Лабиринты и лестницы

Прошло около двух месяцев. Каждые выходные Крис исправно ездил к Айлин в Энканто. Я же осталась в комнате одна. Весь вид пустой половины комнаты навевал тоску. Только одна лишь деталь — шторы с «Большой волной в Канагаве» напоминали о прошлом жильце. Камеру нам так и не заменили, ведь это было пустой тратой денег (так говорила сама Торрес, я сама слышала!) и поэтому иногда ко мне захаживал Бруно. Зачастую с букетом пионов, он обнимал меня, говорил как сильно любит и как я ему дорога. Я уже думала над своим подвенечным платьем как все оборвалось. Утро. Воскресенье. Я лежала и читала Маркеса, как вдруг я услышала странный шум. Это были словно шаги великана из фильма-катастрофы. По телу пробежала дрожь. Вдруг где-то раздался крик. Девочка кричала с начала нашего этажа, и вскоре к ней добавлялись все новые и новые крики, они приближались ко мне. Мне стало страшно. Встав с кровати я направилась к двери, но было поздно. Тупая боль пронзила мою голову и застелила глаза беспросветной пеленой. Я умерла? *** Утро. Воскресенье. Я заваривал утренний кофе, когда услышал взрыв. А после еще один. Потом крики. Сначала один. Потом два. С каждой секундой их становилось все больше и больше. В окне показался столб пыли, начинающийся в крыле женского общежития. Мира. В глазах сразу словно потемнело. Сердце ушло глубоко под землю, ноги подкосились и дабы не упасть, я оперся на косяк двери. Перед глазами проносились последние несколько месяцев. Сколько раз она была подвержена опасности? Да десятки! И почти все из-за меня… Ведь если бы я сразу оттолкнул Торрес в том коридоре она бы не пошла бродить по ночному городу! И в похищении Айлин виноват я, целиком и полностью я! Почему все так сложно? Все было бы проще, если бы мы не попали сюда. Как же хочется чтобы все прекратилось… Как же хочется вернуться в стены… Как же хочется… Но тогда ее не будет рядом. Словно на автопилоте я надеваю первый попавшийся пиджак и решаю воспользоваться черным коридором для преподавателей. он был построен для тех случаев, когда учитель проспал и срочно нужно было попасть в школу. На удивление, в нем не было ни души. Словно я один беспокоился об ученицах. А точнее, об одной ученице, а по совместительству — моей однофамилице. Выходил этот коридор на поверхность рядом со входом. Вокруг толпилось много учениц, иногда проглядывались учителя, успокаивающие девушек. Но Мирабель нигде не было. Она в своей комнате. Страх за нее понес меня внутрь, где в некоторых кабинетах бушевал пожар. — Сумасшедший! — Профессор Мадригаль! Я бежал сломя голову, соленый туман застилал глаза и обжигал щеки. Я боялся, что не успею. Не успею добежать до комнаты 307. Не успею ее спасти, уберечь. Открыв дверь, я увидел ужасную картину. Моя Мирабель лежит на полу. На голове — кровавая трещина, кровь стекает по волосам и смуглым щекам. Несколько ссадин и синяков разбросаны по рукам и телу. На кровати открыт Маркес, а вокруг валяются камни. В потолке зияет дыра. Вдруг от здания отламывается кусок и приземляется прямо ей на руку. Слышится хруст. Я быстро подбегаю к ней, хватаю и бегу. Бегу на выход. Я должен вынести ее. Врачи помогут. Она будет жить. Если же нет, я тоже не достоин оставаться. Краем глаза замечаю какое-то движение в коридоре и поворачиваю голову. Женщина, лет тридцати пяти, со злобной улыбкой стояла около выхода к лестницам и немигающим взглядом смотрела на меня. Эту женщину я видел на приеме. Она стояла в углу в черном платье с желтыми акцентами. Торрес. — Сеньор Мадригаль, куда же вы? — кричала она, — Вы собираетесь вступать в клан? — Какой клан? — она приближалась ко мне с каждой секундой. — Сол Роджо, — отрезала она, — они контролируют все интернаты, где могла находиться Айлин. Сначала завербовали прошлого директора, а он упорно не сдавал Айлин. Это был мой отец, но мы упорно это скрывали. После, его подвинули и отправили в Тихуану, поставив на пустующую должность меня. Я тоже, по наставлению отца прикрывала задницы Гарсиа и Маркес, жалуясь на то как много бумажек мне оставил любимый отец! — она перешла на крик, отчаянный и срывающийся, — На Рождество он приехал и остановился в доме Маркесов. Я приехала, но вместо подарков меня приковали к стулу и заставили смотреть как моего отца истязают прямо на моих глазах. Понимаешь, — она резко перешла на ты, — нет, не понимаешь, когда единственного человека, который тебя поддерживал убивают прямо на твоих глазах, ему на живую вырывают глаза, ножом вырезают на его теле знак клана, ты слышишь, как твой дорогой человек кричит, умоляя прекратить, а ты ничего не можешь сделать? Нет, ты не понимаешь, какого это, быть в метре от человека, но быть абсолютно бесполезным и понимать, что ты ничем не можешь ему помочь. Они говорили, если я буду их покрывать, то же самое случиться с другим чловеком. Я держалась, ведь думала, что нравлюсь тебе. А сдав твоих друзей я бы отвернула тебя от себя. Но тот поцелуй все изменил. Ты во всем виноват! — ее взгляд стал совершенно безумным, и она достала какое-то устройство, — Меня вознесли на уровень Мануэля! А вы с Гарсиа все испортили! Вскоре после прима, эти твари нашли мою мать, которую я не видела десять лет, но хорошо ее помнила, и выслали мне видео, где ее пытают. Ты хоть понимаешь, что я чувствовала? Сейчас мафия ищет Айлин в здании. — Ее тут нет! — почему-то ее монолог не вызывал у меня сочувствия. Она была не права во многом. Но главное — я понимал, что значит быть в метре от человека и быть бесполезным для него. — Ничего, знаешь что это за вещица? Ты будешь видеть, как к вам будет подступать опасность, но не сможешь ничего сделать. Бон вояж, сеньор Мадригаль, я любила вас! — она удалялась, заливаясь сумасшедшим смехом. Далеко на полу лежала бомба, при взрыве которой полетит весь этаж. Она убьет и меня и Миру. Если конечно мы чудом не спасемся. Думай-думай-думай. Я взглянул на Мирабель. Думай-думай-думай. По щеке текла прозрачная слеза, смешанная с кровью. ДУМАЙ-ДУМАЙ-ДУМАЙ. Взглянув на окно без ручек у меня появилась идея. В два прыжка я забираюсь на подоконник, выбиваю ногой стекло, за секунду до того как за моей спиной взрывается снаряд. Осколки подхватываются ударной волной и проходят по моей руке, разрывая кожу и ткань. Я ощущаю режущую боль в виске, но не обращаю на нее внимание. Я приземляюсь на пристройку и начинаю потихоньку спускаться вниз по деревянным ящикам у столовой. Мне страшно, страшно до жути. Но страх затухает с пониманием того, что Мира в опасности. Я бегу в неизвестном направлении, но вскоре оказываюсь на площади. Незнамо как стелю пиджак со следами своей крови и кладу на него Миру. Она жалобно стонет от боли, ее лицо искажается от мук, а на бежевую футболку с какой-то картиной падают капли. Это мои слезы. — Мира, очнись… Мира! Я рыдаю, склонившись над ней, мои слезы впитываются в ее футболку, я молю деву Марию о том, чтобы она не забирала ее, а забрала меня, старого дурака, который даже любимую уберечь не смог. Она достойна жить, я — нет. Я принес ей столько боли, сколько никто не заслуживает. И искупить это я смогу лишь отдав свою жизнь ей… — Вот они! — сквозь слезы я слышу голос Криса, явно пробираясь к нам сквозь толпу, — Сюда-сюда! Мира ранена! — Мира, любимая, все хорошо, сейчас тебе помогут… Я целую ее в щеку, нежно, почти невесомо, но слышу над собой шокированный вздох. Подняв глаза, я вижу Джульетту. Сестра стоит надо мной с арепами и я отхожу, давая проход к Мирабель. Она засыпает в ее рот крошки волшебной еды, не сводя с меня взгляда. Она удивлена. Весьма удивлена, ведь не видела меня практически год. Она практически не изменилась, а я помолодел, благодаря ее дочери, которая уже очнулась. — Бруно? Любимый, ты где? — Она открывает глаза и смотрит на меня. Тяжело вздыхая, я начинаю успокаиваться. Она в безопасности. Но при этом я пропускаю слово, повернувшее отошение родственников к нам на сто восемдесят градусов. Я опускаюсь на колени и обнимаю ее, не смотря на окружающих. Я снова плачу, но от счастья. — Доченька… Бруно… Вы… — Джульетта смотрит на нас со всем спектром эмоций. — Да, Джули, — начинаю я. — Мы любим друг друга, — говорит Мира и прижимает меня ближе к себе. Я вижу, что несколько практически не заметных шрама рассыпаны по ее коже. Эти шрамы будут напоминать ей об этом дне. Вдалеке я вижу мигалки полицейских машин к которым подводят нескольких мужчин, среди которых я различаю отца Айлин, которого мне в красках когда-то описывал Крис, и Торрес, ее вели двое рослых мужчин, не давая ей вырваться, что она старательно пыталась сделать. — Сволочи! — визжала она, — козлы! Выпустите меня! Но вскоре я перевел взгляд на лицо Миры. Боже, как я счастлив, что она жива. Я притягиваю ее для поцелуя, совершенно не боясь, что нас кто-то увидит. Мы свободны в своем выборе, пусть он иногда и может показаться кому-то странным. - Вы в порядке? - медсестра подбежала к нам, но увидев наш поцелуй, поняла что мы в порядке, убежала к другим пострадавшим. Рядом я увидел Ису, стоящую в полном непонимании ситуации, а так же Камило, который имитировал рвотные позывы. Ничего, привыкнут. - Бруно, у тебя кровь! - испуганно сказала Мирабель, и потянулась к маме за арепой, но я перехватил ее руку. - Пусть, шрамы украшают мужчин. Через час мы уже ехали в Энканто в машине Криса. Он в кое-то веки благодарил новости, что они так быстро оповестили их о свершившимся. - Я как только услышал, Джульетту за руку и в машину. Как вы вообще выжили? И кто организатор всего этого ужаса? - Клан Айлин, - в полной тишине прошептал я, - А взрыв на этаже общежития - дело рук Торрес. - Торрес?!? - удивленно воскликнул Крис, переключая радио. - Очень занимательная история, mi amigo, потом обязательно расскажу... Тогда никто из нас не знал, что все мы будем проходить свидетелями по преступлениям клана "Сол Роджо", будем ездить по судам и давать интервью журналистам. Никто не знал, что обучение для девушек закончиться и им досрочно выдадут аттестаты через месяц. Никто не знал что вскоре Айлин признают полностью дееспособной и она с Крисом останется в Энканто. Никто не знал когда состоится наша с Мирабель свадьба. Никто ничего не знал. Перед нами была неопределенность, которая одновременно забавляла и пугала. Но она была. А это было практически невозможным буквально пару часов назад. И это было поистине чудом.