Химе

Мадара сидел в самой расслабленной позе сверкая активированным шаринганом в темноте.  — Химе Ибури. Кто бы мог подумать? Твой покойный отец ни в какую не соглашался сложить оружие и заключить союз посредством брака с Учиха или Сенджу. А теперь, ты здесь. Можно сказать сама пришла к нам в руки. У меня для тебя ряд новостей, девочка, так что слушай внимательно, я дважды не повторяю.  Запасов чакры практически не было, физических сил чуть больше, но их бы не хватало чтобы хотя бы вскочить с футона, ни то, чтобы атаковать.  Мадара будто читал ее мысли, усмехнулся и продолжил: — Твой отец, как и старший брат мертвы. Второй твой брат находится у нас в плену. Твоя мать, успела лишить жизни себя и оставшихся детей до того момента, когда наши союзники в ваших рядах успели ей помешать. Старейшины Хачо мура на нашей стороне, поэтому вот что будет дальше: так как твой брат, Айо власть не наследует, ее наследуешь ты, поэтому мы заключим брак. От твоего поведения будет зависеть его жизнь, так что будь послушной девочкой. Половина земель Хачо мура переходит Учиха, другой частью, пока что, будут распоряжаться эти старые продажные собаки. И предвидя твои возможные действия, предупреждаю: Мито Узумаки наложила на тебя ряд блокирующих печатей- ты не сможешь ни нанести себе физический вред и воспользоваться вашим улучшенным геномом и использовать чакру в целом. Яд, которым ты себя отравила был полностью выведен. Целители Сенджу заверяют, что последствий быть не должно. Ведь было бы очень обидно, стань я вдовцом спустя пару недель. Через две недели ты полностью восстановишься, и в день Танабата мы заключим брак. А теперь, Химе, прими свою судьбу с достоинством, как и полагается, и главное– без глупостей.  Учиха исчез в ту же секунду. А Мэйуми, впервые за долгое время сжала кончик одеяла между зубов и позволила горьким слезам выйти наружу. Ками отнял у неё все, а впереди уготовил ещё больше страданий. ***** Через неделю Мэй уже стояла и даже самостоятельно ходила. Правда все ещё слегка пошатываясь. Голосовые связки постепенно восстанавливались, но говорить было тяжело. По правде говорить ни с кем она не пыталась, лишь по ночам и рано утром, до прихода служанок, девушка разговорила с ушедшими родственниками. Снаружи и внутри дома увеличилось количество охраны, а служанки, приходившие к ней, никогда не приносили ничего острого. Из еды подавали каши, бульоны и все что она могла покушать без палочек. Первые дни, когда она уже могла оказать хоть какое-то сопротивление, она отказывалась от еды и воды. Молодая прислуга быстро пожаловалась стоящему за сёдзи охраннику, и через пол часа в комнату зашёл Изуна Учиха.  Он присел напротив неё. Расстояние между ними было чуть больше вытянутой руки. Будущий деверь, не скрывая пытливого взгляда, осматривал ее чересчур открыто. В Хачо мура за такое, в лучшем случае, можно было получить по лицу. Младший Учиха ухмыльнулся склонив голову набок.  — Хмм… Отказываешься кушать? Нии-сан, кажется, предупреждал тебя о последствиях.  Ибури сжала кулаки и пыталась своим взглядом прожечь дыру в голове будущего родственника.  Парень усмехнулся и тут же активировал свой кеккей генкай. Каким бы сильным не было желание покопаться в воспоминаниях девушки, чтобы выбрать правильный способ манипуляции и моральных пыток, задача у Изуна была одна. А как было известно, за самовольство Мадара по голове не погладит, даже если это любимый младший брат. Активировав шаринган, Изуна выудил нужное ему воспоминание , где жена Хаширамы Сенджу показывает необходимую ему печать. Быстро сложив соответствующую комбинацию, Учиха собирался наложить печать на руку, но девушка дёрнулась, собираясь бежать от неизвестной ей техники. Поддавшись рефлексам, Изуна схватил ее за лодыжку и притянул к себе, автоматически поставив печать на нежной коже. От того, что он поволок девушку по татами, подол кимоно провокационно задрался, оголяя ноги до колен. Молодой мужчина, немного ошарашено, посмотрел на невесту брата своими алым взглядом и тут же пришёл в себя. Резко поднявшись и повернувшись, он заверил прислугу, что впредь, с едой проблем не возникнет, печать не позволит ей морить себя голодом.  За три дня до свадьбы решили провести примерку. Пока слой за слоем на Мэй одевали тяжелое свадебное кимоно, девушка не отрывала взгляда от острых кандзаси.  «Он сказал, что я не смогу причинить себе вреда. Возможно, он и его проклятые глаза хотят меня в этом убедить. Я ему нужна для законных притязаний на земли Хачо мура. Ками, надеюсь я воссоединюсь с семьей раньше, чем меня лишат остатка моей чести» Нападать на кого-либо из слуг было слишком абсурдной идеей, поэтому куноичи решила проверить правдивость слов главы проклятого клана. Найдя в себе силы, невеста попросила оставить «такую замечательную причёску». Одна из самых острых шпилек осталась дожидаться своего часа в густоте ее волос.  Ее всю трясло. Холодный пот стекал по спине и вискам. Рука, с занесённой остроконечной шпилькой, так и застыла около сонной артерии. Сначала Мэйуми подумала, что это просто шутки разума— тело помнит боль, когда она перерезала себе горло. Но когда она не смогла коснуться остриём вен на запястье, испытывая жгучую боль по всему телу, пришло осознание того, что проклятый Учиха не врал. Девушка отбросила золотую заколку в дальний угол комнаты.  Ее переполняла ненависть к себе, свою беспомощность, судьбу, Учиха, Сенджу, предателей старейшин, Богов, что прокляли их клан неизвестно за какой проступок.  Мэйуми трясло не только от печати, но и от наступающей истерики. Она схватилась за волосы, мечтая выдернуть их вместе со своим сердцем. Лучше смерть под пытками, чем это. Но никто над девушкой не сжалится и не собирался. Сейчас, лёжа на полу, Мэй вспоминала о малышке Сенго. Отец был прав. Сейчас она понимает.  *** Flashback Кацу предложили восьмерку породистых коней в соседнем селении Тоника. Чёрные скакуны с потрясающей гривой. Хоть Мэй было 10 лет и в конях она особо не разбиралась, но даже ее поразила их красота и грация. Восьмерку пригнали из далекой пустыни страны Ветра. Химе читала об этой стране,отец и Кацу даже иногда рассказывали о ней. Дядя Кохэку, младший брат отца, всегда странно напрягался, когда говорил о соседней стране и горячих песках пустыни. Как позже узнала Мэй от матери, на одной из миссий дядя влюбился в девушку из торгового племени бедуинов. За иноверца выдавать ее категорически отказали, но после долгих переговоров, глава их племени согласился отдать девушку за шесть верблюдов. Денег у братьев было лишь на троих. Пока Кохэку тормошил всех знакомых, а Сатоши отправил сокола домой, с четким требованием прислать нужную сумму. Через три дня, как только сумма была на руках, мужчины отправились на базар, купили нужное количество мозоленогих и отправились к своеобразной стоянке бедуинов. Ее украли.  Вчера ночью. Другие кочевники под покровом ночи украли 20 голов рогатого скота, 5 ковров и столько же верблюдов, и 7 женщин, среди которых и была смуглая зеленоглазая красавица.  В деревне Тоника каждый год проводилась небольшая ярмарка, и все семейство Ибиру выпросило у главы возможность ее посетить. Маленькая Сенго бегала по узким улицам и категорически не воспринимала замечания родителей и старших братьев. Мэй тихо хихикала вспоминая как сама в пятилетнем возрасте убежала из дома, спрятавшись в повозке. Мать тогда как раз вынашивала Сенго. А когда Сатоши вернулся с острова Наги с детьми, Госпожа Фумико встретила их с новой маленькой Химе.  Через три часа небольшой отряд покинул стены соседней деревни. Весёлый детский лепет сменился на истошный крик, когда на Ибури напали. Мэй не помнила их лиц и формы, не помнила количества нападавших. Она лишь помнила как ее и Сенго вырвали из цепких рук матери и потянули на себя. Она обернулась и увидела две красные линии под глазами, напоминающие клыки. Девочка вцепилась маленькими ногтями в лицо молодого мужчины, хаотично царапая щеки, нос и нечаянно попала ему в глаза. Неизвестный Инузука зашипел от боли и потеряв зрение в одном глазу, инстинктивно отшвырнул Мэйуми. Через секунду крепкая рука Кацу подхватила ее с земли и усадила верхом за свою широкую спину. Следующее что помнила Химе, было ее самым худшим кошмаром. Инузука бежали. Бежали с маленькой Сенго. Она все ещё могла разглядеть ее заплаканное лицо и слышала ее крики. Ибури не могли преследовать нападавших– из восьми человек охраны осталось трое, Рен и Кохэку были ранены, но что еще хуже, дальше были земли клана этих дикарей.  Лицо Сатоши потемнело.  — Кацу, дай мне свой лук и стрелы.  Мужчина тут же выполнил приказ.  Мать бросилась к отцу, но он грубо оттолкнул ее. Женщина упала на истоптанную землю. Через две секунды отец пустил стрелу. Почему крики маленькой химе резко прекратились, Мэй поймёт только через несколько минут.  Утробный нечеловеческий крик матери оглушающей и удушливой волной реальности окатил все нутро девочки. Мэйуми ещё долго будут сниться крики младшей сестры, то с какой надеждой и ужасом ребёнок зовёт маму и старшую сестру.  Спустя две недели отец позовёт Мэй в сад. Он стоял к ней спиной. Это было впервые, когда девочка отчаянно хотела его окликнуть, чтобы присмотреть в глаза. — Попасть в плен- худшее что может случится с человеком. И ещё хуже, если этот человек женщина. Твоя мать это понимает, - было сложно сказать, он запнулся или выдержал паузу,— и со временем сможет это принять. И ты поймёшь это. На месте твоей сестры могла оказаться ты или Фумико, и я бы сделал то же самое…Я знаю о твоих тренировках: как самостоятельных, так о тех, что ты проводишь с братьями. С завтрашнего дня будешь тренироваться наравне с ними.  Когда он повернулся в ее сторону, намереваясь покинуть сад, Мэй пожалела о своём желании посмотреть ему в лицо. В щетине, которой он никогда не позволял отрасти, было столько седины, что девочка невольно вздрогнула не узнавая отца. Его лицо осунулось, темные круги и мешки под глазами и такие глаза. Глаза полные скорби, отчаяния и усталости. За две недели, что она не пересекалась с отцом он постарел на лет десять. И впервые за пять лет, юная Химе не сдержала порыва. Резким движением она врезалась в живот мужчины, сжимая его талию всеми силами в кольце своих рук. Она рыдала, пачкая его темно синюю хаори слезами. Через мгновение отец прижал ее к себе. Маленькая куноичи не помнила, когда он обнимал ее в последний раз, не помнила тепла его объятий.  Спустя минуту, отец отстранится, небрежно погладив по голове и поспешно покинет сад, чтобы никто не заметил его слез.  Делает ли общая боль людей ближе? Делает ли она их объятия более значимыми? Спустя годы Мэй поймёт  одно- боль меняет, преподаёт жестокие уроки и учит жить с глубокими шрамами на сердце.  end of flashback ***