***
— Ты читер! Ну серьезно. Выиграть шесть раз подряд — это вообще как?! — Энма кричит в подушку. — Пха-ха-ха. А кто там говорил, что он выиграет? — Это вообще невозможно. С тобой играть на спор — нереально. — Ну и не играй, я же не заставляю, — Тсуна победно ухмыляется и вдруг берет в руки подушку, кидая ее в Энму. — Ах ты! Получай! — Энма в ответ бьет Тсуну. Начинается война подушками. В самый разгар битвы заходят Алауди и Джи, получая прямо по лицу. Сзади них стоит Кея, слегка офигевая, пока и в него не прилетает подушка. В итоге, спустя десять минут в войну вовлекают всех. — А ну иди сюда, — Хибари ловит убегающего Тсунаеши на руки и прокручивает пару раз. — Пустиии. Кея, атпути. — Иначе ты снова начнешь кидаться подушками. — В тебя — естественно. — Зверёк, не беси меня. Лучше успокойся. — И все же, поставь меня, я тяжелый, — Тсуна касается земли ногами и поворачивается к Энме. Тот тяжело дышит, но улыбается. — Тсуна-кун, с тобой и правда весело, — они прощаются, и Козато уходит домой. Тсуна вслед ему обещает, что они еще раз сыграют, но теперь уже в другую игру.***
— Доброе утро, Тсуна-кун, — Энма здоровается первым, как только видит парня в школе. — О. Доброе, Энма-кун. Боже… Я совсем не выспался. — Что такое? — Волновался сильно. Кея вернулся домой, еще и так непривычно было… — А что случилось? — Не думаю, что он был бы рад, расскажи я тебе об этом. — Я понял. Не хочешь вместе пообедать? — С радостью. Не будешь против небольшой компании? — Нет. — Кея! — Тсуна быстро прощается с другом, обещая вернуться к первому уроку. Он подбегает к своему парню, сразу замечая на его лице синяки. — Что это? — Где? — Хибари отворачивается. — Повернись ко мне. Гульчатай, открой личико. — Гуль… Кто? — Неважно, — Савада сам берет парня за подбородок и поворачивает его лицо к себе. — Спрошу еще раз: что это? — и специально надавливает на ссадину. — Айщ, — Кея морщится. — Терпи, полудурок! — Не ори на меня! — А ты на меня! Пошли в медпункт, idiota. И сегодня ты остаешься у меня. — С чего это? — С того. Я не пущу тебя домой. — Зверёк. — Это не обсуждается! Да почему её никогда нет, когда она нужна, — Хибари не обработал себе раны, поэтому этим займется Тсунаеши. — Раздевайся. — Чего? — Футболку снимай, я тебя осмотрю. — Медбратом записался? — Почти. Твоим личным, — Савада проходится ватой по спине и смотрит с нежностью. Он следует какому-то порыву и оставляет влажный поцелуй под лопаткой. — Ты чего творишь? — Кея аж дергается. — У тебя такая светлая кожа, что так и хочется оставить на ней отметины. — Хн? — и тут Кея чувствует укус на том же месте, где был поцелуй. — А-ах~… — Вау, — Тсуна прыскает в кулак и продолжает мазать чужие синяки. Затем он переходит к лицу. Тут уже нежность немного отступает, и чтобы Кея не рыпался, он берет его за подбородок. — Поцелуй меня, — серые глаза блестят азартом. — Это был приказ? — Просьба. — Ну тогда я обязан ее исполнить, — Тсунаеши наклоняется и целует. Не нежно, напористо, и получает отдачу, которая ему нужна. Отстранившись, Тсуна льет перекись на ссадину на чужой щеке. — Готово. — Спасибо… — Я пойду, а то опоздаю на урок. Жди меня, хорошо? — Ты идиот, ты знал об этом? — Такой я только для вас, понимаешь? — Тсуна ухмыляется и выходит из медпункта.***
— Дядя Ал, кто ты по образованию? — на большой перемене Тсунаеши делает один звонок. — Учился на следователя, стал детективом, а что? — У тебя есть знакомый, который работает в суде? — Малыш, что ты хочешь? — Потом скажу, не по телефону. Кстати, я приду с Кеей. — Что-то случилось? — слышится голос Джи. — Можно и так сказать. Кто-нибудь из вас может сходить со мной сегодня? Хочу навестить его маму. — Вернись домой сначала, а там уже поговорим, — Алауди прав. — Понял, — Савада сбрасывает звонок. — Тсуна, там, кажись, к тебе, — Ямамото подцепляет палочками кусочек свинины из бокса Тсунаеши. — Эй, это воровство! — Но тебя действительно там кто-то ждет. Стой, это разве не та, которая над тобой издевалась? — Над Тсуна-куном издевались? — Энма удивленно пялится на друга. — У тебя просто поменялась аура, — Такеши снова хватает мясо. — Вот она и не лезла. Но ты же не думал, что так будет продолжаться и дальше? Пока не ответишь, они не отстанут. — Сам решу, что мне делать, — фыркает Тсуна. — И сейчас я явно не хочу с ней говорить. Если еще учесть, с кем она там, я вдвойне не хочу. — Твоё дело, — Такеши встает и поднимает голову, смотря в небо. — Так тихо и спокойно, навевает неприятные ощущения. — Да, я тоже это чувствую, — соглашается Хаято. — А я знаю, что грядет что-то опасное настолько, что умереть можно, но у нас в запасе еще… — Тсуна задумывается. — Пару месяцев точно. — Так мало? — Энма закрывает свой бокс. — За это время нужно тренироваться еще сильнее, так что завтра у нас общая тренировка с Реборном. А теперь обратно в класс, обед почти кончился.***
— Зверёк, ты чего удумал? — Хибари пытается развести Тсуну на диалог. — Ничего такого, из-за чего тебе придется волноваться. — Если это говоришь ты, мне тем более стоит волноваться. Ты же мастер влезать в передряги. — Не настолько. — Настолько, — Кея вспоминает их первую встречу. Странные ощущения. — Я всего лишь хочу поговорить с твоей мамой. — Окей, ты всего лишь… ЧТО?! — Ты чего так орешь? — до дома осталось пройти пару кварталов, но Хибари останавливается. — Зверёк, нет. — Что здесь такого? — Все. Ты не знаешь эту женщину. — Какой бы она не была, это не повод бить своего сына. Как ее зовут? — Ты пойдешь один? — Нет, дядя Ал со мной, а еще ты. Не пойду же я к твоей маме без тебя. — Ты там… Головой не ударился? Зверёк, ты дундук. — Я живучий, не боись. Но сначала мы перекусим! — больше Тсуна не отвечает ни на один вопрос Кеи, и таким серьезным этого парня он видит впервые. Насколько сильны его чувства? — С возвращением, — Джи сидит в гостиной и чистит пистолет, возле него Реборн делает то же. — Мы дома. Я так голоден. — Ты же брал с собой обед, — Лампо зевает, спускаясь по лестнице. — Ребята его разобрали быстрее, чем я успел опомниться. — Юху! Тсуна вернулся! — из своей комнаты выбегает Ламбо, сразу вешаясь на парня. — Ламбо… Что с твоим пламенем? Его слишком много для тебя… — Это его настоящая сила, — Лампо пожимает плечами, как бы говоря, что он не при делах. — Вы идете к столу? — Асари выходит из кухни и сразу разворачивает Тсунаеши и Кею. Сразу так оживленно, и Хибари не понимает, почему чувствует такую легкость. Его не должно быть здесь, он не часть этого мира… — Да, я хочу с ней поговорить. Что здесь такого? Она не права. — А ничего, что это не твое дело? — у Алауди на лице почти нет эмоций, он говорит спокойно и даже не отрывает глаз от газеты. — Мое, если это касается дорогого мне человека. Мы связаны, я люблю его, он мой Хранитель — что мне еще сказать, чтобы показать, как сильно он мне дорог? — Этого было вполне достаточно. Кея, как зовут маму? — Рея… Хибари Рея. — Идите одевайтесь тогда, я как раз допью кофе.***
— Кто вы? — Рея открывает дверь и видит на пороге своего дома двух незнакомых ей людей и сына. — Я Савада Тсунаеши, друг Кеи, — Хибари сам просит пока не говорить маме, что они встречаются, иначе она их даже в дом не впустит. — Алауди, опекун Тсунаеши, — опекунство оформлено на Реборна, но ведь так легче представиться. — И что вы от меня хотите? Кея, опять куда-то вляпался?! — Мам, не кричи, пожалуйста. Они… Пришли поговорить. С тобой. — Со мной? Зачем? — Может впустите нас? — Алауди не горит желанием тратить еще больше своих сил. — И не подумаю. Кто его знает, что у вас на уме. — Статья 154 Уголовного кодекса «Умышленное нанесение физических повреждений», статья 76 «О домашнем насилии» (прим.а.: все выдумано!!!) — Алауди вдруг резко становится холоднее, его голос эхом отдает в ушах и бьет прямо по голове, словно молот. — Ч-чего?! — Хибари-сан, Вам лучше позволить нам зайти и поговорить, чем стоять на пороге и пытаться прикрыться законом. — Заходите, — женщина наконец отходит от двери, пропуская гостей и провожая сына тяжелым взглядом. — Оставим все на него? — Кея еле заметно кивает и ведет Тсуну к себе в комнату. — Вы два идиота. — Именно, но ты же все равно меня любишь. — Чушь. — Иначе бы не позволил придти сюда. — Я и так не позволял. — Не знаю, что будет говорить дядя Ал, но после разговора с ним твоей маме нужно будет немного времени. — Что такого в нем? — Не знаю. Для меня все это в порядке вещей, — ты врешь, Тсуна. Ты напуган и прячешься за напускным равнодушием. — Остается только довериться ему. — Я не доверяю ему. — Придется, он важен для меня. — Только из-за тебя. — О, слышишь? Дядя Ал начал полный разнос. Но что более важно… Что будет дальше? — В смысле? — В самом прямом. Кея, мы два парня, связанных друг с другом. Что будет с нами дальше? — Я не думал об этом, — Кея облакачивается о стену, смотря в потолок. И правда, а что им делать потом? Они почти ничего не знают друг о друге, но уже встречаются. Тсуне уже 18, а Кея уже два года как совершеннолетний. — Хах… Какой-то странный вопрос я задал. Да и не к месту он. — Нам давно надо это обсудить, еще с самого начала. Я уж думал, ты никогда не перестанешь притворяться, что все хорошо. — Ты о чем? — Тсуна делает вид, что не понимает. — Ты слишком показушно беззаботный. — Я не понимаю тебя, Кея. — Тсуна, ты остался без родителей, а через пару дней в хорошем настроении пошел в школу. Ты думаешь, это не заметно? Думаешь, никто не видит, что в твоих глазах пусто, когда ты смеешься? — Не говори глупостей, я не притворяюсь. — Это ты не говори глупостей, теме. В прошлый раз я озвучил только свои наблюдения, а сейчас я просто говорю от лица всех. Они беспокоятся о твоем состоянии, видя, что с тобой не все в порядке, но боятся сказать тебе. Давай поговорим об этом. — Я… — Тсунаеши пытается в своей голове найти способы перевести тему, но все варианты кажутся глупее предыдущих. — Убегаю от самого себя, заваливаю себя работой и окружаю людьми, чтобы не было времени копаться в своих мыслях. Но давай откровение за откровение? — Хочешь, чтобы и я тебе что-то рассказал? — Да. — И что же? — Позже узнаешь. Что ты хочешь услышать от меня? — Правду. — Как я себя чувствую? Ужасно. Как будто нет части моей души. Как будто в тот день умерли не они, а я. Да, я устал притворяться, что все прекрасно, но я не могу по-другому. Так я хотя бы создаю видимость того, что держу ситуацию под контролем. Видимость, что у меня есть силы продолжать жить. Видимость, что мне нет дела до того, какими взглядами меня одаривает добрая половина школы. — А тебе есть? — Что? — Дело до их взглядов. Разве тебе не плевать? Или ты у нас все-таки заботишься, что о тебе думают такие жалкие травоядные? — Кея подходит ближе. — Раньше на меня просто смотрели, как на отброса. Я плохо учился, ни с кем не общался, был мальчиком для битья и все такое. Теперь у меня своя «компания» друзей, они не подпускают ко мне тех обидчиков, а теперь я еще и с тобой хорошо общаюсь, да к тому же взялся за учебу. — И тебя волнует именно это? — Нет. Меня это настораживает, как если бы это было затишьем перед бурей. Моя интуиция грозится разорвать мне голову на части, и я понятия не имею, как это контролировать. — Хорошо, давай дальше. — Мне не плевать, я не примерный ученик, я просыпаюсь каждую ночь из-за кошмаров, кроме тех дней, когда ты спишь со мной. Я думал о том, что меня не должно быть в этом мире, потому что люди вокруг меня умирают. Самые близкие мне люди. Из-за меня. Я… Ненавижу себя. Всем сердцем. Но я хочу защитить вас, потому что из-за меня… Вы все в опасности… Не хочу потерять вас… И тебя в особенности. — Савада, ты идиот. Мы идем за тобой не потому что считаем, что должны помочь Вонголе, мы помогаем Вонголе, потому что идем за тобой. И втянуты мы все сюда добровольно, никого вилами не держат, под дулом пистолета нас не уговаривают. Без родителей сложно, безумно сложно, но у тебя есть друзья, старшие товарищи твоего отца и я, и уж если нам не по силу вбить это в твою бошку, то называть себя близкими тебе людьми будет просто неправильно. Поэтому только попробуй еще раз так долго притворяться позитивной булочкой с корицей, потому что ты ебаный имбирь! — Ты сравнил меня с едой¿ — Тсуна прыскает в кулак, стараясь сдержать смех. — Океей. Я сказал не все, что держал в себе… Но остальное, думаю, всплывет чуть позже — не все ведь сразу? — Теперь ты хочешь послушать меня? — Предпочту отложить этот разговор на наше возвращение домой, потому что дядя Ал, судя по звукам снизу, закончил.