Человек из ниоткуда

Глава вторая ТРЕНАЖЕРНЫЙ ЗАЛ Краткое содержание: Брайан идет в спортзал, а затем домой. Сентябрь 2000 г. Пятница, 1 сентября 2000 года. Начало выходных в День труда. Брайан решил зайти в спортзал, прежде чем отправиться домой. Как только все студенты вернутся, заведение будет заполнено каждый день, и ему придется ходить в неудобные часы, либо рано утром, либо поздно вечером. Рон с самого начала ненавидел походы Брайана в спортзал, хотя и не возражал против результатов, но особенно ненавидел, когда Брайан ходил туда в нерабочее время. Что за черт! Если бы Брайан собирался трахаться там, он мог сделать это так же хорошо в четыре дня, как и в десять вечера! Это не имело смысла, но попробуй доказать это такому параноику, как Рон! Брайан боялся, что он снова начнет проверять его, и это приведет к еще одному крупному взрыву. Боже! Иногда ему хотелось, чтобы мобильные телефоны никогда не были изобретены. В спортзале Брайан занял свой обычный уголок и тренировался в одиночестве. Очень немногие преподаватели пользовались этим оборудованием, и студенты, которые работали там летом, обычно были спортсменами или иностранными студентами, которые жили в кампусе круглый год. Все они обходили «педика» стороной — по крайней мере, на публике. Это проклятие быть одним из немногих «посторонних» профессоров в кампусе. Конечно, был контингент дайков на женских курсах, и одна королева на философском факультете, которая была настолько стара, что, должно быть, знала Платона лично, а также несколько крупных шкафов на Истории, Экономике и Школе менеджмента. Да, тонко настроенный гейрадар Брайана вычислил этих троих сразу. Но если не считать Рона, который был настолько оторван от университетской жизни, что пребывал в блаженном неведении о реальности, Брайан был одиноким факультетским символом «Гордости», блуждающим по коридорам университета. Или тренажерным залам. Существовала также небольшая, но громкая студенческая организация LesBiGay, но Брайан старался избегать их. Пятничные микшеры с кучей девятнадцатилетних подростков были последним местом, где ему нужно было тусоваться. Рон и так думал, что каждый мужчина в Индиане, от Гэри до реки Огайо, пытается залезть в штаны Брайана, поэтому «выставлять себя напоказ» перед «сливками общества» (если их можно было так назвать!) квир-молодежи кампуса, все равно, что размахивать красным флагом перед быком. По той же самой причине Брайан держался подальше от единственного гей-бара в городе. И от баров в целом. Рон тоже не пил, кроме обычного хереса на факультетских вечеринках, так что он считал бары бессмысленными. И, конечно же, присутствовала «проблема» Брайана. Да, это было много лет назад — двенадцать лет? Возможно ли это? — но когда-то наркоман, всегда наркоман, это была мантра Рона. И Рон никогда не упускал возможности напомнить Брайану о его прошлом. О том, что Рон «самоотверженно» приютил подроста-шлюху-наркомана с улицы, накормил его, одел и отправил в программу лечения, где тот мог привести себя в порядок и изменить свои привычки. О, и трахнул его естественно. Но Брайан не мог позволить себе быть слишком циничным по поводу своего партнера и его мотивов. Тогда он сделал это из любви. Брайан не сомневался в этом. Не мог сомневаться, потому что это было основой всего остального! Но чего Рон не знал — и что Брайан не собирался ему говорить, — так это то, что Брайана преследовали предположительно гетеросексуальные парни — парни из братства, студенты его классов, спортсмены в спортзале, эти шкафы на факультете — гораздо больше, чем любого из студентов-геев. Гей-контингент в кампусе был слишком хорошо осведомлен о вспыльчивом характере Рона и его репутации человека избивающего парней, которые смели даже приблизиться к Брайану на расстояние вытянутой руки. На самом деле, это была скорее легенда, чем что-либо еще. Такое случалось не больше трех-четырех раз, и совсем не в последнее время. Но эти натуралы были главной причиной того, что Брайан попав в спортзал, делал свои повторения как можно быстрее и убирался к черту. Постоянные переезды заставляли Брайана нервничать, а предложения совершенно выводили его из себя. Особенно предложения натуралов — или предположительно натуралов. Они никогда не соблюдали правило гей-этикета — отступить, если тебе говорят, что не заинтересованы. Натуралы предполагали, что если ты педик, то доступен, и все тут. Сегодня Брайан обратил особое внимание на одного парня. Он и раньше видел его в спортзале, пару раз. Он был гребцом или что-то в этом роде. Командир экипажа. Мило, много работы с верхней частью тела. Эй, Брайану было позволено это заметить, не так ли? Боже, он чувствовал себя виноватым, даже глядя на него. Но этот парень всегда присматривался к Брайану. И следовал за ним в раздевалку. Он думал, что ведет себя «тонко», тонко, как летящий молоток. Эти парни всегда пытались взглянуть на Брайана в душе. Да, ЭТО тоже было легендой. Ну и что? И вообще, что это за одержимость размером мужского достоинства? Ну, может быть, он понимал в этом смысле геев, но что с натуралами? Брайан не любил зевак. Они заставляли его нервничать. Все, что нужно было Брайану с его и без того шатким положением в кампусе, — это чтобы кто-то вошел и обнаружил, что какой-то натурал лапает его! Или хуже! Попробуй объяснить ЭТО декану! Не говоря уже о Роне! Его убьют в любом случае, в зависимости от того, кто взбесится больше. Гребец вошел за ним в душ. Это была проблема. Брайан слышал парня рядом с собой, затем почувствовал его дыхание. Он слегка повернул голову. Гребец уставился на член Брайана. Хорошо, просто смотри, но не приближайся. Затем парень двинулся к нему — и Брайан выскочил оттуда так быстро, что даже не успел ополоснуть волосы. Он оделся в мгновение ока и побежал к машине, с его волос все еще капала вода. Какого хрена он так боится? Ответ, казалось, был… всего. Когда Брайан вывел старую «Вольво» на подъездную дорожку, Рон ждал у задней двери, готовый броситься на него. — Где тебя черти носили? Я думал, ты будешь дома еще два часа назад! Твой мобильный телефон выключен! — Я тоже рад тебя видеть, дорогой, — ответил Брайан, стараясь не попасться на удочку, — мне пришлось забрать вещи из химчистки — ТВОИ вещи. И заехать в банк. И Фред сказал мне, что в этом семестре мне, вероятно, придется быть в ЕЩЕ ОДНОМ комитете, так что это отняло у меня время работы в офисе… — Фред? Кто такой Фред, черт возьми? — Профессор драмы. Около пятидесяти. Очки. Ты познакомился с ним и его женой на Рождественской вечеринке в прошлом году. — У тебя все волосы мокрые. Ты был в спортзале. Рон внимательно следил за Брайаном, который возился со своим портфелем, и стопкой книг, взятых домой из офиса. — Да, я ходил в спортзал. Одна из книг упала на пол. — Почему ты не сказал мне об этом РАНЬШЕ? — У меня не было такой возможности. Господи! Я приезжаю домой и получаю третью степень допроса! Дай мне хотя бы убрать свои вещи, прежде чем ты откусишь мне голову! Рон что-то проворчал и начал рыться в вещах из химчистке, как будто что-то искал. — Мой новый серый костюм здесь? Я его не вижу. — Я забрал его в понедельник. Он у тебя в шкафу. — Завтра вечером у меня встреча за ужином, и я хочу надеть его. — Он в шкафу, — сказал Брайан, наблюдая за Роном. — Все, что тебе нужно сделать, это посмотреть. — Как скажешь. Рон поднял книгу, которую уронил Брайан, и бросил ее на стол, как будто внезапно отпуская его. И прошел в гостиную, не оглядываясь на Брайана. И Брайана вдруг охватило странное чувство. В последнее время Рон слишком бурно реагировал. Отслеживал задницу Брайана даже больше, чем обычно. Это было не хорошим знаком. Обычно это означало, что он чувствует себя виноватым в чем-то и проецирует это на Брайана. По крайней мере, так было в прошлый раз. Этот чертов научный сотрудник в Бостоне. Но нынешний научный сотрудник Рона, Лоуэлл, был положительно домашним! Рон всегда хвастался, что его интересуют только «Красотки». Он часто говорил это своим друзьям, особенно когда тискал Брайана перед ними. Красотки. Значит, это не мог быть тот самый Лоуэлл! Или мог? Но Лоуэллу было девятнадцать, и это кое-что значило, особенно зная пристрастие Рона к мальчикам-подросткам. Он никогда не переставал испытывать этот особый интерес, даже когда один подросток уже давно вышел из этого возраста. Теперь это уже в прошлом. — Знаешь что? — спросил Рон, снова переключая передачу. — звонил Джо Глисон по поводу гранта от Национального фонда искусств? Похоже, дело в шляпе. — Ты шутишь! Рон ждал этих денег, чтобы начать свой новый проект, документальный фильм об усыновлении детей однополыми парами. — Нет. Я уже протянул щупальца в калифорнийский университет. И это выглядит многообещающе. Брайан остановился. — Калифорнийский университет? Ты не имеешь в виду… переезд в Лос-Анджелес? — Конечно! — сказал Рон. — Там я смогу нанять гораздо лучшую команду. Лучшие условия. Плюс внимание со стороны студий. Я смогу добиться лучшего распространения, если снова свяжусь с продюсерской компанией Джимми Харди. Я уже позвонил парню ответственному за продвижение, и они определенно заинтересованы. Джимми Харди — кинозвезда, у него была компания, которая вкладывала деньги в небольшие социально-ориентированные фильмы. Харди и его жена активно занимались благотворительностью по борьбе со СПИДом, и его компания распространяла документальный фильм Рона о СПИДе в Африке «Обезьянья головоломка», и была ответственна за внимание к фильму, и, вероятно, за его номинацию на премию «Оскар». — Но, Рон, я же только начал! — Брайан в отчаянии провел рукой по волосам. — У меня впереди год и семестр начинается менее чем через две недели! — И что? Ты же не хочешь застрять в Индиане? Брайан просто смотрел на своего партнера. Он знал, что мысленно Рон уже давно уехал в Калифорнию. — Но ты говорил то же самое о Филадельфии, а потом и о Бостоне! Такими темпами я никогда не буду находиться в одном месте достаточно долго, чтобы успеть распаковать свои книги! — Ну и что? Ты можешь получить работу преподавателя и в Лос-Анджелесе, я все устрою. Не беспокойся об этом. — Рон! — Какая разница, Брайан? Здесь или в Лос-Анджелесе? — в голосе Рона слышалось раздражение. — Большая разница, если я когда-нибудь захочу, чтобы меня воспринимали всерьез! Или получить должность где-нибудь еще. — Господи! Что важнее? Мой фильм или твоя паршивая маленькая преподавательская работа? Проснись, Брайан! — Думаю, это ответ на МОЙ вопрос, — сказал Брайан, уходя в кухню. После ужина Брайан поднял еще один вопрос, который не давал ему покоя. С новостями о гранте, Рон может быть в приподнятом настроении. — Ты же знаешь, что «Вольво» снова заглох. Мне нужна новая машина. Эта ни за что не переживет еще одну зиму. — Я планирую купить новую машину весной. Тогда ты сможешь забрать мою старую. — Но я смотрел на это, — Брайан приготовил вырезки и показал Рону несколько объявлений из местной газеты, — я могу купить подержанный джип, продав «Вольво». И джип будет хорошей машиной для зимы. Рон нахмурился над стопкой бумаг и бланков грантов. — Не знаю. Брайан повысил голос, прижимаясь к Рону на диване. — Разве ты не помнишь прошлый январь? Три большие бури подряд и более двух футов снега? «Вольво» едва мог проехать по улице. И я застрял в этом сугробе. А джип имеет полный привод! Но Рон упирался. — Я не люблю джипы. Это просто глупая причуда. «Вольво» гораздо практичнее. — Но «Вольво» сдох, Рон! — раздраженно сказал Брайан. — Кроме того… Этот черный джип классный. Мне он нравится. — Это не причина покупать машину, Брайан. — Это круто. — Не будь ребенком. «Дерьмо! — подумал Брайан. — Вот вам и ответ «не забивай свою хорошенькую головку», если я его когда-нибудь слышал». Он выпятил губу, беспокойно двигая языком во рту. — И не дуйся. В твоем возрасте это не очень мило, — сказал Рон, возвращаясь к стопке бумаг. В его возрасте? Правильно. Брайану двадцать девять. Спасибо, что упомянул об этом, Рон. На десять лет старше Лоуэлла, этого уродливого научного сотрудника. Ну что ж, Рон, тогда можешь надеть ему на голову мешок, пока трахаешь его. Получай удовольствие! — Кстати, Брайан, я забыл сказать тебе, что звонила твоя мать. Если бы ты был здесь, когда должен был быть, то мог бы ответить на ее звонок, и мне не пришлось бы иметь дело с ее нытьем самому. — Извини, Рон, я не ясновидящий. Откуда мне было знать, что она позвонит? Я дал ей номер своего мобильного телефона, но она, похоже, его не помнит, поэтому звонит домой. Что было на этот раз? — Она хочет, чтобы ты приехал в Питтсбург. Твой отец настаивает, чтобы ты отвез его на прием к новому врачу. Какому-то специалисту. Брайан вздохнул. — Я был там всего три недели назад — четыре мучительных дня! — Ну, твоя мать хочет, чтобы ты вернулся. — Почему я? Почему они хотят, чтобы я приехал? Они даже не ЛЮБЯТ меня! И эта женщина просто хочет, блядь, помучить меня! — Следи за языком, Брайан, — огрызнулся Рон. — Извини. Но в самом деле, какой в этом смысл? — Брайан покрутил кольцо на левой руке — он делал это все чаще и чаще, когда они спорили в последнее время. — Она ТВОЯ мать, Брайан. Это не моя ответственность, и я не желаю иметь дело с ней. Если не хочешь, чтобы она тебя беспокоила, тогда ты должен отчитать ее. — Забавно, что когда это ТВОЯ мать, Рон, все должно остановиться, пока ты заботишься о ее проблемах. Но когда это МОЯ семья — тогда черт с ними! — Не то чтобы твоя семья поддерживала тебя, Брайан. Они отказались от тебя давным-давно. Так кто же тогда заботился о тебе? Кто отправил тебя в школу? Кто все сделал? Кто, Брайан? — Ты это сделал. Брайан чувствовал приближение сильной мигрени. — Чертовски верно! Но теперь они хотят, чтобы ты бросил все и прибежал, потому что ОНИ так сказали? Потому что они «нуждаются» в тебе? Это чушь собачья, Брайан! — Но старик болен, Рон! Что я должен сказать? — Брайан вдруг почувствовал себя невероятно виноватым, но он не знал, в чем именно. — Он, наверное, умирает, — тихо сказал он. — Твой отец такое же дерьмо, как и все остальные. Ты бы был у него на побегушках, если бы он мог выйти сухим из воды. Пусть твоя мать и сестра займутся им. У тебя есть дела здесь! «Верно, — подумал Брайан, — у меня есть важные дела здесь. Важнее, чем угождать умирающему старику — забирать белье и готовиться к занятиям, на которых я буду надрывать свою задницу, чтобы произвести хорошее впечатление в отделе, в то время как ты уже ищешь лучшее предложение в Лос-Анджелесе! И тогда мне придется начинать все сначала с нового университета, и нового факультета, и новой группы людей, и нового дома… и всего остального.» И новая изоляция. Потому что именно так чувствовал себя Брайан. Изолированным и отстраненным. Как будто он сам хотел этого. Теперь он всегда, казалось, хотел этого. Брайан чувствовал себя параноиком, когда вокруг было слишком много натуралов. Стесняясь того, как они смотрели на него — как на придаток Рона и его успеха. На факультетских мероприятиях и приемах Рона Брайан всегда забивался в угол, не зная, стоять ли ему рядом с преподавательскими женами или общаться с «настоящими» профессорами. Даже сейчас, когда он сам БЫЛ «настоящим» профессором, он все еще чувствовал себя неловко из-за своего места в схеме вещей. Мало того, что ему приходилось терпеть снисходительность открытых гомофобов, таких как председатель его нынешнего отдела, но ему также приходилось мириться с королевскими насмешками друзей-геев Рона. Особенно квир-кино и медиагруппы Рона в Нью-Йорке. Для них Брайан никогда не будет чем-то большим, чем симпатичным парнем Рона. Они знали Рона и Брайана с самого начала, и у некоторых из них были свои подозрения относительно происхождения Брайана. Он слышал их шепот и ехидные комментарии о том, где Рон «подобрал его». Все знали, что дипломная работа Рона, его первый документальный фильм «Уличные мальчики», была о подростка-проститутах, и некоторые из друзей Рона любили бросать «юмористические» замечания Брайану о его собственном возможном участие в этом фильме. Конечно, они никогда не говорили этих вещей, когда Рон был рядом, потому что знали, что тот сорвется с катушек и раскатает их по-королевски. Но эти же самые «друзья» никогда и не догадывались, насколько правдивы были их предположения, или как сильно они ранили Брайана и способствовали его чувству никчемности. И Брайан также ненавидел то, что друзья Рона считали его безмозглым твинком, даже когда он с отличием закончил Нью-Йоркский университет, или работал над докторской диссертацией в Колумбии, или начинал свою преподавательскую карьеру. Конечно, их уничижительное отношение к Брайану не остановило каждого из приятелей Рона в желании облапать его, когда у них была возможность. И им бы понравилось, если бы Брайан ответил взаимностью. Да, они бы с удовольствием побежали к Рону, чтобы сказать ему, что его хорошенькой маленькой шлюшке нельзя доверять! Но Брайан никогда не отвечал на их предложения. Он НИКОГДА не делал ничего подобного. И Рон это знал. Рон рассчитывал на это. Так что для Брайана не было ничего лучше ощущения полного отсутствия сущности. «Трофейная жена», которая может вызвать столько же насмешек, сколько и зависти и никогда не будет угрозой для Рона в любом случае. А Брайан никогда не представлял угрозы. Он слишком хорошо знал свою роль. Его готовили к этой роли буквально с шестнадцати лет. Брайан не знал, как быть кем-то другим. Больше не знал. Рон командовал, принимал решения, и все. Так было всегда. Брайан просто не задавался этим вопросом. Как он мог? Иначе где БЫ БЫЛ Брайан? Всем, что у него было, он был обязан Рону, и отплатил ему тем, что во всем полагался на него. Это был просто естественный порядок вещей. Или так казалось в течение долгого, долгого времени.