Жизнь и Страдания Серого Стража в Эпоху Дракона во время Пятого Мора

      Глубокой за полночь Алим играл в шахматы, сидя в кресле у камина. Морриган окинула взглядом залу — тихую и мрачную, где совсем недавно было празднество, точнее тризна по всем павшим в борьбе с Архидемоном. С момента окончания Пятого Мора прошла три года, но ее Сурана все еще не мог отпустить те напряженные времена и плохо спал по ночам. А быть может, Алим просто-напросто обращается в Порождение Тьмы, не обремененное необходимостью проводить часть своей жизни в постели.       — Друг мой, — заговорила Морриган, — ты очень огорчишься, если мы завтра покинем эти стены? Вместе, в Амарантайн или в Неввару, в Андерфелс — куда угодно.       — Уже завтра? — Сурана отвлекся от созерцания фигур на доске и внимательно посмотрел на жену. — Мне показалось, что тебе здесь очень нравится.       — Ты ошибся, друг мой, — прервала его Морриган. — Но мы еще сюда вернемся. Даю слово.       — А как мне быть с Фионой и ее предложением? — промолвил он наконец. Морриган лишь пожала плечами. Что сказать мужу?       Но говорить или объяснять и не надо было. Он и без того все понял, как понимал многое благодаря своей интуиции. Погладив себя по коротко стриженной голове, он убрал фигуры в мешочек и улыбнулся:       — Главное, что мы живы, и, в некотором роде, молоды и здоровы. Пойду собирать вещи. Вот Киран обрадуется! Он очень жаждет путешествий. Цитадель Первого Стража — кладезь истории!       Он неспешно встал и вышел из залы. На пороге он остановился перед ведьмой, взялся за ее подбородок и внимательно всмотрелся в ее кошачьи глаза.       — Все хорошо, Мо?       — Более чем, — хасиндка поцеловала мага. — Более чем, друг мой.       В отличие от Морриган, с таинственным видом известившей его о внезапно предстоящем, как снег летом, отъезде, Алим с тяжелым сердцем отправился с поздним визитом в пансион. Он знал, что Верховная чародейка также не спит по полночи, как и сам Сурана. Уж Фиона точно не встретит его сообщение с радостным воплем.       Со смешанным чувством шагал Алим по пустеющим улицам Вал Руайо. Он естественно, мог взять экипаж, но предпочел пройтись пешком и попрощаться таким образом с блистательной столицей, к которой неожиданно для себя прикипел всем сердцем, да еще и в такой короткий срок. Его мучили сомнения: правильное ли он принял решение? Это покажет только время, но ему-то приходится действовать немедленно. И как бы потом не сожалеть о неверном выборе.       Два храмовника на входе вообще никак не отреагировали на его столь позднее посещение пансиона, продолжая стоять недвижимыми истуканами. Но вот Алим достиг своей цели и тихонько постучал в дверь. Через щелочку между ней и полом лился неровный свет магического артефакта. Спустя несколько секунд послышался скрежет отпирания засова и Фиона предстала перед Алимом со своей неизменно добросердечной улыбкой, к которой он так привык за несколько недель.       — Алим! Какая приятная неожиданность! Входите пожалуйста! — говорила она, вводя его в комнату и усаживая в кресло. — Чаю?       Но Алим не сел. Он остался стоять с несколько зажатым видом посреди кабинета, крепко сжимая в руках свой посох.       — Я пришел, чтобы… чтобы выразить вам свою благодарность, — начал он. — Вы так много для меня сделали.       И он замолчал, словно провинившийся подросток, который разбил окно или стащил у Фионы шапку.       Эльфийка, кусая губы, тоже не произнесла ни звука, внимательно смотрела на него, и взгляд этот подсказал Алиму, что ей все ясно без слов. Она догадалась, что он хотел ей сообщить. И все же она, казалось, боролась с желанием всеми правдами и неправдами задержать его, чтобы доказать серьезность своих чувств. Но она, заиграв желваками, ограничилась тем, что коротко кивнула.       — Признаюсь, тут пристрастна: я делала это с удовольствием.       Наступила глубокая тишина.       — Да, по-моему, следует кое-что объяснить вам, — нашел в себе силы продолжить беседу Алим.       — Не надо объяснений, Алим, — все с тем же дружелюбным выражением покачала головой чародейка. — Мы, маги, можем вызвать огненный смерч и снежную лавину, камнепад и молний каскад, вылечить болезни и много чего еще. Но чувствам приказывать нам не дано. Они не поддаются нашему влиянию, пытаться идти им наперекор — затея неудачная, даже бессмысленная… Я могу вас обнять? — поинтересовалась она чуть погодя.       — Если того желаете, — поспешно ответил Алим, опуская глаза.       Фиона нежно обвила талию мага. Легкая краска смущения разлилась по его лицу, он вскинул голову и встретился взглядом с Фионой. Ох, ее лицо было так близко, ресницы подрагивали, губы зазывающе приоткрылись… Впрочем, через миг чародейка разорвала дистанцию. Сурана не сразу смог подобрать нужные слова.       — Вы эталон женщины. Я вам стольким обязан! Как вы полагаете, мы сможем остаться добрыми друзьями и продолжать сотрудничество?       — Я всегда буду относиться с уважением к вашим магическим и целительским познаниям, — не задумываясь ответила Фиона. — Что же касается дружбы… Во всяком случае, нам надо попытаться. — И на ее устах появилась та самая лучезарная улыбка, исполненная доброты, которая так нравилась Алиму.       — Всего вам хорошего, Фиона! — И Алим протянул ей руку.       — А давайте лучше еще раз обнимемся!       — Хорошо.       — И вам я желаю лучшей доли! Возьмите зелье со стола, его на первое время хватит. Пейте по глотку, едва услышите отголоски Зова. Рецепт там же, под флаконом. Будьте здоровы, Алим! — Фиона крепко, с чувством прижалась к груди эльфа. Мужчина явно ощутил, как бешено стучит ее сердце.       На пороге Алим еще раз обернулся. Фиона стояла неподвижно, с прежней улыбкой на губах. Он быстро захлопнул за собой дверь и поспешно направился к дому.       Сборы в дорогу проходили в обыденной спешке. Количество вещей, требовавших упаковки, увеличилось в десять раз за счет приобретений в столице Орлея. Лелиана с радостью предоставляла отъезжающим свои сундуки, втайне надеясь, что они послужат лишним побудительным мотивом к повторению дружественного визита в не столь отдаленном будущем.       Зеврану было труднее всех расстаться со всеми красивыми Сестрами Света, повседневно окружавшими его в Вал Руайо. Чтобы утешить антиванца, Лелиана подарила Зеврану на память миниатюрный молитвенник из тончайших белых листов. Зевран отнесся с уважением к книге, время от времени почитывая оттуда по стиху.       Для волкодава Геральта, Алим приобрел два мешка собачьих галет, рассчитав, что на дорогу ему, во всяком случае хватит, а в Андерфелсе его выручат запасы интенданта цитадели Вейсхаупт.       Утром Фиона и Лелиана проводили компанию до ворот. Экипаж остановился у главного входа в город, и подоспевшие стражники собрались обыскать карету, но Лелиана жестом остановила их.       — Ненавижу сцены расставания, — с обычной решительностью сказала она. — Слезы так и просятся наружу. Давайте попрощаемся здесь и останемся с мыслью, что это ненадолго.       Она поочередно обняла всех и каждому нашептала рифмованное напутствие на дорогу. Но когда она повернулась к Кирану, лицо ее неожиданно приняло серьезное выражение. Под напускной суровостью Алим увидел, как тяжело женщине расставаться с его сыном.       — До свидания скорого, мой маленький друг! — нараспев прошептала Лелиана, быстро повернулась и ловко спрыгнула на брусчатку.       Фиона дошла с ними до крытого досками рва, там попрощалась и возвратилась в город. Карета уже встала в очередь на выезд, вокруг нее с озабоченным видом забегали собаки, которых ретиво разогнали дорожники. Времени оставалось лишь на то, чтобы еще раз высунуть голову и бросить последний взгляд из главных ворот на шумящий вокруг город. Оглянувшись на мгновенье, Алим понял, что обязательно вернется сюда, в этот град, который, быть может, поможет найти ему решения наболевших проблем.       Многодневное путешествие в Вейсхаупт оказалось не менее трудным, чем дорога до Вал Руайо. Правда, теперь Алим уже не так волновался за здоровье сына, но ему не давали покоя и другие вопросы. Не будет ли ему чересчур трудно привыкать к роли отца? И как Морриган восприняла то, что стала матерью? Помнится, что когда-то ведьма звала своего будущего ребенка «то» и «оно». Но сейчас все изменилось. Ведь так?       — …вот, — на ладони Кирана появился маленький мабари, сотканный из фиолетовой маны. Крошечный волкодав плюхнулся на зад и очень натурально почесался за ухом.       — Ох! — Морриган растроганно покачала головой, закивала, а потом прикрыла лицо руками и прошептала, — Мастер! Мастер Киран! — Ведьма схватила Геральта за голову и, в сердцах, поцеловала пса в морду.       — Вне всяких похвал, сынок! — поддержал ее восторг Алим.       Другими также постепенно овладело беспокойство. Зевран, правда, еще пребывал всеми мыслями в Вал Руайо, но в то же время радовался предстоящей встрече с новыми подругами и обдумывал, что им в первую очередь расскажет о его пребывании в большом городе.       Мешки с галетами иссякли быстрее, чем предполагал Алим, и обжора волкодав перешел на дополнительный подножный корм: птиц, бобров и белок.       Что же касается Морриган, то ее было просто не узнать, хасиндка вела себя совсем не так, как раньше. Она болтала без умолку и валяла дурака с сыном и волкодавом — одним словом, на удивление Алима, вела себя так, как подобает вести себя счастливой матери. Втайне он даже ей завидовал: возвращение в Вейсхаупт сулило ему встречу с главой Серых Стражей, от которой можно было ожидать чего угодно, вплоть до снятия с должности. А все потому, что целитель Дюгарри и его свита настрочили два десятка пасквилей на бедного Героя Ферелдена. Впрочем, Алистер Тейрин, король в друзьях у эльфа, оставлял Алиму солидные шансы выйти сухим из воды. Не стоило орлейскому старику звать Пятый Мор ложным. За такое в Ферелдене бьют по лицу. Больно бьют.       Последняя часть пути, которую они проделали в почтовой карете, направлявшейся по маршруту Монфор-Шислен-Шарно-Вейсхаупт, показались им всем нескончаемой. Тем более, что окружающая природа, почти погрузившаяся в зимний сон, ничем не радовала взгляд. Ее однообразие нарушали лишь редкие деревья, вздымавшие обнаженные ветки к бело-серому небу, да пролетавшие поодиночке вороны.       Алим вспоминал свой первый приезд в главную цитадель Ордена. Стояла ранняя весна, луга и леса только-только надели зеленые наряды, на ярко-синем небе сияло солнце, его лучи уже ощутимо напекали голову. Прекрасный весенний пейзаж казался тогда Алиму, разлученному обстоятельствами с хасиндкой, хоть и чуждым, но добрым предзнаменованием. Что же ожидает его сейчас, когда он находится рядом с женой и сыном?       Когда же вдали наконец появились смутные очертания Вейсхаупта, точнее Белой Головы — высоченной горы, с пика которой круглый год не сходит снег, у Алима возникло странное ощущение, будто со времени их отъезда из Вал Руайо миновала целая вечность. Качаясь и подпрыгивая на колдобинах, карета ехала по единственной улице форпоста, что расположился у подножия скалы, и, хотелось бы сказать, что со всех сторон к нему бежали люди, чтобы встретить его. Но реальность оказалась прозаичнее: на улице было всего пять человек, причем двое из них раскачивались на веревках, сброшенных через арку и уже точно ничему не обрадуются. Со своего места Алим разглядел через окно, что повешенные имели удлиненные, заостренные уши, которые неторопливо клевало нахохлившееся воронье.       Киран с Геральтом в мгновение ока выскочили из кареты, и прежде чем Алим успел поставить ногу на ее ступеньку, мальчик и пес уже кинулись к висякам. Киран срезал маной веревки, а волкодав пытался поймать кого-нибудь из обнаглевшего пернатого семейства, которое кружилось плотным кольцом и не спешило покидать арку-кормилицу. Один отважным ворон спикировал и больно клюнул волкодава прямо в гузно. Геральт жалобно заскулил и закружился на месте.       — Фьють! — Морриган пронзительно свистнула и птиц, как ветром сдуло.       Троица стражников, что грелись у костра, поглядели на мальчика и пса чуть настороженными глазами, да и скрылись в покосившейся хибаре.       До Алима стало доходить, что, по-видимому, их никто не ждал. Подлечив срамную рану у пса, он в нерешительности остался стоять у кареты и огляделся вокруг. Ничего не изменилось — все те же ветхие деревянные лачуги вдоль главной улицы; грязь, которая вмиг покрыла подошву его сапог толстым слоем, бедно одетые люди начали выбираться из своих домов и неторопливо создали толпу вокруг кареты; древний замок на ледяной горе, его самый высокий шпиль мог вполне сравниться по высоте с кинлохским — все было точь-в-точь таким, как в день его крайнего визита. Андерфелс — Страна Чудес…       — Погромщиков раньше весны сняли, — сетовал согбенный старик, пряча письмо за пазуху. — В Замке будут недовольны.       — Я разберусь, — уверил его Алим и бросил по монете двум мужчинам средних лет. — А пока снесите тела в ледник.       И тем не менее им овладело необъяснимое чувство: словно он самый счастливый эльф на свете, его охватила радость при виде Кирана, который, стоя по пояс в с негу, отряхивает порошу на загривке волкодава и садится ему на мощную спину.       Внезапно Сурана ощутил спиной чей-то пристрастный взгляд. Он замер, но в следующий миг медленно оглянулся.       На расстоянии нескольких шагов от Алима стояла Морриган и смотрела на него. И ее руки были разведены для объятий.       Не думая больше ни о чем, Алим бросился бежать. Он бежал, не обращая внимания на то, что его сапоги вздымают комья грязи из колеи, что мерзлая земля пачкает дорогую ткань плаща. Он бежал к Морриган, к той самой девочке из Коркари, близ которой он чувствовал себя счастливым, всей своей кожей ощущая, что вместе с любимым человеком и его поддержкой не страшны никакие невзгоды и ненастья. С Фионой, несмотря на многочисленные ее преимущества, он никогда бы не смог испытать ничего подобного.       Он почти достиг Морриган, как почувствовал сильный толчок в ноги, как земля уходит из-под ног и в его рот и длинные уши набивается снег, а на щеке моментально возникает синяк — саднит пульсирует.       — Ты сдурел? — воскликнула Морриган, держа Кирана на руках. — Сильный, смелый, страшный — едва дитятю моего не задавил! Нехорошо, нехорошо…       Пока ведьма тихонько шипела по-хасиндски, как закипающий чайник, сын концентрировал в ладони ману.       — Отец, ты не ушибся? — Киран сделал пасс рукой и боль как рукой смахнуло. — Матушка, это я сильно разогнался на Геральте!       Зевран подал руку и сдернул Алима с обледенелой земли.       — Спасибо, Зев, — Сурана оправился, ласково приобнял хасиндку с сыном, уперся лицо ей в макушку, глубоко вдохнул запах ее тела. — Я вас люблю.       — Алим! Ловкач бесстрашный! Таких кувырков даже рыжая воровка не казала, — с придыханием шепнула она. — Ты тоже мил сердцу моему.       И их губы сомкнулись в поцелуе, который, казалось, будет длиться вечно.       — На ее месте должен быть я! — Зевран, театральным жестом всплеснул руками, разочарованно пнул сугроб и поплелся разгружать вещи.