***
Первое, что он увидел, — танцующие на потолке глубокие чёрные тени. Он дышал носом — часто, со свистом — и терпеливо ждал, пока замысловатые узоры, расползшись вниз по стенам, исчезнут вместе с шумом проехавшего за окном автомобиля. В паху больно ныло. Сбросив с себя одеяло, Северус Снейп вытянулся на огромной двуспальной постели, зарываясь обеими руками в разметавшиеся по подушке волосы. Губы его скривились в сардонической усмешке. — Интересно, — вполголоса проговорил он, разглядев на подсвеченном уличным фонарём циферблате настенных часов два пятьдесят четыре ночи. Пустые улицы, дрожащая от холодного ветра листва, шуршание травы под подошвой, благая тишина мёртвого города — в ночи было некое очарование. И будто бы глубже и правильнее дышалось, сигарета тлела соблазнительнее, а руль покорнее скользил под ленивым захватом бледной руки. Ночь, когда двери чёртовой клиники закрыты, когда нескончаемые пациенты наконец спокойно смотрят сны, когда рекламщики сочиняют очередную стратегию по потрошению его, Северуса, кошелька, когда мобильник по предустановленному расписанию переключается на режим «не беспокоить» — гениальнейшее изобретение человечества. Ночами Северус имел маленькое счастье погружаться в такое желанное и необходимое одиночество. Ему нравилось гнать по опустевшим трассам, так, чтобы перед глазами пёстрым месивом плыли огоньки спящего Лондона, но не так, чтобы нарваться на бобби — мигрень, которой ему и без того в этой жизни хватает. Тогда ветер хлестал по приспущенным окнам громкими шлепками, заглушая собой целый мир, а он — он смеялся над ним, сильней зажимая педаль газа и подставляя под мощные порывы довольно ухмыляющееся лицо. Раздался визг тормозов — в зеркале заднего вида блеснул, приковывая взгляд, скол чёрного пластика. Содрав с себя ремень, Северус перегнулся через широкий ларь и, опёршись на него локтем, вытянул с заднего сиденья единственную вещь, о которую вдребезги разбивалась его ухмылка. Откинувшись на безупречной кожаной спинке, он некоторое время задумчиво разглядывал пару сломанных наушников бюджетной марки. И молчал.***
Он не догадывался — знал, что появление его не останется незамеченным. Неспешной поступью направляясь к потрёпанной барной стойке, ловил краем уха возбуждённые шепотки проснувшегося молодняка. — Ущипните меня. Я что, сплю? — Кажется, не ты один… это же… — П-с-с-т! Вы видели? Это же Дантист! Скривившись, Северус выудил из нагрудного кармана рубашки пластиковую карточку и вальяжно взмахнул ей в воздухе, окинув вытаращившегося на него бармена скучающим взглядом. — Двойной виски, оформи с собой, здесь дышать нечем. И какого дьявола твой бестолковый начальник до сих пор не установил кондиционер? Площадь детская. Бармен — темноволосый парнишка лет двадцати пяти в мятой прожжённой футболке — совершенно проигнорировал его слова. — Дантист, ты, что ли? — ошарашенно пробормотал он. — Нет, я его брат-близнец, — бросил Северус, а когда лицо парнишки вытянулось ещё сильнее, словно тот и впрямь оценивал вероятность такого поворота событий, зашипел сквозь зубы: — Арчи, чёрт тебя дери. Где мой виски? С шумным выдохом Арчи сокрушённо уронил ладони на столешницу; в карих глазах блестела смесь восторга и невысказанного разочарования. — Ты… ты совсем не изменился, — сказал он, вслепую нашаривая пластиковую бутылку. — Всё такой же развязный ублюдок. Северус приподнял брови, спиной ощущая с десяток внимательных взглядов. — А ты всё такой же нахальный ребёнок. — Но… — не слыша его, продолжал Арчи, — какой же ты красивый ублюдок. — У меня нет времени на твои постполуночные бредни, — холодно отрезал Северус. Вспыхнув, Арчи поджал губы и принялся нарочито медленно переливать виски из одной бутылки в другую. — Да тебя как минимум год здесь не было видно, — буркнул он с плохо скрытой обидой. — Я столько звонил… — Я сменил номер. — Ну да, конечно. Дашь новый? — Ни в коем случае. Где-то на другом конце кабака послышалось театральное аханье: Северус окаменел, когда в запястье ему вцепились короткие смуглые пальцы. — Слушай… — выпалил навалившийся на стойку Арчи, — ты не хотел бы… Перекатывая по столу закупоренную бутылку, Северус и бровью не повёл. — Убери руку, Арчи, — убийственно-спокойная просьба. Арчи облизал пухлые губы, сильнее — как будто всерьёз рассчитывал таким образом его удержать — сжимая ладонь. — Дантист… это нехорошо. Нехорошо, что я даже настоящего имени твоего не знаю. Но послушай… то, что было два года назад… — Глупейшее недоразумение, — безразлично обронил Северус, леденея от нарастающей скуки. — Нет, нет… Как патетично. Эти нотки горького отчаяния в звонком юношеском голосе. Не стоило сюда являться. — Ты не понимаешь… — зашептал Арчи в опасном расстоянии от его лица, не ослабляя хватки. — Я с тех пор с кем только ни был… не могу, Дантист. Ни с кем не было так хорошо. Каждый раз, когда трахаюсь с ними, вспоминаю о… Что-то неуловимо сверкнуло в чёрных глазах. Северус рывком дёрнул на себя охнувшего парня, с лёгкостью выворачиваясь из дрогнувших пальцев, чтобы с силой сдавить худое предплечье. — Это ты не понимаешь, Арчи, — вкрадчиво заговорил он, мрачно усмехаясь. — В ту ночь я пришёл сюда, преследуя одну-единственную цель: напиться до беспамятства. Твоя маленькая задница совершенно не входила в мои планы. Но ты… — голос его понизился до полушёпота, — ты, прекрасно отдавая себе в этом отчёт, не преминул воспользоваться ситуацией. Никто не просил тебя прятать дубликат ключей. И, тем более, вламываться в мой номер. — Но ведь ты не прогнал меня, — взмолился Арчи, морщась от боли. — Разумеется, не прогнал, идиот. В таком невменяемом состоянии я кого угодно отымел бы — попадись только под руку. И именно по этой простой причине запер дверь изнутри. — Кого угодно… Да ты… Как будто тебе не понравилось! — оскорблённо воскликнул Арчи, так что в помещении повисла напряжённая тишина. Её разбил рокот дьявольского низкого смеха, когда Северус отдёрнул руку и выпрямился, поправляя рубашку. Его взглядом можно было истребить всё живое. — О, ты так умолял меня об этом, что мне не оставалось ничего, кроме как сделать тебе одолжение. Облегчить твои мучительные страдания. Как минимум, во имя собственного покоя — ты ведь упрямо мешал мне спать. Одноразовая акция, Арчи, уяснил? Поразительно, что ты умудрился разглядеть в этом нечто большее. Тьму сочувственно вытянувшихся лиц он миновал со снисходительной улыбкой и болтающейся в руке бутылкой двойного виски, простившись громким хлопком входной двери. Радио Северус скорее любил, чем нет. Иногда этот пылесборник действительно выдавал нечто стоящее, нечто, в чём он, возможно, нуждался, но чего совершенно точно никогда не стал бы искать — например, за элементарным неимением на подобную чушь времени. Иногда Северус откидывал спинку водительского сиденья и с мрачным удовлетворением курил, разлёгшись прямо в салоне, потому что это его чёртов кусок металлолома, и он волен делать с ним всё, что вздумается. Иногда — как сейчас — случайная радиостанция подсказывала ему настроение, и в такие моменты он предпочитал вовсе не открывать глаз, давясь виски и издеваясь над лёгкими особенно глубокими затяжками. Иногда… Резко вскочив, Северус — в зубах ещё не затлевшая сигарета — приподнялся, чтобы вытянуть из заднего кармана брюк мобильник. Он нехотя опустил окно, позволяя прохладному ветру скользнуть под рубашку, и застучал по экрану. Каждый раз, когда ему приходилось заглядывать в список контактов, горло сотрясал приступ безудержного смеха. С тех пор, как Альбус — чёрт бы его побрал — ввязал его в очередную авантюру, то есть неожиданный стоматологический бизнес, этот список расширился настолько, что в глазах рябило: речь шла не о сотнях — о тысячах бесполезных номеров. И ведь кому, как не Альбусу, было знать, что Северус — человек далеко не первой социальной пригодности, а его незапланированный визит посреди учебного года, когда на широкий стол в кабинете декана кафедры маркетинга аккуратно легло заявление об увольнении, вовсе не означал потребность в реализации второго диплома. Ни черта не означал. Но старый манипулятор стабильно был на шаг впереди. «Ах, вот как, мальчик мой! Не скрою, я даже несколько рад такому повороту событий. Как раз собирался тебе рассказать: подвернулась мне тут такая любопытная площадь, я и подумал, почему бы не…» Почему бы не проснуться одним чудесным утром в мире, в котором ничтожные засаленные бумажки, кочующие десятилетиями из одних грязных рук в другие, не имели бы никакого смысла? Может быть, в таком мире для удовлетворения его эгоистических потребностей хватило бы вакансии хмурого и неприветливого фармацевта в захолустной аптеке через дорогу, куда, шатаясь, эпизодически вваливаются обрюзглые мужики за волшебной таблеткой от импотенции, доползают болтливые старушки, потерявшие глюкометр, да крадутся зардевшиеся подростки на пике пубертата, чтобы дрожащим от волнения голосом попросить пачку самых дешёвых презервативов, может… Северус прикрыл глаза, лениво подёргивая ползунок прокрутки контактов. К счастью, в пациентах он не имел привычки разглядывать личность: каждый из них представлял из себя не более, чем обыкновенный рот — рабочее пространство, в котором, подобно какому-нибудь дизайнеру интерьера, ему нужно было навести порядок, внести в эту жуткую пещеру элемент эстетики, сделать «ремонт под ключ», дать шанс на новую жизнь. Как правило, за именами собственными у таких ртов следовал соответствующий диагноз. … «Браун, две ретинированные на удаление, дальше к Люциусу» … … «Гойл, выбитый 25, без проф. гигиены на ортопедию не направлять, тихий ужас» … … «Лавгуд, определённое расстройство психики, all-on-4 строго под наркозом» … Но в каждом правиле рано или поздно находится исключение, не правда ли? На дне зажатой между напрягшихся колен бутылки ожидали своего часа последние капли виски. Северус откинулся на подголовник, вливая их в глотку с тихим рыком, когда среди сотен унылых диагнозов неожиданно обнаружился его собственный.«Гарри»
***
Утро у Северуса было… дерьмовое. Во-первых, ему едва удалось сомкнуть веки в пять пятнадцать, а в восемь сорок он чуть не свалился с постели от внезапного визга входящего вызова — Северус в тысяча первый раз пожалел о том, что внёс когда-то номера собственных сотрудников в «белый лист» беззвучного режима. Кляня себя на чём свет стоит, прочистил горло — во рту словно кошки нагадили — и, приложившись затылком об изголовье, пожелал Паркинсон не доброго, но «утра», после чего не выдержал и переключился на громкую связь. — Доктор Снейп, доктор Снейп! — пищала девчонка. — Если земля не разверзлась прямо под вашими каблуками от «Валентино», а молния не рассекла новый ортопантомограф, который обошёлся мне в пятьдесят тысяч, то пеняйте на себя, — просипел Северус. Разумеется, «делом жизни и смерти» оказалось то, что Паркинсон, сорок минут пути до работы прохлопав в карманное зеркальце нарощенными ресницами, лишь на крыльце умудрилась обнаружить, что забыла чёртовы ключи. А первый пациент записан на девять пятнадцать. Во-вторых, когда Северус, поморщившись от звенящего эха истерического девичьего голоса, побрёл к уборной, с трудом переставляя босые ноги, зубы его свело от неожиданной вибрации. — За что мне это… — прорычал он своему бледному отражению, остервенело выдёргивая из станции электрическую щётку. — О всеблагие небеса! Этот чокнутый психопат с неделю сверлит над головой с без десяти девять. Не забрали его — так хотя бы меня заберите, пока я самолично не ампутировал ему руки. В-третьих, спустя каких-то четыре минуты агрессивного душа и благополучно пролитый мимо турки с турецким кофе кипяток, которым он ошпарил руку, телефон зазвонил снова. Разъярённо шипя, Северус подставил пульсирующую ладонь под мощный поток ледяной воды и, не глядя, поднёс трубку к уху. В этот самый момент треклятая дрель вдруг замолкла. Северус — веки непроизвольно опустились — застыл изваянием, когда в динамике раздалось мелодичное: — Эм… Алло? Не успел он собрать рваные мысли в кучку и беззвучно выругаться себе под нос, как услышал: — Алло? Прошу прощения, это стоматология? — Мистер Поттер, — напрягая связки, отозвался Северус. — Доброе утро. На другом конце провода едва слышно ахнули. Прождав несколько долгих секунд в гробовой тишине, Северус мельком взглянул на загоревшийся дисплей, дабы проверить… Нет, не ошибся. — Мистер Поттер, слушаю вас. Как ваш зуб? — спокойно произнёс он, чувствуя, как деревенеет от холода рука. — Д-доктор, это вы?.. — Разумеется, я. А кого же вы ожидали услышать? — Боже, извините… наверное, я вас разбудил? Простите, ради бога, я не думал, что это ваш личный номер. Северус поспешил выключить кран, напрягая слух, потому что Гарри говорил необыкновенно тихо. — Нет, мистер Поттер, ни в коем случае. Не разбудили. Вы звонили в клинику? — Я… да, мне показалось, что телефон, с которого вы набрали меня в понедельник… — Не берите в голову, мистер Поттер, — перебил Северус, шагнув к подоконнику, чтобы отдёрнуть занавеску. — Я всегда контролирую состояние своих пациентов с личного. Клинический, как правило, ломится от входящих звонков. — Ох, я понял… простите за беспокойство, я тогда наберу клинику… Что за чушь? — Мистер Поттер, — проговорил он, и в голосе его невольно прозвучала такая повелительная суровость, что захотелось тут же отрезать себе язык. — Не нужно звонить на ресепшен, — сказал Северус уже мягче. — Ваш лечащий врач — я, и я внимательно вас слушаю. Что-то беспокоит? — Я не знаю, как это правильно описать, — расстроенно признался Гарри. — А вы попробуйте. — Не думаю, что вы поймёте. Эм… — Древние люди, мистер Поттер, помните? Мимика и жесты, к сожалению, нам сейчас недоступны, но, если в английском языке подходящих слов не находится, звукоподражание… Осёкшись, Северус сморгнул поплывшие перед неподвижным взором цветные пятна автомобилей, припаркованных у его подъезда, потому что уха коснулся неожиданно искренний, тёплый смех. — Так что случилось? У вас болит зуб? — Ну… — отсмеявшись, начал Гарри. — Нет, нет, зуб у меня совсем не болит. Просто, знаете, там, где вы сделали это… ну, это… светоподражаемое… Уголки поджавшихся губ дрогнули. — Светоотверждаемая, мистер Поттер. Пломба — светоотверждаемая, — с трудом контролируя голос, объяснил Северус. — Точно! Вот она. Светоопережаемая. — Так, хорошо. И что же с ней такое произошло? Отвалилась? — Нет, что вы! — испуганно воскликнул Гарри. — Она на месте, просто… эм, я, как вы сказали, не жую на этой стороне, но… м-м, знаете, такое чувство странное, как будто у меня во рту что-то очень большое… Северус втянул ноздрями воздух. — У вас во рту что-то большое, — бессмысленно повторил он, нахмурившись и потирая пальцами висок. — Да, именно так, — затараторил Гарри, — я ночью подумал, что мне показалось, но наутро ничего не изменилось. Даже хуже стало. Что-то большое во рту, как будто инородное… Понимаете, доктор, я уже не знаю, что делать с этим языком — я им постоянно касаюсь этого места, но вовсе не специально, правда! По бокам оно гладкое, а вот наверху словно немного шершавое… простите, вы, наверное, ничего не поняли. — Почему же. Я всё понял. Вы не знаете, что делать с языком. Тряхнув головой, Северус влепил себе пощёчину. Два раза. — Алло, доктор? — взволнованно позвал Гарри. — С вами всё в порядке? Мне кажется, я услышал что-то… — Муха, мистер Поттер, прошу прощения. Прибил эту дрянь, — сквозь зубы ответил Северус. — Так вот, я попробую объяснить ещё раз… Северус мысленно воззвал ко всем богам, которых только знал. — Не стоит. Ваше первое… описание было достаточно исчерпывающим. Я вас понял. Судя по всему, нужно всего лишь подточить пломбу. Должно быть, переборщили вчера с пломбировочным материалом, и она оказалась слегка выше уровня соседних резцов. Это исправимо — пять минут, я отшлифую. И больше это вас не побеспокоит. — Ох, правда? Так быстро? — голос Гарри дрогнул. — А… а вы… — Да, я работаю сегодня. Каждый день. Работаю. До позднего вечера. — Но у вас, наверное, очень плотная запись. — Приходите в любое время. С девяти до девяти. Если нужно позже — перезвоните, я задержусь. — Что вы, я не… боже, спасибо, можно я тогда приду через полчаса? — Можно, мистер Поттер. Приходите. — С-спасибо… эм… тогда до встречи? — Да. До встречи. Уронив телефон на подоконник, Северус сверлил взглядом плотно затянутое серыми облаками небо. До тех пор, пока не раздался очередной звонок. Ему хватило одного только «9:11» на загоревшемся экране, чтобы броситься в коридор, выхватить с настенной полки две пары звенящих ключей… И прошипеть, со второй попытки ныряя голыми ступнями в чёрные туфли: — Блядь.