***
Перед тёмным переулком, ведущем во внутренний дворик, находящийся за двумя примыкающими пятиэтажными зданиями, из ниоткуда возникает не шибко высокий мужчина с прямыми волосами цвета вороньего крыла средней длинны, аккуратно уложенными за круглые уши с неярко выраженными мочками, и незаурядной европейской наружностью, но с нетипично бледной для австрийца кожей. Не обнаружив в округе нежелательных свидетелей, Тремер неторопливо стягивает с себя обветшалую чёрную мантию с капюшоном, пылившуюся в его укрытии с 1940-х годов. Он щёлкает пальцами, и отжившая свое магическая накидка загорается, превращаясь в неприметную кучку пепла. Его пронзительным тёмно-карим глазам толком не за что зацепится, однако у себя за спиной Кристоф слышит песню незнакомого жанра, предсказуемую и… неполноценную, а доносятся эти звуки из окон старейшего борделя Вены, ныне ставшего самым популярным среди молодёжи ночным клубом. Осматривая смутно знакомый квартал с высоты своим обострённым восприятием, на время отделённым от тела, Тремер с первых секунд понимает, где оказался после неидеальной трансгрессии. По всей видимости, Этриус находится в хорошо скрытом и защищенном высокоуровневыми ритуалами месте, поэтому Кристофа закинуло на свободный кусок земли в нескольких километрах от истинного положения цели заклинания, изначально задуманного как метод бегства от осаждающих замки врагов, а не как средство для насильственного проникновения в чужое жилище. Он ни капли не удивляется подобному стечению обстоятельств. Все его ученики принадлежат к четвертому поколению и обладают не меньшими знаниями в герметической магии, чем сам Тремер, уступая своему сиру только в силе крови. Но различие это стало бы для них фатальным, если бы им пришлось сразиться с учителем. Отнеся скучное музыкальное произведение к новой разновидности надоедливого городского шума, придуманного глупейшими из смертных, древний вампир не оглядываясь идёт к задней двери соседнего комплекса, предназначенной для посетителей круглосуточной прачечной. Пройдя в подсобное помещение, забитое рядами гудящих пластиковых коробок, Кристоф указывает пальцем на неприметную старушку, скрывающую лицо за раскрытой на разделе с кроссвордами газетой. «Исчезни с глаз моих», — его властный голос, усиленный двумя клановыми дисциплинами: прорицание и доминирование; звучит у неё в голове, полностью подавляя разум смертной женщины с ничтожной волей. Сверкая пятками наемная работница выбегает из прачечной в слепой панике, с преданностью верной собачки исполняя приказ неизвестного господина, а ценный источник информации сам прилетает в приподнятые до груди руки Тремера. Изучив содержание всех новостных статей за две минуты, Кристоф не находит в них ничего стоящего внимания, не считая неточной, но близкой к актуальной даты: «24 декабря 1998 года». Ни один каинит не владеет пугающим многообразием языков смертных, изменчивых и нередко вносящих путаницу даже в фундаментальные понятия, однако находчивые вампиры из клана Тремер для удобства создали невероятно полезное заклинание, позволяющее им понимать истинное значение любых письменных данных, в том числе и зашифрованных, если символы не несут в себе мистических свойств. Он кладёт аккуратно сложенную газету на стол администратора и подходит к одной из современных стиральных машин, в автоматическом режиме полоскающей чьи-то вещи. На секунду его охватывает любопытство, но следом Тремер переводит взгляд на стоящие у стены корзины с сухой одеждой. Не желая в настоящее время возиться с причудливым изобретением весьма креативных творцов и новаторов, которых он всегда уважал на порядок сильнее, нежели своих консервативных сородичей, Кристоф переходит к поиску подходящей одежды для нескрытного появления в обществе смертных.***
По лестнице, ведущей на второй этаж ночного клуба, взбегает красивая молодая девушка с готическим макияжем и провокационной прической, напоминающей убранство на голове неряшливой воительницы из дикого племени. Вслед за своей единственной подругой из колледжа Эйприл делает неуверенный шажок на первую с конца ступеньку, придерживая обеими руками измятый подол непривычно короткой форменной юбки с задранным до пупка пояском. — Ну же, не тупи! — с искренним раздражением подгоняет ее Ханна, показательно закатывая светящиеся глаза с едва заметно пульсирующими зрачками. — Я тебя что, сама тащить должна? Поджав тонкие губы нетипичной формы, скрытой за вульгарным макияжем, Эйприл опускает голову и нервно зажмуривает фиолетовые веки с неумело подведёнными ресницами. Её стильные очки с узкими стеклами, подобранные вечно занятой матерью — единственный неизменный атрибут образа Эйприл — съезжают до кончика носа по его ровной спинке, пока робкая девушка медленно поднимается по лестнице, стараясь отделаться от негативных мыслей. Она уже жалеет о своем импульсивном решении, принятом с подачи подруги-провокаторши, но все же не хочет упускать последний шанс найти «нестрёмного» первого парня до своего восемнадцатого дня рождения, подкравшегося незаметно и как-то… невовремя. Ханна доходчиво объяснила ей, как это важно! На последнем отрезке пути Эйприл снова замирает от страха. Подруга делает выпад ей на встречу, хватая проблемную жертву за руку и буквально затаскивает её наверх, продолжая тянуть за собой до конечной точки пути. Они останавливаются у крайней двери, помеченной свежей красной розой. Цветок привлекает внимание Эйприл, но она не решается к нему прикоснуться. Ханна грубо дёргает за дверную ручку от нетерпения и заталкивает нелучшую подругу в номер. — А где… все? — с недоумением спрашивает её наивная спутница, попав в окутанное непроглядным мраком помещение. Переступив порог, Ханна с силой пинает Эйприл в спину. От неожиданности местная неудачница издаёт громкий стон, падая на покрытый ковром пол, а жизненно необходимые очки слетают с её озадаченного лица. Ханна не подходит к подруге, взглядом ища одобрение неестественно привлекательной женщины в роскошном халате, развязно сидящей на компактном диване, примыкающем к боковой стене прихожей, просторной и неуютной. Не вставая с подушки, вампирша подталкивает голову Эйприл вверх босой ногой. Анабель смотрит прямо в её слезящиеся глаза, светлые и добрые, а затем задаёт нескромный вопрос стоящей у двери Ханне. — Девственница? — Невинна, как ребёнок! — отвечает она, не смея выражаться грубо перед хозяйкой. В ином случае Ханна назвала бы заклятую подругу «отборной лохушкой». Анабель хищно улыбается, обнажая идеально ровные клыки, и с удовольствием наблюдает, как Эйприл в панике шарит руками по ковру. Но на желанную добычу вампирша пока не накидывается. Не поведя и бровью женщина разрезает подушечку указательного пальца левой руки окрашенным в алый цвет когтем, а затем подзывает изящным жестом свою покорную рабыню. Ханна сломя голову бежит к её ногам, ударом тяжёлого ботинка отталкивая живой сосуд с кровью в сторону, и падает на колени перед хозяйкой, налегая на любимое угощение, как заядлая наркоманка. — Не наглей, соплячка! — возмущённо кричит Анабель, ударяя ненасытного гуля по лицу высвобожденной изо рта Ханны рукой. Ранка на пальце вампирши затягивается в мгновение ока, не проронив ни одной лишней капли витэ. Получив хлесткую пощечину от хозяйки, Ханна с досадой опускает взгляд в пол и отползает в дальний угол комнаты. Наказав своего домашнего питомца, Анабель с нечеловеческой силой наступает на хрупкие очки Эйприл одновременно с тем, как слабовидящая девушка нащупывает их. Осколки разбившихся в дребезги стёкол впиваются жертве вампира в пальцы, выжимая из её рта очередной страдальческий стон. Пленнице не хватает смелости даже на то, чтобы молить о пощаде. У каждого каинита имеются особые предпочтения в еде. Кого-то привлекает определённая группа крови, другим важнее социальное положение добычи, а некоторые, как и извечная владелица старинного заведения, получают кайф от спектра негативных эмоций, которые их жертва передает им вместе с кровью во время поцелуя вампира. Низшим звеньям в цепи приходится искать деликатесы самостоятельно, или давиться пресной кровавой жижей. Более опытные сородичи поручают грязную работу своим верным слугам или нанимают профессионалов для поиска добычи, а самые влиятельные и могущественные вампиры могут позволить себе даже похищение интересных им смертных, буквально превращая людей в ходячие сосуды с кровью. Отдав невербальный приказ — «выйди вон», — крепко подсаженной на узы крови рабыне, Анабель хватает свою добычу за волосы и тащит Эйприл к двуспальной кровати в соседней комнате. Громкая клубная музыка, доносящаяся с первого этажа, заглушает всё подозрительные звуки. Вампирша медленно нарезает одежду жертвы на ленточки своими когтистыми руками, наслаждаясь ее бессильной агонией. Дверь номера внезапно открывается, и в спальню без стука входит столь же привлекательный, как все Тореадоры, блондин в строгом костюме. Он сдержанно кланяется Анабель, не удостоив пленницу даже взглядом, и говорит: — Миледи, кто-то просит о встрече с вами. Сомкнув руки на шее Эйприл, вампирша переводит взгляд на своего юного помощника и с опаской спрашивает: — Имя? — Он назвал только клан. Сказал, пришло время платить по долгам. От слов птенца у Анабель по спине пробегают мурашки. Тремеры всегда приходят в самое неподходящее время. Они с радостью окажут тебе любую услугу, потом ещё одну, возможно, даже проведут не имеющие аналогов ритуалы по твоей просьбе, и не один раз, а много лет спустя, когда ты возвысишься… придут за расчётом. Они заберут у тебя самое ценное сокровище, или высокое положение в обществе, а может, намеренно подпишут на самоубийственную авантюру. Всё это знают, и всё играют по их правилам, если хотят пользоваться умениями клана колдунов. — Тц-с. Я поняла. Пригласи гостя в мой номер. Анабель достаёт из внутреннего кармана халата кроваво-красный платочек, в процессе скомкав его, и затыкает им разинутый рот полуобнажённой Эйприл. Вампирша плавно наклоняет оголенное тело до уровня пленницы и соблазнительно, но в то же время недвусмысленно угрожая, шепчет ей на ухо: — Мы скоро продолжим, девочка. Не вздумай меня опозорить, иначе отправишься на корм уродцам Носферату, прямиком в канализацию. Эйприл не понимает, о чем они говорят, даже не видит лица своей жестокой мучительницы, но нервно покачивает головой в знак согласия. По её щекам стекают смешанные с растекшейся тушью слезы. Хрупкая смертная девушка дрожит, то ли от холода, то ли от инстинктивного ужаса. Её судьба предрешена — сегодня пай-девочка не вернётся домой.