***
Девушки ходили по Хогсмиду в расстёгнутых куртках, и Ксюша всё никак не успевала за подругой. Та, словно в одно место стреляная, заглядывала в магазины одежды и всё искала то самое идеальное платье на бал по случаю Хеллоуина. Они уже зашли во многие места, Лида заставила подругу перемерить тысячу разных вариантов, но ни одно из них ей совсем не нравилось. Слишком закрыто. Слишком открыто. Слишком экстравагантно. Слишком просто. Глаз ни на что не мог упасть. — А давай… ну-ка посмотри. Мне кажется, тебе стоит его примерить, — Лида вдруг резко повернулась к стенду, и тут Ксюша и сама заинтересованно стала разглядывать платье. Уже в раздевалке девушка опять наступила на те же грабли. Лида осталась с ней мерить выбранное платье, и Ксюша снова забыла про чёртовы засосы. Пусть они начали постепенно сходить, но были всё ещё заметны для окружающих, перед которыми были открыты её плечи и шея. Лида только поражённо присвистнула. — Ксюша Миронова, да ты не так проста, моя дорогая. Можно считать твой образ на бал готов: жертва вампира, вон, смотри твой зверь опять всю шею исписал. Даже плечи. Откуда? Снова Валера? Твой зверь. Он и правда иногда напомнил дикого, неконтролирующего себя зверя, которому она по каким-то причинам позволяла приближаться к себе. Больше этих глупостей не будет, уверенно подумала она. Девушка поправила платье на себе. Оно и правда было красивое пусть и простое: короткое, изумрудное, льющимся шёлком охватывающее её бёдра и стройную талию, небольшая грудь выгодно смотрелась в деликатном вырезе. Сзади платье было переплетено шёлковыми лентами и бретельками. Да, оно ей нравилось. Лида одобряюще кивнула. — Оно шикарно смотрится на тебе, Ксюша, обязательно бери! — Пожалуй, возьму, — Ксюша покрутилась, смеясь. — Оно прекрасно. — Ты в нём, как принцесса Слизерина. — Лида! — возмущённо воскликнула девушка, её щёки зарделись. Подруга лишь невинно пожала плечами, подходя к ней и разглядывая агаповскую работу на её теле. — Я знаешь, что подумала? — Что? — Что это был не Валера. Казалось, её щёки и вовсе стали пунцовыми. Лида поражённо смотрела на девушку через зеркало, точно сама поразилась своей догадке. И в этот самый момент Ксюша поняла, что больше врать не было смысла: взгляд девушки говорил сам за себя, она слишком хорошо её знала. Когда этот человек включал Шерлока — беды не миновать. — Уже несколько дней ты ходишь с засосами по всей шее, даже… даже не только на ней. Возможно я бы и поверила в легенду про Моцарта, но последние два дня он пропадает с парнями на тренировках и Хогсмиде, и тебя с ними не было, — Лида вышагивала по периметру примерочной, не сводя внимательного взгляда с «жертвы». — Значит это кто-то другой, но кто? Кроме Егора парней-друзей у тебя нет, а с ним ты бы и под страхом смерти не замутила. — Лида, это глупо. — Так и есть. Идём дальше, — как ни в чём не бывало продолжила она, сверкая глазами. — Если ты не на уроках или с нами на переменах, то ты пропадаешь в библиотеке или на дежурствах. С другим старостой. И живешь ты в Башне… с этим другим старостой, — Ксюша встретилась с взглядом Лиды через зеркало, понимая, что все эмоции сейчас медленно по ходу рассуждений выползли наружу. — Моргану твою за ногу, Миронова, ты трахаешься с Агаповым?! — С ума сошла, тише, ты хочешь, чтобы это ещё кто-то услышал? — Ксюша испуганно зажала рот подруги рукой, но та только продолжила смотреть на неё круглыми глазами. — Нет, мы не спим. — Значит скоро будете. — Нет, не будем, — жестко ответила девушка, на секунду снова вспоминая его безразличный вид в коридоре во время их перепалок с его друзьями. Его слова. Лида обречённо плюхнулась на соседний диванчик, пока Ксюша переодевалась обратно в свою одежду. Она знала, что та была в ужасе. Конечно, в ужасе. По правде говоря, она и сама была бы, расскажи ей кто-нибудь о том, что она добровольно подойдёт к Агапову. — Не тяни, скажи всё, что ты думаешь, я же вижу, ты хочешь. — Я просто… даже не думала, знаешь… Ксюша. Девушка устало убрала волосы со лба, вешая платье на вешалку. — Я была дурой. Вот и всё. — Нет, это да, но, — Лида быстро подошла к ней, — Как это случилось? Вы же ненавидите друг друга, это знает вся школа. — Я не знаю. Правда, я… — она пыталась подобрать слова тем эмоциям, которые испытывалась рядом с ним, но в голове не нашлось ни одного. Просто что-то сводило с ума. Просто его руки, которые как она узнала не только умело сжимали её тело, но и обнимали ночью, защищая от кошмаров. Ксюша до сих пор не понимала, почему он тогда так сделал. Почему, когда его настоящая натура должна быть той, которую она сегодня наблюдала в чёртовом коридоре. — … не знаю, — неловко закончила мысль девушка. — Кажется, вас и правда что-то связывает. — Нет. — Но у тебя глаза горят, когда ты о нём думаешь, — нахмурилась Лида, — И ты не сводишь его синяки. Ты же не сведёшь? А как же. Нет, Агапов, ты не будешь, не будешь контролировать ни одну мою эмоцию. Ксюша расплатилась за платье, уверенным шагом покидая с подругой бутик. — Сведу.***
Свела. Она свела их. Агапов даже пожалел, что это был не урок Зельеварения, на котором они сидели вместе за проектом. Потому что так он бы поближе мог разглядеть её кожу и убедиться, что она чистая. Сегодня на ней была свободная, открытая рубашка и ни следа, на сколько он мог видеть, их очередной встречи. Её губы едва заметно двигались, пока она записывала конспект за Макгонагалл, аккуратно выводила чернилами буквы. Время от времени она отрывала глаза от пергамента, но ни разу не повернула голову в его сторону. Не поймала взгляд, которым он урок сверлил её прямую, как струну, вытянутую спину. Не урок — целый день. Но она не смотрела. Он мог поспорить, что этот трюк ему всегда удавался, и она раз да и сорвётся, и обернётся, встретившись с его издевательской ухмылкой. Раздражённо подожмёт свои малиновые губы и намеренно равнодушно отвернётся, а он довольно продолжит заниматься своими делами. Но сейчас это было не намеренное равнодушие: она просто, мать его, не замечала его. Точно его не было. Почему, вкупе с тем, что она всё-таки свела синяки, это его так напрягало? Что она задумала? Что за игнорирование? — Ты смотришь. Злясь на себя за все эти маниакальные мысли, парень покачал головой на замечание Кирилла. Но тот не успокоился таким ответом и только противно хихикнул: — Не нужно этого дешёвого дерьма, я же видел, что ты с неё всё утро глаз не сводишь. — Что ты этим хочешь сказать? Агапов специально выводил его на ответ в мнимой надежде, что друг перестанет его доставать и отвалит со своими… глупыми комментариями. Он, блядь, не смотрел на неё. Не так, как он мог подумать. Кирилл поправил белобрысые волосы и пожал плечами. — Ничего. Только то, что тебя бесит, что она больше на тебя не реагирует. Точно в подтверждение его словам девушка буднично обвела взглядом класс и ни на секунду не задержалась им на Агапове. Это заставило сильнее сжать перо, возможно он мог бы его сломать. Идиотка. Гордая сука, с высоко поднятым носом. Которая решила, что его не существует. Почему она их свела? Он раздражённо насильно заставил себя отвести взгляд, уткнувшись в учебник. — Меня наплевать, что она делает. Не ебёт. — Её тоже, — улыбнулся Кирилл. — Вот ты и бесишься. — Нет. Да. Да, чёрт, это бесило. Но не будет. Он больше не посмотрит на неё, а может и вовсе забудет. Он и правда сдержал своё обещание до конца Трансфигурации. «Сегодня в комнату смешивания зелий направятся две пары с высокими баллами, опробуете результаты первого этапа по проекту. Немов с Гордеевой, и Агапов с Мироновой», — отчеканил Снейп перед тем, как названные студенты направились проводить эксперименты. Вот и попалась, подумал Агапов, чувствуя как тяжесть в груди от мыслей, преследующих его с самого утра, сменяется легким головокружением в преддверии занятия. Пожалуй, давно он так не ждал Зельеварения, как сегодня. Там они будут одни. Или почти одни. И чёрта с два ей удастся избежать разговора. Она старалась, стоит отметить. Молча разложила свои ингредиенты, и он также молча открыл свои записи, сделанные в библиотеке. Девушка стояла не менее, чем в полутора метрах от него, и было как никогда заметно, чем она занималась. Избеганием. — Ты принёс бобы? — спросила она, не глядя в его сторону. Он подвинулся к ней ближе и отдал мешочек с нужным содержимым, параллельно подготавливая формы для толчения. Возможно вся эта ручная работа была сейчас очень кстати, потому что находясь с ней в непосредственной близости один только чёртов сладкий аромат в момент взбередил все моменты прошедшей встречи, и он просто хотел… он не знал чего хотел. Схватить, оттолкнуть к стене, коснуться кожи. Что-то. Она поднимала в нём нерв. Это было так невыносимо. Он смотрел на неё, изучая ловкие движения руками, открытую шею, выступающие ключицы. Парень знал, что она чувствовала на себе его взгляд, но упорно продолжала гнуть свою линию. — Продолжи мешать, я пока порежу корень. — Что за дерьмо, Миронова? Возможно он сказал это чуть громче, чем нужно. Во всяком случае, девушка округлила на него свои оленьи глаза и зыркнула ими за его спину, где стояли её подруга с Немовым. Дура, да ему наплевать, что и кто слышит, пусть хоть вся школа соберётся. Она попыталась вернуться к смешиванию трав, но была остановлена его рукой, которой он захватил её локоть, приближая к себе. Так, что её аромат стал проникать в лёгкие, оседать там. — Ты задолбала меня сегодня. Что за игры ты со мной играешь? — Не понимаю о чём ты, — выдернула она руку, отходя от него на шаг. — Займись делом. — Не указывай мне, что делать. — Хорошо. Хорошо? Что хорошего, твою мать? — Ты меня избегаешь, — разливая получившуюся жидкость в форме по двум колбам ровно сказал он. — Ты грёбанная трусиха. Она резко подняла на него холодный взгляд. И сейчас она должна была ответить, чёрт, он чуть не подскочил на месте от нетерпения, потому что в этот самый момент упрямая сука внутри неё должна была наконец сломаться. И он получит… эти эмоции от неё. Но не получил. Она просто покачала головой и молча доделала свою работу. Да какого..? Почему..? Он даже не заметил, как первая пара закончила свои эксперименты, а от девушки в комнате остался только вишнёвый шлейф и её безразличие к нему.***
До конца дня он больше не видел её. Она словно испарилась. На Квиддич она не пришла, на трибунах он заметил только её друзей и пару знакомых. Её не было в библиотеке после уроков. За ужином она умудрилась поесть раньше, чем он пришёл туда, и на её месте стояла только пустая тарелка картофельного пюре. И как назло они не дежурили. Сидя с друзьями в гостиной и методично перебирая в руках шахматную фигуру, Агапов чувствовал, что это был предел, его нервы были на исходе. Причин не было. Миронова вообще не должна его касаться, её жизнь, её дела. Не касалась же до начала этого года. Но он понимал, что после той склочки в библиотеке даже её взгляд поменялся. Самое отвратительное, что на той склочке ему впервые не захотелось поддержать высказывания других слизеринцев. А от того, как дёрнулась девушка от слова «грязнокровка», его первое желание было заткнуть рот Юле. Точно когда так говорили другие, это было… он не понимал как, но он почти сказал им то, о чём бы потом пожалел. А потом сам нагрубил ей. Нагрубил потому что она сыграла на нервах, посмела унизить на глазах других. Посмела снова лезть со своей правдой. Потому что с тем, в какое дерьмо его с матерью втащил отец и как он всё ещё допускал это, кроме как жалкой он не мог назвать свою жизнь. Но пусть она к чёрту заткнётся об этом. Или наоборот — перестанет молчать, чтобы он не сошёл нахрен с ума. Рома плеснул в бокал янтарную жидкость и передал стакан хмурому товарищу: — Не буду сегодня, — потёр висок парень, растёгивая верхние пуговицы рубашки. — Ладно, не хочешь — как хочешь. Ты смурной какой-то в последнее время, друг. Кирилл в ответ на это понимающе хмыкнул, за что получил убийственный взгляд от Агапова. Не посмеет ничего сказать. Парень подмигнул ему. Больше всего ему сейчас хотелось тишины и желательно без надоедливой болтовни Юли под боком. Она решила примоститься к нему и то и дело тёрлась своими оголёнными ногами в мини-юбке о его. Раздражало. — Да что ты пристал к нему, Романский, может человек устал. — Проблемы дома? Лёша отставил фигурку коня в сторону, неоднозначно кивнув. — Типа того. Не будем сегодня об этом. — А я сейчас Элю встретила, — вступила вдруг в разговор Юля, закидывая в рот кусочек шоколада со стола. — Кто такая? — спросил Рома. — Знакомая из Пуффендуя. Ну знаете, она же второй год за Моцартом бегает, а он всё никак на неё внимание не обращает. «Может стоит сделать выводы», — подумал про себя Лёша. — И вот сегодня снова попытала счастье и позвала его в Хогсмид, — продолжала лепетать она. — Только наш дорогой Валера-Моцарт отказал. Она очень расстроилась. Мне даже жалко её стало, такая красивая. — Тебе никого ни жалко, не привирай, Юля. — Зактнись, Кирилл. — И почему? — хмыкнул Рома, делая ход ферзём. Юля скривилась. — Да опять спешил к своей замухрышке. К грязнокровке Мироновой. — Вот надо тебе все сплетни собирать, — закатил глаза Кирилл, не обращая внимание на вмиг помрачневшего друга рядом с собой, — между прочем она, говорят, похорошела в этом году, вон даже… — Откуда ты знаешь, что Моцарт к ней пошёл? Этот вопрос прозвучал тихо, но так твёрдо, что девушка немного стушевалась. Надув губы, она пожала плечами. Ей было непонятно, почему парень, с которым она хотела провести весь вечер, а может и ночь так злился сейчас, и причина вряд ли была в ней. — Не знаю, Лёш, мне Эля сказала. — Что она тебе сказала? — не отставал от неё Агапов, сжимая челюсти. Юля неуверенно убрала руку с его плеча. — Она встретила его по дороге в Башню старост, Моцарт сказал, что идёт к подруге, с кем он ещё там может видеться, кроме как с… — Я понял, — перебил её он на полуслове. Ага. Значит его она избегает весь день, а этого пуффендуйца зовёт на очередной «чай» в их башне. Великолепно. Прекрасно, твою мать. Его мозг тут же стал рисовать картины, где в главных ролях была та, на грудь которой он дрочил второй день подряд и тот, кого он сейчас был готов прикончить. Они могли быть сейчас вместе. Он мог её… Сердце стучало, как заведённое, и ему было плевать насколько очевидно, как его не ебёт, что она делает. — Ты куда, Агапов? — только и успел поймать шахматную фигурку Роман, но парень уже был намерен уходить. — Дела старостата, — пробормотал он первое оправдание, пришедшее в голову. Только за подорвавшимся ни с того ни с сего парнем захлопнулась дверь в гостиной Слизерина, послышался едва различимый хохоток Кирилла: — Ну должен был сорваться… Наблюдателям было забавнее всего: почти провидцы.***
До Башни он шёл вымеренным шагом, точно совсем не он только что сорвал свой вечер, только узнав про встречу парня с Мироновой. Он был глубоко в своих мыслях, чуть не пропустив из виду идущего в сторону своего факультета явно расстроенного пуффендуйца. На секунду ему даже захотелось подойти к нему и сказать пару слов, но больше хотелось посмотреть в глаза этой стерве, которая окончательно вскрыла ему мозг. В Башне была тишина, нарушаемая только шелестом листвы за окном. Почти полночь. Свет не горел. Где она? Он уже думал пройти в ванную, но со стола от сквозняка слетел лист. Это была картина в карандаше. Там лежали ещё зарисовки и сточившиеся угольки. — Люмос, — прошептал Лёша, зажигая лампу на дубовом столе. На упавшем листке была нарисована семья, обедавшая в какой-то небольшой кофейне. Маленькая девочка с двумя косичками сидела у отца на руках и заливисто смеялась. У неё были мамины каштановые волосы и шоколадные глаза, как у папы. Они выглядели счастливыми, что показалось совсем непонятным для парня. Картина, а скорее просто зарисовка, была написана с такой теплотой и заботой, что даже трогать её казалось чем-то интимным. Лёша взял в руки ещё несколько листов, на которых он уже заметил привычные пейзажи перед школой. Класс Трансфигурации. Столовая на Хэллоуин. Отчего-то он попытался найти там себя, но вряд ли девушка стала бы рисовать своего заклятого врага. Аккуратно сложив картины на столе, он заметил дорожку света, ведущую в незакрытую комнату ведьмы. Развернись и иди к себе, что ты хочешь ещё, приказывал ему голос разума, в то время как сам парень уже стоял на пороге её заветной спальни. Она сидела на кровати к нему спиной и расчесывала волосы. На ней была только шёлковая чёрная сорочка. Было ли под ней бельё? Агапов отрезвил себя, впившись ногтями в ладони. Ты здесь, чтобы сказать ей, что гости в такое время здесь не к месту. Что он видел пуффендуйца, уходящего из Башни. Показать ей её место. Сломать эту молчаливую стену между ними, которая нахер заколебала его. Медленно он подошёл к ней, думая как более издевательски окликнуть, но девушка всё ещё не заметила его, хотя он подошёл совсем вплотную. В нос ударил до боли манящий ягодно-пряный запах. Втянул поглубже и… Не сдержавшись вида шёлковых волос, которые она медленно расчёсовала гребнем, сам протянул руку к ним. «Совсем чокнулся», — думал он, как под гипнозом, аккуратно зарываясь пальцами в них, начиная нежно массировать. Ксюша замерла. Кажется, не дышала. Гребень так и застыл в руках. На секунду остановившись, парень встал почти вплотную к её спине, но не касаясь. Её кожа покрылась мурашками, и это послало тысячу горячих волн вниз тела. Она могла уже закричать, оттолкнуть, ударить, влепить пощёчину… она этого не сделала. Это окончательно заставило его осмелеть, и он вновь коснулся подушечками пальцев кожи на голове. Чуть потянул за короткие пряди, срывая с её приоткрытых губ судорожный вздох. Медленно он перешёл от головы к молочной шее, вырисовывая на ней незамысловатые узоры, уходя движениями к плечам. Её худым воробьиным плечам, на которых выступали косточки. Как же он хотел снова целовать каждую из них. Стоило ему нежно провести вдоль спины, как она чуть прогнулась и едва заметно попыталась отклониться к его тёплому телу позади. Чёрт, он слышал её тонкий стон. Никаких голосов не было в голове только его желание чувствовать её. Он осторожно опустился на колени позади неё на кровати, позволяя отклониться на себя. Не прекращая ласкать плечи девушки, парень увидел выступающую венку на её шее, пульсирующую. В паре сантиметров от него. Что она с ним делала. Всё происходило так медленно сейчас, но от того ещё сексуальнее. Когда его губы коснулись той самой венки на шее, и он прошёлся вдоль неё влажным горячим языком, девушка вряд ли это ожидала и откинула в порыве голову на его плечо. Точно давая ему лучший доступ к желанному. О, да, он хотел. Вкус вишни ласкал его рот, пока он ласкал им её, прикусывая, всасывая и вылизывая. То, что она зачем-то свела. Дурочка, маленькая вредная дурочка. — Ах, — стон смешался с его, и руки парня тут же притянули её спиной к нему, пробираясь под сорочку. Он прошёлся длинными пальцами по рёбрам, пока не дошёл до нежных грудей. Которые, как он всегда знал, поместились в его ладони. Вместе с её сладким выдохом сжал их, водя большими пальцами по соскам, делая их твёрдыми. Его рука дошла до шеи, несильно охватывая её, чтобы снова впиться ртом в её кожу на плече. Её тело так охуенно отозвалось на него, это просто сносило мозг. Ему нужно было к ней, в неё, с ней. — Мерлин, ты сводишь меня с ума, — полустон-полухрип вырвался из него, и именно это заставило девушку вмиг закаменеть в его руках. Понять, что происходит. Надо же было ему открыть рот. Было поздно, потому что в следующий момент, Миронова тут же убрала его руки со своей груди и отскочила на другую сторону кровати, прижав к себе одеяло. Её щёки алые, а шея… да, её шея покраснела от его поцелуев. Почему сейчас всё было настолько идеально перед его глазами, до охерения возбуждающе? Не считая того, каким волком на него смотрела девушка. На него и его очевидную выпуклость в области промежности. — Какого чёрта ты здесь забыл?! — Ты только сейчас это спрашиваешь? Она глубоко дышала, зло поджимая губы и краснея ещё больше. — Пошёл вон. Ага, сейчас. Агапов отрицательно покачал головой, сложив руки на груди и упрямо оставшись на месте перед кроватью. — Не уйду. Ты хочешь меня. — Тебе показалось, — огрызнулась она, выше натягивая одеяло, точно он не видел и трогал всё, что было под ним. — Если ты не заметил, я не горю желанием видеть тебя сейчас. — Поэтому стонала только что вместе со мной? Мм? — он начал закипать, делая шаг ближе к кровати, заставляя её двигаться по ней назад. — Ты врёшь. И мне и себе. — Заткнись, ради Мерлина. — Тогда признайся, блядь, наконец! Признайся, что бегаешь от меня. И почему? Что стряслось? Почему вскрыла мне мозг этим? И почему на пуффендуйца Моцарта эта молчанка не распространяется? Да, он спросил это. И, чёрт, он не хотел, чтобы она видела с какими эмоциями он искал одного лишь её взгляда весь день. И не нашёл. Только сейчас, здесь, он вновь почувствовал… вообще что-то начал чувствовать. Ничего другого не могло быть, чтобы так его будоражить. Он, нахрен, был болен. Ксюша захлопала глазами, как-будто обескураженная его вопросом. — Я уже сказала, что не избегаю тебя, и Валере я помогала по урокам. — И всё? — Да, какая тебе разница, Агапов? Тебе не должно быть и дела до меня, понял? Я видеть тебя не хочу! И твоих друзей, таких же чистокровных мерзавцев! Можешь дальше им рассказывать про меня, мою кровь, только отвалите уже побыстрее! — рыкнула она, срываясь. Он не понимал. Не понимал, когда её глаза стали красными, а губа затряслась. Что она говорила? Он даже остановился от наступления на кровать, так и замерев перед ней. Девушка закусила губу, точно боясь расплакаться. Только сейчас она таяла в его руках, и тут же он вызывал у неё слёзы. Она отводила взгляд, не желая смотреть прямо на него. Он тяжело сглотнул. — Что за бред, Ксюш? — Бред, это то, что ты всё ещё здесь. Что лицемерно трогал меня в моей спальне, когда я тебе даже не нравлюсь, — тихим голосом ответила она. — Не твой же уровень, Агапов? С дурнушкой, которую не стоит ни за кем подбирать. Наотмашь. Чёрт, она слышала тот разговор. Его сердце ухнуло на скорости вниз, потому что услышала она самую большую ложь в его жизни. Ложь жалкую, только чтобы не признаваться себе. Ложь, которую он после весь урок хотел не произносить никогда. Которую он не имел ввиду и которую услышала она. — Не подходи, — предупредила она, увидев, как он вновь стал надвигаться на неё. — Посмотри на меня, — приказал он, снимая обувь. Её всё ещё влажные от непролитых слёз глаза испуганно смотрели, как парень перебрался на кровать. — Посмотри сюда, — он указал на колом стоящий член, топорщащий штаны, — Это ты сделала. Это ты, твою мать, делаешь со мной. — Ты… — Я солгал. Солгал, поняла? — теперь они сидели на кровати напротив друг друга, тяжело дыша. Он хотел, чтобы сейчас она всё видела и чувствовала то безумие, в которое они вляпались. — Дурнушку не хотят так. На дурнушку не дрочат, как идиоты, в душевой. На один только её запах не встаёт, Миронова. Ты пахнешь вишней. Этой чёртовой идиотской вишней, такой же идиотской, как ты, если ты хоть на секунду поверила в эту чушь, которую я тогда говорил. Потому что, когда сегодня ночью к нему пришла Юля он не смог пробыть с ней и трёх минут. Он не смог даже поцеловать её. Откровенные касания, её слишком пахучие духи. Да, он просто понял, что ему противен запах. Не только этих духов, любой запах кроме её. Вишневого с привкусом печенья и солёной кожи. В тот раз он пробовал её на вкус. Он почти сошёл с ума, насколько это завело. Собирать её соки, сжимать руками упругие бёдра. Умирать вместе с её стонами. Его именем, которое легко слетело с искусанных им губ. Как же она хотела. Как он тогда проснулся уже без неё, и это было слишком пусто. Ему должно было быть плевать, на неё, на то, как она пахнет или стонет. Как она боялась и по непонятной причине пришла к нему. Как он, блядь, не смог и на секунду оставить её там в коридоре у двери в слезах. Как стало тепло и правильно держать её дрожащую и не засыпать, пока маленькое худое тело не отогрелось и не успокоилось в его руках. Должно было быть плевать, но не было. Он видел, что и ей не было. Потому что сдавалась. Осознавая то, что он сейчас сказал. То, что он сам не знал, как описать. Притяжение. Желание. И это желание сейчас заставило взять из её рук одеяло и отбросить его в сторону. Вот она. Прямо перед ним. Дрожащая и возбуждённая. Её бегающий по нему взгляд говорил сам за себя. Одну за одной он начал стягивать с неё бретельки сорочки, думая в каком дерьме они оба оказались.