***
Лев, покачивая страдающей ногой, сидит, отвернувшись от женщины, и ест третье за день этот сладкое яблоко. Тетя Зоя опустошала свои сумки, беспрерывно шурша газетами. Лев не поворачивался к ней, а потому не знал, что кроме яблок несла эта женщина. Ему было не интересно. Он, подпирая щеку, только представлял, что скажет Эдуарду, когда увидит его. — А ничего, жили все-таки мы хорошо, — голос вырывает из мечтаний, — Ни о чем особо не задумывались, — шорох особенно сильный, — Мы с ним с детства знакомы были. Жили через улицу. Он предложил, так я и согласилась. Лучше с другом, чем с кем попало, разве нет? Лев чувствует, что, замолкая, женщина смотрит на него, а потому все-таки оборачивается к ней и смотрит ответно в глаза, — Вы про что? — Про брак, естественно!***
— У меня запланирована встреча сегодня. — Эдуард мягко отстраняет Федю за плечи, — Не надолго, — вздыхает, — Вечером я вернусь и мы с тобой обсудим все, что произошло за это время. Договорились? Федя улыбается и кивает. Шмыгает носом, кивает еще раз. У него получилось. И теперь, когда он получил свое, ни врать, ни провоцировать более не хотелось. Хотелось...начать сначала. Хотелось стать тем, кого хочется целовать в лоб. Тем, кто правда мог бы помогать спасать людей и животных. Тем, для кого Эдуард будет искать время, и о ком он будет заботиться столько, сколько вообще сможет.***
— Брак? — Лев разворачивается на скамейке, пропуская ее меж ног и прижимаясь спиной к стене почти облупившейся, — Вы...про Эдуарда сейчас говорите? — Лев понимает, что теряется, — Хотите сказать, что он... Ваш муж? — Да! Бывший и единственный муж! — Зоя улыбается и, притихая слегка, смотрит на Льва взглядом, кажется, впервые — не возбужденным. Лев непроизвольно осматривает ее. Большие и заляпанные очки. Светлая кожа и волосы, словно темное-темное вишневое варенье. "Не старая", — крутится в голове, — "и красивая", — впечатление догоняет другое, то, в котором Лев мог только раздражаться ее поведению. — А...почему Вы расстались? — спрашивать о подобном как-то неловко, сердце срывается с места и становится по-странному шумным. У Льва никогда не было возможности пообщаться с человеком, который состоял в отношениях с кем-то. Тем более у него не было возможности пообщаться с человеком, чьи отношения однажды закончились. — Ему нужно было меня убить, — пожимает плечами, — Поэтому пришлось развестись. — ...чего? — Ну! Ахах, — она смеется и в моменте выглядит добрее всех женщин, которых Лев знал в своей жизни, — Он скрыл меня ото всех и отпустил. Меня раньше Зинаидой звали. Теперь я Зоя. Такие дела. — А вы...любили друг друга? — Мы все еще любим! — улыбается, — Но как друзья, разумеется! Мы никогда не были парой в прямом значении этого слова. Просто двое взрослых, которые оказались в сложной ситуации. Лев кивает коротко, отводит взгляд, — Я...не знал о таком. — Он не любит рассказывать обо мне. Сам понимаешь, я чуть не лишилась жизни из-за него, — ее смешок искренний как-то не вяжется со словами, которые она говорит. Лев поворачивает голову к проходу и зеленому полю — центру стадиона. Фигура человека появляется где-то в самом низу. Темный костюм. Светлые волосы. Лев теряется. Паника, почти испуг схватывают сердце и голову. Он поднимается на ноги. Сердце замирает. Он не верит. У него получилось? Он нашел? Дождался? Не ошибся?! Эдуард, ступая, смотрит себе под ноги, прячась от солнца слепящего и стараясь не пропустить ботинком очередную лавку. Волосы прилаженные заранее теперь распадаются от ветра, щекочут уши и лоб. Лев подходит к самому краю и, шумно вздыхая, прикасается руками к железным столбам, придерживающим крышу такую же голубую, как и все вокруг. Сердце все еще шумит. Дыхание сбитое кружит голову, вздымает узкую грудь снова и снова, поднимает плечи. — Привет. Эдуард, приблизившись, поднимает голову и натыкается на серебро чужих глаз, слышит голос знакомый, замирает. — Прости меня, — Лев поджимает губы, все так же звучно дыша, впивается пальцами в столбы голубые, пускает краску под ногти свои, позволяет ей осыпаться с характерным хрустом, — Я ничего не знал. Слова заканчиваются, и Лев чувствует, как необходим ему шумный вдох. Он дышит, но, когда собирается сказать что-то еще, понимает, что инициативу его уже успели перехватить. Эдуард, подавшись ближе, схватывает Льва, и, рождая в груди его короткое чувство испуга, поднимает над землей, прижимает к себе. Ноги перестают чувствовать опору, струна в правой стопе успокаивается. Лев, расплываясь в улыбке, хватается руками за плечи чужие крепче, обхватывает того ногами и, пряча лицо свое в изгибе шеи, закрывает глаза. — Привет, — Эдуард, удерживая того под бедрами, говорит это Льву и только теперь замечает виновницу торжества. Из груди рвется смешок. — Ты...опять решаешь мои проблемы? — Вроде того!