Зубы мудрости - это ещё не Мудрость!

Гермиона вздохнула. — Пусть трупы упадут на землю, пусть трупы упадут на землю… Гарри, конечно же, не слышал, как Гермиона вздохнула. На этот раз вместо маленьких «затычек» голову его украшала здоровенная гарнитура. Сгорбившийся и хмурый, он сидел на широком кухонном подоконнике и обнимал подтянутые к груди колени. Между пальцев его тлела сигарета, а между ног болтался запутанный провод — вернее, Гарри просто не удосужился его распутать, прежде чем воткнуть в исцарапанное гнездо мини-джека. Время было пять вечера, аккурат полчаса с того момента, как он принял обезболивающее. Первые минуты Гарри держался обеими руками то за щёку, то за голову, носясь при этом бешеными кругами по кухне и едва не сшибая собой бедные деревянные стульчики — Гермиона их на всякий случай задвинула поглубже под стол. Потом он от этого устал. Drowning Pool Гарри выкрутил на полную — а как иначе их вообще можно слушать — мощность, так что истошный ор покойного Дэйва Уильямса отчётливо прорезался даже сквозь толстые амбушюры. — Гарри… — Со мной всё в порядке… со мной всё в порядке, — подвывал Гарри, постукивая босой ногой по подоконнику в такт гитарному рифу. Когда на плечо легла маленькая ручка, он от неожиданности вздрогнул и так дёрнул головой, что наушники съехали на шею. Гарри попробовал посмотреть на Гермиону угрожающе, но вместо этого на лице отразилась лишь усталость: — Миона, даже не пытайся меня уговорить. Ни за что, — пробормотал он. — Ты понимаешь, что это может плохо кончиться? С такими вещами не шутят. Зубы давно не молочные, новые не прорежутся. — А я похож на шута? Я совершенно серьёзно тебе говорю: никуда я не пойду! Шаркнув ногами по подоконнику, Гарри швырнул окурок в распахнутое окно и, не обращая внимания на неодобрительное рычание Гермионы, уткнулся лицом в собственные колени и весь скукожился. Ему подумалось, что, наверное, приблизительно так всякий упрямый ребёнок хватается своими ладошками за какого-нибудь плюшевого медведя, отказываясь идти в детский садик. Ну и пусть. — Пока ты бегал, я успела найти несколько вариантов, — сказала Гермиона, прежде чем схватить придавленный его задом мобильник и выключить музыку. Эффект был моментальный: Гарри тут же поднял на неё полные мировой скорби глаза. — За что ты так со мной… — В нашем квартале есть три стоматологии, — с деловитой невозмутимостью продолжала она. — Я пролистала отзывы и прайс. У одной из них слишком мутная карточка организации — мне не понравилось. Цены прячут, мол, «записывайтесь на консультацию». Нам такое не нужно, ты-то по острой боли обращаешься, у нас нет сейчас возможности по предварительной записи, так ещё и без цен. Во второй… — Гермиона запнулась, чтобы стрельнуть в отчаянно всплеснувшего руками Гарри невидимой молнией, — во второй не принимают по страховке, только платно. А мы не в том положении, чтобы… ну, ты сам всё понимаешь. Поэтому остаётся третья: там и по полису некоторые услуги, и цены на прочее не сильно кусаются. Хотя, зависит от того, до чего ты там всё успел довести… если периодонтит, плакали наши сбережения. — Гермиона, но ведь на прошлой неделе всё прошло… и сейчас уже не болит. Может, само пройдёт? — Ага, обязательно пройдёт… — кивнула Гермиона, «ободряюще» хлопая его по плечу, — раз уже не болит! — зашипела она, стискивая его пальцами. — Нет, скажи мне, ты чем там думаешь вообще, Поттер? Конечно же, под двойным ибупрофеном не болит! Так может, я схожу тебе ещё пару упаковок куплю? Глядишь, к Рождеству и зуб выздоровеет! Гарри уронил голову на растопыренные пальцы и сокрушённо застонал. — Ты злая. Гермиона фыркнула, точно ей это пришлось настоящим комплиментом. — Клиника самая дальняя из трёх. Я посмотрела на картах — до неё минут двадцать пешком. Но тебе полезно прогуляться, с твоим-то обыкновенным маршрутом «дом-пекарня-полчаса-в-универе-дом». Нужно будет в гору до перекрёстка, который у Теско… где Теско ты, разумеется, помнишь? Вот. Там после светофора направо и по прямой пилить. Гарри застонал громче. В гору и в такую жару… — Так, я не поняла. Ты долго тут прохлаждаться будешь? Мне тебя за ручку отвести? Локацию я тебе уже сбросила. Открыв было рот, Гарри едва не выпалил, что скорее предпочёл бы «ручку», чем пытку в одиночестве, но вовремя осёкся. Спрыгнув с подоконника и предварительно схватив мобильник с наушниками, он понуро побрёл в свою комнату. — Ты злая, — буркнул Гарри себе под нос. Уже натягивая высохшие после утреннего «отлично» джинсы, он почти рычал, потому как не покидали его бедную голову навязчивые воспоминания. Ужасные картинки таранили мозг, сменяя одна другую молниеносными вспышками: вот его круглощёкий кузен корчился и бился, как бесом одержимый, пока добрый доктор с огромной иглой пытался зафиксировать его на месте, чтобы ввести анестетик. Чем ближе эта игла приближалась ко рту несчастного Дадли, тем больше всё действо напоминало собой сеанс натурального экзорцизма — так сильно тот брыкался и орал. А вот тётя Петуния — на носовом платке живого места не осталось, одинокая слеза вниз по напудренной щеке — не выдержала и убежала в коридор, не в силах наблюдать экзекуцию сына: «Бедное, бедное дитятко!» Как вчера Гарри помнил перекосивший поросячье лицо Дадличка вселенский ужас, а с ним и багровую от напряжения физиономию дяди Вернона:«Смотри внимательно, щенок, смотри и запоминай: ещё раз опозоришь нас перед гостями — будешь следующим на очереди!» — шипел тот, нависая над маленьким Гарри грозовой тучей. Примечательно, что сам дядя Вернон делал всё что угодно, кроме того, чтобы собственно смотреть: пальцы его жирными сардельками стучали по стеклу витрины со страшными челюстями, и длилось это нервическое действие до тех пор, пока он не запустил вспотевшие ладони в карманы и не зашагал по кабинету, точно турист в историческом музее. И то ли вопли собственного ребёнка, который, вообще-то, «умирает», им категорически игнорировались, то ли дядя Вернон благополучно оглох. А вот Гарри ох как хорошо всё было слышно! Он то и дело стискивал в кулаках оттянутые края футболки, с такой силой вжимаясь спиной в медицинский шкаф, словно каким-то образом мог в нём раствориться. Когда Дадли в очередной конвульсии начал плеваться — от вида насквозь пропитанного кровью здоровенного куска ваты дядя Вернон едва не свалился в обморок, — Гарри всё-таки поспешил ретироваться и рванул прочь из кабинета к умывающейся слезами тёте Петунии. Он несколько раз шлёпнул себя по щекам, прогоняя ужасное видение. В прорисовавшихся очертаниях суровой реальности обнаружилось, что в комнате Гарри был уже не один: скрестив руки на груди, Гермиона возвышалась над ним с лицом грозным, как маска ацтека. — Уже выхожу, выхожу… — предупредил он её вопрос, напяливая наушники. Затем, согнувшись пополам, принялся шарить под кроватью. С печальным вздохом выудив оттуда небольшую потрёпанную коробку из-под обуви, Гарри спросил: — Как думаешь, сколько денег брать? Что, если окажется, что у меня перо… перьё… ну, как его… — Периодонтит, — поморщилась Гермиона и, опустившись на корточки рядом с ним, пересчитала наличные. — Бери побольше. Хотя бы двести фунтов. — Двести фунтов? — в сердцах воскликнул Гарри, вырывая у неё из рук коробку, чтобы тут же прижать к груди. — Миона, зачем так много? Я уверен, мой чёртов зуб и пенса не стоит. — Разумеется, не стоит, Гарри. Зубы — это бесценно! Поверь, уж мне ли не знать… мои родители… — осеклась она, расстроившись. — Ну, что ты… — опешил Гарри и, приобняв за плечи, заглянул в глаза. — Я помню. И правда тебе верю. Просто не думал, что один поход к стоматологу — такой возмутительный грабёж. Если удалить зуб окажется дешевле, чем лечить, я соглашусь, — улыбнулся он слабо. Гермиона нахмурилась. — Нет, не смей. Удалять зубы слишком рано. Ты не представляешь, как это плохо скажется на твоём здоровье. Тем более, я так поняла, болит у тебя жевательный. А ну-ка открой рот… — она схватила напрягшегося Гарри за подбородок, выжидающе замолчав. А когда Гарри, промешкавшись, всё-таки послушался и указал пальцем на очаг боли, нахмурилась ещё сильнее. — Да, как я и думала, верхняя шестёрка… Тут они оба поднялись: Гермиона — резко и решительно, Гарри — шатаясь на будто бы к полу приросших непослушных ногах. Он вымученно улыбнулся, прежде чем выпрямиться и отдать честь, приложив руку к невидимому головному убору. — Ну, я пошёл, товарищ генерал! Завещание в верхнем ящике тумбочки. Прошу передать моим детям… — Гарри, у тебя нет детей. — Так точно, командир. У порога Гермиона вдруг схватила его за запястье: — Может, ты снимешь свои ушедавилки? На дороге надо не музыку, а движение слушать. — Ладно тебе, мам. — Я серьёзно. — Ладно тебе, — отмахнулся Гарри. К величайшему счастью, улица встретила его неожиданной прохладой. Вот так приятная неожиданность! Нацепив наушники и выкрутив на полную катушку до дыр заслушанный плейлист, Гарри с удовольствием щурился и покачивал головой в ритм очередному шедевру. Надо сказать, что действие обезболивающего качественно притупило панику: теперь с каждым новым шагом лишь странно щемило под ложечкой, точно зарождалось у Гарри какое-то нехорошее предчувствие. Ничего удивительного! Что лукавить, из дома Гарри выходил действительно редко и строго по случаям исключительным — например, новая позиция в меню «У Молли», о которой миссис Уизли его лично (!) оповещала по сотовому. Не то чтобы кроме её стряпни ему ничего не нравилось... просто готовить Гарри совсем не любил. Изредка баловал уставшую после подработки Гермиону ленивым скрэмблом: надо же хоть где-нибудь использовать вынужденно наработанный «стаж» личного повара семьи Дурслей. Собственно, наверняка по этой простой причине Гарри и чувствовал себя нехорошо. Несмотря на три года жизни в Лондоне, каждый раз, когда ему доводилось выйти «в свет», у него создавалось впечатление, будто города он совсем, совсем не знает. Гарри всячески избегал любых университетских мероприятий, за исключением тех, на которые Дамблдор — ха, и кто ещё здесь манипулятор! — уговаривал его, скармливая месячный запас лимонных долек. У него ещё потом живот болел. Вместе с Дамблдором на другом конце воображаемого ринга попрыгивали с ноги на ногу Дин и Симус — Гарри хорошо себе представил по две пары боксёрских лап, которыми они приветливо ему машут с очередным: «Ну Гарри, Гарри же! Погнали в бар, там девчонок — у-ух». Да уж, девчонки. Знали бы они… В общем, именно из-за незнания города Гарри и пялился на всё вокруг — заворожённо, как ребёнок в Диснейленде. После Литтл Уингинга столица казалась до невозможности огромной. Он до сих пор не мог привыкнуть к бесчисленным новостройкам и супермаркетам, разбросанным на каждом углу кафе и ресторанам. Для него это чрезмерное инфраструктурное обилие было любопытным, но в то же время каким-то чужим и неправильным. Радовал разве что магазин электроники за углом, в котором он на первую стипендию приобрёл себе мобильник, а следом и две пары «ушей». Периодически Гарри — вот, как сейчас — доползал до него и замирал у панорамного окна, точно королевский гвардеец в карауле: так на него действовали сверкающие RGB-подсветкой стеллажи с новыми моделями. Со вздохом глубочайшего разочарования Гарри, выворачивая шею и неотрывно глядя на особенно дорогой экземпляр, заковылял прочь — и врезался в чей-то автомобиль, припаркованный прямо посреди тротуара. Благо сигнализация не сработала. Потирая бедро и морщась, он запрыгнул на газон, осмотрелся и фыркнул. — Вот же дрянь. У горизонта — шёл Гарри в гору — нарисовался широченный перекрёсток. Сказать, что машин было много, значит ничего не сказать. Добредя до проезжей части, он остановился, чтобы пошарить в кармане, и закурил, запрокидывая голову и не слыша, как хрустит под ногами выжженная дневным солнцем трава. Сквозь опущенные ресницы, расплываясь, мелькали огоньки дорожного трафика. Может быть, Гарри не нравилась всеобщая суета и спешка, но разве не завораживают взгляд эти неуловимые разноцветные вспышки фар, сменяющие одна другую на скорости, как лампочки на рождественской гирлянде? Может быть, он предпочитал места тихие и укромные, но не прекрасны ли эти сияющие билборды на стеклянных фасадах? Может быть, жизнь в мегаполисе не доставляла ему особенного счастья, но… был ли Гарри вообще когда-нибудь счастлив? Может быть… В ушах вдруг заиграла следующая песня — самый настоящий «бэнгер». Гарри тут же закивал головой, затянувшись покрепче, и недовольно нахмурился, отмечая, что пешеходные переходы расположены везде, кроме его части тротуара. Что за издевательство! И кто это придумал? Для того, чтобы перейти на другую сторону, ему по-хорошему стоило бы сначала пройти по зебре налево, затем прямо, а потом ещё и направо! Правда, это по-хорошему… Делать такой неудобный крюк… Он усмехнулся и, шагнув на край бордюра, жуликовато оглянулся по сторонам. Где-то по левую руку — туда же и было направлено движение — на него с явным осуждением взирал покосившийся светофор, а по правую, выстраиваясь в очередь за зелёным светом, постепенно замедляли ход десятки автомобилей. Гарри принялся подпевать — беззвучно: — Вдохни напряжение… сыграй в мою игру… Ленивый шаг с обочины. Машины статичны. Можно идти. Скучающая затяжка — последняя, прежде чем выбросить окурок. — Выдыхай, выды… ш-ш-ш… Слух резануло неприятное шипение. Ну уж нет! Только не на этой песне! Чертыхнувшись, Гарри скривился и замедлил шаг на полпути, ныряя рукой в карман джинсов в поисках злосчастного кабеля. Вонзив его покрепче в истерзанный разъём, он удовлетворённо улыбнулся своим кроссовкам и поднял было глаза… Сквозь ор в ушах раздался внезапный рёв тормозов и оглушительный сигнал спортивного автомобиля. Животный ужас электрическим разрядом пронзил тело — Гарри вздрогнул и рухнул на землю как подкошенный, болезненно зажмурив глаза и стиснув зубы. Послышался хлопок двери. — Какого чёрта! Ты что, самоубийца? Приглушённый стук каблуков… Гарри лежал ничком, нелепо вывернув голову до отказа, и хрипло, надрывно дышал. Будто со стороны он смотрел на изодранные в кровь пальцы, которыми елозил по грязному асфальту. В этот момент Гарри не был уверен, что они принадлежали ему — в груди, надрываясь, стучало сумасшедшее сердце, лоб покрылся холодной испариной, облако дорожной пыли забило нос… мир для него заканчивался за резиной переднего колеса автомобиля: дальше он ни черта не видел, потому как очков на нём уже не было. — Я спрашиваю: ты самоубийца? — рявкнул кто-то. — Н-н… Зажав рот саднящей ладонью, Гарри зашёлся кашлем и перекатился на спину. Восстанавливая дыхание, он бестолково вглядывался в расплывчатые очертания хмурого неба — до тех пор, пока его не перекрыла собой высокая чёрная тень, выросшая словно из ниоткуда. — Й-й… я… я умер? — вслепую блуждая руками по асфальту, Гарри сипел: голос не слушался его. Тень его каким-то образом умудрилась расслышать. — К вашему сожалению, нет. Смею огорчить ещё больше: если вы собирались в рай, то такси заказали неподходящее. Я вас дальше психдиспансера не повёз бы! Когда Гарри глухо застонал в попытке приподняться на трясущихся локтях, голос смягчился: — Встать можете? Ай… чёрт с вами, давайте руку, скорее. Мы задерживаем движение. Он схватился за протянутую ладонь, как за спасательный круг. Кожу обожгло холодом длинных пальцев — они решительно обхватили его запястья и рывком подняли на ноги. — В машину. Быстро. — Н-но мои… — Гарри беспомощно сощурился: синхронно мигающие поворотники и заливистый гул сигналов украли у него не только ориентацию в пространстве, но и слова. — Да-да, запасная пара глаз и чёртовы наушники — вернее, то, что от них осталось — ждут вас на переднем сиденье. Послушайте, нет времени, голова на месте, руки-ноги вам не оторвало, либо вы сейчас же садитесь в машину, либо остаётесь ловить следующее «такси» на обочине, и предупреждаю: у следующего тормоза не сработают. Гарри подумал, что, наверное, никогда прежде не слышал голоса ниже. Этот холодный баритон отчего-то возымел на него эффект отрезвляющий. Морщась от безостановочных сигналов разъярённых водителей и нащупывая в кармане джинсов мобильник, Гарри захромал к пассажирской двери — колени зажгло с первым же шагом. Кажется, он их разодрал. Бам. Ну конечно. Только Гарри нашёл дверную ручку, как вдруг ощутил лёгкое головокружение и пошатнулся, прижимаясь горящим лбом к холодному стеклопластику. Чья-то рука тут же открыла дверь вместо него — правда, не галантно, а даже несколько злобно. — Что за недоразумение… подождите, чёрт вас возьми! Фары свои раздавите. Вот, возьмите и пошевеливайтесь. Звук этого голоса… конечно, господин Тень, всё что угодно, только не ругайтесь… Грохнувшись под громкий хлопок двери на огромное кожаное сиденье, Гарри приложился затылком к подголовнику, кое-как удерживая в ослабевших руках свои драгоценности. Веки его сомкнулись, из ноздрей со свистом вырывался воздух. От духоты к горлу подступила тошнота. Раздался второй хлопок — сильнее предыдущего. От него Гарри показалось, что мозг задрожал в черепной коробке, как желе. Он измученно захрипел, вжимаясь спиной в прохладную кожаную обивку. — Разумеется, вы до сих пор не пристегнулись. Может быть, и это мне стоит сделать за вас? Вы что, инвалидом заделались? — М-м… почти, — задушенно вымолвил Гарри, не открывая глаз. — Остановись ваша «Ауди» дюймом левее… — Ах, вот как! А может быть, не бросайся один безрассудный сорвиголова под мои колёса… — Не ругайтесь. Послышались — благо теперь словно издалека, а не иглами в уши — возмущённые сигналы автомобилей. С утробным рычанием господин Тень склонился над вздрогнувшим Гарри, одним резким движением выдернул из гнезда вжикнувший ремень безопасности и затянул покрепче, прежде чем выпрямиться и хорошенько вдавить педаль газа — зелёный свет с секунд двадцать разрешал дорогу. Нетвёрдой рукой Гарри с третьей попытки водрузил на переносицу одному богу известно каким образом уцелевшие очки и широко распахнул глаза. — Как красиво, — вырвалось у него на выдохе. Ни разу за неполных двадцать лет Гарри не удостаивали чести занимать место рядом с водителем. Кристально чистое лобовое стекло, открывшее ему чарующий вид на оживлённую дорогу, казалось неестественно огромным. Право, Гарри не совсем понимал почему: то ли он вконец тронулся после своего «пешеходного» эпизода, то ли… — Действительно? От красоты ли земной под машины бросаетесь? Хобби у вас такое? Он мигнул и резко повернул голову влево, вовсе не слыша насмешливых вопросов. Чёрные как смоль волосы тяжёлыми длинными прядями распущены по плечам — они так некстати закрывали лицо, что виднелась одна только явная кривая изогнутой брови да выглядывал из-под них большой крючковатый нос с горбинкой; чёрная же рубашка расстёгнута на верхние пуговицы, открывая необыкновенно для такого времени года бледную, почти прозрачную кожу, — не отрывая взгляда от дороги и изящно свесив аристократически тонкие кисти вниз, руль держал… мужчина лет тридцати. Испугавшись, что слишком уж долго и пристально его рассматривает, Гарри поспешил отвернуться и вперился взглядом в боковое стекло, за которым образовалась на полосе обратного движения пробка. Боль в ушибленных коленях обрела характер ноющий, так что теперь отдавалась лишь слабой пульсацией; то же происходило и с ладонями. Когда до Гарри донеслось тихое щёлканье поворотника, он с глубоким вздохом спросил: — Куда мы направляемся? Водитель издевательски фыркнул. — Это вы мне скажите. Куда вы так спешили, что не удосужились как всякий сколько-нибудь вменяемый англичанин сделать небольшой круг по «зебре»? Туда и направимся. — Ох, да, я собирался… Вдруг Гарри замолчал, отстранённо рассматривая собственные руки. Сердце его пронзил болезненный укол, когда обнаружилось, что в них, без второго шанса на жизнь, покоилась любимая гарнитура. Расколотая надвое. Острыми обрубками холодного пластика впивающаяся в пальцы. «Гермиона была права. Гермиона вообще всегда права», — подумал Гарри, сглатывая неприятный комок в горле, когда машина тронулась. — Мне нужно в стоматологию, как раз на этой стороне. Где-то в миле отсюда, по прямой, — сказал он, теперь уже совершенно ясно воспринимая реальность. Уловив боковым зрением странное движение, Гарри заставил себя отвлечься от разглядывания наушников — гиблое дело, не склеятся же они обратно от его печального взора. Гарри поднял мутные глаза и неожиданно встретил пронзительный взгляд других — чёрных. — В стоматологию… — тихо повторил за ним низкий голос. Он успел лишь отметить резкие черты точёного лица с волевым подбородком и острыми как ножи скулами, прежде чем мужчина отвернулся и в наступившей тишине раздалась его отчего-то горькая усмешка: — Что ж, нам по пути.