный взгляд Минхо, затуманенный слезами, — и шаман сжал кулаки. Он должен выжить, чтобы спасти его. Любой ценой. И рисковать нельзя. Никто не знает, что именно сделает ему сын, которого понесёт Минги, если ему это позволить. Он мог убить его любым способом: и в старости случайной стрелой, и ещё не родившись — заставив рискнуть ради себя жизнью. О, Есан обдумывал это долго, он придумал себе оправданий слишком много, чтобы сейчас отступить. Не после того, как осознал, что жизнь одного несчастного стыдного омеги стоит — должна, по крайней мере стоить! — того, чтобы ею оплатить жизнь того единственного, кто знает, куда идти, чтобы вывести всех к свету. Его, Кан Есана, жизни. — Ты прав, как всегда, наше солнце, — с придыханием говорил между тем Яго, и вдруг склонился над ногой Есана и мягко приложился губами к его колену. А потом, выпрямившись, прямо посмотрел в широко раскрытые глаза юноши. — Ты даёшь силы своим дыханием, каждым словом своим, но... коснуться тебя — это такое счастье... Есан быстро отвёл взгляд и достал из нательной сумки небольшую коробочку из коры. — Вот... Возьмите. Пусть будет у вас. — Он протянул её Юхо, и тот бережно, двумя руками взял её, ласково огладив по пути пальцы Есана. — Там горошины с сон-травой. Отдадите ему, когда придёт пора. Но сначала притравите: каждый вечер давайте по горсточке семян конопы, пусть привыкнет, тогда и сон-трава подействует быстрее. — Да, солнце, — с готовностью закивали братья, а Есан быстро поднялся, увернувшись от воровато протянутой к его колену руки Яго. — Звёзды и Луна, Чёрные Ветры больших дорог — всё они надеются на вас, — улыбнулся он им приторно. — Главное — не подвести тебя, Санни, — умильно улыбнулся ему в ответ Яго. — Мы всё для тебя сделаем. Сейчас же заберём шлюху к себе. Пусть порадуется напоследок. Есан болезненно сжал губы, но лишь кивнул. Прости, Минги. Ты милый и добрый, ты так слушаешь, когда я говорю, так мило веришь мне... В своей этой наивности ты становишься слишком лёгкой жертвой. Слишком очевидной. И такой нежеланной для меня, но... Но всё ярче сияет проклятое голубое пламя над твоей головой. И я хочу — безумно хочу! — забыть о нём, не видеть его, чтобы не мучиться от страха, который не в силах приручить в себе, — но не могу. Да и если подумать... Места тебе не будет нигде. В долине тебя не примут: твоё прошлое навсегда останется с тобой. А среди волков... Нет твоего Обещанного среди волков, а значит, и счастья особого там у тебя не будет. Да, да, во сне я видел и не раз, как ласкаешь ты какого-то сильного и красивого парня, но ведь это было тогда, когда ещё не горел над тобой проклятый огонь! А сейчас... Неясно даже, жив ли тот парень сейчас. А вот я... Я жив. Поэтому прости. Но лучше так. Для всех лучше.***
Первый омега не одобрял его рвения, он хотел подождать, но Есан настоял: всё-таки долина вот-вот должна была показаться. Кроме того, через пару дней после встречи с Минхо у реки, Есан увидел во сне его. Волка. Того самого. Он давно не приходил к Есану, а теперь... Волк изменился. Мощная фигура, уши с чёрными стрелками внутри, алый язык набок — и алый отблеск в живых, умных и страшно несчастных глазах. Волк смотрел на Есана пристально и молчал. А потом... — Ты... — Его голос тоже изменился, стал грудным, низким, мрачным. — Это ведь тебя я преследую, да? Где ты, кочевник? Призови меня. Всё равно я найду вас и уничтожу. Ты... Эх, ты... Есан, кажется, и дышать перестал от страха, забиваясь глубже в пелену мыслей, которые навеивал на себя, чтобы волк его не разглядел. Но не мог не смотреть. И не мог не слушать, томимый какой-то ленивой неподвижностью. — Где вы? — урчал волк, облизывая пасть алым языком. — Покажи мне снова своё лицо! Я хочу видеть того, кого убью! Как убью и всех твоих соплеменников, кочевник... Я верил тебе, я... Думал... Но ведь это ты навёл своих на мою слободу? Есан вздрогнул на этих словах и сломанно выкрикнул, покрываясь холодным потом: — Нет! Как ты смеешь! Никогда! Я бы никогда! Как ты мог подумать так! Ты!.. Глупец!.. — Попался! — Внезапно пасть оказалась прямо над ним, волк оскалил зубы — и Есан рванулся изо всех сил — и вырвался из тенёт сна, очнулся в своём шатре в насквозь мокрых от пота обмотах и с дико бьющимся сердцем. Он сел на ложе и зарыдал. Оно так болело — его сердце. И плакало горше, чем он, и не могло поверить... Он ведь так рассчитывал на этого волка. Да, он давно подозревал, что тот из той самой "их" слободы, а значит, не мог не пострадать. Но всё же... Видимо, пострадал слишком сильно. И угрожает... Угрожает ему! Кого знает так долго... вроде... бы. Хочет убить? Убить Есана?! — Хорошо, — прошептал омега, размазывая слёзы по щекам, — хорошо же! Хочешь убить — так приди и убей! Погоди. Я позову. И путь покажу, если сам не увидел. Давай! Пусть только кончится всё это! Я только теряю! Я только и знаю, что теряю всех, одного за другим! И никто не хочет остаться со мной! А если... — Он с содроганьем вспомнил хриплый стон Хон Юхо. — Так только чтобы взять что-то, урвать для себя! Так приди — и убей! Лиши меня всего этого! Есан упал на тощую свою подушку и снова зашёлся в глухом рыдании. Почему он чувствовал себя преданным и обиженным до смерти, он и сам не понимал. Но — чувствовал. Разве всегда для этого должен быть такой уж разумный повод? Особенно у человека, на которого столько всего навалилось?***
Долина Хвоя встретила их промозглым ветром и грозными шепотками леса, который выглядел очень неприветливым в этих местах. В первый же вечер Есан собрал в шатре Первого омеги самых серьёзно настроенных и имеющих вес среди остальных старших омег. И Юнги всё им рассказал. Всё, как есть. Есан внимательно следил за лицами омег. Их было двенадцать. И чем дальше говорил Юнги, тем лица их всё больше темнели. — Это погубит нас, — сказал один, когда Первый омега умолк. — Точно погубит. — Жить одним? — Второй дрогнул губами. — Никогда не жили... А как же дети? — Это безумие, — тихо откликнулся третий. — Чистое безумие, потому что волки найдут нас, выследят и убьют. — Я сделаю так, что они вас не тронут, — твёрдо сказал Есан. — Обещаю. Им интересны только альфы. — О, если бы он сам был в этом уверен! Но показывать этого было никак нельзя. Так что он нахмурился и продолжил: — Обозы отведём за Кряжник, тропу я найду. Всё лучшее и необходимое соберём, пока альфы будут веселиться. Дозорных напоим брагой с чернавкой — их смерть будет самой безболезненной. — Пусть только это будет не мой сучий потрох, — вдруг дёрнул щекой один из омег. — Хочу, чтобы он мучился... долго. — Волки, увы, не мучают своих жертв, — тихо сказал Юнги. — Но если хочешь, Соно, я сделаю так, чтобы именно твой остался у обозов. И в брагу к чернавке можно подсыпать глючий корень. Тогда смерть будет мучительной. Есан замер от изумления, глядя в светлые и спокойные глаза Юнги. Медленно, очень медленно, но до него дошло: ни один омега не возразил Старшему, не ужаснулся. Все умолкли — в согласии. На лицах этих людей, истомлённых дорогой и озабоченных свалившимся на них огромным делом, было понимание. И сочувствие. Это его успокоило. Они готовы. Омеги морвы — готовы. И они отдадут своих альф тем, кто уже грядёт в беспросветной тьме зло шепчущегося за их спинами леса. А значит... Они переглянулись с Юнги. И тот кивнул Есану, коротко улыбнувшись. — Но сначала, — тихо сказал Есан, — вам придётся ещё перетерпеть. Потому что сегодня на рассвете ваши альфы придут за вами. Лица омег вытянулись, в глазах появился ужас и ненависть, боль, обида... — А нельзя сегодня? — тихо спросил один из них. — И самим?.. — Нет, — твёрдо сказал Юнги. — У тебя малыши, Кихён. Что сделает с ними твой мерзавец, если ты попытаешься его убить? Думаешь, это так легко — убить человека? И даже не альфу-воина — просто человека? Это страшно, Кихён. И после на душе так тяжко, так тошно... Не надо. Ты нужен своим детям живым и чистым сердцем. Молчание было ответом на эти слова Старшего. И у всех был в голове один и тот же вопрос. И никто не задал его Юнги. Не решился и Есан, лишь осторожно положил руку ему на плечо и прикрыл глаза, утягивая на себя чёрных воронов, что снова закружились в его душе. — Мы вытерпим, — тихо сказал Кихён. — Мы всё вынесем. Зови своих волков, Кан Есан. Я не хочу, чтобы моего Лиджуна так же, как его старшего брата... Зови волков, и пусть они уничтожат всех тех, кто так мучил нас, кто виноват во всём, во всём! — Голос Кихёна дрогнул отчаянием, но остальные кивали, и он снова окреп. — Я позову с собой всех, кому верю. И каждый сделает так. А юных... — Он заглянул в глаза Есану. — Ты ведь будешь с ними терпелив, шаман? — Буду, — твёрдо ответил Есан, чьё сердце рвалось на части от страха, радости и мрачного предвкушения. "Начинаем, — вертелось в его голове, когда он шёл к своему шатру. — Мы начинаем. И пусть нас услышат Звёзды, а Чёрный Ветер дорог стелет бархатом дорогу. Потому что нас не остановить. — Он поднял глаза к небу. — Ну же, волк. Теперь дело за тобой. Веди своих. Я отдаю тебе всех, кого ненавижу. И прошу взамен лишь одного — того, кто убьёт всех, кто угрожает мне. Разве это не честно? Разве не правильно?"