***
Федя, ступая вдоль коридоров привычных, не отстраняет пальцев от стены. Отросшие ногти слегка карябают обои, а глаза — наблюдают. В пустом коридоре и доме пустом Феде — не одиноко. Он ждет, и ожидание это ему нравится. Он мечтает о возвращении Эдуарда, о разговоре, который тот ему обещал. Мечтает и поминутно улыбается мечтам своим, покрепче цепляя бумажную кожу стен.***
Лев засыпает, ощутив под собой мягкое кресло чистого автомобиля. Эдуард предлагает подушку, и тот, свернувшись, проваливается в сон так скоро, как только может уставший подросток. Эдуард закрывает дверь. — Где ты нашла его? — Это он меня нашел, а не я, — говорит, выдыхая в сторону табачный дым, — Я заговорила о своем, а он начал расспрашивать о тебе. — Что конкретно ты сказала ему? — Спросила, что он думает о том, что такой страшный пожар никого не убил, — взгляды встречаются. — Эдуард Самойлов сгорел в пожаре, об этом говорили по новостям, — Эдуард слабо хмурится, — Как ты узнала, что я жив? — Я не знала, — Зоя, не выдерживая чужого допроса, показательно отворачивает голову в сторону, — Я могла только надеяться, — плечи женские, устав от сумок, теперь тянут, а потому Зоя прикасается к ним свободной рукой и принимается коротко, но ощутимо сминать, — Если бы я узнала о том, что ты погубил себя, то стала бы совсем-совсем уж несчастной женщиной, — смотрит в глаза ему, — Но ты спас меня от этой участи. Видимо, только слезное письмо может заставить тебя решиться на встречу со мной. Она улыбается, зная чужое объяснение. Смотрит в глаза его, понимая прекрасно чужие мотивы. Он отстранил ее от себя, потому что дружба с ним — опасна. Эдуард, вечно жертвующий собой, она знает, скорее всего со временем и мальчишку куда-нибудь отправит. Она заглядывает к нему через плечо, туда, где наевшийся яблоками уже спит. Эдуард понимает ее. Без слов понимает и коротко мотает головой. "С ним — не так", — понимает она, но не верит и, являя ухмылку короткую, вздыхает, бросая окурок себе под ноги, притаптывая его. — Я рада, что ты жив, — заключает, наклоняясь за сумкой, — Пиши почаще, — забрасывает на плечо одну. — Я рад, что ты в порядке, — Эдуард вздыхает, чувствуя в себе теперь потребность никогда и никуда не отпускать от себя дорогого друга. Сердце в моменте сжимается, схваченное стыдом от всех бесконечно отложенных встреч. — Счастливого пути, Зоя. — Счастливого пути, Эдик, — она забрасывает на плечи остальные четыре. Самойлов, подходя ближе, помогает не соскользнуть той, что правее, а потом отходит обратно к автомобилю. Она знает, что он — не предложит ее подвести. Он знает, что она — не попросится. Потому что все еще опасно. Потому что все еще не по пути. — Тебе нужны деньги? — спрашивает внезапно, взглядом упираясь в подшитое днище клетчатой сумки. — У тебя своих денег нет, Эдик, но если бы были — я бы с радостью взяла, — говорит, уже будучи спиной к нему и на прощанье поднимает измученную работой руку, — До встречи! Пиши! — До встречи, Зоя.***
Федя толкает железную дверь и осматривает место, в котором когда-то находился его первый в жизни пленник. Наручники остались болтаться, следы крови въелись в бетонный пол. Фролов сначала ощущает это почти забытое возбуждение, но потом, сознавая, что освободил Марка скорее всего Эдуард — быстро охладевает и, пристыдив себя самостоятельно, закрывает дверь. Слышится звук автомобиля. Он захватывает его, и Федя, вдохновленный, в моменте позволяет себе не сдерживаться и бежать вдоль комнат и по лестницам. Бежать, не слыша своего шумного дыхания и не чувствуя усталости. "Так быстро", — крутится в голове, — "он торопился ко мне. Так быстро". — Старик! — Федя спрыгивает с последней ступени, туфли шумно стучат, когда он подбегает к Эдуарду, и перестают издавать какие бы то ни было звуки, когда он замечает, как из-за плеча его появляется знакомое лицо. — Привет, — Лев, не стесняясь близости с Эдуардом и позволяя плечу соприкасаться с рукой его, приподнимает другую руку и машет, — Федя, да? Взгляды встречаются, а Федя — молчит. У него земля уходит из под ног. Ком в горле мешает ему дышать. Лицо его кривится как-то неестественно быстро, брови хмурятся, щека попадает под зубы. Он хочет сказать что-то, но молчит. Ступает сначала на шаг назад, а потом и на два. Разворачиваясь, уходит, спешно поднимаясь по лестнице. — Федор! — Эдуард, хмурясь, зовет его, — Мы хотели многое обсудить, разве нет? — Я больше не хочу, — говорит тихо, но тишина комнаты подхватывает сказанные слова и позволяет Эдуарду услышать их. Федя скрывается за поворотом и в своей комнате. — Он обманул меня, — Лев, обходя Эдуарда, ступает в просторную гостиную, поднимает голову, осматривая роскошную люстру и расписной потолок, — Я ушел из-за его слов, — подходя к столу, прикасается к сухим цветам, украшающим блеклую вазу, оборачивается на Эдуарда. — Он не обманывал тебя, — Эдуард вздыхает ощутимо, на некоторое время в почти болезненном жесте прикасается к собственной голове и тоже подходит к столу, — Он ничего не знал. Говорил тебе так, как думал. — Он мне не понравился, — губы тонкие слегка поджимаются, — Ты доверяешь ему? — Нет. Повисает тишина. Лев снова обращает все свое внимание сухим цветам. Эдуард отводит взгляд куда-то в сторону. — Ты правда работаешь на него? Снова пауза. Взгляды снова встречаются. Эдуарду нужно время для того, чтобы найти слова. — Нет. Все здесь теперь работают на меня, — взгляд мрачнеет. — Ты бандит? — Да, — смотреть на Льва становится почти невозможно. — Ты плохо скрывал это, я догадался, — Лев, пожимая плечами, отворачивается, — Кеша тоже был бандитом. В этом Вы похожи, — идет вдоль стола, не отрывая пальцев от шелковой скатерти, — Ты здесь завтракаешь? — оборачивается к тому через плечо. — Иногда. — Я тоже хочу. Устроишь для меня? — Хорошо. Они снова замолкают. По очереди отвлекаются на что-то, а потом смотрят друг на друга. Маринуют вопросы, но не озвучивают их. Не покидают гостиную вместе. Не вспоминают о Феде. — Я устал. Взгляды снова встречаются. — Хорошо, Лев. Я покажу тебе твою комнату.