Стань моей (наживкой)

Вильям Вонка Ночные сумерки унылыми, блуждающими тенями накрыли пространство кабинета, окна которого занавешены плотными темными портьерами. Здесь вновь не горела настольная лампа, лишь разливался белый слепящий свет от экрана ноутбука. Крепко сцепив пальцы и подперев подбородок, я сидел напротив, раз за разом, до самых глубоких дыр, протирая уставшими глазами короткую видеозапись. Она поступила ко мне сегодня по электронной почте незадолго до полуночи. Мои люди сработали моментально и с успехом смогли изъять ее до того, как зачинщик аварии планировал стереть все улики. В планах витал острый запах обмана и наивной надежды на то, что после прошедших суток поверх старого файла, как и следовало по регламенту, начнется записываться новый. Так и случилось бы, не будь у нас доступа к городским системам безопасности. — Кто же ты такой? — вопрос стрелой пронзил пустоту, отбившись от молчаливых стен. Мысли неоднократно заводили меня в подобном направлении, но каждый раз вдребезги разбивались, нарвавшись на преграду. На записи в замедленном режиме неоновый джип нагло лез под колеса, выталкивая нас на встречную полосу под фуру, что неслась впереди. Несколько решающих секунд стоили бы нам жизней. Картинка снова и снова, будто сломанный проектор мельтешила перед глазами яркими кадрами, бередила нервы, отравляла мысли беспокойным ядом. Чарли бесцеремонно пробрался в кабинет, неосторожно скрипнув дверью. Вероятно, совесть взыграла на хрупких юношеских чувствах и в последний момент, вспомнив о манерах, он застенчиво кашлянул в кулак, являя свою персону в полной красе. — Вы даже не заметили, — голос обиженно надломился. Ошибаешься. Я чутко уловил каждый шаг, еще в тот момент, когда твоя нога воровато и тихо ступала по коридору, приближаясь к двери. Я также весьма осведомлен о цели твоего визита. Несмотря на всю свою мягкотелость, Чарли имел определенные сильные стороны и одна из них — излишняя, маниакальная настойчивость. То, что он не смог узнать сегодня — обязательно выяснит позже, клешнями выуживая клочки информации, и как потерянные фигурки пазла склеивая друг с другом, чтобы в итоге сложилось единое полотно. Вторая его сильная сторона — выжидающее терпение. Он готов ждать удачного момента сколько угодно, но есть одно важное условие — цель должна оправдывать средства. Сила терпения определяет успех. — Ты почему не на дежурстве? — не отрывая прилипшего взгляда от монитора, я ловко пригвоздил наследника всего лишь одной придирчивой фразой. Сегодня я не расположен к допросу и на поводу идти не собираюсь. — Дежурство? — весело хмыкает тот. — Вообще-то сегодня Ваша очередь по графику. — Нагло, но справедливо, — потерев глаза ребром ладони я, наконец, надавил на клавишу паузы и перевел взгляд в сторону. Чарли не терял времени, подцепив со стола недопитый бокал бурбона и отточенным движением опрокинул в себя, оставляя на дне несколько недопитых капель. — Родителям расскажу, если не подежуришь сегодня за меня. — Мне уже давно за двадцать! — упирался он, заедая горечь напитка сладким трюфелем. — Сначала объясни это своей маме, которая еженедельно требует от меня отчет о твоем здоровье и моральном состоянии, — язвительный смешок раззадоривает его сильнее. — Да, но Вы каждый раз отправляете ей один и тот же! Только даты меняете! — вот что-что, а ерепенится Чарли с высочайшим профессионализмом. — Раз ты настаиваешь, чтобы я писал ей правду, то… — Нет-нет! Я подежурю! — стушевался Чарли, недовольно скривив уголки губ. — Ну что за человек! — Все заявки и претензии принимаю в письменном виде по вторникам, — нещадно глумился над ним с наигранным, льющимся через край притворством. Против воли, будто злая насмешка разума, наружу всплыли мысли о тех жутких письмах, что днями и ночами строчит анонимный недоброжелатель. Вот уж действительно, кто-то не скупится на критику в мой адрес. И ведь не пропускает ни один вторник, чтобы подкинуть вместе с почтой свой до тошноты мерзкий конверт. Красный глаз в центре черного треугольника каждый раз смотрел одинаково — бесстрашно, с распаляющей ненавистью и дикой злобой, неизменно передавая мощную, негативную энергетику отправителя. До ряби в глазах, до вязкого как липкая паутина головокружения и до хруста сжимающихся пальцев. Бессонная ночь вращалась скрипучей каруселью горьких и давно потертых временем воспоминаний. Воды утекло немало с тех пор, но они упорно продолжали преследовать меня, въедаться в плоть сорными корнями, которые уже, казалось бы, нельзя вырвать. Боль в момент беспокойных снов подобна зубной, такая же нарастающая и нестерпимая. Пока не вырвешь воспаленный зуб с корнем, он не перестанет пульсировать и непрерывно кровить. Как бы я не пытался залечивать старые шрамы, каждый раз убеждался лишь в том, что невозможно вырвать воспаленные сердце и душу с корнем, равно как и нельзя безвозвратно стереть уязвленную от прошлой жизни память. Яркие образы тех дней осенним листопадом кружились перед глазами, уносили меня на то самое персональное дно, личный ад из которого я ошибочно думал что выбрался, но теперь это кажется мнимой иллюзией. Я никогда не выбирался, оттуда, а лишь обманчиво вообразил своим домом. Ступни давно уже глубоко приросли к ядовитой земле, не давая сделать и шагу. Сознание терялось между реальностью и призрачной поволокой сна.

***

Старая квартира на отшибе города встретила гнетущей тишиной. Ноутбук тускло отсвечивал на кухонной стойке, а в окнах виднелись набухшие от снега тучи. Увесистыми мешками они вздымались над крышами и грозились устроить снегопад в ближайшее время, чтобы успеть накрыть город праздничным одеялом в канун Рождества. Телефон отмалчивался вот уже вторые сутки, оповещая лишь о том, что батарея почти разряжена. Сообщения по-прежнему оставались без ответа. На экране высветилось несколько пропущенных от отца. Палец надавливает на кнопку вызова, протяжные гудки как вой оглушительной сирены в голове. — Зачем звонил? — опустошенным, почти севшим голосом отзываюсь в динамик. Руки сотрясает предательская дрожь. — Ты не выходил на связь несколько дней, полагаешь мне не о чем переживать? — на той стороне взволнованно фыркнули. — Не собираешься проведать меня на Рождество? — Нет. — Почему? — непоколебимый отцовский тон исказился в едва уловимой тревоге. — Ты планировал знакомить меня с Викторией. Сколько вы будете еще скрываться? Дело идет к свадьбе, а я до сих пор даже не знаю твою невесту! — Невесту? — губы сами прошептали в пустоту квартиры давящее на сердце слово. Взгляд равнодушно бродил по голым, холодным стенам. — О какой невесте ты говоришь? Собеседник осекся и замолчал, внимательно вслушиваясь в хриплое дыхание на том конце. Никто из нас не знал, как продолжить бессмысленный разговор, что теперь зашел в глухой тупик. Не было намерения терпеть его глупый допрос, легче просто сбросить звонок и выкинуть телефон в окно. Наверняка я бы так и поступил, не будь мое желание закурить в стократ сильнее, чем родительские нотации. Помятая пачка сигарет без проблем отыскалась в кармане брюк. Следом на пол посыпались старые чеки и банковские карты. Внутри всего одна желанная доза яда, одна попытка собрать осколки разбитой жизни пока тлеет фильтр. Но процесс самоуничтожения не обратим. Не в этот раз. — Она ушла, — на выдохе дым обжигает губы, туманит голову и жаром испепеляет легкие. Растянувшись на полу гостиной, в полной темноте я курил и задыхался собственной горечью. Чувства яростным потоком хлынули наружу, будто капли раскаленного воска боль от них прожигала на теле зияющие дыры. В трубке повисло гробовое молчание. Но и без лишних слов был ясен немой вопрос. — Он погиб из-за меня, пап, — никотин потянул за собой приступ сильного кашля. — Ее отец… она сказала, что он умер… по моей вине… Старый кошмар вновь воплотился в жизнь, вынуждая съежиться в прозрачный комок и раствориться в сумерках той злосчастной квартиры. Меньше всего мне хотелось возрождать в памяти моменты окончательного падения на дно, когда прежний Вильям, готов был без всяких раздумий умереть за свои ошибки. Избавить мир от собственного существования и тем самым искупить тяжкие грехи. Столько лет ошибочно полагать, что моя смерть сможет упростить кому-то жизнь — несусветная глупость, которой я тешил себя каждый прожитый день. Незаслуженно прожитый. Ночной кошмар прекратился внезапно, выбрасывая меня волной к берегу, как рыбу, что отчаянно и жадно глотает воздух, оказавшись на песке. Тело затекло, скрючившись в три погибели на рабочем диване. В кабинете с вечера разожгли камин, от чего комнату заполнило сильным жаром. Пот выступил крупными каплями на лбу и висках, а влажная рубашка прилипла к спине. Бокал с водой вмиг осушился протяжными жадными глотками. Несмотря на минувший жаркий день, ночью поднялся сильный ветер. Повсюду из щелей гуляли стылые сквозняки. За окном мерцали кровавые знойные всполохи — занимался рассвет. Селена Пирс Выдавать свое присутствие прямо сейчас — худшая идея, которая могла прийти в голову. Вероника сбросила звонок и со злостью швырнула телефон в общий шкаф с одеждой, закапывая глубже среди вещей. Как мне теперь следовало поступить? Я стала невольной свидетельницей чужого разговора, который явно носил личный характер, но в какой-то степени речь шла все-таки обо мне. Получается, не такой уж он и личный с точки зрения морали. В конце концов, я имела полное право ворваться сейчас в комнату и выдвинуть справедливое обвинение. Но… глупо! Как же это глупо! Торопливый шаг назад, еще один и вот ноги несут меня по знакомому маршруту к уже полюбившейся двери архива. Здесь в окружении молчаливых, застенчивых книг я могла, наконец, расслабиться и спокойно выдохнуть. Пускай эти немые талмуды и не лучшие собеседники, но, тем не менее, они очень внимательные слушатели. Стакан сока опустел, но жажда связала еще сильнее. Кислота от апельсина оставила вязкий осадок. На дне перекатывались крупные куски льда. Несколько минут колебаний, и прозрачный кубик воды все-таки отправляется в рот, а я блаженно закатываю глаза от ломящего зубы холода. Безвкусная конфета пробежалась по языку и застряла за щекой. Как бы я не пыталась гнать мысли о Веронике они вновь возвращались ко мне, дергая за тревожные ниточки. Разговор по телефону вышел скомканным и злым, будто сама она испытывала дикую неприязнь к собеседнику. Но кто в ее окружении мог интересоваться мной? Мы познакомились с ней относительно недавно притом, что почти все свое время я проводила в архиве. Нас нельзя было назвать подругами, но статус хороших знакомых хрупкие отношения уже вполне могли получить. К тому же когда прилетает парное наказание, то люди сами невольно сближаются, а мы как-никак дружно попали в немилость к кондитеру. — Бред полный, — корзина с красными пионами гармонично вписалась в архивный интерьер у подоконника. — Мне точно послышалось, да и архив, который упомянули, может и не этот, а совсем другой… Стервозный внутренний голос умышленно и в раздраженной манере ехидно насмехался надо мной. «Тупица!» — с неприкрытым сарказмом вещает он. — «Снова пытаешься выдать желаемое за действительное и плевать, что твой гнилой мозг и то смог догадаться быстрее тебя!» Вот только обзавестись шизофренией в своем возрасте для полного набора психических травм и не хватало. В таком случае можно смело покидать отбор по уважительной причине. Магнат и сам будет рад вышвырнуть меня взашей. А что, задумка то неплохая. Может и правда прикинуться полоумной? «Ха, тебе и прикидываться не надо!» — контрольный удар по самолюбию. — «Поздно метаться! Раньше надо было извилинами шевелить!» Ну, все, достало! Только собралась выплеснуть весь свой праведный гнев и втоптать несчастный пластиковый стакан в пол, как отдаленно послышался собачий лай. Чем дальше пес брёл по коридору фабрики, тем отчетливее доносились устрашающие звуки. Нет, точно не послышалось… Сердце пустилось вскачь, когда дверь открылась, впуская шумный пушистый мешок, что на четырех лапах принялся носиться возле вошедшего с ним человека. Наспех передвинув корзину с цветами за шкаф, я в страхе забилась в самый дальний угол книжного стеллажа. Зад плюхнулся на холодный паркет. Не архив, а проходной двор какой-то, ей богу! Взгляд тоскливо мазнул по стремянке. В этот раз от назойливого и слюнявого Стифа меня не спасет даже она. Кто с ним пришел? Чарли? — Опять за мной увязался, — давно узнаваемый проникновенный тон сквозило поддельным укором. — Где твой хозяин? Опять таскаешься тут без присмотра и шум наводишь. Пес требовательно заскулил, словно доказывая невиновность во всех своих проделках, и принялся доверчиво ластиться. А его сюда, каким ветром занесло, спрашивается?! — Не лезь ко мне, слюнявая морда, — недовольно отпихивает пса кондитер и останавливается у того самого стеллажа, что послужил мне укрытием. — Иди, докучай своему хозяину. Вы — два болвана, которые постоянно путаются у меня под ногами. Правду говорят, что все питомцы похожи на своих хозяев. Упреки магната походили на шутливое подтрунивание над псом, а он в свою очередь, даже не догадывался о чем вещает кондитер. Обзор мне закрывали несколько книг в ряд уложенные на стеллаже, и лишь сквозь узкую прорезь можно было уловить небольшую картинку. Я притаилась, почти перестала дышать в попытках унять тревожное сердцебиение, которое грохотало будто колокол. Совсем близко всего в нескольких дюймах я слышала, как магнат треплет за ухо надоедливого пса, пока их идиллию не прервал звонок его телефона. Стиф расстроено фыркнул и принялся метаться по кругу за своим хвостом. — Да? — кондитер неохотно принял звонок. — Ищу я этот проклятый школьный альбом! Зачем он вообще тебе сдался? У тебя своего нет? Опустилась тишина и из динамика громыхал чужой голос. Мистер Вонка слушал терпеливо и даже не перебивал, но судя по тяжким вздохам — желание бросить трубку почти превзошло стальное терпение. — Я еще не давал согласие на поездку, Марк! — строго отрезал мужчина. — Все, не забивай мне голову! Как только найду альбом — сразу отправлю к тебе водителя. Магнат сбросил звонок. Набойки туфель размеренно застучали по паркету. Наблюдать за стройной фигурой становилось все сложнее, когда хозяин фабрики отошел на приличное расстояние и скрылся за высоким стеллажом. В руках зазвенела ключница и в следующий момент открылась потайная дверь, что все это время пряталась за высоким мраморным полотном. Мне сегодня явно везет на чужие телефонные разговоры, которые я предпочла бы не слышать никогда. Но разве кого-то это волнует? Как говорится, получите — распишитесь. Никого и не колышет, что мне в этот момент хотелось только оказаться за тысячу миль отсюда и закрыть уши затычками. Мужчина скрылся за потайной дверью, а меня в свою очередь распирало любопытство. Что бы там ни было, но мне в голову приходила лишь камера пыток, которую мужчина тщательно скрывает от посторонних глаз. С его вздорным и противоречивым характером это вполне допустимо. Я бы совсем не удивилась, если бы моя гипотеза в конечном итоге оправдала себя. Не успел я расслабиться и унять охвативший меня страх, как пес тут же активизировался. Он не последовал за магнатом, явно понимая, что его за это не погладят по макушке. Стиф осторожно повел носом, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам. Когти на лапах зашуршали в моем направлении. Местоположение раскрыто, и пути отступления не наблюдалось. Пес сообразил мгновенно и уже через долю секунды оказался напротив, сверкая умными пуговками глаз. Паника клокотала внутри меня. Поджав ноги, я заткнула рот ладонью и больно прикусила, чтобы не закричать от ужаса. Острая боязнь крупных четвероногих сопровождала меня с десяти лет, когда в темной подворотне за мной погналась стая озлобленных бродячих собак. Тогда я еле унесла ноги, отделавшись только неглубокими укусами на щиколотках. Сейчас я перепугалась не меньше и в доказательство тому ладони вспотели на руках. Тело беспомощно задрожало, а в уголках глаз собралась влага подступивших слез. Кровь забурлила, пузырилась по венам, выбрасывая порцию адреналина. Стиф любопытно встряхнул ушами, но не торопился подходить ближе, втягиваясь мокрым блестящим носом знакомый запах. —У…уйди от меня, — против воли вырвался судорожный шепот, словно мольба. — Уйди, слышишь? Не подходи. Пес удивленно наклонил голову набок, совершенно беззлобно взирая на меня, но не делая никаких движений вперед. Он высунул розовый шершавый язык, кончиком облизывая нос. В панике я начала быстро перебирать в голове варианты самозащиты в случае нападения. Что только не приходило на ум, но самым возможным вариантом оказались книги. Выбрать самую тяжелую и кинуть в него, но самое главное не попасть. Только слегка припугнуть. Мозг быстро крутил заезженную пластину в то время как собака оскалилась и приглушенно рыкнула в намерении не напасть, а бесстыдно нажаловаться кондитеру. — Замолчи… тихо! — но он будто из вредности шел наперекор. — Тсс! Вытянув первую попавшуюся книгу я с угрозой выставила руку вперед, в попытке самообороны. Если вдруг ему ударит мысль загрызть меня прямо здесь на полу. Стиф оскалился, обнажил передние клыки, будто собачья ухмылка отразилась на вытянутой пасти. — Ты….стой там! — рука с книгой дрогнула, порывисто и в то же время трусливо замахиваясь, но умная псина не сдвинулась с места. — Вот зараза! Мысленно я уже приготовилась к самому худшего когда увидела, что животное двинулось ко мне. Угольные впалые глазницы горели огнем неподдельного любопытства. Глотка напряглась, голос натянулся острыми струнами, дабы успеть закричать в любой подходящий и не очень момент. Голову терзает давний судьбоносный случай, когда по своей глупости я решаю сократить путь до дома и бездумно сворачиваю в неосвещенный городскими фонарями переулок. Казалось бы, до перекрестка рукой подать и чтобы не делать огромный крюк можно было легко выйти на короткую дорогу между домами. Кто же мог знать, что эта территория охраняется бродячей стаей собак. Голодные и обозленные моим вторжением они не раздумывая бросились следом, злостно оскалив клыки с которых капала тонкая струйка слюны… Перед глазами вновь возникла наглая морда Стифа. Наглая, но совсем безобидная, лишенная дикого животного гнева. — Мистер Вонка! Вы здесь? — от стен отбилось громкое эхо, вынуждая пса навострить уши и напрочь позабыть обо мне. Он радостно бросился к хозяину, громко лая на весь архив. — Слава богу, — глаза закатились от облегчения. Чарли вошел не таясь, двигаясь в правильном направлении, будто заведомо знал где искать магната. Что у них там за тайны мадридского двора? — Привезли новое оборудование для цеха, а начальник охраны без вас не пускает, — юноша сложил руки на груди и обиженно насупился. — Я уже говорил вам, что мое слово ему не закон. Наследник или нет — плевать он хотел. — На минуту вас оставить нельзя, — бормотал мужчина, попутно высовываясь из потайной кладовки, если так ее можно назвать. — Не фабрика, а детский сад. Что характерно, за все время работы здесь я никогда не обращала внимания на мраморное полотно, пока не увидела дверь своими собственными глазами. Целую неделю отработок для меня это была всего лишь красивая настенная картинка. Кондитер тихо и неразборчиво выругался, явно поминая в своих словах черта, а может кого и пострашнее. Двое мужчин в срочном порядке покинули архив, а Стиф довольно поплелся следом, продолжая настырно путаться в ногах. Совершенно не воспитанный пес. Пора и мне убираться отсюда. Видит бог, я не хотела сегодня ни за кем шпионить, но так легка карта, ничего не попишешь. Манящее полотно едва заметно колыхнулось от сквозняка, приоткрывая узкую щель потайной двери. Он забыл запереть комнату. Начался бой не на жизнь, а на смерть. Схлестнулись две мои равные стороны. Светлая и темная, добро и зло, совесть и беспринципность. Чужие тайны обманом заманивают в свои сети, заставляют делать серьезный выбор. Действительно ли мне нужны чужие тайны? Стоит ли это того, чтобы удовлетворить мимолетное влечение к ним? Застыв изваянием напротив полотна, я не решалась пойти дальше, будто замерев на краю высоко обрыва, что вел прямиком в пропасть. — Что вы здесь делаете? Битва окончена. Не возобладала ни одна из сторон. Встретившись лицом к лицу с магнатом, я оцепенела. Внутренности щекотливо сжались в комок. — Я… — Сколько еще я буду вынужден терпеть Ваши выходки? — аметисты в его глазах полыхали. — Что Вы о себе возомнили, в конце концов? Считаете, что если заключили со мной договор, то Вам все позволено и любая выброшенная глупость сойдет с рук? Вы заблуждаетесь на мой счет! Мужчина надвигался шквальной бурей. — Я вовсе не хотела здесь оказаться, все вышло случайно и я… — Случайно? — гневно передразнивает он, прежде чем снова перебить меня. — Вы не замечали, что у Вас всегда все происходит случайно? Ваши мелкие случайности очень часто влекут за собой масштабные последствия. — Почему Вы не хотите даже выслушать меня? — в голосе пронеслась холодная обида. — Я достаточно уже наслушался, — безжалостно обрывает магнат. — Имейте ввиду, что это мое последнее предупреждение. Еще одна безрассудная выходка и вы в полной мере ощутите на себе штрафные санкции договора. Впредь отдавайте отчет своим действиям. Это лишь малая часть моих требований. Слова врезались острыми копьями глубоко внутрь, и казалось, впервые задевали что-то очень чувствительное внутри. Не терпящий возражения тон, словно окатил ледяной водой с головы до ног. — Не советую больше слоняться по фабрике без моего позволения, — сухо обронил он уже на выдохе, успокоив встрепенувшуюся злобу. Невозмутимо заперев дверь на два оборота до финального щелчка, магнат бросил ключи в карман брюк и, развернувшись на пятках, уверенной поступью покинул архив. Нужно лишь перетерпеть. Однажды, я буду свободна от короткого поводка, и нарушенный порядок жизни вновь вернется в прежнее русло. Все будет как прежде и мне больше не придется лицезреть ненавистное лицо с четко очерченными скулами и впалыми бледными щеками. Больше не нужно будет сдерживать натиск тяжелого рассекающего как лезвие взгляда. Все это обязательно закончится. Глаза наполнились не прошеными слезами, но не смели пересекать черту. Привалившись к стене, я крепко сжала кулаки, в очередной раз, проглатывая внутрь горький клубок обиды. Он действовал как противное лекарство от простуды — пока не найдешь в себе силы проглотить — болезнь не отступит. Время неумолимо близилось к ужину, и с нарастающей в груди тревогой теплился призрачный огонек надежды, что все происходящее окажется лишь выдумкой, кошмарным беспробудным сном из которого я просто обязана выбраться.