The Amazing Spider-Man: Become Everything

       Через несколько часов Юнхо уже вовсю наслаждался комфортом кресел бизнес-класса аэробуса А350 компании Cathay Pacific. Мягкая обивка словно приглашала его, и парень был готов стать с креслом единым целым. Он не так часто летал на самолётах раньше, только когда переезжал и приезжал два раза к родителям, но будь у него возможность летать так, как он летел в тот момент, то Чон был готов отправиться куда угодно. Самолёт мягко тронулся к взлётнопосадочной полосе и начал набирать скорость, а позже и совсем оторвал шасси от земли. Юнхо чувствовал, как в животе защекотало от приятных ощущений. Лететь было долго, поэтому парень успел бы насладиться видами из иллюминаторов, даже если бы уснул на пару часов, что он и сделал. Милая стюардесса выдала ему плед, и он, свернувшись калачиком на своем разложенном кресле, уснул, слегка хлюпая носом из-за насморка. Сидящий рядом Сонхва бережно поправлял его иногда спадающий плед и попросил сделать кондиционер в их блоке на минимум. Мужчина быстро начеркал смс Хонджуну, который уже сидел весь как на иголках не первый день, и устало прикрыл глаза. Не понятно от чего, но он вымотался. Возможно, из-за своих мыслей. Ему нужно было многое рассказать Юнхо, и это во многом изменит жизнь и подростка, и мужчины.       Сон поглотил Юнхо, и он отправился в мир сновидений. Ему снилось всё подряд: школа, парки, друзья, беседы с психологом, нотариусы, суд, полицейский участок. Он спал спокойно, потому что привык это видеть из раза в раз, когда закрывал глаза. Какие-то из сновидений причиняли боль, какие-то заставляли ностальгировать, но он был благодарен, что хотя бы так он мог встретиться с семьёй, пусть и не надолго. Во сне он мог подолгу общаться с братом и извиняться, что не успел позвонить ему, с мамой Юнхо говорил про то, что он хотел бы быть сыном лучше, а с отцом он просто сидел в тишине. Парень правда не знал о чём разговаривать с отцом даже в последний раз, когда тот ему приснился. Они молча смотрели друг на друга, а Юнхо впервые хотелось, чтобы сон с его родным человеком прекратился как можно скорее. Отец смотрел на него взглядом, в котором было чересчур много злобы. Он злился, потому что Чон не умер с ними вместе? Или, что парень не позвонил ему? А может...Потому что для Юнхо он давно перестал быть отцом? К своему стыду парень был готов признать, что его отец был самым далёким от его жизни человеком. Он чувствовал к нему привязанность, но не более. Наверное, это было ненормально, но Сонхва для парня был более близким человеком, чем собственный отец. Они так и продолжали молчать до того момента, пока отец не встал со своего кресла и не двинулся к двери в комнате, в которой они были. Юнхо провожал его взглядом, в котором была смесь из чувства вины и грусти. Отец последний раз обернулся на него, так и не улыбнувшись напоследок, и открыл дверь, громко захлопывая её за собой. Звенящий звук застыл в ушах Юнхо, и он, обхватив голову руками, прижался к своим коленям. Сон всё не заканчивался, а парень стал сходить с ума от звона в своей голове. Что он сделал неправильно даже сейчас? Парень правда не знал, ему просто нечего было обсудить с отцом, так зачем выжимать из себя слова? Лишь бы они были?       — О, Господи, — послышалось где-то над ухом. — Тридцать восемь, не меньше. Мисс? Вы сможете принести мне горячий чай и дополнительный плед?       — Конечно, господин Пак, все будет сделано.       Чон не разлеплял глаза: он физически не мог этого сделать. Веки стали безумно тяжёлыми, а тело прошибало волнами холода, хотя Юнхо чувствовал, как по лбу и под толстовской ручьями льёт пот. Было неприятно, но заставить себя сделать хоть что-то он не мог. Перед глазами снова всплыли какие-то образы, но они больше походили на яркие вспышки, нежели чем на полноценную картину. Многочисленные краски давили на мозг, и Чон свёл брови на переносице от сильнейшей головной боли. Ноги в кроссовках мёрзли, а пальцы на руках ощущались будто бы не своими. Юнхо не мог припомнить, когда в последний раз заболевал так сильно, пусть и никогда не отличался крепким здоровьем. Когда он болел, и мама, и бабушка старались оберегать его как можно сильнее, от чего ему становилось крайне неловко, но тепло внутри от заботы близких. Как бы ему хотелось, чтобы тогда руки бабушки снова провели по его взмокшим волосам, или чтобы мама принесла ему чая из трав, которых она собирала в походах с ним. На душе снова заскребли когтями от мыслей об ушедших навсегда из его жизни близких, и Юнхо невольно простонал от осознания, что этого больше не будет. Никогда и ни за что. Почему жизнь решила, что ему нужно это? Разве он когда-то был недоволен своей семьёй настолько, чтобы ее нужно было отнимать? Были конфликты, ссоры, но Юнхо любил свою семью при любых раскладах.       Тёплые ладони провели по его влажному лицу салфеткой, а Чон подумал, что и сам отходит на тот свет. Прикосновения были нежными, даже слегка настороженными, будто кто-то не хотел его потревожить. Через пару мгновений после того, как пальцы в последний раз коснулись его лица, кто-то укрыл его пледом по самые уши, и тут парень уже не смог вытерпеть и заставил себя приоткрыть глаза. Перед собой он увидел обеспокоенное лицо Пака, который пытался понять, в каком состоянии его компаньон. Заметив, что парень проснулся, мужчина заботливо погладил его по волосам, от чего Юнхо позволил себе расслабиться.       — Поспи ещё, твой организм борется с болезнью, поэтому нужно давать ему отдыхать, — голос старшего был удивительно мягким. — Засыпай, я разбужу тебя, как только принесут ужин. Давай, Юнхо, засыпай.       И Юнхо правда снова уснул, на фоне слушая успокаивающий голос своего начальника. Хотя называть Сонхва так у парня язык не поворачивался. Пак стал ему куда больше, чем просто начальник по работе, и, пусть даже Чон знал причины такого отношения к себе, он все равно чувствовал себя избранным из тысячи. Это было единственное, за что он благодарил судьбу. Старший продолжал гладить его волосы и похлопывать по плечу, словно восемнадцатилетний Чон был маленьким ребенком. Вообще, Юнхо иногда задавался вопросом, почему Сонхва, который так заботливо относился к своим маленьким посетителям: будь то юные клиенты, просто дети на экскурсии или дети сотрудников, которых те иногда брали с собой, и который явно был безумно рад появлению любых детей в своем офисе, не имел собственного ребенка. Сонхва был уже не юн, состоятелен и вполне имел возможность воспитать хорошего человека, но почему-то на вопросы о наследнике от пожилых клиентов лишь с усмешкой отвечал: "Такой чёрствый человек, как я, навряд ли будет хорошим отцом, мне нужно время." Теперь Чон более менее мог связать отсутствие ребенка с тем, что отношения Пака и Хонуджна были сложной и хлипко работающей системы, в которой ребёнка просто не могло быть, но других причин он не видел. Поэтому, чувствуя всю проявляемую от старшего нежность, Юнхо чувствовал себя особенным, и это ощущение собственной уникальности приятно щекотало где-то под солнечным сплетением.       — Хей, парень, хорош притворяться, что ты спишь, — смеясь, сказал мужчина, когда Юнхо постарался подставить свою голову так, чтобы Паку было удобнее её гладить. — Если не мог уснуть, надо было так и сказать.       — Я спал, правда, — протянул Чон, вытаскивая руки из под пледа, чтобы потянуться. Его обдало холодом. — Просто не очень крепко.       — До ужина ещё минут двадцать, — Сонхва глянул на часы.       — Не то, чтобы я очень хотел есть, — парень встретился с недовольным взглядом Пака. — Но я обязательно это сделаю, как только нам принесут ужин.       — Отлично.       Оставшееся время они болтали ни о чем. Юнхо этот разговор не напрягал, наоборот — помогал отвести мысли от неприятных дум. Разговоры со страшим всегда помогали ему, а в последнее время они были его спасательным кругом. Такое же ощущение у него было, когда он общался с Минги, и это одновременно и завораживало, и пугало. У самого же парня не было сил бороться с этими чувствами, поэтому лучшим решением он признал полностью отключить мозг от всего. Язык работал отдельно от мыслительного аппарата, поэтому Юнхо позволял себе смеяться и веселиться. Пак, видя, как улыбка на чужом лице с каждым днём появляется всё чаще, чувствовал, что справился со своей негласной задачей помочь этому парню.       Через двадцать минут им вынесли ужин, а Чон не мог понять, что делает в этой жизни не так, что в самолёте ел лучше, чем в жизни. Сонхва позволил себе выпить бокал вина, всё равно смущаясь пить при младшем, хотя Юнхо не казалось это чем-то странным. Он бы был и сам не против выпить чего-то, но подумал, что просить у мужчины взять ему выпивку было уже слишком. После еды на Юнхо снова напала сонливость, а парень решил не противиться желаниям и вскоре снова уснул. Он подумал, что так быстрее окажется в Нью-Йорке, поэтому посильнее завернулся в плед и притулился к стенке. Самолёт двигался совершенно бесшумно в отличие от тех, на которых ранее летал парень, что было немного непривычно. Сонхва также решил уснуть на пару часов, резко ощутив усталость во всём теле. Он снова стал думать о работе, мысли о работе плавно перешли в мысли о Хонджуне, а потом и снова о Юнхо. Мужчина сильно нервничал, продумывая план разговора с парнем. Останется ли он жить в квартире, где они жили с бабушкой? Или он захочет снять новую? Тогда нужно будет помочь ему с поиском места. А если он захочет купить себе квартиру? Тогда нужно будет найти хорошего риелтора и помочь ему с документами. Голова мужчины снова стала закипать, поэтому он слегка махнул ей, забываясь. Он просто не мог себе позволить, чтобы с Юнхо что-то случилось. Он вспомнил слова Хонджуна:       — Ты прекрасно справляешься, хватит думать про то, что ты делаешь недостаточно, — Хонджун на экране телефона Сонхва готовил себе обед на кухне Пака.        — Я понимаю, но это же не означает, что я должен расслабиться и больше ничего не делать, — Ким закатил глаза, ставя сковороду на плиту. — Что ты готовишь?       — Ты тупица, Сонхва, — мужчина лишь кивнул. — Карбонару я готовлю. А ты всё ещё пытаешься выпрыгнуть из своих штанов, лишь бы всем помочь. Не пойми неправильно, я люблю Юнхо и то, что ты ему помогаешь, но пойми, что если будет нужно, то он попросит тебя. Перестань думать наперёд, ладно?       — Я стараюсь, честно, но я слишком привык планировать и рассчитывать всё, чтобы резко перестать делать это.       — Лучше рассчитай, как быстро ты привезёшь свой зад из аэропорта ко мне в постель.       — Ты так соскучился? — улыбаясь, спросил Пак.        — Ах нет, ты что, — Ким недовольно всплеснул руками, кидая лапшу в сковороду. — Как ты мог подумать? Я всего-то не видел тебя два месяца, ни в коем случае!       — Не злись, м? Я же шучу.       — Я отключаюсь, ты правда придурочный.       — Я люблю тебя.       — Если ты думаешь, что я так быстро тебя прощу, то ты прав. Я тоже тебя люблю.       На губах расцвела улыбка лишь об одной мысли о чужом недовольном лице. Хотя как оно могло быть чужим, если Сонхва мог позволить себе любоваться им почти двадцать лет подряд? Он знал Хонуджна от "А" до "Я", каждую его особенность, родинку, немногочисленные морщинки, слабые места, преимущества — он знал про него всё, как и Ким о нем. Мужчина с каждым днём убеждался, что не может прожить без его смс ни дня, всё сильнее. Если Хонджун молчит — значит Сонхва опять сделал что-то не так. Он вообще непозволительно много косячил в их отношениях, но мужчина почему-то оставался с Сонхва, а тот лишь благодарил Бога за это.       Полёт прошёл без всяких проишествий. По прибытии в Нью-Йорк Юнхо даже чувствовал себя относительно неплохо, поэтому достаточно бодро шагал с Паком, таща за собой чемодан. Огни вечернего города уже стали появляться на горизонте, а парень почувствовал от этого странное успокоение. На долго ли это было? Наверное нет. Ему всё ещё предстояло пережить ночь в их с бабушкой квартире, куда она больше никогда не вернётся, но Чон старался прогнать от себя плохие мысли, помотав головой. Пальцы лишь сильнее обхватили ручку чемодана, и они стали подходить к выходу из аэропорта. Юнхо старался найти фигуру Минги у одного из такси, но ничего не получалось. Синих волос нигде даже по близости не наблюдалось, от чего у парня все сжалось. Минги всё же решил не ехать? Ох, а Юнхо уже понастроил себе розовых замков, где он кидается ему на шею и долго обнимает. Или Минги опаздывает? Но это было не в его стиле, хотя откуда он мог знать? Сонхва, заметив обеспокоенного младшего, лишь положил ему руку на плечо, слегка сжимая. Юнхо поднял на него грустные глаза, а Пак снова не знал, что стоит сказать. Он лишь улыбнулся и подвёл их к своему автомобилю, из которого вынырнул радостный шофёр Пака. Он принял у мужчины багаж, расспрашивая про поездку, но Сонхва попросил его оставить вопросы на потом.       — Я не хочу тебя расстраивать и нагнетать обстановку, но если что, мистер Джонсон готов отвезти тебя до дома, — неуверенно сказал Сонхва, когда время их ожидания перевалило за десять минут.       — Я вам очень благодарен, правда, — устало ответил парень, слегка склоняя голову. — Но мы можем подождать ещё немного?       — Если господину Паку никуда не надо, — ответил курящий рядом Джонсон. — То я могу простоять тут всю ночь, мне не сложно.       Юнхо поник ещё больше, а Сонхва кинул на шофёра неодобрительный взгляд за его насмешливый тон, и тот быстро затушил сигарету, стараясь скрыться с глаз долой. Чон уже был готов поехать с директором, правда. Разочарование всё больше накрывало его, хотя он понимал, что просто сам навыдумывал себе лишнего. Конечно Минги мог не приехать. У него же тоже есть дела, верно? Своя жизнь, друзья, может за это время у него и отношения появились. Кто для него Юнхо вообще такой? Друг друга? Действительно. Парень повернулся к Паку, чтобы попросить его поехать с ним, как вдруг за спиной послышался голос.       — О Господи! Я нашел тебя, наконец-то! Юнхо!       Парень развернулся, наверное, слишком резко. Его глаза широко распахнулись, увидев Минги, который, казалось, возмужал ещё больше. На парне было совершенно не свойственное его стилю теплое чёрное пальто, свитер и брюки. На голову была натянута кепка, а из под неё торчали серебряные пряди отросшего за это время маллета, в которых были видны синие пятна - результат неудачного окрашивания. На лице парня сияла яркая улыбка, секундами ранее скрытая за маской. Он на всех парах спешил к оторопевшему Юнхо, который совершенно не замечал довольного смеха Сонхва рядом. Он, кажется, вообще ничего уже не замечал. Только руки, тянущиеся к его плечам, запах порошка с примесью винограда, исходящий от свитера, и тепло. Такое приятное, словно ощутимое физически тепло, которое представляло собой Минги. Пальцы парня как-то слишком резко и отчаянно схватились за ткань его пальто, прижимая к себе. На него накатила волна эмоций: радость, облегчение, эйфория. Юнхо понял, чего ему так не хватало всё это время — Минги. Это был Минги и только он.       — Чёрт бы побрал эти указатели, честно! — возмущался над его ухом Сон. — Я запутался пятнадцать раз, пока нашёл нужный выход. Я приехал сюда за сорок минут, ты понимаешь? Была бы моя воля, я бы тут все поменял: схему маршрута, положение терминалов! Ну честно, будто бы идиот какой-то делал! Прости, что опоздал, я не хотел.       — Ты пришёл, — словно пьяный прошептал Юнхо. — Ты пришёл.       — Ну конечно, — слегка удивлённо ответил тот, отодвигая Юнхо от себя, чтобы заглянуть в его мокрые глаза. — Эй! Ты чего, не плачь! Хей, я не хотел видеть, как ты плачешь, первым делом! Эй, Чон Юнхо, ты чего!       — Я просто боялся, что не увижу тебя, — пожал плечами парень, выдавливая улыбку.       — Всё в порядке, у него температура, и он слишком эмоционален, — парни перевели взгляд на Пака, прислонившегося к автомобилю спиной и смотрящего что-то в телефоне. Мужчина мог заверить: он давил улыбку, как мог! — Поэтому, если ты сможешь с этим что-то сделать, я буду благодарен.       — А, эм, да, конечно, — замешкался Сон. — Господин...       — Пак.       — Господин Пак, конечно, я позабочусь о нем.       — Очень надеюсь, — улыбнулся наконец мужчина ему. У Минги свалилась гора с плеч. — Вы поедете сами, я правильно понимаю?       — Если Юнхо готов ехать на электричке, — он снова взглянул на счастливого Чона.       — Я готов, — Юнхо перевел глаза на Сонхва, который смотрел на него, словно он выпускался из школы. — Спасибо вам, господин Пак.       — Без проблем, напиши мне, как будешь дома. Рад был познакомиться с вами, Минги, — мужчина пожал застывшему от шока подростку руку. — До встречи. Джеймс, поехали.       Директор сел в машину, и вскоре она уже была на выезде из аэропорта. А Юнхо все ещё глупо прижимался к чужому телу руками, словно Минги мог куда-то от него убежать. Он не мог, и они оба прекрасно про это знали. Щеки все ещё полыхали, но до этого не было дела. Пальцы Юнхо стучали по чужой спине, а дыхание Минги ощущалось где-то в районе шеи. И это казалось таким правильным. Парень почувствовал себя так, словно находился в ванильном и клишированном кино, где герои наконец встретились после долгой разлуки. По канону жанра, в кульминации сцены, герои должны поцеловаться, но сердце парня неприятно кольнуло от осознания, что ни он, ни Минги главными героями не были, да и поцелуя между ними быть не могло. И это расстраивало. Чон уже устал отрицать, что не думал про это, он просто смирился. Ему нравился Сон. Парень правда ничего не мог с этим поделать.       — Мне очень приятно, что ты так скучал по мне, да и я скучал не меньше, — говорил Минги тихо, словно боясь нарушить тишину, сложившуюся между ними в шумном аэропорту. — Но если мы не пойдём к электричкам, то нам придется ночевать тут.       — Не могу сказать, что меня бы это сильно расстроило, — мягко улыбнулся в ответ Юнхо, но отпустил парня, давая ему взять свой чемодан.       — Меня тоже, — он протянул ему свою теплую руку, и Чон последовал за парнем.       Билеты, очередь, вагон — всё это было не так важно для Юнхо, как его голова, лежащая на плече Минги, и пальцы парня, сжимающие его собственные. Молчание, повисшее между ними, было таким интимным, что Чон был готов провести так целую вечность, лишь бы это чувство оставалось с ним. Он почти уснул, но лёгкое поглаживание большим пальцем Сона его ладони отбило сонливость напрочь. Парень машинально сжал пальцы сильнее, чем вызвал у другого улыбку.       — Твои руки такие тёплые.       — Но меня больше согревает твоя улыбка.       На улице заморосил дождь, к которому ни один из них не был готов. Они молча шли по улице, не расцепляя пальцев, словно срослись вместе. Юнхо снова почувствовал лёгкий озноб, но старался не обращать на него внимания. Серые улицы оживали, пока рядом шёл Сон, поэтому парень старался запомнить каждую мелочь, сопровождавшую их на пути. И он так сильно не хотел домой. Без него.       По ощущениям Юнхо время тянулось неимоверно быстро и медленно одновременно. Он не помнил, как они доехали до остановки с вокзала, но остальной путь до подъезда его дома словно растянули в замедленной съёмке. Они остановились у двери, но Чон не рвался домой, а Сон не рвался уходить. За всю дорогу никто так и не обронил не слова, да и это было ни к чему: они смогут поговорить в любой другой день. Юнхо поднялся на одну ступеньку, становясь немного выше парня, и облокотился о перила, вдыхая свежий запах влаги. Минги достал из кармана пальто электронную сигарету и затянулся, после медленно выдыхая дым. До носа парня донёсся сладкий запах винограда. Совсем как в тот день.       — Прости, забываю, что ты не куришь, — резко убрав в карман устройство, протараторил он.       — Я не говорил, что меня это смущает.       — Ты так внимательно принюхивался.       — Это просто напомнило мне кое- что.       Юнхо приблизился к чужому лицу так, что кончики их носов соприкасались. Щёки Минги вспыхнули, покрываясь румянцем. Чон внимательно вглядывался в его глаза, но сам Сон не мог прочитать то, что было у того на уме. В его радужке отражались фонари города, что завораживало. Юнхо старался глубоко дышать, но от теплоты чужой кожи сердце трепетало, и он правда не мог держать себя в руках. Трясущимися от холода пальцами он перехватил чужую руку в кармане пальто, от чего Минги дернулся, но позволил парню поднести свою руку, которая держала сигарету, к своему рту, и Чон сделал неглубокую затяжку. Дым струился из его губ, а Сон зачарованно наблюдал за этим. Уголки губ парня дернулись от чужой реакции, а пальцы лишь сильнее сжали его кисть. Жар то накатывал, то резко сменялся жутким ознобом, но Юнхо мог заверить, что тогда чувствовал себя лучше всего в своей жизни. Минги снова заглянул ему в глаза, которые стали такими тёмными, словно ночное небо.       — Ты делаешь это неправильно, — прошептал Минги, подтягивая руку к себе, а Юнхо это лишь ещё больше завело. Он наклонился к его лицу немного ближе, дыша прямо в губы.       — Тогда научи меня, как нужно правильно, — зрачки парня сузились. — Давай, Минги, научи меня курить.       Сон резко втянул дым электронной сигареты и прикоснулся к губам Юнхо. Он сразу же закрыл глаза, стараясь уловить каждый момент его уже двухмесячной мечты. Руки Чона оказались в районе плеч парня, и он почувствовал, как Минги напрягся. Губы Минги оказались именно такими, как он всегда и представлял: мягкие, но всё равно на них были мелкие ранки от зубов. Сон часто кусал губы, когда играл, он сам делился этим с Юнхо, чем занял его мысли на очень долгое время, но парень никогда не думал, что вправду сможет ощутить это на себе. Пальцы Сона притянули его к себе за талию. То ли это была температура, то ли Минги так влиял на него, но колени Чона стали подгибаться, от чего он навалился на парня сильнее, углубляя поцелуй. Нет, они не зашли дальше касаний друг друга губами, но от того, как Юнхо прильнул к губам Сона сильнее, того тоже повело. Они оба не понимали, в реальности они или нет. Внутри парня было дикое желание открыть глаза, чтобы посмотреть на Минги, но он пересилил себя. Между ними повис тяжёлый аромат винограда, который теперь стал любимым для Юнхо. Они простояли так меньше минуты, но для обоих это длилось словно вечность. Первым от поцелуя оторвался Минги, но он не спешил нарушить тишину между ними, которая была слишком интимной. В глазах напротив читалось любопытство, желание и любовь. В животе Юнхо словно расцветал сад всевозможных цветов, пальцы кололо, а губы жаждали продолжения поцелуя.       — У тебя жар, тебе пора домой, — прошептал он ему в губы.       — Я уверен, что не научился ничему, — пьяным голосом ответил Чон, пока по его волосам катились капли прохладного дождя.       — Я обещаю, что научу тебя, - улыбнулся Сон, утыкаясь носом в основание шеи парня. — Но не сейчас, хорошо?       Парень лишь кивнул, закрывая глаза, и провел рукой по отросшим волосам Минги, которые не были спрятаны под кепкой. Он вдыхал аромат его одежды, кожи, винограда и старался запомнить их навсегда. Оба понимали, что им пора расстаться, но ни один не мог позволить себе оторваться от другого. Юнхо не мог поверить, что ему ответили взаимностью, хотя, наверное, им стоит обсудить этот вопрос в другой день, а Минги — что это все реально.       — Хочешь, я останусь с тобой? — подал голос Сон.       — Ни в коем случае, — Юнхо содрогнулся при мысли о том, что ему нужно будет переступить порог квартиры. — Я должен быть там один. По крайней мере сегодня.       — Тогда иди домой, а то тебе будет хуже.       — Мой дом уже не здесь, — Чон напоследок притянул парня к себе, вдыхая аромат волос. — Тут нет никого. Ни бабушки, ни тебя. Мой дом стоит передо мной и не хочет уходить.       — Но мне придется это сделать, да?       — Да.       — Мне прийти завтра?       — Если ты не сделаешь это, то совершишь преступление.       — Спокойной ночи.       — Спокойной ночи.       Минги с усилием отпустил тело Юнхо из своих рук и зашагал прочь, доставая сигарету из кармана. Он не оборачивался и не сбавлял темп перед поворотом на главную улицу, потому что знал: если остановиться сейчас — уже не сможет уйти. Чон провожал его полным печали взглядом, но ушёл лишь тогда, когда нос переставал улавливать ноты винограда в запахе дождя. Он обхватил пальцами ручку чемодана и поднялся вверх по лестнице, стараясь не обращать внимание на трясущиеся ноги и бьющий по голове жар. Дверь легко поддалась, но для него она всё равно казалась слишком тяжёлой. Наверное, он просто искал причины не идти дальше. Поднимаясь на нужный этаж, он резко осознал, что в мыслях не было ничего. Пустота, которая была хуже любой дурной идеи, пустота, которая пожирала его изнутри, вытесняя эмоции.       Ключ трясся в его руках, неприятно лязгая о брелок и ключ от почты. Он еле как вставил его в скважину. Парню стоило адских усилий провернуть его три раза и толкнуть дверь, чувствуя адский холод от стен, которые были увешаны фотографиями и картинами. Все было таким же, как и раньше, словно бы снятым на фотоплёнку в одном моменте, но было абсолютно другим в то же время. Юнхо до этого вряд-ли так сильно осознавал, что теперь он абсолютно один. Никто не вышел его встречать, не стал ругать за то, что он так поздно, не предложил теплого молока, чтобы он отогрелся, не сказал, какие таблетки пить, чтобы сбить температуру. Бабушки не было. И больше никогда не будет. Она навсегда растворилась в стенах с цветочными обоями, в рамках с пейзажами маковых полей, в тумбочке при входе, в мягком постельном белье, в тарелках, кружках, пледах, одежде, висящей в шкафу, но её больше не было. Юнхо прислонился к косяку, не имея сил перешагнуть порог, за которым на коврике стояла пара её обуви, и скатился на кафель. Слезы катились из глаз, но он абсолютно их не чувствовал. Ему хотелось раствориться вместе с ней. Вся его семья теперь была воспоминанием, длинным, тянущим болью, превращённым в пыль в погребальной урне воспоминанием. Его родной дом превратился в пепел, а дом, который стал ему почти как родной, превратился в холодную декорацию. Свет, просочившийся через шторы, освещал предметы, которые до этого словно имели душу и жизнь внутри. Сейчас же, всё казалось абсолютно одинаковым. Куда бы не падал взгляд его глаз, ничего больше не имело того смысла, который несло в себе раньше. Юнхо подтянул к себе колени, стараясь заглушить всхлипы. Чемодан уныло стоял рядом, напоминая о том, что он вроде как приехал обратно. Приехал домой. Но вот только было ли теперь это его домом? Наверное, всё же нет. Жилой площадью, помещением, но домом — ни за что. Там не было тепла, уюта, разговоров, мягкости, прикосновений. Его дом умер, воскрес, переродившись вмиг в другом, который сейчас шёл по улице, промокая до нитки под дождём. Но того, что было раньше, того дома, который он так любил, который так отчаянно хотел вернуть, уже не было. У Юнхо не было дома.