Плакса

      Крайне редко тюрьма меняет людей к лучшему, и всё же науке подобные случаи известны. Говард Чейз не раскаялся в налоговых грехах, но осознал, как виноват перед дочерью. Не потому, что она внезапно стала бедной, а потому, что она не получала ни от него, ни от Лизы настоящего внимания, тепла и заботы, – если что-то такое и было, то в преступно малых дозах. А ведь, проворачивая делишки, Говард старался в первую очередь для блага дочери. Он усиленно верил в это. И что же? Корделия осталась и без денег, и без тёплых детских воспоминаний. Вернее, воспоминания были, но благодаря не Говарду и Лизе, а соседской семье – Саммерсам. Обидно. Однако к Саммерсам Говард испытывал не ревность, а благодарность.       После освобождения чета Чейзов действительно уехала в Мексику, да не задержалась там надолго. Они перебрались в одну из стран Карибского бассейна. Во-первых, в местном банке у Говарда Чейза имелся счёт, до которого не добрались американские власти. Во-вторых, с этими властями у данной страны не было договора об экстрадиции преступников; так спокойнее, пусть Говард и не собирался впредь заигрывать с законом.       Супруги купили не роскошный, но добротный дом на берегу моря.       Недавно к ним приехала Корделия, вместе с Баффи. Ни Говард, ни Лиза не спросили, надолго ли Баффи поселилась у них. Баффи сама через пару дней сказала, что скоро уедет.       - Нет, - Говард решительно мотнул подбородком. – Ты остаёшься.       Они вдвоём возвращались к дому из магазина. Покупок набралось немного, жара уже спала, словом, прогулка была сплошным удовольствием.       - Спасибо, но я не хочу вклиниваться в вашу семью. Погостила – и хватит, надо иметь совесть.       Говард глубоко вдохнул. Настало время для разговора, который он давно хотел завести.       Раньше ему не нравились Саммерсы, он считал нелепостью и глупостью то, что Корделия постоянно торчит у них, а они не возражают. Едва узнав об аварии, Корделия помчалась в больницу. Она там практически поселилась. Сбегала с уроков, удирала из дома, лишь бы дольше побыть с Баффи, даже поначалу, когда та была без сознания. Говарда это злило – он задавался вопросом: вела бы Корделия себя так, попади в аварию он или Лиза? Зато когда они с Лизой оказались на скамье подсудимых, Говард благословил день, в который судьба свела его дочь с Саммерсами. Корделия сидела в зале суда, бледная, перепуганная. Но рядом сидела Баффи, обнимала её, держала за руку, иногда что-то говорила – Говард не слышал слов, но знал, что они успокаивающие, ободряющие. И он подумал: слава богу, что есть кому поддержать Корделию, она не останется одна.       - Вздор, девочка. Ты и твои родные много лет были семьёй для моей дочери. Мы с Лизой должны были любить и оберегать Корделию, заботиться о ней. Но это делали вы, потому что нас вечно что-то отвлекало. Пора вернуть долг. Чёрт, неудачное выражение. Лучше так: пора отплатить добром за добро. Не потому, что надо, а потому, что мы этого хотим – и я и Лиза. Мы не сможем заменить тебе погибших родных, но ты не будешь одна. У тебя есть люди, которым ты не безразлична, люди, которые всегда тебе рады. Корделия стала частью вашей семьи, а ты теперь – часть нашей. Это не обсуждается.