Палитра

Дазай несколько минут сидел напротив полотна и прикидывал в уме, что вообще только что произошло. После озвучивания фразы – картина произнесла «Ты выглядишь как мертвец, так что, пожалуй, для начала дам тебе время набраться сил. А то начнёшь красить и сразу же скопытишься». И попросил предельно вежливо накрыть его брезентом, чтобы солнечный свет не испортил его прелестные очертания. Юноша был красив, милая внешность, почти детская. Кажется, тот возраст, когда ты только выходишь из детства. Осаму не мог сказать какого цвета были его волосы и глаза, но мог точно увидеть, что немного волнистые локоны идеально ложились под немного угловатые черты лица. Одежда на нем была простая: рубашка, жакет и подвязка вместо галстука. Таким представилась его новая работа. День был в самом разгаре и оставалось понять, что делать дальше. Это не могли быть глюки или могли? Все голове стало так запутано, но в то же время, как будто разложилось по полочкам. Первым делом после шока Осаму набрал номер своего учителя, что так любезно предоставил ему такую занозу в задницу. -- Мори-сан, вы же знаете, как я вас люблю и уважаю, -- были первые слова, когда гудки прошли и в трубке послышалось шуршание. От такого любезного и мягкого тона голоса, по телу мужчины прошла дрожь. -- Хе-хе-хе, Дазай-кун, ты так говоришь, как будто казнить меня хочешь. Осаму уже подумывал об этом, но решил пока разобраться со всей этой хуйней прежде чем оглашать решение суда. Взглянув на мольберт, ему показалось, что данный разговор лучше вести подальше от этого место, а то мало ли что, может произойти. Как-то не хотелось услышать этот хриплый будто сломанное радио голос. Выйдя из комнаты и из квартиры в целом, а то не знаешь какой радиус слышимости у этого портрета, Дазай открыл входную дверь в подъезд и зажмурившись от яркости окружения отошел в тень. -- Что-то случилось? – из-за долгого молчания и звуках хождения по лестнице, а налестничной площадке была такая хорошая акустика, что тебя мог услышать весь дом, Мори начал волноваться. -- Меня тревожит то, что не прошло и часа после вашего ухода, а меня начали преследовать странные звуки, исходившие из полотна, который мне принесли вы, -- произнося эти слова, Дазай убрал мягкий тон, сменив его на более грубый и серьезный. -- Так быстро? Кое начала его слышать только через два дня, -- Мори был весьма удивлен таким быстрым развитием событий, что не скажешь о его ученике, который многое понял из этой фразы. -- Почему я не удивлён, -- посмотрев на парочку, что прошла мимо странно смотря на него, Осаму понял, что на нем, как и с утра был банный халат, который он так и не сменил, но это было не так уж плохо, весь вид портил испачканный кровью правой рукав. Тихо выругавшись, он прошел чуть дальше туда, где его будет сложно разглядеть. -- Дазай-кун, ты только не волнуйся. Это ведь просто картина, которую нужно закончить. Да и что вообще может случиться. -- Это вы мне скажите что, -- размяв израненную конечность, потому что она начала ныть, парень присел на корточки, проведя по своим волосам, что уже высохли и начали завиваться. -- Ты ведь не боишься смерти. Всегда говорил, что примешь ее с распростертыми объятьями, если заявиться. Осаму это шанс посмотреть готов ли ты по-настоящему умереть или же все-таки поймешь, что хотела твоя мать, когда успокаивала твоего отца. -- Это подлый прием, Мори-сан. -- Все зависит от тебя. Если нужна будет помощь с картиной, я смогу устроить встречу с предыдущим художником. Нажав на сброс, Дазай посмотрел на землю и судорожно вздохнул, припоминая свои чувства, которые окутывали его лишь год назад. У него была выставка и люди смотрели и обсуждали его работу, как вдруг пришла смс не от отца или родственников, а именно от учителя, где говорилось о скоропостижной смерти его матери. Инсульт. Слишком поздно заметили и не успели спасти. Осаму прекрасно помнил, как в морге, а потом и похоронах не мог отвести взгляд от ее бледного лица. Ее исчезновение из его жизни стало началом краха его самого. Единственная женщина ради которой он преодолевал свои подростковые заскоки, суицидальные мысли –умерла. Та, кто верила в него, поддерживала каждый раз и дарила тепло после трудного дня ужасных контрольных и ссор с отцом – исчезла. После этого каждый раз, смотря на холст, перед глазами возникало бледная кожа, посиневшие, когда-то мягкие и яркие губы, что целовали перед сном. И бедное полотно отбрасывалось в стену, а вместо кисти в руке появлялась бутылка с алкоголем. Если бы мама видела его таким, то точно заплакала, закрыла глаза и подбежала к нему говоря, что все будет хорошо. Но теперь он не дождется этого уже никогда. На глазах появилась пелена, которую Дазай пытался сморгнуть, чтобы вернуть ясность ума. Что-то он совсем размяк. Встав и немного постояв, понимая, что так резко двигаться было необязательно, Осаму направился к жестяным дверям подъезда и, открыв их, зашел внутрь, поднимаясь на третий этаж. Дом находился в бедном районе, переехал он сюда еще в студенческие годы, ежемесячно платя аренду. Замка на входе не было, как и консьержа, так что сюда мог зайти любой желающий, хорошо, что пока ограблений не наблюдалось. Квартира встретила своего хозяина в полном молчании. Даже тиканье часов будто бы остановилось, хотя были ли у него часы? В животе предательски заурчало, от чего вздохнув, Дазай поплелся на кухню, смотря что можно поесть. Первым на глаза предстали консервы, но они с трудом, но были оставлены на следующий раз. Полазив в холодильнике, он достал принесенные вчера овощи и лапшу быстрого приготовления. Поставив чайники кипятится, Осаму нашел нож, который прятался за кухонной плитой (интересно что он там делал?). Вымыв его, начала резать огурцы тонкими кольцами, но выходило так себе. Чайник подал писклявый звук, того что давно закипел и готов дальше выполнять свои обязанности. В конце кулинарных махинаций Дазая на столе была заваренная лапша и суномоно. -- Приятного аппетита. Получилось довольно съедобно, и измученный желудок беспечного человека, наконец-то, радовался, что наполнялся не спиртным, а настоящей едой, которую можно было переварить. Если бы у него были глаза, то из них ручьем лились слезы счастья и благодарности, а если еще ноги с руками добавить, то бежал и обнимал все соседние органы, ну и дал по лицу своему хозяину. Но это были только мечты бедного желудка, который молился всем богам о том, чтобы данный миг не был последним в его удручённой жизни. На этом приключения Дазая Осаму на кухне были закончены. Как не тяжело это признавать, но все хорошее когда-то заканчивается, и мы отправляемся в реальность, где тебя встречает говорящая картина с явно отвратительным характером, потому что стоило насладиться горячим бульоном от лапши, его встречает выброшенный на пол брезент и недовольное милое личико юноши, что так осуждающе смотрел на Дазая, от чего сразу чувствуешь себя ребенком перед строгим родителем, но если приглядеться, то Осаму был старше изображенного. -- Эм… ты вроде сказал, что не появишься до завтрашнего дня, -- это было странно, чертовски странно. Поняв абсурдность ситуации, хозяин квартиры притащил с кухни стул и сел напротив мольберта. – Ты на что-то обиделся? Может расскажешь? Осаму очень хорошо разбирался в людях, у него была развита эмпатия и не составляло труда понять, что происходит с человеком и как с ним нужно вести себя. Но пред ним ожившая картина, как вообще можно понять, что она чувствует? Картины вообще умеют чувствовать? -- Обиделся?! – юноша угрожающе вздёрнул руки и пристально посмотрел в сторону кухни. Он явно на что-то намекал, а когда это стало ясно пришлось, приложить все усилия чтобы не удивиться. -- Ты хочешь есть? -- О, спасибо что понял. Я вообще-то твой гость и это первое, что ты должен был мне предложить. Но мы же бескультурные и поедим сами, -- после эмоциональной беседы, нарисованный отвернулся и начал глядеть куда-то вдаль (наверное). Поняв, что с ним больше не хотят разговаривать, Дазай встал и, пройдя взглядом небольшое помещение, отыскал свою палитру, на которой давно засохла вся краска (жалко), он перевернул ее задней стороной, где были чистые места. Так же пришлось поискать необходимые краски, которые от пыли, лежащей на них, были темнее и не всегда понятно какого цвета. Придвинув все в мольберту, Осаму увидел, что юноша с любопытством смотрел за его действиями. Ухмыльнувшись такой реакции портрета, он начал смешивать краски, прикидывая что же такого нарисовать. После минуты раздумий Дазай нанес первый штрих. На столе, где сидел нарисованный, начала появляться аккуратная тарелочка, она постепенно обретала свою форму и глубину. Взяв немного синего он придал ей цвет. -- И зачем мне тарелка? Не захламляй мне здесь… -- Помолчи, -- сосредоточенно выводя кистью линии, Осаму не очень любил, когда его отвлекают. Юноша нахмурил свои брови и внимательно следил за рукой художника, который черт себе что возомнил, мысленно придумывая ему наказание за такую грубость. Вскоре пустая синяя тарелка превратилась в тарелку с цзяоцзы, от нее как будто пар шел. Нарисованный внимательно глядел, что перед ним и с прищуром уставился на художника. -- А есть я буду руками, что ли? -- Какой же ты мелкий придира, -- закатив глаза, Осаму дорисовал палочки и довольный своей работой, ухмыляясь посмотрел на своего картинного гостя, -- Приятного аппетита. Ничего не сказав, тонкая рука приподняла столовые приборы и, схватив одну пельмешку, поднес ко рту, что по кадрам отрывался и проглатывал только что нарисованные гёдза. На лице отобразилось блаженства от вкуса и, поняв, что это съедобно, с жадностью проглотил остальные. Дазай внимательно следил за ним, как тот проглатывает кусочек за кусочком, ожидая увидеть пережеванное блюдо, как оно скатывается по горлу прямо по пищеводу в желудок, но может к счастью, этого не произошло и последний раз пельмешки видели только возле миниатюрного рта. Когда интересное кино по поеданию цзяоцзы было закончено, нарисованный повернулся к своему художнику сказал, перед этим немного прокашлявшись: -- Было вкусно, -- если бы на нем была краска, наверное, хозяин квартиры увидел небольшой румянец. -- Очень рад, но если в следующий раз захочешь поесть попроси нормально. Знаешь ли не каждый день встречаю говорящие картины, которые испытывают голод, -- его ухмыляющиеся лицо, почему-то так взбесило юношу, что он взяв все еще лежащую на столе тарелку, кинул в художника. Это было внезапно и очень поучительно, потому что с картины на него упала, нет не тарелка, а краска. И теперь лицом Осаму был похож на смурфика мутанта. Заливистый смех раздался по всей комнате. Дазай увидел, как юноша согнулся от безудержного смеха и сам не заметил, как рассмеялся, вытирая с себя синеву. На часах, которые все-таки оказались в квартире, часовая стрелка показала четыре чала. Дазай все так же в халате об который и вытер лицо, бедный халат, он так много пережил. -- Хорошо, а теперь расскажи мне, что ты такое и как это возможно? – усыпив зверя едой, можно его приучить, так и Осаму решил, что после сытного обеда этот юноша сможет рассказать ему хоть немного информации. -- Я уже все тебе говорил. Ты должен меня нарисовать, срок неделя. Ну по крайней мере дольше никто не жил, -- поправив рубашку и убрав волнистые волосы на одно плече, они были чуть ниже плеч. Сейчас было хорошо это видно, пока они распущены. -- А почему они умирали? -- Как ты понял, я необычная картина. Чтобы нарисовать меня, ты используешь не только краски, но часть своей энергии и пламя души, чтобы они остались на мне. Смотри, -- он указал на тарелку, которая сливалась со столом, на ней остались только штрихи карандашом, -- Краска вся на тебе, потому что ты использовал только ее. Но меня так просто не разукрасить. Каждый раз ты будешь ужасно уставать, как будто таскал кирпичи. Люди долго не живут с таким переутомлением, а ночь слишком мало, для полноценного восстановления. Но я могу убить тебя в любой момент если увижу, что ты пренебрегаешь своими обязанностями. -- Ясно. Значит мне нужно быть очень осторожным. Ну что ж будет весело. Встав со стула и размяв спину, а также решив, что в таком виде разгуливать не стоит, еще и лицо умыть нужно и вещи постирать и … Короче, Дазай понял, что дел много, а делать не хочется, он пошел в ванну. В голове вспомнился недавний разговор с Мори и слова, что тот сможет устроить встречу с тем, у кого этот портрет был раньше. Это означает, что выжить есть шанс. Не то чтобы он не хотел покинуть этот мир в скором времени, но это должен был быть его сознательный и самостоятельный выбор, а не картины, что просит себя покрасить. Так что вытащив из кармана телефон, Дазай напечатал быстрое сообщение «Жду вашей помощи» и принялся умываться. Холодная вода неприятно обожгла лицо, но краски было много, и она испачкала только недавно чистые волосы, от чего пришлось мыть и их тоже. Приведя себя в порядок и полотенцем вытерев себя, он посмотрел пришедшую смс. «Я заеду за тобой завтра в 12. Будь готов» Ну вот и на завтра нашлись дела. А сейчас нужно было укрыть капризный портрет и пойти в магазин, за чем-нибудь полезным. Когда он подошел и поднял брезент, то увидел, что за ним пристально следили. -- Что такое? -- Спасибо, -- немного помявшись, сказал нарисованный, -- Ты второй на моей памяти, кто сразу догадался какую пищу мне нужно. Одни почему-то думали, что мне это не нужно, а другие тащили свои продукты. Так что…. Короче спасибо и все. Осаму на это лишь улыбнулся и, пожелав спокойной ночи, закрыл полотно брезентом. После чего отошел, понимая, что впервые за долгое время не притронулся к алкоголю и даже весело провел время. Может все не так плохо? Конечно еще остается риск неминуемой гибели, но думаю это поправимо. ******* Дазай сам от себя не ожидал, что не сможет уснуть практически всю ночь. Его разум был пуст, но сон никак не хотел приходить к нему, чтобы забрать в свой мир блаженства. Но, как по законную невидимого жанра или всемирного мироздания, его глаза закрылись ближе к пяти утра, когда измученный, бедный, страдающий от таких перегрузок организм решил выключить рубильник и закупорить трубы, по которым текла энергия, чтобы мозг наконец-то отключился, а у него появилась передышка. Так что такими темпами проснулся юный творец пол двенадцатого, когда до приезда его бывшего преподавателя остались считаные минуты. Наверное, никогда в своей жизни, он так не бегал по своей маленькой квартире, ища чистые вещи и приводя в порядок небольшое гнездо на голове. -- О, ты, наконец, проснулся, -- брезент опять каким-то чудом снят, а юноша сидел за тем же столом, ожидая своего художника с чашечкой прозрачного чая. Ну, Дазай думал, что там чай, а что еще может быть. – Я жду свой завтрак. -- Я очень спешу. Может позже. -- Наверное ты не правильно меня понял вчера, это тоже входит в твои обязанности, -- его маленькие пальчики щелкнули, звука не последовало, но этого было не нужно. Осаму все прекрасно видел и почувствовал, что может следовать за этим. Что-то начало колоть в груди, как будто маленькие иголки разом решили пронзить его сердце. Стало трудно дышать. Его глаза метались по всему помещению, ища хоть что-нибудь, что могло помочь. Но как все это началось так быстро и закончилось, и вот сидя на коленях и держась обоими руками о пол, до него начало доходить понимание ситуации. -- Как ты это сделал? -- Ты связан со мной, я твой смертный приговор. Так что взял краски в руки и нарисуй мне яблоко. Раз уж ты так спешишь. Как же сложно. Почему этот нарисованный такой сильный. Осаму присел рядом и, смотря прямо на своего мучителя, проклинал его на чем свет стоял. Яблоко ему подавай! Тогда ты получишь самое экзотическое и безвкусное яблоко на свете. Подумав немного и поняв, что после рисования с ним ничего не будет, взял кисть и, смешав синий и желтый, потому что зеленая краска давно закончилась, но соотношение цветов немного поменял, начал вырисовывать сочное самое красивое наливное. Фрукт занял десять минут его времени. Отойдя и полюбовавшись на свое творение, он с самой мерзким и презрительным выражение лица поклонился со словами «Кушать подано, не подавитесь», взял свой бежевый плащ и вышел из квартиры. Ему не хотелось, чтобы еще что-нибудь останавливало от добычи ценной информации. Как и ожидалось, его уже ждала черная машина, в которой на водительском сидении был Мори-сан. Они поздоровались и сразу же отправились загород. Огай рассказал, что это его знакомая рассказывала об этой таинственной картине, которую приобрела на подпольном аукционе. Ей хотелось разнообразия. Лучше бы раскраску купила раз захотелось покрасить. Но не в этом суть. Этот портрет очень плохо сказался на ее здоровье. Окончание рассказа Осаму не дождался, но это не расстраивало, потому что вскоре они подъехали к небольшому двухэтажному дому, где на пороге их ждала девочка в традиционном кимоно с цветами сакуры на нем. Она проводила их внутрь дома и провела в гостиную, после чего сообщила, что Кое-сан скоро спустится к ним, а пока она может предложить им чай или кофе. Поблагодарив ее, двое мужчин уселись в кресла и стали жать, пока хозяйка дома выйдет на разговор. Через две минуты в дверном проеме комнаты появилась статная женщина, ее рыжие волосы, которые отливали розовым оттенком, были собраны в пучок и чем-то напоминали причёски гейш. Она так же, как и та девочка была одета в традиционное кимоно. -- Ринтаро, рада что ты приехал ко мне. А это твой ученик? -- Да, позволь вас представить. Дазай Осаму, -- Мори указал на парня рядом с собой, -- а эта прекрасная особа Озаки Кое. Женщина улыбнувшись присела рядом и, разливая принесённый чайник, начала спрашивать о том, что нового у ее старого друга. Как оказалось, ничего сверхъестественного не случалось. Ученики были бездари и ни на что не способные люди. «Тебе нужно быть с ними по мягче» – говорила Озаки, прикрывая рукой подступающий смех, от причитаний Мори над бренностью бытия и его бесполезных учеников. -- Так для чего вы пришли ко мне? – хоть увидеть друга было приятно, но она хорошо знала, что тот просто так к ней не придет. От такой прозорливой женщины ничего не скроешь, и тяжело вздохнув, Огай рассказал о том, что сделал, уже ожидая, как его будут казнить прямо на этом столе шпильками для волос, которые были достаточно острые еще со времен их обучения. -- Ты с ума сошел! Как ты мог обречь этого юношу на такие страдания! – от ее мягкого выражения лица не осталось и следа, она сильно ударила по столу от чего чашки задребезжали, но чай в них не разлился, и белая скатерть так и осталась чистой. -- Не сердись моя дорогая, -- выставив перед собой руки мужчина нервно улыбаясь смотрел на озлобившуюся подругу, -- с тобой ведь все хорошо. -- Озаки-сан, как вы смогли выбраться. Переведя взгляд на все еще ждущего ответа юношу, она убрала руки с поверхности и поправила прическу прежде чем начала: -- От этого не выбраться просто так. Мне пришлось пережить клиническую смерть, чтобы освободиться от проклятия, которое несет в себе это картина. -- Расскажете поподробнее. -- Хорошо, -- еще раз злобно посмотрев на друга, она взяла в руку чашку и невозмутимо продолжила, -- Самое главное выполнять все что пожелает этот юноша. Вовремя его кормить и выбирать правильные цвета. Он не любит слишком много солнечного света так что не забывай закрывать его брезентом. Никогда не начинай красить его глаза, они в последнюю очередь. Как и его зовут, и кто он такой я так и не узнала. Мне становилось хуже с каждым днем, но я все никак не могла докрасить. Было такое чувство что нужно разукрасить весь его мир. -- То есть никто никогда не… -- Да, никто не мог до конца закончить работу. Кажется, был мастер, которому практически удалось это сделать, но не успел. Кто-то умирал раньше, кто-то по окончанию недели, но вывод один. Ты или умираешь, или исполняешь его желание. Она поджала губы, явно что-то недоговаривая, но подумав, Дазай не стал расспрашивать. Информация дополнилась мало, но по крайней мере теперь он будет знать, что глаза лучше не трогать. Поблагодарив за оказанный прием, гости вышли из дома и направились к припаркованной недалеко машине. Перед тем как Осаму сел в салон к нему подбежала та маленькая девочка, что проводила их внутрь и протянула листок бумаги. -- Госпожа Кое передала это вам, -- ее тихий голос был еле уловим, -- здесь номер телефона госпожи. Она передает, что будет рада ответить на вопросы, если они появятся.