***
— Я убежден, что все вы знаете о том, что ранее я изъявлял очевидно конкретное желание избавиться от своего отца, однако же, — Федор набирает в легкие побольше воздуха и, тревожась, скользит взглядом полупрозрачным по представителям своего так называемого "потешного полка". Чувствует, что в горле начинает першить, а потому замолкает, чтобы сглотнуть, чтобы собраться с силами и унять легкую дрожь между небом и языком, заставить черную птицу, бьющуюся у него под ребрами, опуститься на жердь и заткнуться. — Однако же мое слово для каждого из вас равняется истине по определению, а потому вы должны просто на слово поверить мне и с этого момента будете совершенно точно убеждены в том, что я, хоть и хотел того, но никак не был связан с произошедшими событиями, — сил удерживать дрожь и птицу более не остается, а потому Фролов...теперь уже старший...замолкает и снова берет время для того, чтобы прийти в себя. — Но, как бы то ни было, если отец мой мертв, то для каждого из вас событие это должно стать праздником, потому что теперь вы те, кто приближен более прочих ко мне! Ведь именно я тот, который займет его место. Это...решено уже давно и совершенно не подчиняется какой бы то ни было критике. Снова вздох. На этот раз судорожный. Торопливость помешала скрыть волнение и Федор теперь прячет одну руку в кармане брюк. — Я не стану искать убийцу. Мне...плевать, кто это сделал и зачем. Пусть это выясняет милиция, — уголки губ приподнимаются и он, взглядом впиваясь в каждого, чувствует, что пропорционально количеству одобрительных кивков, которые он видит, — исчезает его неуверенность. "Прав был отец", — крутится в голове, — "Люди действительно очень любят...подчиняться."***
Федор опускается на постель, расслабляет плечи. Ресницы длинные, одна к одной, глаза закрываются от скуки и усталости. Нога, некоторое время раскачивая на носке ботинок — скидывает его. Шумный вздох, потом зевок, потом Фролов более не сдерживает своего желания и укладывается на спину, взглядом упираясь в резной светлый потолок. Хочется сказать: "Безвкусица", но никто не услышит этого, а потому губы не размыкаются, а тело, ослабевшее за этот день, засыпает бессовестно и бескомпромиссно, оставляя хозяина своего на краю кровати в тесном костюме и с одной лишь босой ступней.***
Лев выходит из комнаты и, ступая босыми ногами мягко и тихо, подбирается к Эдуарду со спины. Смотрит на него исподлобья, наблюдая за тем, как мужчина повторяет свой ежедневный ритуал: сначала он всегда клал в портфель свои бумаги, потом к ним прибавлялась книга, потом пара карандашей, потом платок, футляр с очками... — Кем ты...работаешь? — вопрос сбивает и Эдуард не замечает, как метит рукой мимо отделения в портфеле. Он выпускает ключи из пальцев и те с грохотом валятся на деревянный пол. Лев мелко хмурится от чужой глупости, складывает руки на груди и бедром вжимается в дверной косяк. Эдуард спешит поднять ключи, чтобы повторить неудавшееся действие. — Я, — отвечает, стоя к тому полубоком и застегивая портфель, — Наверное, мне стоило бы считать себя безработным с недавнего времени, — с губ срывается немного нервный смешок, мужчина поворачивается к юноше и взгляды встречаются. — Но до недавнего времени я, как и твой покойный дядя, убивал людей за деньги.