ID работы: 12189764

Зубы мудрости - это ещё не Мудрость!

Слэш
NC-17
В процессе
1381
Размер:
планируется Макси, написано 394 страницы, 23 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1381 Нравится 791 Отзывы 552 В сборник Скачать

Глава 19. Горе луковое. Часть первая

Настройки текста
Примечания:
Входная скрипнула. — Молли, — хрипло сказал Гарри себе под нос. Пекарня встретила его приглушённым светом и абсолютной тишиной — пустая стойка с пустым же прилавком, в котором обычно приветливо блестели крендельки да прочая соблазнительная выпечка (неужто всё раскупили?), беззвучно помигивающий красный огонёк на здоровенной кофемашине и… никого. Даже радиоприёмник на широком подоконнике у его любимого столика не работал. Гарри взглянул на электронные настенные часы — девять вечера — и прочистил горло. — Молли? — позвал он, напрягая связки. Что-то зашуршало, заскрипело, загудело: он увидел, как в маленьком проёме, ведущем на кухню, зажглась лампочка. А потом из него вынырнула миссис Уизли — она качала головой и пыхтела, натягивая на ходу милый белый фартучек. Одной рукой, потому что во второй держала с виду тяжёлый кувшин с водой. Гарри очень некстати схватила жажда. — Молодой человек, не поймите меня неправильно, но мы закрыва… Гарри? Он поджал дрогнувшие губы и через мгновение едва не сшиб откидную панель, отделяющую клиента от продавца, когда за задыхающимся женским аханьем незамедлительно раздался оглушительный звон стекла. — Молли, отойдите сейчас же! — рявкнул он, протиснувшись за стойку. — Вам нужно быть осторожнее! Проклиная себя на чём свет стоит, Гарри заозирался по сторонам в поисках какой-нибудь швабры. Под подошвами хрустели сотни маленьких осколков. — Гарри… боже… что с тобой сде… — всхлипнула миссис Уизли, схватившись за сердце. С тихим вздохом Гарри поднял на неё виноватые глаза. — У вас есть швабра? — терпеливо выговорил он, чувствуя, как пульсирует на губе ссадина. Миссис Уизли изменилась в лице: оно вытянулось, напряглось, будто бы озверело. Гарри поморщился, когда такая хрупкая на первый взгляд рука клещом вцепилась в его предплечье. — Какая ещё швабра… — прошипела побагровевшая женщина. — Во что ты вляпался? Кто это сделал с тобой? Правда застряла у него в глотке вместе с неожиданно подступившей тошнотой. — Молли… — выдавил он и втянул ноздрями тяжёлый воздух. — Не переживайте, ради бога. Я всего лишь с лестницы упал. Как раз хотел у вас попросить воспользоваться уборной. Простите меня. Что же вы так испугались. Отойдите от стекла. Я всё уберу. Сколько стоил кувшин?.. Миссис Уизли недоверчиво сощурилась. Окинув его с ног до головы мрачным, полным явного скепсиса взором, она словно нехотя разжала железные пальцы и выпрямилась. — С лестницы?.. — переспросила она едва слышно. Гарри очень, очень раскаянно почесал затылок слабой рукой. — Да я в подземке… через ступеньку прыгал. То есть, через две. Ну, весело же. Кто ж знал… Миссис Уизли ошалело приоткрыла рот. — Прыгал через ступеньки? — воскликнула она и посмотрела на Гарри так, словно он признался ей в умственной неполноценности. — Боже, Гарри, ты что, вообще… — Глупый, согласен, — отчаянно закивал Гарри с болезненной до медного привкуса на языке обезоруживающей улыбкой. — Давайте мы… я уберу этот беспорядок сначала… ну, ну… всё хорошо ведь. Ничего не сломал. Только не делайте такое лицо. Нет, бога ради! Не надо скорую… да Молли же! Швабру отдайте, я сам!.. По истечении минут пяти, отстранённо рассматривая безобразные пятна высохшей крови в зеркале малюсенькой уборной, Гарри подумал, что ни одной ванны в жизни так не драил, как собрался драить собственное лицо. Хорошо он решил завернуть сюда прежде, чем эту дрянь обнаружила бы Гермиона. Ведь даже со скрипящими от чистоты лбом и щеками в квартиру он стучал боязливо, глухо. Когда дверь со скрипом приоткрылась, ему вообще показалось, будто замок провернуло какое-нибудь привидение, потому что в холле перед собой Гарри не увидел никого. С облегчённым вздохом стянув с шеи показавшиеся необыкновенно тяжёлыми наушники, Гарри толкнул дверь локтем и, дождавшись характерного щелчка, прислонился к ней спиной — хорошо. Прохладно. Вот так. Вдох… вы… — Бу-у! — закричала выпрыгнувшая из кухни Гермиона, приставляя к его горлу длиннющий французский багет. — А вот и мой бесстыдник явил… От страха Гарри подпрыгнул и шатнулся, шаркая кроссовкой по полу. Растерянно мигнув, он с пятисекундной задержкой сообразил, что это из его старого тряпья она соорудила себе пиратскую повязку и что во второй маленькой ручке был для него заготовлен второй багет — кажется, Гермиона собиралась вызвать его на поединок. И в сердце защемило, когда бешеную пиратскую же улыбку на её лице сменило выражение натурального шока. — Ты… о господи, Гарри… Сорвав с правого глаза клочок некогда кармана его древней толстовки, она швырнула несчастный хлеб на обувницу, попав аккурат по обе стороны от наушников, и обхватила ладонями его щёки. — Господи… — повторила она шёпотом, осторожно касаясь большими пальцами саднящих губ. — Как ты умудрился. Никогда в жизни Гарри не видел её настолько растерянной. Криво улыбнувшись одним только уголком рта, он шагнул ближе, опустил разодранные ладони на тёмную макушку и уткнулся в неё носом, потому что запах волос Гермионы показался успокаивающим. — Миона, — вполголоса сказал он, склонившись к её уху. — Пожалуйста, пообещай мне, что не будешь ругаться. Я упал. Сильно упал. Кажется, ничего не сломано. Болит слегка, но это так. Царапины. Ты только не мучай меня, ладно? Я не пойду ни к какому врачу. Ты меня на дуэль вызывала, кажется?.. — рассмеялся он тихо. С минуту Гермиона молчала, не шевелясь и, казалось, вовсе не дыша. Должно быть, минута закончилась, когда Гарри почувствовал, как смыкаются её пальчики в замок — где-то в районе поясницы, там, где ему до сих пор было больно. Она прижалась головой к его груди и крепко обняла — насколько позволяли её невнушительные габариты. Гермиона, думал Гарри, без своих навороченных каблуков вообще казалась ему какой-то дюймовочкой. Так что несложно было на это отчаянное объятие ответить. Вот же. Заплакала. — Эй-эй-эй… — сквозь зубы попросил Гарри. — Ну пожалуйста. Не плачь, я прошу. Только не твои слёзы. Этого ещё не хватало. Ну дурак я, понимаешь?.. — С лестницы, — дрожащим голосом сказала Гермиона, поднимая голову. На мгновение Гарри показалось, что в её огромных всевидящих глазах блеснул, пронизывая насквозь, хирургический скальпель: наверное, он вскрыл сначала бестолковый череп, чтобы добраться до его дурацких мозгов, а затем одним уверенным отрывистым движением проник в самое сердце, препарируя на предмет бессовестной лжи. — Вот как, — только и проговорила она каким-то странным, понимающим голосом. Затем, помолчав ещё некоторое время, добавила: — Тогда мой руки. Я ужин приготовила. И, отстранившись, подхватила с обувницы два французских багета и удалилась на кухню. На кухне, в очередной раз умытый и с трудом переодевшийся, он обежал полным невысказанного сожаления взглядом накрытый Мионой стол — она ведь и клеёнку даже новую постелила. И приборы с салфетками разложила аккуратно, как в ресторане. И, главное, сливочное пиво достала. Вероятно, давно. С чрезвычайной осторожностью опустившись на стул, Гарри схватился за — удивительно — ещё прохладное горло бутылки, аккуратно снял крышку, которую, как оказалось, Гермиона открыла заранее, и щедро наполнил её бокал, отмечая где-то на периферии, что приготовила она целых два потрясающе аппетитных блюда. И пускай Гарри и кусок в горло не лез, он с мягкой полуулыбкой «набросился» на любимый салат. — Миона. Я тебе говорил, что готовишь ты великолепно? — выдохнул он спустя пару шумных глотков газировки, которой поспешил затолкать всё в пищевод. — Всего лишь Цезарь… — пробормотала Гермиона, ковыряя куриную ножку. — Но-но-но! — возмутился Гарри и не удержался от короткого шипения, когда прогнувшуюся спину, которую он решил выпрямить, пронзила неожиданная боль. — С креветками! — воскликнул он как ни в чём не бывало. — Это как ты их так пожарила, что они хрустят? И вообще, я думал, они закончились у нас. Гермиона отложила вилку и потёрла покрасневшие глаза с застывшими в уголках слезинками. — Правильно думал. Я же в Теско сходила. Чтобы тебе не скучно ужинать было, — голос её надломился, — а тут, я смотрю, вечер у тебя и без меня выдался… нескучный. Гарри от этих слов снова захотелось её обнять. Он сделал это, но мысленно, потому что не знал, чего ещё ожидать от проклятого копчика. — Миона… а что люблю тебя — я тебе говорил? Крохотная улыбка на блестящих от соуса «Цезарь» губах. — Вот уж не знаю… что-то не припомню такого… — театральный вздох. — Ну ешь уже. Не хочешь хотя бы рассказать, как у тебя приём прошёл? Как там в стоматологическом раю? Не считая кривой лестницы. Кормят хотя бы? Гарри опустил голову — рука его дрогнула и едва не выронила нож, потому что спрашивала Гермиона так, как если бы действительно поверила в его лживое оправдание. Он засмеялся беззвучно, где-то внутри, подумав, что хирургический скальпель ему и впрямь почудился. И, донельзя удовлетворённым таким поворотом событий, ощутил внезапный голод и отпустил своё внутреннее прожорливое животное, по-настоящему набрасываясь на сочную курицу.

***

Как-то так случилось, что очнулся Гарри поздно и уже один — на подоконнике в своей комнате. Некоторое время он смотрел на валяющийся на измятом покрывале мобильник и, кажется, не моргал — даже когда вместе с глухими вибросигналами подсвечивался, информируя об очередном уведомлении, дисплей. Целую вечность спустя Гарри зашипел от обжёгшего костяшки пальцев пепла, которого не стряхивал с тех пор, как сделал первую затяжку. Заставить себя отлепить затёкшую задницу от подоконника было непросто, но он, мужественно задрав подбородок, доковылял до постели и не глядя разблокировал экран. В самом верху мелькнуло скромное окошко — оно потухло раньше, чем Гарри успел бы прочесть что-либо дальше:

23:54

Гарри? У тебя всё в по…

Упёршись изодранным коленом в основание кровати, он долго смотрел на целиком и полностью состоявший из Депеш Мод плейлист, который сварганил утром на скорую руку, и палец его, не зная, куда приткнуться, бестолково парил над горящим экранчиком. В конце концов, вдоволь намучив усталые глаза едким свечением, Гарри мягко опустился на матрас и «зацепил» треклятый плейлист одним продолжительным нажатием. Чтобы спрятать в самый низ музыкальной библиотеки. Он и не понял, как так вышло, что на электронном циферблате моргнуло жирное и страшное «02:02», а в динамиках заскрежетала тяжёлая мрачная ломань — и такое, оказывается, Гарри Поттер слушал. Как там Гермиона говорила? — Бр-р-р. Это не музыка, это обыкновенный шум. И как у тебя уши не вянут? Всё равно что холостая радиоволна. Гарри хрипло рассмеялся и выкрутил звук на полную. Спать у него всё равно не получится.

***

Что-то странное случилось с Гермионой этой ночью. Она ворочалась, то скидывая, то натягивая на себя тяжёлое одеяло, потому что снилось ей нечто абстрактное и даже несколько пугающее — казалось, что во сне, будто со стороны, а если точнее, то и вовсе откуда-то свыше, с потолка или, может быть, с самого неба, наблюдала она за одним громадным сплошным полотном. Едва она потянулась к нему маленькой робкой ручкой, пятерню неожиданными брызгами окрасило в тревожный алый цвет — точно кипящая кровь на согнувшихся пальцах; стоило ей всхлипнуть от охватившего трепыхнувшееся сердце отчаяния, сквозь дрожащие фаланги прорезалось багряное фосфорическое свечение — так страшно красиво заходит обычно солнце. Растерянный взгляд наконец оторвался от бессмысленно повисшей в воздухе руки — та показалась чужой — и метнулся вниз… рот Гермионы распахнулся в надрывном крике: полотно, с минуту назад девственно белоснежное, чистое, пульсировало, насквозь пропитавшись густой тёмной кровью — и кровь безостановочно сочилась из него, точно из открытой колото-резаной раны. Осознав, что кричит беззвучно, Гермиона зажмурилась и зажала ладонями рот. И тогда — не иначе как в голове — тихим обволакивающим эхом растеклось мягкое: — Господи, напугал тебя, что ли. Прости ради бога. Тш-ш, спи, спи. Моя хорошая. Я люблю тебя. Она подпрыгнула на постели, захлебнувшись лихорадочным вздохом, на ощупь нашла под горячей подушкой мобильник, чтобы включить слепящий едкий фонарик — и застыла. Никого. В комнате — никого. Только дверь, ведущая на балкон, почему-то приоткрыта; поморщившись от режущего слух скрипа, Гермиона вскочила, со всей дури захлопнула её, злая на свой ночной кошмар… И рухнула на постель, не в силах осмысливать дурное видение. Подумала только, что, наверное, и ей ловец снов, как у Гарри, не помешал бы. Как-нибудь обязательно сходит в это странное кафе…

***

Казалось, он едва сомкнул веки — а на часах…

10:34

«Гарри»

Первые секунды после пробуждения — блаженные, сладкие, им нет цены, их так не хочется отпускать. Вот Гарри и улыбнулся сначала одним лишь уголком сухих, как наждачка, губ. Тут же поморщился, потому что нижняя треснула, и с выступившей на ней капелькой крови, что он слизнул безотчётно, обрушился на него сокрушительный шквал жестоких и едких картинок прошлого вечера — прежде, чем он успел написать: «Доброе утро, Северус». Улыбка его растворилась вослед сладкому забытью; лишь тогда он случайно поймал, морщась сильнее от железного привкуса и шурша одеялом, тёплые лучи солнца, и стало ему отчего-то неприятно, что они так безучастны, что не нарисовалось этим утром на небе хмурых и мрачных облаков, а значит можно было и не рассчитывать на маленький целительный дождик. Кажется, нет этому миру никакого дела до безобразного месива, тяжёлым камнем сдавившего грудную клетку. Чёрт. Снейп. Нужно ответить Снейпу. Воздух поступал в лёгкие короткими отрывистыми вдохами — наверное, так дышат астматики? «Хэй. Доброе утро», — собрался он напечатать. Перевернувшись на бок, Гарри зашипел, потому что колено, которым он ударился о стену, засаднило, а тусклый в режиме энергосбережения экран — забыл поставить на зарядку ночью — подсказал ему, что пропустил он целых четыре сообщения. Последнее перед отвеченным было отправлено Снейпом в пять пятнадцать. Тыкнув вслепую «отправить», Гарри вздрогнул — молниеносная вибрация. Он сощурился, вглядываясь в показавшиеся странными пиксели. Увидел сначала своё: 10:41 «Хэй. Дброе утрл» Кое-как вдохнул, выдохнул — и посмотрел на то, что нарисовалось ниже:

10:41

«Ты был занят?»

«Вчера»

«Мне не стоит писать тебе вечером?»

Нет. Нет. Нет. Нет. Неправильно. Рот приоткрылся в почти болезненном оскале — Гарри цокнул языком, потёр свинцовые веки, проморгался… 10:42 «Чёрт, не до конца проснулся. Да телефон разрядился, извини. Не видел сообщений. И нет, с чего ты взял» «Как ты, Северус? Наверное, много пациентов? Пятница»

10:42

«Как ты, Северус? Интересно. Что-то новенькое»

«Ты не хочешь»

10:42 «А какое было старенькое?» Добрых минуты полторы на экране то загоралось, то исчезало, сменяясь на статичное «в сети», подозрительное «печатает» — Гарри показалось, что он своим сообщением нечаянно Снейпа прервал.

10:44

«Полагаю, кто-то научился язвить?»

Гарри нахмурился. 10:44 «О чём ты?»

10:44

«Ты прав. Пациентов много»

10:44 «Северус» «Ты хотел что-то спросить?»

10:45

«Нет. У меня операция»

«Четыре»

«Операции»

«Должен идти»

Был недавно

— Твою мать, — прошипел Гарри сквозь зубы, швыряя мобильник куда-то под колени. В ванной комнате, выкрутив кран почти до упора, он держал ладони под горячей водой, периодически пошатываясь на слабых ногах, и наблюдал за тем, как пышущее паром озеро в раковине окрашивается в ярко-красный цвет — наблюдал, потом вяло намыливал руки, потом смывал, потом снова намыливал, смывал, намыливал, смыва… Когда Гарри, устав от унылого алгоритма и смирившись с тем, что вода никак не становится прозрачной, поднял тяжёлую голову, глаза его расширились — мимолётный взгляд на собственное отражение сквозь запотевшие очки. Вспышка. — А тебя природа не обделила, Поттер! — Отвали, Виктор. — Хочешь сказать, сегодняшняя тренировка тебя не утомила? Хорошенько мы вас отмудохали. — Это была разминочная. — О! И всё-таки… — Эй! Держи дистанцию. — Ну, ну… я уверен, после такого поражения тебе просто необходима разрядка, Поттер. — К-какого ты… ха-ах! Гарри тряхнул головой, до боли закусывая без того израненную губу; сплюнул кровь в наконец порозовевшую воду и небрежно вытер рот предплечьем. Из зеркала на него смотрел исподлобья какой-то убогий торчок, не иначе — два опухших серых мешка под глазами, продолговатая багровая ссадина у крыла носа, сине-фиолетовый подтёк на шее, за которым не виделось больше никакого засоса. Он горько усмехнулся: как всё оказалось просто. И шарфа не потребовалось. На кухне, стоило ему опуститься со страдальческой из-за боли в копчике гримасой на стул, телефон его завибрировал — Гарри испугался брать его в руки, но звонок не прекращался долго, и от этого у него заныли виски. Сказать, что он был удивлён, рассмотрев на дисплее неожиданное «Симус» с заговорщицки ухмыляющейся рожицей, значит не сказать ничего. — Алло, — просипел он и тут же откашлялся. В трубку заливисто засвистели. — Алло-алло, ни с места, вы окружены! Гарри шлёпнулся лбом о заранее подставленную ладонь, заслышав за этим приветствием тихое хихиканье, которое совершенно точно принадлежало Дину Томасу. — Финниган?.. Никак делать тебе нечего в десять утра? — Это ещё что за деловой стиль общения! И вообще-то не десять, а двадцать минут как одиннадцать, мистер Поттер. — Невелика разница! Что случилось-то? Мессенджеры для кого придумали? — Обязательно что-то случиться должно? Я просто так позвонил. Ну, мы позвонили. А что, уже нельзя набрать старого друга? Ты никак зазвездился там со своим автоматом по практике, забыл про нас совсем?.. А, Гарри-Не-Звоните-Мне-Поттер? — А ты откуда про автомат знаешь? — Это Дин. Дин же знает всё на свете. И не спрашивай, как, я и сам не… — динамик зашуршал. — Ай! Ну вот. Теперь он ругается. Если бы глаза у Гарри не щипало от жалких четырёх часов сна, он бы обязательно их закатил. — Ладно, бог с тобой. Давай ближе к делу. Чего нужно? А это уже был голос Томаса: — Чего, чего… увидеться хотим! Айда в кино! Ну, или в кафешку какую-нибудь хотя бы. Поболтаем. Кофейку попьём, как ты любишь. Этот. Капучино. О, как же долго и муторно было этим двоим объяснять, что есть у него, оказывается, очень важные дела. Гарри с отстранённым ужасом осознал, что чем больше врал — тем больше верил в собственные слова. Более того, оказалось, что по телефону это делать не так трудно, как глаза в глаза. Хотя, справедливости ради… Гарри вздохнул, откладывая телефон. Благо дальше оскорблённого ворчания товарищи его заходить не стали. И хорошо, ведь головной боли ему действительно хватало — как минимум потому, что ночью он практически не спал. И потому, что врать по телефону он готов был всем на свете, кроме Снейпа. Снейпа, по бархатному голосу которого он уже успел соскучиться. Снейпа, который смотрит на него так, как Гарри никогда и представить себе не мог, что люди умеют смотреть. Снейпа, одного лёгкого касания которого было достаточно для того, чтобы он забыл и долго, долго не вспоминал, как правильно дышать. Гарри очень хотел написать ему снова, но страх — совершенно дикий, необъяснимый страх — охватывал душу каждый раз, стоило ему потянуться к потухшему экрану мобильника. Гарри боялся, что если будет в этот день говорить со Снейпом, то обязательно соврёт. И не зря.

Вру-ум.

13:01

«Гарри»

«Приходи сегодня?»

Он представил себе — косые взгляды прохожих на его опухшее лицо со сломанными от недосыпа глазами, в одном из которых проросла маленькая красная веточка лопнувшего сосуда, на разбитую губу с уродливыми сухими трещинами; отвалившуюся челюсть и, наверное, опрокинутый на клавиатуру двойной эспрессо мисс Паркинсон, палец у виска белобрысой мыши, и Снейпа — Снейпа он тоже себе очень хорошо представил. Гарри бессовестно закурил — с третьего раза — прямо за кухонным столом, не удосужившись для этого ритуала распахнуть окно. И пока змеилась, размазывая очертания испачканной клеёнки, длинная густая дымка, он всё не мог сообразить, что делать. — Привет, Северус?.. — заговорил он с проехавшейся по столешнице пепельницей. — Как ты? Не удержался — прыснул, подавился дымом, прокашлялся. Попробовал сделать уверенное лицо: — Хэй, Северус. Как твой день? Стряхнул пепел, попал случайно в чайное блюдце, заставил себя сфокусировать взгляд. — Ах, ты про это?.. Да представляешь, у нас лифт вчера сломался. Ну, я и… да, никогда такого не случалось. Да, понимаю. А вот так вот. Споткнулся, упал, покатился, знаешь, как в мультиках бывает? Этот, как его. Том и Джерри. Помнишь, там по лестнице пианино проехалось? Прямо в Тома. Он ещё в рай попал. Вот я — пианино. Вздохнул. — Конечно, ты не смотрел этот мультик… Ты, наверное, никаких мультиков не смотрел. Что говоришь?.. О, да. Я знаю. Мог обратиться к тебе? Да. Ты прав. Я не хотел… да. Да, я идиот. Ну разумеется, я помню, что ты врач. Что говоришь? Вообразил себе два чёрных провала в глазницах — бездна. Зло растёр дотлевающий фильтр о дно пепельницы, откинулся на спинку стула, постучал по глупой башке. — Боже, Поттер, ты сошёл с ума… дурак… дурак… Как, как, как он должен смотреть в эти глаза и врать. Они же видят насквозь, читают, как открытую книгу, сканируют — как рентген кости. В конце концов…

Ты совершенно не умеешь лгать

Явиться в его, его клинику, натянуть улыбку, изобразить беспечность, сыграть в патологического кретина? Ни за что. 13:11 «Хэй, Северус»

«Извини, я»

Гарри осёкся, передумав отправлять второе сообщение. Я — что? Занят? «Важные дела»? Какие могут быть важные дела? Ну, генеральная уборка, например? Друзья позвали пить кофе? А может, вовсе записался на какое-нибудь плавание? Да, конечно. Великолепно, Поттер. Ведь всякое плавание, должно быть, важнее, чем он. 13:12 «А ты не хотел бы на следующей неделе?» Он зажал ладонью рот, не понимая, отчего же сердце забилось так часто и поднялось в самое горло. В сети

Печатает…

Был недавно

Наверное, Гарри не дышал, пока сменяли друг друга ужасные надписи пользовательского статуса. И наверное, кофе давно остыл.

13:18

«У тебя другие планы? На сегодня»

Он зашептал, как больной душевно: — Прости меня, прости, прости, про… Пальцы застучали по экрану. 13:18 «Извини, понимаешь, дело в том, что» «Я обещал однокурсникам встретиться сегодня» «Они уже месяц пытаются вытащить меня из дома» «Ну, и я, понимаешь» «Боюсь, они обидятся, если откажу» «Прости, но это вовсе не значит» Он вздрогнул, не успев довести враньё до логического завершения — вибрация посреди фальшивых слов.

13:18

«Успокойся. Не нужно передо мной отчитываться. Ты занят. Я понял»

13:19 «Северус»

13:19

«?»

Горло сдавило. Прерывистый свистящий вдох — спокойно. Спокойно же. 13:19 «Я скучаю по тебе»

13:20

«Я говорил тебе, что до отпуска неделя. Буду на рабочем месте по следующую субботу включительно. Каждый день. В будни и выходные. Скучаешь — приходи в любой»

13:20 «Но пациенты? У тебя ведь запись»

13:20

«Не имеет значения. Ты вне очереди»

«Хорошего дня, Гарри»

13:21 «И тебе, Северус»

***

Дело в том, думал Гарри спустя ужин с хмурой Гермионой, бессонную ночь и «доброе утро» в три часа дня, что даже если бы сомнительный ублюдок-незнакомец, набросившийся на него с кулаками и определённо шатнувший его относительно благое внутреннее равновесие, приходился когда-то Снейпу… х-м. Парнем? Любовником? Мальчиком на ночь?.. Ай, без разницы. Какое бы у этого чуда ни было название, даже если бы оно всё было правдой, Гарри ведь совсем, нисколечко не волновало, с кем, когда и при каких обстоятельствах у Снейпа мог быть секс. Это как минимум глупо — заслуживает разве что паршивого мыльного сюжета очередного многосерийного сериала по телику, который он не смотрел, но, к сожалению, иногда слушал. Против воли, разумеется, потому что тёте Петунье иначе было бы нечего со своими подружками-соседками обсуждать, а у него, Гарри, не оставалось другого выбора, кроме как смиренно жевать холодную картошку под неугомонные вопли чересчур старательных актёров. Так вот, не важно. Не важно, какое там у Снейпа могло быть прошлое. Узнай Гарри о том, что Снейп, например, пол-Лондона «лечил» у себя в постели — ни на секунду не пожалел бы, что бросился ему под колёса тем прекрасным вечером. Скорее пошутил бы только, что нет в этом ничего удивительного, ведь он в жизни не видел человека привлекательнее. Всё оказалось куда сложнее, так сложно, что Гарри, впервые испытывая столь тяжёлое, мрачное чувство, никак не мог прийти в себя — торчал в полчетвёртого на кухне, один, потому что Гермиона сказала, что придёт в четыре, и медленно, но верно сходил с ума. Он то и дело листал окошко в мессенджере до самого первого «добрый вечер, Гарри»; читал, точно конспект по критически важной лекции, казалось бы, такие живые сообщения, что отправлял совсем недавно, но чувствовал, будто теперь у него так решительно не получится. Прокручивая ползунок переписки раз в десятый, Гарри нахмурился — палец задержался на тех особенных словах, что он писал неосознанно ещё в первые дни. Он всё препарировал их, отстранённо потряхивая в другой руке маленький спичечный коробок, и размышлял. Например, о том, что сейчас, когда кошмарное удушающее смущение покинуло его, отошло на второй план, сменившись новорождённой горечью, сообщения его выглядят донельзя вызывающими; или о том, что некоторые его ответы совершенно явно отдавали шальным, грязным подтекстом, пускай даже сам Гарри об этом и не задумывался. Стоило ему докрутить всю эту виртуальную историю до невообразимо пошлых фотографий, которыми он додумался Снейпа дразнить, что-то щёлкнуло — внутри. Снейп… Да. Гарри был прав. Дело в том, что Снейп — по переписке — вёл себя с ним так же волнительно лишь тогда, когда Гарри начинал это дело первым. Пускай даже случайно. И в том, что не выйди Гарри из строя тем роковым вечером, накануне назначенного приёма, может быть, между ними никогда и не случилось бы звонка. А звонок повлёк за собой… пожалуй, всё. Всё, что окончательно снесло ему крышу. Моргнув, Гарри взглянул на безучастный коробок. По бесшовной тьме чёрной краски миниатюрная птица раскинула багряные крылья — из них, точно натуральными оранжевыми языками, струилось пламя. Странная птица. Кажется, видел он где-то такую. Выудив из коробка спичку, Гарри чиркнул ей по шершавой стенке — и со второго раза перед глазами вспыхнул завораживающий огонь. Он вздрогнул, не смея оторвать от него глаз.

…знаешь, кто ты?

— Вы только посмотрите на это… — Заткнись, Виктор! Просто заткни… Он клацнул зубами, стискивая челюсти, но из горла всё равно вырвался длинный дрожащий стон, а пальцы впились в окаменевшие предплечья; и он не понял, ни в этот миг, ни целую вечность спустя, зачем — оттолкнуть ли, схватиться ли крепче, чтобы?.. Гарри — бледный как мел — мигнул, пытаясь прогнать паршивое видение. Едва не пополам согнувшись, закусил заляпанные мутными красными пятнами пальцы, швырнул обуглившуюся спичку в сторону. Схватился за горячую чашку, чтобы качаться с ней из стороны в сторону, сверля бессмысленным взглядом пол — вспоминая. Одетый строго, с иголочки, тяжесть голоса, неулыбчивые губы, с которых срывались жестокие острые слова, в глазах — сталь; неукротимая сила в гуляющих безупречными буграми мышцах, горький запах парфюма — Крам. Чёртов ублюдок. — Дрожишь, как в горячке… — Прекрати. Пожалуйста. Хва… а-ах! — И стонешь, как настоящая шлюшка, — грубая рука рывком проехалась вниз, остановилась у основания, чтобы сдавить мошонку. — Не так ли, Поттер? Ты — маленькая шлюха. — Шлюха, — выплюнул Гарри. Кулак остервенело двинул по столешнице, и Гарри чертыхнулся, вернул опрокинутую чашку, из которой пролился на колени обжигающий кофе, на стол — шипя, скалясь, морщась от горечи грязного слова, умершего на языке. Гермиона когда-то сказала ему, что ненавидеть себя — это болезнь, патология, с которой нужно сей же час, немедленно сгрести из черепной коробки в чемоданчик свои дурацкие мысленные манатки и решительно понести всё это гнилое добро на суд специалиста; «Терапия, нужна терапия, ты, горе луковое!..» Он пообещал ей тогда, что пошутил, ошибся и впредь самодиагностикой заниматься не станет, ведь Гарри не болел вовсе, это так, модно, прикольно в наше время, особенно среди молодежи: раз — и «я-себя-ненавижу». А она обиделась, она говорила, что он — дурачок, что он не виноват, что он, видите ли, хороший, а болгарская сволочь по обмену на футбольный Кубок может поцеловать его в задницу, потому что кубок достался Львам — и это его, Гарри, заслуга. Гарри глубокомысленно кивал, изображая вину за «идиотское самобичевание», которого Гермиона цедила, что не потерпит, кивал, но в то же время не мог отбиться от навязчивой мысли, что случившееся в том поганом душе вечером после тренировки — тоже его заслуга. Сейчас же, в четыре ноль два, услышав, как проворачивается во входной двери ключ, Гарри лязгнул зубами и уставился невидящим взглядом сквозь мокрые кофейные разводы на штанах. Думая о том, что любой вменяемый человек, посмотрев на то, как он общался со Снейпом, и для полноты картины отметив факт, что Снейп стабильно не брал с него ни за что и пенса — без раздумий назвал бы его так же. Шлюхой. И разве оказался бы неправ?..

***

Спустя пару суток, за которые Гарри окончательно истребил во внутренней системе ценностей понятие «режим», он с горькой улыбкой посмотрел на практически неиспользуемый мобильник и понял, что Снейп ему ни разу не написал. А тишину на кухне, кроме которой Гарри нигде не светился, можно было резать ножом. Он поднял на молчаливую Гермиону красные глаза. — Миона. Как твоя работа? Та, словно его обращение могло быть командой или некоторым разрешением смотреть на него в ответ, прекратила разглядывать экранчик, от которого не отрывалась добрую безмолвную вечность. Пожевав пухлую губу, она вздохнула. — Гарри. Может быть, хватит? — Я уже не могу спросить тебя о работе? — голос предательски дрогнул. — Можешь. Покуда это не очередная попытка сделать вид, что у тебя всё хорошо. Стоило ему инстинктивно открыть рот, в горле подпрыгнул знакомый комок — Гарри опустил взгляд, с усилием сглатывая. — С чего ты взяла, что нет? — Ты себя в зеркало видел? — Ну что я могу сделать с… — А я и не про ушибы твои. С лестницы, — процедила Гермиона. — Бог с ними. Хотя бы про то, что за трое суток ты ни разу не вышел из дома. И что ты если не обратился в вампира, то как минимум очень хреново спишь. То есть не спишь вообще. Выжидающе уставившись на него исподлобья, она несколько раз царапнула вилкой по тарелке — невыносимо противный скрежет. Приблизительно так скребло на душе. — Да ладно тебе, — сказал Гарри сквозь зубы. — Как будто первый раз видишь, чтобы у меня всё через одно место делалось. В особенности сон. — Сон, — загнула она пальчик. — Никакого движения, — второй, — аппетита заодно. Что фыркаешь? Ты за последние десять минут ни одного кусочка в рот не положил. Я уже молчу о том, что и мобильник твой лежит нетронутый, холодный. Виртуальной реальности что — тоже никакой? Поттер, ты меня за слепую держишь, а? — Миона… Острый взгляд карих глаз полоснул его по лицу, как бритва. — Что у вас случилось? — холодно спросила Гермиона. Гарри поперхнулся воздухом. — О чём… — Ты. И носатый твой. У вас какие-то проблемы? Ещё на прошлой неделе ты едва ли не каждый день туда бегал. Хорошо не вприпрыжку. Что произошло? Куда это всё испарилось? Не может же эта игра в молчанки длиться вечно. — Послушай, но ведь ничего не произошло. Просто… просто не назначили ещё приём никакой. Гермиона перегнулась через стол и опустила на его неподвижную руку тёплую ладошку. — Скажи мне, Гарри, — осторожно, мягко попросила она, пройдясь по запястью пальцами. — Он… обидел тебя? От этого вопроса Гарри вовсе растерялся. — Я… господи, Миона, откуда у тебя вообще такие мысли! Ты серьёзно так подумала? — вспыхнул он, впрочем, руки не отнимая. Поджав губы, Гермиона не контролировала лица — оно то хмурилось, то разглаживалось, то мрачнело, то… — Я ведь знаю, что ни с какой лестницы ты не падал. Просто скажи. Это он сделал? — глухо проговорила она. — Поэтому ты не выходишь из дома? Поэтому не спишь? Ты его… боишься? В это мгновение Гарри впервые с того ужасного вечера охватило пронзительное чувство вины. Кажется, собственное вранье загнало его в тупик. Нет, это никуда не годится. Нужно попробовать… нужно… — Хэй, Гермиона, — сказал он серьёзно, привставая на стуле. — Я понимаю, что… боже. Да, я не до конца с тобой был честен. Прости, прости меня. Пожалуйста, — добавил он одними губами. — Это всё понятно, что не был честен, — бросила Гермиона, не сводя с него тяжёлого взгляда. — Я повторю свой вопрос. Доктор твой. Или мужик. Или… не важно. Этот Северус Снейп. Он? Он сделал?.. Гарри отчаянно замотал головой, шумно выдыхая. — Нет-нет-нет-нет. Нет. Господи. Нет, не он. — Но, тем не менее, между вами что-то произошло. Что-то нехорошее. Не так ли? — Я не думаю, что это так… — О’кей. Скажем по-человечески: вы, Гарри, поссорились? Ссора. Это незнакомое, странное слово отозвалось в нём новой волной горечи — она сдавила горло холодными железными путами. — П-поссорились, — зачем-то повторил он. — М-м… Нет, нет. Мы не ссорились, просто… — Возникло какое-то недопонимание? Гарри почти разозлился на себя за то, сколько сочувствия и боли прозвучало в этом тоненьком голосе. А ещё — ещё его с ума сводила тяжесть, с которой ему в принципе давались слова. Устремив взор на безобидное окно, он криво улыбнулся, потому что там начинало темнеть — вот же. Нормальные люди в это время, наверное, готовятся спать, собирают сумки и портфельчики на работу. А у него, придурка, едва-едва начался день. — М-можно и так… сказать. Наверное, — выдохнул Гарри и тут же поджал губы. — Значит, не поняли друг друга. И значит, Снейп тебя не трогал? Мозги не работали. — Не трогал? Эм… Гермиона театрально закатила глаза. — Не в прямом смысле этого слова, Гарри, — сдержанно пояснила она. — Я имею в виду: он точно, честно-честно не сделал тебе больно? — Честно-честно, — тихо подтвердил Гарри. — Прости. Ты ведь ни одному слову моему, наверное, уже не веришь. — Что ты к нему испытываешь? Рёбра сотряс оглушительный, одному ему слышный грохот. — Эй. Брови Гермионы взлетели. — В чём дело? Что в этом вопросе такого страшного? Веки опустились — под ними, лишая его воздуха, зажглись цветные искры воспоминаний. Что ж, нам по пути

Сейчас будете мне ассистировать

Смотрите-ка, уже сами всё делаете

В рай успеете

Вы видите, я не контролирую себя

Древние люди, мистер Поттер, помните?

Говори со мной

Мистер По… Гарри. Подпишите: «Гарри»

Иди ко мне

— Испытываю… — задохнулся Гарри, безотчётно стискивая маленькую Гермионину ручку. — Что-то. Я… я не знаю. Что-то испытываю. Пожалуйста, давай не будем об этом говорить. После этого разговора Гарри, как ни старался, не смог провести в своей комнате больше минут сорока — это становилось невыносимо. Тревога, которую зародили в груди эти до одури странные слова, стремительно набирала обороты, разрастаясь в нём чем-то пугающе близким к панике — Гарри боялся прикасаться к мобильнику, он положил его на всякий случай экраном вниз, даже включив режим «не беспокоить». У него никак, никак не получалось придумать, что говорить Снейпу, ведь последнее, что Гарри мог себе позволить — признаться в случившемся в том тёмном переулке. Равно как и то, чтобы рассказать, что ему страшно от мысли о том, как же он выглядел с ним со стороны. Страшно подумать, что, может быть, Снейп действительно считает, что Гарри… что Гарри… Покосившись на валяющийся где-то под кипой изведённой бумаги рисунок, он нахмурился и аккуратно, почти любовно выудил его, чтобы поместить в выдвижной ящик. Не дай бог Гермиона увидит это безобразие. Он ведь, кажется, разбудил её тогда, попёршись глубокой ночью на чёртов балкон за мольбертом. — Миона?.. — постучался Гарри в её дверь, убежав от пустого холста, который марать не решился. Гермиона никак ему не ответила — тишина. Возможно, это было несколько нагло, но, не достучавшись до неё трижды, Гарри робко подтолкнул дверь, чтобы заглянуть в проём. — Хэй, Миона, я… Гарри застыл, забыв захлопнуть рот. Настежь распахнутое окно, в воздухе — запах его, или, вернее, уже их «унисекса», здоровенная дымящаяся кружка на прикроватной тумбе, тихий свет ночника в виде умилительного котика из японских мультиков… Гермиона, совсем его не заметив, полусидела-полулежала в этой почти темноте, и лицо её освещал горящий экран уложенного на грудь ноутбука. Сощурившись, Гарри вдруг понял, что в ушах у неё были его старые «затычки» — те самые, про которые он категорически забыл с тех пор, как получил… подарок. Вдоволь нажевавшись нижней губы, Гарри осторожно шагнул к кровати, точно крадучись, и точно боясь Гермиону в очередной раз напугать. Как же он вздрогнул, когда та, оторвавшись от ноутбука, неожиданно встретилась с ним глазами. — Гарри? — спокойно произнесла она, вытащив из правого уха затычку. — Что-то случилось? И Гарри стало стыдно, что Гермиона думает, будто для того, чтобы прийти к ней, должно обязательно что-нибудь случиться. — Нет, нет, что ты… а ты что делаешь? — шаркнул он тапочкой, как маленький. — Эм… — растерялась Гермиона. — Ну, сериал смотрю. Испанский какой-то, старый… а что такое-то? Гарри вдохнул поглубже. — Миона, а можно я тут?.. Я тебе мешать не буду. Гермиона аж приподнялась, сбрасывая с себя одеяло — на ногах у неё красовались обыкновенные серые пижамные штаны. Причём на вид размера на три больше положенного. С секунду задержав на них взгляд, Гарри вспыхнул. — Эй, Миона! Я же выбросить их хотел. — Кх-м, — только и крякнула Гермиона в кулачок. — Ничего не знаю. В них удобно очень. Ну иди, горе луковое. Тут она вдруг чуть подвинулась и похлопала по матрасу рядом с собой. И Гарри осторожно, боясь не оставить ей никакого места, опустился на скрипнувшую кровать — господи, эта конструкция, наверное, и не рассчитана на то, чтобы на ней лежали двое. Но Гарри отчего-то так сильно хотелось побыть с Гермионой, что он подумал даже, что в случае чего доползёт до банка и снимет какую-нибудь наличку, дабы купить Гермионе новую: в конце концов, не нищий же он был. Экономный, да. Но не нищий. — И что это такое? Так и будешь бревном валяться? — недовольно буркнула Гермиона. Гарри замер где-то у неё в ногах, искренне переживая, что только мешается. — А я не хочу тебе мешать, — виновато признался он. Гермиона вздохнула. — Да иди сюда. Глупый. Она аккуратно подтолкнула его несчастную голову к вытянувшимся ногам — так, что Гарри, зажмурившись, смог прижаться к тёплым коленям. Господи-как-удобно. — Ну чего, хочешь со мной посмотреть это мыло? — ехидно усмехнулась Гермиона, протягивая ему наушник. Гарри молча закивал, переворачиваясь на бок, вжимаясь холодной щекой в её бедро. И когда ноутбук со своим небольшим экранчиком оказался вдруг на тумбе, Гермиона, расслабившись, съехала чуть ниже, поправила под лопатками подушку и опустила ладонь ему на голову. Этот сериал… Гарри, вслушиваясь параллельно странной одноголосой озвучке в медленное биение собственного сердца, не сразу понял, какого чёрта там происходит, ведь Гермиона, конечно же, не первую серию смотрела. Вот он и спрашивал в перерывах между эпизодами, подставляя голову под её мерные поглаживания: — А этого как зовут? — А эта чего, влюблена в него, что ли? — А почему они недолюбливают друг друга? Гермиона монотонно объясняла ему всевозможные сюжетные развилки, о которых он не догадывался, и, казалось, совсем не злилась, что он её столько дёргает. Вопросы у Гарри закончились на следующей серии, когда «на сцену» вышли два незнакомых героя — потому что и Гермиона видела их впервые. Навострив уши и сведя брови к переносице, Гарри молча впитывал в себя разворачивающиеся события: на первых же кадрах зрительскому взору явилась женщина… Женщина, определённо красивая, взрослая, отправилась среди ночи в какой-то молодёжный клуб — решительно одна. Точно не беспокоило её, что оно окажется небезопасным, точно плевать она хотела, что в этом сомнительном месте может с ней произойти. Затем, спустя литр-другой дорогого алкоголя, она… встретила какого-то молодого человека. На танцполе. Тот на вид был сильно моложе, а потому загадочная женщина и не сразу обратила на него внимание: всё отбивалась, увиливала от него в другой конец зала. Разумеется, было вполне предсказуемо увидеть спустя минут пять экранного времени, что встреча их закончилась диким, сумасшедшим сексом — у паренька дома, между прочим. Гарри этого ничуть не стеснялся, впрочем, как и Гермиона — видели они за годы совместного просмотра кино этих сексов столько, что врагу не пожелаешь. А вот то, что произошло дальше… Гарри резко выдохнул, не в силах оторваться от пёстрых картинок следующего дня. Глаза его постепенно округлялись. Утром герои разошлись — по очевидным причинам. Женщина, наскоро одевшись, холодно сообщила парню, что случившееся ночью не должно послужить поводом для дальнейшего взаимодействия. На одну ночь, так сказать… развлекаловка этакая. Гарри её, в принципе, понимал. Но было одно «но»… Он едва не захлебнулся воздухом, когда выяснилось, что дамочка-то — преподаватель в университете. Причём из тех, кого бедные студенты имеют обыкновение обходить за милю, да у которых не то что списать — дышать страшно на парах. И каково же было его изумление, когда в первый день нового учебного года на лекцию, что едва началась, ворвался, тяжело хрипя, потому что бежал по лестнице… тот самый парнишка. Боже. Чем дальше развивались события, тем больше Гарри чувствовал, что неумолимо краснеет, а в лёгких отчего-то стремительно исчезает пространство для кислорода. Они… разве можно играть так реалистично? Острые, пронзительные взгляды — крупным планом. Паренёк, бестолково мнущийся с ноги на ногу, сверлящий глазами дыру в идеально ровной, вечно прямой спине. Случайные прикосновения — столкнуться одними подушечками пальцев, когда приходило время сдавать написанное в гробовой тишине эссе. Неловкие реплики, румянец на щеках, мысли, беспорядочные, навязчивые… И ведь женщина — женщина тоже в долгу не оставалась. Эта безупречная деловая одежда, кривой изгиб тонких губ, властные ледяные нотки в каком-то будто бы вовсе не женском, низком и чарующем голосе. Гарри казалось, что лёд трескался, таял каждый раз, стоило ей заговорить именно с… На сцене спонтанного яростного секса прямо в её кабинете, в перерыве между парами, где роковая женщина демонстративно приставила к губам задыхающегося парня указательный палец, Гарри не выдержал — вскочил с постели, едва не придавив бедную Гермиону. Буркнул ей, что спать захотелось. Захлопнуть дверь, рухнуть безвольной грудой костей и мяса на собственную кровать, набросить на себя одеяло, стянуть под ним, стиснув зубы, с напряжённых бёдер чёртовы штаны… Откинувшись на подушку, Гарри с силой сомкнул веки, под которыми закатились глаза, стоило ему судорожно обхватить твёрдый как камень член. Он потерял голову, забылся, весь мир сыпался на задворках больного сознания, пока горячая ладонь быстрыми агрессивными рывками приближала его к такому необходимому оргазму. — Се… верус, — рвалось из горла хриплое, — пожа…луйста. Северус… Северус… хорошо… Когда его, забившегося в долгой конвульсии, вышвырнуло из сладостной неги, «хорошо» практически мгновенно сменилось на «плохо». Внезапной лавиной на Гарри обрушилось разочарование. Он смотрел в потолок и никак не мог хотя бы мысленно сформулировать, что именно его расстроило. Гарри почувствовал себя так, словно ему должно быть стыдно, мерзко, грязно от этой дрочки. Словно у него не было никакого права представлять на месте своей руки длинные пальцы Снейпа, словно нельзя было верить, что где-то над ухом звучит низкое сбивчивое дыхание, словно Гарри благополучно испортил всё, что между ними было.

…ты для него никто, ноль без палки, ничтожество, он растопчет тебя, как назойливого таракана, стоит тебе разок подставить ему…

И словно эти чёрные глаза могли на него посмотреть с отвращением, как на какую-нибудь…

***

Счёт времени Гарри потерял окончательно. Просыпаясь вечерами, он не всегда был уверен, что следующий день, собственно, наступил. Иногда его будила Гермиона — это если у Гарри даже к восьми не получалось встать. Первые пару раз она была с ним относительно терпелива, мягка. На третий и последующие он начал замечать в её голосе дрожащие нотки раздражения вперемешку с натуральным беспокойством. Стыд и вина окутывали его тяжёлым беспросветным коконом. И если когда-то раньше, в мире, который закончился вечером прошлого четверга, кофе оказывал на него эффект бодрящий, то теперь Гарри абсолютно не отдавал себе отчёта — он ел, может быть, один раз, а потом лишь хлебал литрами бесполезную растворимую дрянь. Растворимую потому, что на то, чтобы кофе варить, сил у Гарри никаких не осталось. Смотрел на тусклое «хорошего дня, Гарри» сухими глазами и периодически вздрагивал, занося палец над виртуальной клавиатурой. Ни одного сообщения. Снейп не написал ему ни одного сообщения. — Миона, ты почему так поздно вернулась с работы?.. Среда ведь. Гермиона, замерев в дверном проёме, посмотрела на него со смесью страха и изумления. — Гарри… — гробовым голосом проговорила она, опустив на пол два пакета. — Что? — Сегодня пятница. Той ночью Гарри не спал. Мешая красный и жёлтый в крышке из-под сливочного пива — этакая импровизированная палитра, — он, высунув кончик языка, мысленно обещал себе, что отныне не посмеет не знать, какой сегодня день недели. А ещё Гарри решил, что напишет Снейпу. Завтра. И будь что будет.

***

Завтра — то есть уже сегодня — была суббота. Это Гарри определил по мигнувшему циферблату после сброшенного в одиннадцать ночи будильника. У него в комнате очень сильно пахло сигаретами, на столе в некоторых местах были цветные отпечатки пальцев — засохшая гуашь. Он открыл окно и высунулся в него, старательно разлепляя склеившиеся от двенадцатичасового сна веки. Где-то вдалеке лаяла соседская собачонка, и Гарри к собственному удивлению понял, что это, пожалуй, был единственный признак жизни, который он засвидетельствовал с прошлого вечера. Ведь Гермиона его решила сегодня не будить. Более того, она даже не зашла к нему в комнату. Лай прекратился. Деревья, шумевшие обычно колыхающимися листьями, молчали. Внизу, у косой скамейки перед его подъездом, не было ни души. Гарри попробовал вдохнуть — и закашлялся, согнувшись над подоконником, в который вцепился отчаянными пальцами. Ему показалось, словно в груди у него появилась дыра. А потом — потом Гарри с головы до пят пробрало страшным холодком, когда дисплей мобильника выбросил его из диалогового окна, где он пытался печатать, и на смену клавиатуре появилось кричащее:

Входящий вызов

Северус

Принять/Отклонить

— Господи… — прошептал Гарри, уставившись на две кнопочки — зелёную и красную — испуганным взглядом. Всё в порядке. Он обещал себе. Это несложно — разговаривать. Гарри больше не будет врать. Только бы всё было хорошо. Дрожащий палец потянул вверх зелёный кружочек. — Алло?.. — хрипло выговорил Гарри. Молчание. — Алло… Северус… Привет?.. — Неделя, — ледяным баритоном. — Господи, я… да, сегодня суббота, я… — Неделя. Ты был занят целую неделю. Не так ли? Друзья. Кофе. Может быть, кино. Семь дней подряд. Чтобы не обижались. Так? Гарри зазнобило. — Северус, я всё… я как раз хотел написать тебе, просто у меня… у меня не было возможности… — Ты — инвалид? — сухо оборвал его Снейп. Гарри поджал губы, крепче прижимая дрогнувшую трубку к горячей щеке. — Прости?.. — Человек с ограниченными возможностями. Ты? — Я не понимаю, о чём… — У тебя, — отрезал Снейп, — руки есть. Ноги на месте. Руки — чтобы печатать. Ноги — чтобы донести себя. До моего кабинета. — Я… — Наконец, у тебя есть язык и рот, не так ли? — Северус, я не… На другом конце провода что-то зашуршало, зашелестело, стукнуло, приковывая босые ноги к полу. А потом… — Не можешь дойти до клиники? Дойди до этого поганого диалогового окна. Печатать не можешь? Набери. Набери меня и выговори хоть слово. Открой свой чёртов рот и хотя бы раз не солги мне. Скажи, что не хочешь видеть. Что тебе это элементарно не нужно. Не нужны эти несчастные капы, будь они прокляты, — голос Снейпа зазвенел от напряжения, — не нужна унылая стоматологическая теория. Ведь это твоё здоровье, и тебе решать, как им распоряжаться. Не нужно торчать полчаса в холле под аккомпанемент полуторадюймовых когтей Паркинсон, пока я не посажу очередной имплант, не нужно, потому что сыт этим по горло. Скажи, просто скажи, чёрт тебя дери, я не читаю мыслей. Скажи, что и я — я тоже тебе н… Снейп не договорил — заглотил воздух. Это было так явственно, так отчётливо слышно. Сквозь окно, в которое он, кусая губы, упёрся горячим лбом, виднелась равнодушная в своей темени и безжизненности улица. Даже воздух стоял — никакого прохладного сквозняка из соседней створки. Долгие секунды, пока чиркала в ухо зажигалка — три раза, — Гарри смотрел в это окно и не понимал, почему густые заросли начали терять свои очертания. Лишь потерев очки дрожащим запястьем с натянутой на нём мешковатой футболкой понял, что не было на круглых стёклышках никаких пятен. Зато щека была мокрая. — Пожалуйста, — надломлено произнёс он, — позволь мне… я хочу объяснить. Наверное. Я… я вовсе не… я не думал… господи. Я так виноват перед тобой, Се… Гарри вздрогнул — его затрясло от леденящего кровь гортанного смеха, раздавшегося в трубке. — Умопомрачительно, — в низком голосе отдавалась весёлая горечь. — Полагаю, я и правда говорю по-китайски. — Северус, послушай… Резкий хриплый выдох в самое ухо: — Это ты послушай меня. Что именно из моих слов тебе непонятно? Да я… плевать, — Гарри прижал ладонь к лицу, подавившись всхлипом, — хотел. На твои объяснения. И раскаяния. К чёртовой матери. Правда. Я хочу услышать от тебя одно правдивое слово. Ты избегаешь меня, потому что… Гарри хныкнул, как малый ребёнок. — Я-не-избегаю, — попробовал он. — Потому что? — прорычал Снейп. Какую-то жалкую неделю назад он смеялся, запрокинув голову в опущенном им без спроса стоматологическом кресле — а Снейп, который как Гарри подумал, выглядел вверх ногами забавно, ринулся к нему, чтобы он себе «шею не свернул». А потом… потом было всякое: и безмолвное обещание в остром взгляде, и жар уверенных рук, блуждающих по беззащитной под задранной толстовкой спине, и мягкие — одному ему известно, насколько мягкие — бледные губы, сомкнувшиеся на его собственных. Сейчас же лёд в голосе Снейпа не иначе как заморозил ему язык; Гарри хватал ртом воздух, но бесполезно — ни слова. У него не получилось родить и слова. Секунду, две, десять… сколько?.. В какой-то момент до него донеслось безразличное: — Чего и следовало ожидать, Гарри. Очередное негромкое хныканье. — Прекрати разыгрывать театр одного актёра, — раздражённо бросил Снейп. — Угомонись, я не собираюсь вытаскивать из тебя слова клещами. Садистских наклонностей у меня нет. Твоего молчания было достаточно. Не нужен… — он проглотил очередной смешок. — Что ж, быть может, это к лучшему. Во всяком случае, я хотя бы смог окончательно убедиться в том, что не ошибался… — С-северус… — И больше тебя не потревожу. Спи спокойно. Гарри задохнулся, до боли в пальцах сжав плавящий кожу мобильник. — Пожалуйста, дай мне минуту, я должен рассказать тебе, я… И тогда Снейп бросил трубку, а Гарри — Гарри показалось, что сотрясшие динамик безжалостные холодные гудки стучали вместе с его тяжёлым надрывающимся сердцем. — Нужен. Больше всего на свете нужен. Северус. Северус. Северус, — просипел он, нажав красную кнопочку. Зажмурился, ударил телефон экраном об отчего-то мокрый подоконник и весь задрожал, как в ознобе. Пролежав в постели целую вечность, Гарри вздохнул с болезненным присвистом и вновь потянулся к ядовитому дисплею — время было час ноль пять. Он проглотил солёное озеро во рту, с силой втянул заложенными ноздрями столько бессмысленного воздуха, сколько они оказались способны принять, потёр невыносимо щиплющие глаза и открыл навигатор.

Введите запрос

Он опечатался несколько раз, пока пытался вбить обыкновенное: «бары поблизости». Пальцы не слушались. В выскочившем на весь экран списке взгляд Гарри мгновенно зацепился за… Брови его изумлённо вскинулись. Пятой сверху позицией в списке — потому что рейтинг у этого места отставал от популярных конкурентов — оказался бар с логотипом, картинка которого отдалась волной мурашек по позвоночнику.

Открыто до

5:00

Впившись в экран неверящим взглядом, Гарри судорожно тыкнул на карточку и поспешил открыть изображение профиля. Вскочив с кровати, он рванул к своему столику, выдернул первый ящик и, спешно выбросив из него прямо на пол кипу бумаги вместе с сухими кисточками и парой баночек красок, выудил наконец спичечный коробок. Опустив мобильник на столешницу, повертел его перед лицом, сравнивая красивую картинку. Вот же. Один в один. Гарри с шумом отодвинул занавеску, за которой спрятал вчера от глаз Гермионы мольберт. С минуту он то и дело потерянно мотал головой, то высматривая на тёмном в ночи холсте нужные цвета и очертания, то тряся нервной непослушной рукой коробок, то вновь устремляя взор на светящийся экран своего мобильника. Затем губы его тронула нездоровая в своей решительности улыбка, и он в считанные секунды — запрыгнул по очереди в джинсовые штанины, надушился, шатаясь, «унисексом», растрепал на голове, не удосужившись посмотреться в зеркало, страшное воронье гнездо. Кое-как застегнув на неправильные пуговицы давно высохшую, но не глаженную изумрудную рубашку, аккуратно нырнул голыми ступнями в кроссовки и, на цыпочках переступив порог, совершенно беззвучно закрыл за собой входную дверь.

***

Гермиона Грейнджер в этой съёмной квартире больше всего не любила чрезмерную слышимость. Она, как не умеющий говорить «нет» бесконфликтный, робкий человек, обыкновения устраивать с соседями разборки не имела. В конце концов, бедные люди находились в абсолютно аналогичном положении, и нельзя на них злиться, когда орёт средь бела дня малолетний ребёнок или, скажем, гудит сквозь потолок чей-нибудь навороченный мощный пылесос. Всё это было нормально, терпимо, ведь главное, что к ночи соседи вели себя на удивление спокойно и практически неслышно. Ну, иногда трахались. Но это не то чтобы ей мешало, скорее служило некоторым напоминанием о собственном одиночестве. В общем, ночами Гермиона стабильно высыпалась, и не было ещё с ней такого, чтобы сон её кто-то потревожил. Разве что странный скрип с балкона на прошлой неделе, но с кем не бывает — сквозняк, наверное, вот и дверь приоткрылась. Однако этой ночью

Тук-тук-тук.

Наморщив нос, Гермиона плотнее укуталась в одеяло — ей было холодно — и, сладко посапывая, перевернулась на другой бок, к стене. Спустя убежавший от неё во сне кофе звук повторился.

Тук-тук-тук.

Во сне Гермионе показалось, что это Гарри — он вернулся, наверное, с очередного приёма у своего шнобеля, а ключи традиционно забыл. Чертыхаясь себе под нос, она вылила содержимое турки в раковину, наскоро сполоснула руки и метнулась к двери, готовясь ругаться. А за дверью — никого. Нахмурившись, Гермиона вздрогнула — стены её квартиры, точно не было в них никакого бетона, сотрясло оглушительным грохотом. Они задрожали, и пол под её ногами вдруг завибрировал вместе с ними.

Бам-бам-бам

Глаза Гермионы распахнулись — она резко, будто вовсе до этого момента не видела снов, села в кровати. Загоревшийся в маленькой ладошке мобильник дал знать, что время было три часа ночи. Её тряхнуло, подбрасывая над матрасом, как от прошившей тело невидимой молнии, потому что грохот повторился — и лишь теперь Гермиона поняла, что всё это время так громыхала их с Гарри входная дверь. В кромешно тёмном коридоре она обернулась на всякий случай, дабы убедиться, что Гарри закрылся. Да, конечно, он наверняка смотрел десятый сон… его с таким режимом и пушечным выстрелом не разбудишь. Никогда в жизни Гермиона не слышала, чтобы так стучали. Было удивительно, что дверь от этих мощных непрекращающихся ударов до сих пор не треснула. Наверное, ей стоило бы разбудить, позвать Гарри, потому что одному богу известно, кого там могло принести к их порогу глубокой ночью. Но дело в том, что сонно переставляющая ноги Гермиона из-за внезапного пробуждения совершенно не успела подумать. Стук прекратился в тот самый момент, когда пальчики её сомкнулись на язычке замка и медленно провернули. Приоткрыв с тихим скрипом дверь, Гермиона, ошалело хлопая ресницами, смотрела несколько секунд на высокую чёрную тень, выросшую перед ней словно из ниоткуда. — Вы… — сиплым спросонья голосом сказала она. — О господи. Вы же… Длинные бледные пальцы вцепились в дверной косяк, тонкие брови сошлись на переносице, желваки загуляли на острых как лезвия скулах. Дрожащее, низкое, требовательное: — Гарри. Мне нужен Гарри. Он здесь? И паника в двух широко раскрытых — чёрных — глазах.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.