late realization.

Мо Жань простонал от безысходности ситуации. В какой момент все пошло не так? Ответ на этот вопрос терзал его уже довольно продолжительный отрезок времени. Покашляв от колюще-пульсирующей боли в горле и груди, он стряхнул с руки сгусток застоявшейся бордовой крови и встал со своей кровати, на которой зависал в последнее время слишком уж часто. Он мог, конечно, и поспать, но миллион, если не миллиард противоречащих друг другу мыслей в голове и неприятная боль в груди, поднимающаяся с каждой минутой все выше и выше не давали Мо Вэйюю и малейшего шанса на здоровый сон. Осмотревшись по сторонам, он мысленно поразился тому, насколько же в его комнате было тихо на самом деле. Маленькими шагами двигаясь к двери, Мо Жань покинул помещение впервые за последние четыре дня. Надо сказать, в этот период к нему приходил и Ши Мэй, и Чу Ваньнин, и даже Сюэ Мэн, только вот никого из них он не пускал дальше порога. «Чертовы цветы пионов, почему вы колитесь так же, как шипы от роз???», — мысленно проругался Мо, выгоняя своих друзей и учителя, — «я, конечно, знаю, что это за болезнь, но не думаю, что любимое растение Ши Мэя это такие крупные массивные бутоны...Однако, если я сейчас страдаю от них, значит все так и есть». Оглядываясь по сторонам, Вэйюй поспешил на улицу в надежде, что смог остаться никем не замеченным. Он бежал в покои Ши Минцзина, чтобы убедиться в том, что это именно его любимые цветы, однако не учел того факта, что болезнь все ещё при нем, и что может случиться совсем нежданный конфуз. Залетая в дверной проем, Мо Жань окликнул Ши Мэя. — Ши Мэ-э-э-эй! — А-Жань? Что-то случилось? После этих слов к горлу Мо подошел ком из лепестков белоснежного пиона, который уже успел стать алым, однако тот держался изо всех сил. — Ши Мэй, могу ли я узнать, какие твои любимые цветы? — ... После небольшой паузы, которая заставила Мо Жаня напрячься, Ши Мэй ответил: — Я люблю все виды цветов! Но ты видел ромашки? Обычные полевые ромашки. Они так успокаивают, каждый раз, когда вижу их, хочется расслабиться и не думать ни о чем плохом. А для чего тебе это, А-Жань? Мо Вэйюй остолбенел. Как это так, что любимыми цветами его любимого человека не являются пионы? — Ши Мэй, ты в этом уверен? Разве ты не предпочтешь ромашкам красивые бутоны белых пионов? — Пионы невероятно прекрасны, но если сравнивать их с ромашками, то они уйдут на второй план. Мо Жаня посетили смешанные чувства и эмоции. Он настолько погрузился в свои мысли, что совсем забыл о том, что сдерживал колючие лепестки цветов, рвущиеся вместо с кровью наружу. В эту же секунду изо рта Мо Жаня стремительно начали вылезать измазанные в крови багрового цвета пионовы лепестки. Тут-то Ши Минцзин все и понял. — А-Жань? У тебя ханахаки? Почему ты не говорил, мы беспокоились за тебя! — А что бы вы могли сделать? — Мо Жань уже перестал сдерживать слезы, скопившиеся в уголках глаз, — Я люблю тебя, Ши Мэй, уже довольно долгое время, я думал, что ты любишь пионы, ведь именно их я сейчас и выплюнул, но, как оказалось, это не так! Я был уверен, что люблю тебя уже по крайней мере 17 лет, а что оказалось? Я даже не знаю, в кого влюблен, понятия не имею, чьи это цветы, мне осталось в районе месяца, если за этот период я не найду человека, что отнесется ко мне с теплом и заботой, то просто скончаюсь, уже во второй раз! Так мне и надо, неблагодарная мразь, не заслужившая ничего хорошего, не смог сделать тебя счастливым и ты умер у меня на руках, а учитель не сделал совсем ничего! Сам того не подозревая, он на одном дыхании выпалил все то, что было у него на душе, хоть и не планировал этого. — Что значит 17 лет? Тебе ведь сейчас даже нет 17, в чем дело? Что значит «не смог сделать тебя счастливым и ты умер у меня на руках, а учитель не сделал совсем ничего»? Как я мог умереть, я ведь жив? Тебе приснился плохой сон? — ... — Ши Мэй, забудь все, что я только что сказал. — Нет, А-Жань, мне интересно, расскажи. — Тебе не стоит этого знать, похоже, у меня и правда был плохой сон, прости. Мо Жань быстро встал и покинул комнату, смотря в пол, однако, совсем не ожидая того, врезался во что-то большое, похожее на стену. Подняв глазая он увидел перед собой высокого мужчину с белых одеяниях. Чу Ваньнин! «Его тут только и не хватало, конечно!» — Мо Вэйюй, выйди, нам нужно поговорить. — Учитель? Ваш ученик опять где-то допустил ошибку? — Нет, просто иди. Послушавшись, Мо Жань пошел за ним, в глубине души веря, что тот не слышал всего того, что он наговорил Ши Мэю только что. — Мо Жань, я все слышал и видел. То, как ты выплюнул испачканные кровью лепестки, то, как ты сказал, что Ши Мэй умер, а я ничего не сделал, и даже то, что ты любишь его уже 17 лет. Я признаю, что с моей стороны было очень плохим и некрасивым жестом подслушиватья но дело сейчас не в этом. Я давно подозревал что-то подобное. Так сколько же тебе лет на самом деле? Мо Жань поколебался секунду, но всё таки ответил: — Этому достопочтенному 32. Я император трёх миров Тасянь-цзюнь, а ты, Чу Ваньнин, моя собачка, с которой я могу играть когда захочу. Вернее, не могуя а мог, ведь ты умер и я умер... Но это не имеет значения, ведь этот достопочтенный намерен сделать твою жизнь адом, потому что в той жизни ты не спас Ши Мэя от смерти... — не успев договорить, Мо Жань почувствовал у себя во рту нечто такое, чего не было там ранее, оно, словно любопытный ребенок изучало каждый миллиметр ротовой полости Мо. Конечно, это был язык Чу Ваньнина. Он перемещался от кончиков зубов до другого такого же языка, пока не дождался ответа на свои действия. Позже, неохотно отойдя друг от друга, ученик и учитель посмотрели друг другу глаза. — Мо Жань, цветы, которыми ты кашляешь, это белоснежные пионы? — Да. — А знал ли ты, что это мои любимые цветы? Мо Жань не знал, что ответить. Он не представлял, как может реально любить учителя, которому только что говорил, что готов мстить и издеваться хоть до конца жизни. — Ты любишь меня, так? — ... — В прошлой жизни ты покончил с собой, потому что рядом не было меня? — Нет, учитель! Просто... — «Просто» что? — ... Не дождавшись ответа, Чу Ваньнин снова затянул ученика в поцелуй. — Учитель, Вы тоже любите меня? — Мгм. — Но... Как такое может быть? Разве Ваш любимый ученик не Сюэ Мэн? — Ученик? Возможно. Но люблю-то я _тебя_. Мо Жань еще долго стоял там, не в силах понять произошедшее, ведь только что учитель, которого тот, кажется, ненавидел всеми фибрами души, признался ему в любви. Он не понимал, как же тогда называются чувства, что он ощущал, будучи рядом с Ши Мэем. Он бы размышлял так еще долго, если бы Чу Ваньнин не позвал его. — Мо Жань, подойди сюда. Тот без колебаний подошел к учителю. — Как ты себя чувствуешь? —... — А как я себя должен чувствовать? — Я имею ввиду ханахаки. В порыве противоречивых и смешанных эмоций Мо Вэйюй совсем забыл о том, что страдал от боли, буквально разрезающей и убивающей все его органы внутри. — Я не чувствую ничего из того, что было последние четыре дня. — А знаешь ли ты, почему так? Мо Жань догадывался, но все же решил узнать. — Когда объект, к которому ты испытываешь романтические чувства, отвечает тебе взаимностью, все цветы, выросшие в организме человека, начинают медленно увядать, пока не покинут организм естественным образом. — Я так и знал, однако... Уч.. Чу Ваньнин, тебя разве не приследовала подобная болезнь? Ты ведь тоже любишь меня и понятия не имел, взаимно ли это. В этот момент Чу Ваньнин фальшиво улыбнулся и достал из кармана платок, покрытый кровью, в который были завёрнуты лепестки вьюнов. — Это ведь твои лиловые вьюны, верно? — У меня нет любимых цветов, просто раньше, когда я был совсем маленьким, именно эти видел чаще всего у своей матери, даже названия их не знал. Как давно у тебя эта болезнь? — Месяц, а может и два. Я пил подавители, возможно поэтому и жив сейчас. Мо Жань шумно вдохнул, подошел вплотную к Чу Ваньнину и снова поцеловал его, неловко двигая своим языком. «Тасянь-цзюнь, который что в прошлой, что в этой жизни целовал много кого и много раз, стесняется поцеловать того, с кем у него взаимные чувства, что за ерунда?! Мо Жань, возьми себя в руки, ты же не мямля и не сопля какая-нибудь» — пробубнил про себя Вэйюй, после чего отстранился. — Чу Ваньнин, я надеюсь, что мое желание задушить тебя в конечном счете сойдет на нет, а пока придется потерпеть. — Я ждал ответа на мои чувства, значит и этого дождусь.