***
На пороге ванной комнаты появляется невысокая женщина в магической накидке, на вид не старше тридцати лет. Её волнистые ореховые волосы обрезаны в районе затылка, но Астрид такая стрижка идеально подходит, а нежная шея женщины по старой привычке соблазнительно выглядывает из-под одежды. От вековой нехватки крови в организме, и без того ослабленном регулярным приемом зелий долголетия, в не-жизнь за ней проследовали и тёмные круги под потухшими голубыми глазами, и худощавое тело с нездорово-бледной кожей. — Вейн, снимешь с неё мерки? — мягким, но равнодушным к прошлому некогда смертной колдуньи тоном просит Тремер, передавая своей ученице мило сопящую Эйприл. — Костюм и макияж подбери на свой вкус. — Я сделаю всё в лучшем виде, сир, — говорит она, а потом переводит взгляд на невысокую кучу измятой одежды. — Вы всё ещё верны традициям ордена? — Не стоит. Я сам создам себе мантию, — отвечает он, понимая её с полуслова. — Всецело позаботься о смертной девушке. У неё завтра важный день. Вейн сдержанно кивает и плавно оборачивается вокруг своей оси, предусмотрительно не стуча по звонкой плитке увесистыми, но невысокими каблуками. Она с похвальным равнодушием шагает к выходу из купальни вместе с очередным недолговечным сосудом Тремера, не более. В дверном проёме Астрид внезапно останавливается и опускает холодный взгляд до уровня своей не выставленной напоказ груди, навеки сохранившей весьма привлекательную форму. — На что похож её вкус? — спрашивает она с искренним интересом, краем глаза глядя на смутно знакомую улыбку на лице Эйприл. — Амарант. От его ответа мертвое сердце Астрид пробивает удар. Она не забыла, как Кристоф ответил ей на схожий вопрос в ту роковую ночь девятьсот лет назад. Вейн не отводит взгляда от довольной физиономии пока ещё живой девушки в своих руках, но теперь смотрит на смертную совершенно иначе. В вечно грустных глазах Астрид, скрытых за подаренными некогда заботливым и любящим её мужчиной очками, появляется отблеск внутреннего зверя, присущего всем ночным хищникам. — Прекрасный цветок, — стоически говорит она, с ледяным спокойствием покидая провонявшую девичьей похотью ванную комнату. В первые же месяцы после становления Вейн возненавидела своё не-живое тело, неспособное наслаждаться ничем тактильным, не считая вкуса правильно подобранной человеческой крови — в её случае, получаемой недопустимым и сложным путем, — но это досадное ограничение помогло ей хоть в чём-то превзойти очарованного ею при жизни учителя. В то время он был одним из семи великих архимагов дома Тремер. Вместе те семеро раскрыли секрет вампирского бессмертия, когда привычные алхимические эликсиры перестали им помогать, и невольно стали жертвой проклятия Каина, в последствии обратив в вампиров всех своих верных последователей из Ордена Гермеса. «Смертные почему-то полагаются на красивые, а не на истинные имена, — с ноткой презрения во взгляде подметила она, перестав инстинктивно злиться на живых. — Тебе, «неувядающая», суждено обратиться в прах, как и всем твоим недостойным предшественницам, возжелавшим разделить с моим избранником вечность, до самой окончательной смерти не ведая о своей единственной ценности».***
Принеся сосуд в свою спальню, Астрид укладывает смертную на спину, оставив её в мягкой двуспальной кровати, на которой никогда не спала сама. Она поднимает Эйприл в воздух силой мысли, расположив в удобной для осмотра позе, а сама встаёт напротив. Вейн знает, что не потревожит её сон. Тело девушки обвивают едва ощутимые потоки воздуха, с завидной скоростью создавая её объемный образ в голове у Астрид. Она не хочет тратить слишком много времени на возню со смертной, а вот затраты витэ на заклинания колдунью не волнуют — пакеты с кровью у Тремеров всегда в достатке. Подходящие сосуды Вейн для себя никогда не искала, поэтому и перспектива отвратного ужина её не пугает. Она сходу запоминает цвет волос Эйприл — такой же, как у неё, но менее тусклый. Астрид опускает девушку на кровать, а сама подходит к ней впритык. Цвет глаз — последний штрих для подбора правильного образа. Приподняв пальцами веки смертной, Вейн неожиданно для себя обнаруживает в них неестественный голубой свет. Кристоф никогда не создавал гулей из своих сосудов, ибо такая любовь фанатична и искусственна, но Астрид прекрасно знает о существовании… возможности. Живые существа подвержены узам крови, как и сородичи, однако в плане обретения вампирских способностей витэ оказывает на них гораздо меньший эффект. Гули не страдают от проклятия Каина, а их могущество, жажда, и преданность хозяину возрастает с каждым приемом крови от одного и того же вампира. При желании, рабы могут прожить несколько веков, питаясь любой витэ, пока их хозяин спит или намеренно не кормит провинившихся слуг, но если они не будут её принимать, то вскоре лишаться своего могущества, сохранив эффекты только от использования некоторых перманентно изменяющих организм способностей и узы крови, которые сами по себе не исчезают никогда. Если бы смертная стала вампиром, любой Тремер сумел бы выяснить, кто её обратил, проведя специальный ритуал или сделав анализ витэ в современной лаборатории, но в теле молодого гуля кровь слишком обычная. Астрид пугает сама мысль, что Кристоф решился на такое… притворство. Вейн прекрасно знает, по какому принципу её учитель подбирает сосуды, и не станет его винить. Но сомнения свои она может развеять только поговорив с Эйприл. Если придется, Астрид готова прибегнуть даже к самым грубым методам. Ради его же блага! Она отрезает волос с головы Эйприл и подходит к стоящему возле кровати комоду. Вейн достает из верхнего ящика карманное зеркальце и шёлковое полотно. Она поднимает стекляшку над головой смертной, и губы колдуньи приходят в движение. Идеально ровное отражение девушки застывает в зеркале, словно кто-то сделал её цветную фотографию. Астрид кладет на него волос Эйприл и крепко закрепляет, обмотав тонкой лентой. — Я связываю обличающий язык, — говорит она, сжигая одну каплю витэ. До тех пор, пока артефакт не будет разрушен, смертная при всём желании не сможет отозваться о колдунье с куда более сильной волей плохо или раскрыть их общие тайны.***
На рассвете все вампиры впадают в торпор, если не имеют неотложных дел, чтобы не расходовать витэ на поддержание не-жизни при свете дня. Находится под прямыми солнечными лучами они не могут, а их сознанию, как и человеческому, требуется отдых. Астрид давно подготовила одежду и косметику для Эйприл, но к шести часам утра она возвращается в спальню для разговора с ней. Вейн знает точное время восхода солнца: «07:45», и хочет лично заняться смертной, а так же поднять несколько неудобных тем, которые обычно не затрагивает при общении с сосудами Тремера. Астрид щелкает пальцами, и смертная открывает глаза, как по волшебству. Эйприл зевает, нехотя потягивается и садится на край кровати. Она в замешательстве осматривается по сторонам и, заметив в комнате незнакомую женщину, судорожно тянет одеяло вверх, прикрывая свое обнаженное тело. — Т-ты кто? И где… — спрашивает Эйприл, но почему-то замолкает, не озвучив вопрос полностью. Она с недоумение вспоминает, что так и не спросила имени мужчины, с которым познакомилась прошлой ночью, и не назвала ему своего. — Я твой самый близкий человек, —заявляет Астрид прямо с порога, усилив голос одной из вампирских дисциплин. — Будь добра, подойди к зеркалу. — Хорошо, мам, — отвечает Эйприл, без вопросов вылезая из постели. Она идёт к туалетному столику, стоящему у голой каменной стены, и встаёт по стойке смирно перед своим отражением. Вейн подходит к Эйприл со спины и вытаскивает из кармана мантии расчёску и ножницы. Вопреки преданиям смертных, вампиры в зеркалах отражаются. Если при становлении не-живые не получают уникального проклятия, то и прочие поверья, вроде головок чеснока и святой воды, не возымеют никого эффекта. Тремеры создали множество заклинаний и ритуалов, повязанных на отражениях и обратной стороне. Астрид может даже запереть душу девушки в зазеркалье, но это в её планы не входит, пока… — Нравится моя новая прическа, дорогая? — спрашивает Вейн, начиная расчёсывать её прямые длинные волосы. — Не особо. Но тебе идёт, — искренне отвечает она, видя в отражении знакомое лицо. — Ничего. Я думаю, и тебе подойдёт. Ты на меня очень похожа, — говорит Астрид, отрезая первую прядь её каштановых волос. — Старайся не дёргать головой. — Прости, мам! — с неловкой улыбкой извиняется Эйприл, краем глаза пытаясь заглянуть себе за спину, но без злого умысла. — Ты… курсы посещала, что ли? — О, я много чего умею, — мягко отвечает Вейн. — Не волнуйся, моя рука не дрогнет. — И давно ты приехала? — вдруг спрашивает Эйприл, ёрзая ступнями по холодному полу от волнения. Услышав от неё неожиданный вопрос, Астрид решает не спешить с ответом. Придав причёске задуманную форму на затылке, она кладет разогретую кровью руку на лоб смертной, разделяя её волосы на две половины. Вейн останавливается на классическом каре без челки, сильно напоминающем её собственный выбор, не считая структуры волос. — Незадолго до твоего возвращения, негодница, — игриво отвечает Астрид, продолжая работу над образом смертной. На лице Эйприл застывает испуганное выражение. Она не осознаёт, где находится, но до сих пор надеялась, что вчера успела вернуться в свою съёмную квартиру до приезда матери. — Я… у подруги ночевала. — Я видела, как тебя принёс мужчина, — сразу же парирует Вейн, ввергая девушку в ступор. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Я не могу, мам, — отвечает Эйприл, зажмурив глаза от стыда. — Ты уже взрослая. Это нормально, если за тобой кто-то ухаживает, — говорит Астрид без упрека, изображая материнскую заботу. — Расскажи, как вы познакомились? — Он меня… спас, — нехотя признается Эйприл, аккуратно подбирая правдивые, но неточные определения. — Как романтично. И от чего же он тебя спас? — От дикого зверя. Мы с подругой в зоопарк пошли, а там такое… — О, Боже! Ты не пострадала? — с неподдельной тревогой в голосе спрашивает Вейн, внимательно наблюдая за выражением лица смертной. — Да так, пара царапин, — уклончиво отвечает Эйприл, стараясь не встречаться взглядом с женщиной в зеркале. — Ты везучая, — шепчет ей на ухо Астрид, не обличая во лжи. — Ещё и кавалера себе нашла. Правда, он тебе в отцы годится. — Ма-ам! — Не смущайся, милая. Я знаю, о чем говорю. — Он хороший! Я и сама не ожидала, что всё так обернётся, но я ни о чём не жалею. — Я тебе верю, смертная, — говорит Вейн с холодным равнодушием, внося последний штрих в новую причёску Эйприл. — Т-ты не моя мама! — нервно произносит она, видя в отражении лицо Астрид, и оборачивается. — Я узнала то, что хотела, — отвечает Вейн и кладёт щуплые, но сильные руки на её оголённые плечи, не давая Эйприл в панике сорваться с места. — Твое новое платье в шкафу. Бельё в нижнем ящике комода. Собирайся, пока твой хозяин за тобой не вернулся. Я ещё должна сделать тебе макияж, когда ты будешь готова к выходу. — Что? — Не бойся, я тебе не враг, — искренне заверяет её Астрид, постепенно ослабляя давление на плечи смертной. — Ты тоже рабыня? — спрашивает Эйприл, начиная с трудом понимать ситуацию. — Нет, я Вейн. Твой образец для подражания. — А-а? О чем ты? — Наивное дитя. В отличии от тебя, я знаю, как трудно гулю вернуться к нормальной жизни. Не вздумай втихаря налакаться крови Тремера, иначе он убьёт тебя и выбросит, как сломанную игрушку, — приказным тоном говорит она, смотря оцепеневшей девушке прямо в глаза. Вейн применяет сильнейшее внушение, сжигая три капли драгоценной витэ. — Когда жажда станет невыносимой, приходи ко мне.