Без одной четверо.

Теперь, когда все четверо были верхом, а под копытами расстелилась широкая разъезженная дорога, путь пошел гораздо быстрее. Лютик и Юлиан активно делились опытом сценических выступлений и секретами мастерства, иногда уходя в такие дебри, что Геральту казалось, будто барды начинали говорить на другом языке. Слушать их болтовню не особенно хотелось. Раньше он посоветовал бы Юлиану заткнуться, но сейчас тот говорил не с ним, так что и затыкать барда было как-то неловко. Поэтому ведьмак отстал от них немного и ехал теперь замыкающим. Конечно, он и оттуда прекрасно слышал каждое слово. Но когда барды не тараторили прямо над ухом, можно было хоть как-то абстрагироваться. А вел их процессию старший ведьмак. Это получилось как-то само собой. В разговоре бардов он не участвовал, но зато точно знал, в какую сторону поворачивать на развилках. До самого Цидариса решено было никуда не сворачивать, разве что если к ночи подвернется трактир. В конце концов, теперь у них было все, что нужно: вдоволь еды и питья. Не хватало разве что пары седел. Но ведьмаки без особых проблем обходились без них. Хотя оба удивительно схожим образом ворчали на своих кобыл за упрямство. Барды, подметив это, тихонько пересмеивались. Выяснилось, что у обоих ведьмаков, сколько бы лошадей те ни заводили, всех всегда звали одинаково и до нелепого странно: Плотва. — А ты свою как назовешь? — спросил Лютик. Юлиан задумчиво посмотрел на лошадиный зад с длинным серовато-белым хвостом, маячивший впереди. Кобылий хвост цветом напоминал волосы Геральта, и это вызывало улыбку. Но бард тут же отмел мысль назвать свою лошадь в честь ведьмака. — Фортуной назову, — подумав, сказал он. — Фортуна, — повторил Лютик, пробуя слово на язык. — Красиво звучит. Это что-то значит? Никогда не слышал такого имени. — Это что-то вроде удачи, — пояснил Юлиан. — Да, здорово придумано, — одобрил его собрат. — Я бы тоже не отказался скакать верхом на удаче. Юлиан улыбнулся и вдруг запел, на ходу сочиняя слова:

Не сказать, не спеть и не прошептать о таком: Пыль дорог в груди, а в глазах — полчарки небес. Так случилось мне ехать на Фортуне верхом! Ветер в волосы, на картуз — эдельвейс.*

Лютик рассмеялся легко и звонко. Не насмешливо, но от радости. Ему нравилось видеть вновь приобретенного друга таким. И Юлиану тоже нравилось. Он как будто бы снова задышал полной грудью. Сбросил с себя три года тоски, сдавливающей горло и выходящей рыком и отрывистым шепотом в конце куплетов. А может, так и надо? Не помнить, не думать, не петь о ведьмаке. И говорить с теми, кто тебя хочет слушать. Играть для них, дышать для них, гореть для них… Хотя бы попытаться. Юлиан невольно обернулся и бросил взгляд на Геральта. Но ведьмак смотрел куда-то мимо или же вовсе сквозь него, будто бы Юлиана тут и не было. “Да, — подумал бард, отвернувшись, и решительно устремив взгляд вперед. — Так и надо. Зачем навязывать себя? Пусть уйдет. Пусть прогонит. Не хочу больше петь для него. Не хочу для него гореть”. Лютик тем временем перекинул лютню вперед и теперь подбирал мелодию под мотив, который только что напел его товарищ. — Похоже? — спросил он, прижав в конце струны ладонью. — Понятия не имею, — весело фыркнул Юлиан. — Я это только что придумал, мелодию еще не писал. — О! — воодушевился Лютик. — Тогда следующий куплет мой! И они принялись сочинять куплеты по-очереди, как мозаику складывая песню из кусочков. *** По мере того, как их небольшой отряд приближался к Цидарису, Геральт становился все более мрачным и задумчивым. Лютик думал, что виной тому скверный характер иноземного Геральта, который, откровенно говоря, радости не прибавлял никому. Но дело было совсем не в этом. Ведьмака нервировала перспектива отправки письма Йеннифэр. С тех пор, как чародейка бросила его с Истреддом в том вонючем городишке с поэтичным названием, они еще ни разу не встретились. Не то чтобы Геральт активно искал встречи. Но пару раз и правда подумывал устроить встречу, будто бы случайную. Однако, ничего не вышло. Йеннифэр как сквозь землю провалилась и явно не хотела, чтобы ее нашли. Сразу некстати вспомнился клочок бумаги, принесенный вымокшей пустельгой, и рассуждения Истредда о клеточной соматической памяти. Хотелось спросить у этого умника, похоронившего себя среди пыльных книг, раз уж он так хорошо разбирается в устройстве психики ведьмаков, отчего так хреново сейчас. Отчего Геральт не знает даже какими словами начать письмо к Йеннифэр? Отчего боится, что чародейка даже не распечатает конверта, если увидит на нем имя отправителя? Разве не должен он, мутант, лишенный эмоций, бесстрастно изложить факты и спокойно продолжать заниматься своим делом? Геральт невольно бросил взгляд на своего собрата по цеху. Вот у этого-то точно проблем с эмоциями не возникало. Каноничный ведьмак, качественный продукт, так сказать. Может и правда, это с ним, с Геральтом что-то не так? Напутал кто-то что-то во время испытания травами, и Геральт получился бракованным. Вот и мается теперь, как влюбленная молодка. Но выбора не было. Путешествия по сферам — это не абы что. Молчать о таком опасно, а сказать не тому — еще опаснее. И кроме Йеннифэр, Геральт не знал никого, к кому мог бы обратиться за помощью. Конечно, ни Геральт, ни Лютик, ни даже Юлиан и представить не могли, что с эмоциями у Геральта проблемы были, да еще какие. И самая большая из этих проблем заключалась в том, что ведьмак совершенно не понимал, что с ним происходит. Только тупая злость давила грудь изнутри дни и ночи напролет, разрастаясь с новой силой каждый раз, когда Юлиан пел, смеялся и трещал без умолку не с ним. *** До Цидариса они добрались через два дня. Город встретил их шумом, суетой и характерным не слишком приятным запахом. В общем, всем тем, что люди обычно называли цивилизацией и кипением жизни. У обоих бардов тут же загорелись глаза, а ведьмаки напротив приуныли. В этом отношении собратья из разных миров тоже оказались удивительно похожими. — Так, вот вы как хотите, а мы идем в баню! — заявил Лютик с таким видом, что сразу стало ясно: возражений он не потерпит. — А идите, — легко согласился Геральт. — Я как раз пока одно дело улажу. — Я тоже, — сказал Геральт. — Это какое? — удивился Юлиан. И тут же прикусил язык. Сам же дал себе слово, что не будет больше и пытаться говорить с ведьмаком. Ну какая ему разница, что у него за дело там? Однако Геральт на удивление не огрызнулся, не отмахнулся и даже не рыкнул. Сказал только, кивнув на лошадей: — Седла. Про покупку карты он упоминать не стал. Не хотел сейчас устраивать разъяснительных бесед. “Просто заберу барда, и мы вдвоем уедем по-тихому”, — решил он. — Славно-славно, — не стал их отговаривать Лютик и ухватил Юлиана за локоть, — Пошли, брат-Юлиан. Я знаю тут одну отличную баню! И, не медля дольше, утащил барда куда-то в самое сердце городской толчеи, предоставив ведьмакам, помимо прочего, устраивать их лошадей. Юлиан, без малейших возражений позволил втянуть себя в этот водоворот жизни, наполненный гомоном сотен голосов. Ведьмаки остались смотреть им вслед, держа четверых лошадей под уздцы. Один смотрел насмешливо, а второй — хмуро и немного растерянно. — А ты знаешь, где эта баня? — решился все же спросить Геральт. — Думаю, да, — наморщил лоб старший ведьмак. — Пошли к конюшням, по дороге расскажу. Там тогда потом и встретимся. *** Устроив лошадей (и выложив за это куда больше, чем в деревне), Геральт получил от своего старшего собрата подробное описание расположения бани, и они распрощались. Геральт отправился к почтовой станции, где его ждали долгие минуты, полные мучительных сомнений и подбора слов. Необходимость составления письма к Йеннифэр тяжким грузом легла на плечи. А второй ведьмак отправился прямиком к торговым рядам, радуясь тому, что не нужно ни с кем объясняться по поводу покупки карты. То, что он остался в одиночестве, было самой настоящей удачей. Которую, правда, изрядно подпортили кусачие городские цены. За два седла он заплатил немногим меньше, чем за двух лошадей. А за карту и вовсе больше, чем за седло. Так что кошель его почти совсем опустел. Та жалкая пара монет, что осталась на дне мешочка, вызывала отчетливое чувство удрученности. Наверное, будь с ним Геральт, он выторговал бы цену получше. Закончив с покупками, Геральт направился в городскую баню. Благо, купание тут стоило не так дорого, как пергамент. Велев лысому остроносому мужику, собиравшему деньги на входе, присмотреть за купленными седлами, ведьмак прошагал в раздевалку, откуда открывалась дверь в парную. К нему тут же подскочил лопоухий мальчонка, с предложением отнести одежду прачке, пока милсдарь париться изволит. Но ведьмак так глянул на него, что мальчонку как ветром сдуло. — Зараза, — тихо выругался Геральт, проклиная свою неприветливую физиономию. Одежду-то постирать стоило бы. Он снял доспех, пристроил ножны с мечами в углу и начал уже выбираться из рубашки, когда тонкий ведьмачий слух различил голоса бардов, засевших в парной. Геральт не стал бы обращать внимания. Разумеется, барды трепались в парной. Они, наверное, и в могиле трепаться не перестанут. Вот только тема разговора была необычная. Так что Геральт замер, так и не сняв рубашку, и прислушался. — Ну что, не надумал еще остаться? — спрашивал Лютик. Ответом ему было молчание. Но это барда явно не смутило. — Говорю тебе, у нас хорошо, — продолжал он. — А Геральт этот твой вообще ни разу таких жертв не стоит. Были бы вы хотя бы друзьями, я бы еще понял. Вот хоть бы как мы. Но он же тебя вообще ни во что не ставит. А ты все бегаешь за ним. Раздался плеск воды. Фырканье. Кто-то прошел мимо двери. — Хочешь, — снова заговорил Лютик, — я тебя даже познакомлю кое с кем. Была у меня как-то одна графиня… хм… знакомая. Так вот, она жаловалась все, что граф на нее даже и не смотрит, хотя женаты они всего два года. А посмотреть там было на что, уж поверь мне. Я потом как-то встретил этого графа ее. И вот на меня-то он смотрел, да еще как. Тогда-то я не понял ничего, а сейчас думаю, может, как раз по этой теме граф-то был. Ничего, кстати, такой. Моложавый, статный. Может, он тебе и настроение бы поднял и в мире нашем с комфортом устроиться помог. А? Что скажешь? С каждым услышанным словом лицо Геральта вытягивалось, а глаза округлялись. Внезапно появилось острое желание приложить Лютика о стену головой, чтобы он не советовал Юлиану всякой мерзости. Именно что мерзости. Никаким другим словом Геральт не мог назвать ощущение, возникшее у него при мысли, что его барда лапает какой-то там моложавый граф, чтобы поднять настроение. Но прежде чем он успел решиться на что бы то ни было, в парной за дверью заговорил Юлиан. — Может, ты и прав, — задумчиво сказал он и добавил насмешливо: — Не про графа, конечно. С графьями и графинями я уж сам как-нибудь разберусь. Лютик хохотнул, чем вызвал у Геральта еще один приступ ярости. — Мне, наверное, и правда в наш мир возвращаться незачем, — уже серьезнее продолжил Юлиан. — А Геральт… ему я там и не нужен. Так что дойдем до Цинтры, найдем княжну, и разойдемся. Они пускай возвращаются, а я… не знаю даже. В вашей Цинтре ценят поэзию? — Еще как ценят! — с энтузиазмом заявил Лютик. — Но я тебе вот что скажу. Давай я тебя сперва представлю бардовскому сообществу и сообществу поэтов Оксенфурта. Мое слово там кое-что да значит, и это обеспечит тебе хороший старт. Как только разберемся с княжной вашей, сразу и отправимся. Ты пока выбери самые удачные свои работы, чтобы было, что представлять. И я бы все-таки посоветовал тебе структурировать сюжет. Может, в вашем мире он и не имеет значения, а исполнение ценят за эмоциональность и артистичность, но у нас поэзия — это в первую очередь история, повествования о судьбах и событиях. Я уверен, что тебе… Дальше Геральт уже не слушал. Тем более, что тонкости поэзии интересовали его в последнюю очередь. Страшное осознание холодом обдало сердце и застряло комом где-то в горле. Юлиан не собирается возвращаться вместе с ним. И если Геральт решит отколоться от компании сейчас, то бард с ним не поедет. Он останется здесь, с Лютиком и Геральтом, представлять свои стихи какому-то там сообществу в Оксенфурте. И… все. Все! Его больше не будет. От мысли, что он вернется в мир, в котором больше не будет Юлиана, Геральту стало тошно. Он даже и представить себе не мог, что успел настолько все испортить. Да и когда? Вроде бы, не делал ничего ведь. И не кричал на барда последнее время, не просил заткнуться… Ах да. Он не просил Юлиана заткнуться, потому что бард с ним не разговаривал. Он разговаривал с Лютиком, с местным ведьмаком, с Лютиком, с любым случайным встречным, снова с Лютиком… Но слова, которые Юлиан обратил к Геральту за последние несколько дней, можно было буквально пересчитать по пальцам. Геральт заскрипел зубами. Нужно было что-то делать, причем срочно. Вот только ведьмак даже не представлял, что. Извиниться? Едва ли Юлиан забудет про красочные предложения Лютика ради одних только извинений. А что тогда? Геральт с досадой подумал, что упустил слишком много времени. Может, спохватись он раньше, сейчас Юлиан на предложение Лютика только рассмеялся бы. Но откуда же Геральту было знать? Ведьмак достал спрятанную за пазуху карту и скомкал ее в кулаке. О том, чтобы разделиться сейчас, теперь не могло быть и речи. Ему отчаянно требовалось время. Хоть немного времени, чтобы вернуть Юлиана. Геральт так и застал его, стоящим посреди раздевалки со скомканным листом в руках. — О, ты уже здесь, отлично! — сказал он и принялся стягивать свою кожаную куртку с серебряными набивками. — Сейчас тогда обкупнемся и заодно этих чистюль поторопим. А то они могут там весь день торчать, как лягушки в болоте. А что это у тебя? Геральт проследил за взглядом старшего ведьмака и уперся в собственный кулак со скомканной картой. — Не знаю, — хмуро соврал он, бросив комок пергамента в угол. — Мусор какой-то. Геральт тут же потерял интерес к пергаменту и принялся озираться по сторонам. — Так, а вещи наши кто-нибудь постирает? Хотя нет, сохнуть будут долго. Он проворно вылез из одежды, не дожидаясь своего собрата, и прошел в парную. Из-за двери тут же раздались приветственные возгласы бардов. Геральт тихо выругался и принялся наконец стягивать с себя одежду. Гребаные барды. Гребаный Геральт. Гребаное всё! Когда он зашел в парную, то уперся взглядом прямо в Юлиана, который сидел на лавке и самозабвенно растирал внутреннюю сторону бедра, задрав ногу. — Что? — как-то обиженно спросил бард, поймав на себе озадаченный взгляд ведьмака, — Я мышцу потянул! — Это ты с непривычки, — со знанием дела сказал Геральт, уже успевший залезть в бадью. — Небось, давно верхом не ездил? — Я почему-то думал, что пострадает задница, — поделился Юлиан. — Не, — возразил Лютик, — задница страдает, когда ты ездить не умеешь. Ну или гонишь во весь опор несколько дней к ряду. А вот если делаешь ты все правильно, то страдают только нетренированные мышцы. Я когда стал регулярно ездить верхом, у меня тоже первое время бедра болели, а сейчас ничего, привык. Геральт отвел взгляд и прошагал к свободной бадье, молча радуясь тому, что ведьмаки физически не могут краснеть. — Да не, — не поверил Юлиан. — Вот что-то, а ноги у меня тренированные. — И каким же образом ты тренируешь внутреннюю сторону бедра? — полюбопытствовал Геральт. — Тебе в подробностях описать? — ничуть не смутившись, отозвался бард. Лютик громко расхохотался. Геральт разрывался между желанием уйти отсюда немедленно и услышать описание в подробностях. Но он, конечно, никому ничего не сказал о своих метаниях. Только опрокинул на голову ведро воды и принялся остервенело тереть кожу мылом. Остальные немногочисленные посетители бани неприязненно косились на шумную компанию и старались побыстрее закончить водные процедуры. Несмотря на все попытки ведьмаков поскорее снова двинуться в путь, компания проторчала в городе почти до вечера, потому что барды конечно же отдали свою одежду прачкам. Так что пришлось ждать, пока их тряпки высохнут. За это время барды успели тщательно и без спешки побриться, Лютик завил локоны, а Юлиан долго думал, что делать с отросшими волосами, и в итоге просто зачесал их назад. — Ну наконец-то! — воскликнул Геральт, когда сухую отглаженную одежду все-таки принесли. Ему порядком надоело наблюдать за прихорашиванием бардов. Однако и это событие не ознаменовало скорейшее отправление. Лютик тут же внимательно осмотрел каждый предмет одежды, едва ли не зарываясь в ткань носом. Добравшись до одной из рубашек, он вдруг округлил глаза и возмущенно завопил: — Да они испортили ее! Юлиан тут же подскочил и тоже сунулся носом в ткань. Рубашка оказалась его. — А, — отмахнулся он. — Это кровь. Я и не надеялся, что они ее отстирают. Он забрал рубашку и уже собирался ее надеть, как Лютик вырвал одежду у него из рук. — Только не говори мне, что собираешься ходить так, — заявил он тоном, не терпящим возражений, и принялся копаться в своих вещах. — Я тебя шире в плечах раза в полтора, — с сомнением заметил Юлиан. — Погоди, — отозвался Лютик, — у меня была одна свободная. Может, она подойдет. И он извлек на свет шелковую рубашку на пуговицах с кружевным воротом. — Вот, попробуй. Юлиан послушно влез в рубашку. На нем она вовсе не сидела свободно. Рубаха была тесной в плечах, а на груди и вовсе едва сошлась, так что ткань возле пуговиц натягивалась складками. Нахмурившись, бард расстегнул четыре верхние пуговицы. Теперь рубашка распахивалась на груди, но зато почти не тянула. Лютик критически осмотрел его и вынес свой вердикт: — Замерзнешь. Не пойдет. — Только не говори, что мы сейчас отправимся в торговые ряды за рубашкой! — закатил глаза Геральт. Его младший собрат тоже хотел было возмутиться, но в последний момент проглотил рвущиеся с языка слова. Если он сейчас снова поругается с Юлианом, тот точно не согласится возвращаться в их мир. Но Юлиан разрешил все сам. — А мне нравится, — заявил он. — Дерзко и колоритно. Вполне в моем стиле. — Стиль стилем, но на дворе уже не лето, — резонно заметил Лютик. — Я же в плаще, — пожал плечами Юлиан. — Замерзну — застегнусь. — Тогда забирай, — просиял Лютик. — На мне она все равно висела так, что стыдно на людях показаться было. — Простынешь и охрипнешь, — заявил Геральт, хмуро сведя брови. — Ну так радуйся, — огрызнулся бард, — Получишь долгожданную тишину. Это прозвучало так едко, что Геральт с Лютиком растерянно примолкли и переглянулись. А младший ведьмак состроил настолько несчастное и обескураженное выражение, насколько позволяли непривычные к проявлению эмоций мышцы лица. (На самом деле, оно не слишком сильно отличалось от его обычного выражения). Попытка проявить заботу явно провалилась. Впрочем, как только натопленная парная осталась позади, надолго Юлиана не хватило. Уже через десять минут он застегнул плащ до самой шеи и всю дорогу до конюшен ворчал на проклятый осенний холод. — А в таверну мы не заглянем? — без особой надежды спросил Лютик. — Время, — возразил Геральт. — Если поторопимся, то к ночи успеем до ближайшей деревни. В конюшнях Геральт самолично оседлал обеих кобыл и с особым вниманием проверил все ремни на Фортуне Юлиана. Но и тут его старания остались незамеченными. Ведьмак только заработал очередной упрек за то, что слишком долго возится. Геральт скрипнул зубами, но стерпел и ничего не сказал. До деревни они добрались уже после заката. Время близилось к полуночи. И только окна придорожного трактира еще светились. — Деньги остались? — поинтересовался Геральт. Юлиан только помотал головой. Он выскреб все свои заначки, даже ту, которую хранил в каблуке сапога. — Пара монет, — отозвался Геральт. Старший ведьмак тяжко вздохнул. — Надо было мне с тобой пойти, — посетовал он. — Наверняка они задрали втридорога, а ты и не торговался. Геральт только пожал плечами. Не спусти он деньги на карту, сейчас у них остался бы запас. Но говорить об этом он конечно не станет. — Ладно, — махнул рукой Геральт. — Может, хоть на сеновал напросимся. — Если там еще есть люди, мы могли бы попробовать заработать, — предложил Юлиан, памятуя о том, что Лютик как раз хотел опробовать новую для него манеру исполнения. — Сейчас посмотрим, — кивнул ведьмак. В отличие от корчмы, в которой они ночевали в тот день, когда встретились, этот трактир явно располагал комнатами. А еще к нему были пристроены стойла с навесом. Вот только в стойлах места не нашлось, так что лошадей пришлось оставить у коновязи перед трактиром. Постояльцев явно было много. Однако когда они вошли в полутемный зал трактира, там сидели всего пять человек, настолько пьяных, что становилось ясно: они еще не ушли только потому, что с трудом держались на ногах. Усталый трактирщик с явным раздражением глянул на поздних гостей, но нехотя натянул на лицо улыбку. — Просим прощения, милсдари, но комнат уже нет, — заявил он, не дожидаясь, пока вновь прибывшие дойдут до стойки. Геральт быстро переглянулся с Лютиком. Тот понятливо кивнул и бодро прошагал к стойке. — Как же так? Я, знаменитый маэстро Лютик, проехал пол континента, чтобы оказаться у вас, а для меня и моих спутников не найдется места? — воскликнул он, выпятив грудь и уперев руки в бока. — Не сомневайтесь, сообщество бардов непременно узнает о вашем гостеприимстве. Как вас, кстати, величать? Я позабочусь о том, чтобы имя человека, отказавшего в крове поэту, покорившему континент, стало известно всем. Трактирщик так и вытаращился, разинув рот. — Постойте, милсдарь, — запричитал он, чуть заикаясь от волнения. — Но ведь нет комнат, что же я сделаю? Ну не вышвырнуть же мне постояльцев? Как же мне быть? Лютик только высокомерно фыркнул и отвернулся, ясно давая понять, что это вовсе не его проблемы. — Но я даже свою собственную комнату уже сдал, — совсем уж жалостливо проныл он. — Только здесь за печью, да на сеновале прилечь можно. Ежели хотите, за пять медных… — Я что же, за сеновал должен еще и платить?! — взвился бард с глубоко уязвленным видом. — Нет-нет, — тут же замахал руками трактирщик. — Я оговорился, дурная голова моя. Простите великодушно! Лютик демонстративно вздохнул и помассировал пальцами виски, будто бы у него внезапно случилась мигрень. — Показывай уже свой сеновал, — ворчливо проговорил он. — Но сперва хоть дай горло промочить. Не могу я на пустой желудок терпеть такие условия. Трактирщик суетливо выставил на стол все, что сумел собрать. Платить за ужин Лютик, разумеется, не собирался, явно посчитав его компенсацией за неудобства. — Ну ты даешь! — восхищенно выдохнул Юлиан, усаживаясь за стол рядом с товарищем. Ведьмаки в стороне тоже не остались. — Не всегда срабатывает, — честно признался Лютик. — В трех случаях из пяти я за такие выходки получаю пинка, а не сеновал и горячий ужин. Но сейчас с нами Геральт, так что я ничем особо не рисковал. — А что бы ты делал, если бы у него были свободные комнаты? — полюбопытствовал Юлиан. — Давил бы на низкий уровень качества, — ответил за барда Геральт. — Но совсем за бесплатно комнату бы мы вряд ли получили. — Да, это требует особого мастерства, — вздохнул Лютик, ухватив свиную сосиску двумя пальцами и откусив от нее разом половину. — Повезло еще, что мы в баню наведались. Если бы я заявился сюда в грязи и с вороньим гнездом на голове, не видать бы нам сеновала, как своих ушей. Никто бы не поверил, что я знаменитый маэстро. Сеновал, пристроенный сзади к стойлам, оказался совсем небольшим, но зато был надежно закрыт от дождя и ветра. А еще он был полон мягкого душистого сена, так что имел массу преимуществ перед попоной, постеленной прямо на землю под открытым небом. Как только трактирщик оставил их, продолжая сбивчиво извиняться до тех самых пор, пока не закрыл за собой дверь, Лютик наконец стер с лица недовольно-брезгливое выражение, широко улыбнулся и рухнул в сено, раскинув руки. — Красота, — выдохнул он. Геральт только ухмыльнулся, глянув на него. Устроив ножны с мечами в углу, он подгреб побольше сена под голову и лег рядом с Лютиком. Юлиан в привычной уже для них манере устроился с другой стороны от ведьмака, приткнувшись тому под бок. Геральт, глядя на них, тяжко вздохнул. А потом тоже лег рядом, совсем близко к Юлиану. Бард, не ожидавший подобного поворота, так и вытаращился. — Холодно, — скупо пояснил Геральт в ответ на его ошарашенный взгляд. Старший ведьмак уже собирался отпустить какое-нибудь язвительное замечание о том, как легко меняются принципы под влиянием низких температур, но Лютик вдруг так сильно сжал его руку, что тот аж икнул от неожиданности и бросил удивленный взгляд на друга. Лютик едва заметно покачал головой, мол, молчи, и, для верности, еще раз сжал Геральту руку. Тот решительно ничего не понял, но пожал плечами и смолчал. И только Юлиан все еще пребывал в глубоком шоке, скованный внезапно охватившим его не слишком приятным волнением. Он не мог припомнить, когда в последний раз ведьмак был от него так близко. Наверное в тот раз, когда Юлиан обнял его, впервые увидев после трех лет разлуки посреди грязной камеры. Но то объятие длилось от силы пару секунд. А сейчас Геральт явно намеревался пролежать вот так вот всю ночь. Наверное, в другое время Юлиан был бы рад такому стечению обстоятельств, даже если оно сулило ему бессонной ночью и загнанным сердцем. Но сейчас он больше не хотел ощущать волнение из-за Геральта. И уж точно он не хотел, чтобы это волнение заметил кто-то еще. — Мне твой доспех в плечо упирается, — наконец-то нашелся Юлиан и попытался придать голосу максимально недовольное выражение. — Отодвинься. Геральт хмыкнул невнятно, сел. А потом взял, отстегнул наплечники от доспеха и лег обратно. Да еще и ближе, чем был. Юлиан так и замер, зажатый меж двух ведьмаков. Говорить он больше не решился, опасаясь выдать себя напрочь сбившимся дыханием. Ночь обещала быть долгой.