Вернувшись в дом Джексона, мы еще немного поговорили. Рисунки больше не упоминались. Несмотря на непринужденный разговор, между нами все равно было некое чувство отрешенности.
Ближе к восьми вечера я понимаю, что нужно было возвращаться домой. Не то что бы хотела, но обстоятельства требовали того. Взяв телефон в руки, в который все это время не смотрела, вижу около пяти пропущенных от матери и столько же от дяди.
— Вот черт, — шепчу, уставившись в экран.
Джек отвлекается от своего занятия и смотрит на меня.
— Что не так?
— Да родители много раз звонили.
— Может, мне пойти с тобой? — приятно, что он пытается как-то помочь.
— Да нет, не надо. Вдруг еще хуже будет. Я сама. Справлюсь.
— Уверена?
— Ага.
— Хорошо, тогда напиши, когда придешь. Расскажешь, что произошло. Ты же не хочешь, чтобы я проводил тебя?
— Верно, — улыбаюсь, потому что уже за такое время друзья выучили все мои привычки. — Я пойду.
Забираю свои вещи, выхожу из комнаты, прощаюсь с его родителями, которые смотрят какой-то сериал в гостиной, и направляюсь теперь к своему домой. И все же в этом помещении такая умиротворенная обстановка.
Уже в такое время, не самое позднее, стало темно. Улицы охватывает черная дымка, не давая разглядеть все объекты четко. Страшно? Возможно, немного. Однако в то же время невероятно спокойно на душе, к удивлению. Вот бы так всегда было. Начинает казаться, что родителей даже нет на месте: уехали на работу или еще куда-то, забывая обо мне. А дом вновь встретит меня тишиной.
Дорога занимает не более двадцати минут. Как хорошо, что наши дома расположены довольно близко. Если ускорить шаг, то можно дойти и за десять минут. Школа также находится недалеко от меня, что является очень удобной деталью.
Дверь отворяется, и я слышу... ничего. Буквально. Неужели я угадала? Делаю пару шагов, закрывая дверь, и свет вдруг включается. Но это сделала не я. Проморгавшись, ведь после резкого изменения яркости не могу смотреть на столь вызывающее освещение, вижу перед собой не самое доброжелательное лицо матери. Не повезло.
— Сука ты такая, почему ты сбежала сегодня неизвестно куда, когда тебе говорили, что нельзя?! — она не на шутку разозлилась.
— Извини, я не слышала, — боже, да смысл оправдываться. Все равно ничего не изменится. Когда я уже это пойму?
— Конечно ты не слышала, глухая! Только и можешь бегать хер знает куда и заниматься чем угодно! Это мы тебя еще не контролируем и не знаем, с кем ты там трахаешься. Неблагодарная ты скотина!
Мои волосы оттягиваются назад с такой силой, что мне кажется: я без них вовсе сейчас останусь. Пока сосредоточиваюсь на ноющей боли от этого приема, закрывая глаза, будто это как-то поможет, меня с нещадящей ненавистью ударяют о бетонную стену. Начинаю думать: у меня будет сотрясение или что похуже. На несколько секунд я вообще перестаю что-то слышать: писк в ушах перекрывает остальной шум. Лишь открываю рот в немом звуке, хотя закричать, но вовремя осознаю и тут же его закрываю. Пытаюсь раскрыть глаза и как-то отпрянуть от матери, но перед ними только появляются то черные, то цветные точки, не давая осмотреться.
— Что, дрянь, больно? Ничего, потерпишь. У меня с братом и не такое воспитание было. И выросли.
Пока я нахожусь в полузабвении, мать начинает наносить удары почти по всему телу, но лицо, как зеницу ока, "оберегает" и обходит. Знает же, сука: лицо никак не скроешь, поэтому если оно "чистое", то никто ни о чем не догадается. Удары приходятся на живот, поясницу, руки и чуть ляшки. Возможно, из-за выброса адреналина боли я практически не чувствую. А, может, потому, что вообще ничего не ощущаю.
— Только попробуй кому-то что-то рассказать или показать: тебе будет только хуже, — отпускает и откидывает меня опять к стене с неприязнью, будто она только что трогала какого-то бездомного. А я сползаю по стене, стараясь сдержать слезы, ведь это — показатель слабости, и я не имею права плакать, особенно при ней (по мнению матери и дяди, хотя еще чуть-чуть — и я сама начну так думать). — И не забудь замазать синяки на видных местах.
Конечно,
мамочка.
И она просто уходит, как ни в чем не бывало. Просто, мать ее, взяла и вышла, возвращаясь к прежним,
таким важным делам. В ее стиле. А завтра будет вести, будто ничего не было. Как всегда.
Не знаю, сколько просидела в таком положении. Может, пару минут, а, может, полчаса и более. Да насрать.
Поднимаюсь с пола, опираясь кое-как на стену, забираю рюкзак (понятия не имею, когда его сняла) и
ползу иду по лестнице к себе. Кажется, адреналин прошел, и я ощущаю, как начинает покалывать тело.
Как только захожу в свою комнату, закрываю дверь. Сначала просто стою, облокотившись на нее, но почти сразу вновь сползаю вниз, ведь сил практически не осталось. Слишком долго все было хорошо.
Достаю из рядом брошенного рюкзака телефон и пишу Джексону:
Оливия: Все в порядке.
Дура, нахер ты врешь? Ты можешь получить помощь, но каждый раз отказываешься, надеясь, что этот побой был последний, и каждый раз ты оказываешься неправа!
Джексон: Хорошо, я рад.
Теперь он не беспокоится, и можно почти спокойно выпустить эмоции. Голова отдает тупой болью, и картинка до сих пор ходит ходуном и моментами расплывается. Начинаю чувствовать, как кожа горит в местах отпечатков от ладони. Даже несмотря на то что я была в одежде, все равно остались следы.
По щекам начинают скатываться слезы, одна за другой. Безмолвное изливание слез переходит во всхлипы и чуть ли не в... истерику? Между плачем пытаюсь вздохнуть, но получается сдавленно. Когда я стала такой мямлей?
Ненавижу их! Хочу как можно скорее съехать от них, но куда? Других родственников у меня здесь нет. Только в других штатах, но я не уверена, что вообще им нужна.
Почему со мной так поступают? Неужели я такой ужасный человек и дочь? Может, они и правда стараются ради меня, а я не ценю это и не заслуживаю ничего?
Встаю с пола, попутно снимая одежду, оставаясь в одном белье. Подхожу к зеркалу и рассматриваю новые гематомы, которые нужно помазать, чтобы скорее все сошло. Хорошо, что сейчас холодно и в открытой одежде не походишь. От слез остались лишь сухие дорожки, стягивающие кожу. Но покрасневшие глаза все равно выдают произошедшее некоторое время назад.
Завтра пятница, поэтому нужно еще доделать домашнее задание, и наконец выходные. Хотя я даже не знаю: радуюсь им или нет.
***
Оперевшись подбородком на руку, пытаюсь вникнуть в слова преподавателя, но никак не получается. Слова, сложенные в логические предложения, проскальзывают сквозь мое сознание, отпечатываясь лишь некоторыми обрывками. Как только начинаю углубляться в тему урока, глаза почти сразу же закрываются.
Возможно, причина тому — мое вчерашнее времяпрепровождение. Я опять легла поздно спать. Только в этот раз не получила сначала удовольствие, а выполняла задания по предметам, которые в итоге сегодня и не спросили. Всегда так!
А возможно, не могу сосредоточиться сегодня из-за большого количества мыслей, не относящихся к школе. И друзья это, кажется, заметили, но вроде не придали значения, ведь такое часто случается: я гуляю допоздна, а потом не могу не спать на уроках.
Сегодня гематомы стали более болезненным, особенно если к ним прикасаться. Поэтому, когда садишься за парту, их можно ощущать, а это не самое прекрасное явление, учитывая то что так сидеть надо полдня практически подряд. Возможно, это также завладело моими мыслями. А какая вообще тема урока..?
— Итак, урок окончен, я вас отпускаю сегодня немного раньше. Все, что надо было узнать вам, я рассказал. Повторить материал остается за вами. — Радостные подростки начинают собирать вещи и покидают кабинет, яростно обсуждая что-то. Даже у меня настроение улучшилось, хотя почти не слушала. — Оливия, можете, остаться, пожалуйста?
Черт. Он что заметил, как я валяла дурака весь урок? Хотя даже если и так, то что мне будет? Ничего, наверное. Или он может позвонить родителям? Очень надеюсь: нет. Ладони начинает потеть, а я пытаюсь как-то отсрочить этот момент. Пэтс и Джексон уже вышли, перед этим посмотрев на меня странными взглядами. Знали бы они, что сама ничего не понимаю.
— Мистер Кайл, что-то случилось? — когда в кабинете никого не остается, подхожу к его столу и спрашиваю, веря в короткий разговор.
— Это я хотел у Вас спросить.
— В каком смысле?
— Сегодня Вы, Оливия, вели себя очень отстраненно, может, даже не слушали материал, поэтому я и заподозрил, что что-то произошло. — Учитель говорит спокойно и иногда даже размеренно, в упор смотря на меня.
— Нет, все в порядке, спасибо за беспокойство. — Чуть улыбаюсь ему, и он, кажется, верит. Хотя, в принципе, я
почти не соврала.
— Тогда я спокоен. — Он тоже улыбается и будто начинает что-то искать на столе.
Но все же меня мучает один вопрос.
— А Вы не будете звонить моим родителям? — Профессор смотрит на меня с удивлением и... небольшой насмешкой?
— Если
вдруг Вы не слушали урок и переживаете, что я могу доложить, то этого не будет. Это в Ваших интересах знать предмет — я не буду насильно никого заставлять. Тем более такое отношение только отнимает желание учиться.
— А, спасибо, — почему-то становится стыдно, и я решаю побыстрее покинуть помещение. — Если это все, то до свидания!
— До свидания, Оливия, — он говорит мне это уже в спину, и я опять чуть ли не краснею от того, что развернулась, пока биолог отвечал мне.
***
Забегаю в холл, стук от обуви раздается эхом от стен, и почти сталкиваюсь с Патрисией, которая стоит, облокотившись на одну из стен в коридоре, и читает что-то в телефоне.
— О, Ливи, наконец ты вышла. Что он от тебя хотел? Или ты уже что-то натворила?
— Ничего подобного! А Кайл не спрашивал ничего интересного или серьёзного, так что все, как прежде. — В холле идеальная тишина, нарушаемая нашими разговорами.
— Ла-адно, сделаю вид, что поверила. — Патрисия смеется и делает лукавые глазки.
— Эй, вообще-то это правда! — возмущаюсь так по-детски. А девушке становится еще смешнее. Будь я на ее месте, поступила бы точно так же.
— Как скажешь!
— А куда подевался Джексон?
— Да он сейчас придет, не волнуйся.
— А вот и он.
Оборачиваюсь и вижу, как парень идет спокойным шагом в нашу сторону, что-то бормоча про себя. Интересно, он всегда так делает или я только начала замечать?
— Что там Аллен хотел?
— Да все нормально, пустяки.
— Отлично, тогда идем? — Подбирая свой рюкзак с пола, направляется в сторону выхода спиной, смотря на нас.
— Ага, — одновременно произносим с Патрисией, после чего переглядываемся и издаем смешок, а Джексон уже уходит.
— Эй, подожди нас! — Пэтси хочет побежать за ним, но приостанавливаю ее, касаясь своим предплечьем девушки и чуть надавливая.
— Может, не надо тебе сейчас даже так бегать?
— Да ничего не будет, не волнуйся, — мягко убирает руку, но не бежит, а идет следом за парнем.
***
— Давайте сегодня на велосипедах куда-то съездим? — Вот почему именно когда у Пэтс что-то случается, она и предлагает разные физические активности?
— Можно. Лив, ты как? — по-моему, Джексон вообще всегда за любой движ.
Учитывая, что было вчера, не факт, что сегодняшний выезд закончится для меня позитивно, а второй день подряд испытывать судьбу не хочется.
— М-м-м, не знаю, смогу ли в ближайшие дни вообще. Надо спросить, но я очень хочу. — Мы все идем уже в сторону наших домов, думая о чем-то, только иногда проскакивает некоторые фразы.
— Хорошо, тогда напиши, сможешь ли.
— Да, конечно.
— А почему тебя могут не пустить?
— Да у матери настроение не очень в последнее время, — по сути, я почти не соврала.
— Будем надеятся, что тебя все же отпустят, — как же все таки Пэтси хочет втроем поехать кататься.
— Я тоже надеюсь.
