Химе

Она мелко дрожала. Тошнота подступила к горлу, а глаза против воли показать слабость все равно наполнились слезами. Как бы Мэй не пыталась убедить себя, что это всего лишь тело и выстроить вокруг своего сознания своеобразный щит, все полетело к чертям собачьим в ту секунду, когда Мадара появился в комнате. И ужас наполнил все ее существо– если она так реагирует на его присутствие, что же будет когда он прикоснется к ней? Он проник в ее сознание, вместе с грубым поцелуем, тщательно перебирая воспоминания, в особенности те, где присутствовал Хао. То, что он нашёл в ее голове, позабавило Учиха больше, чем он показал, но тем не менее, он остался доволен убедившись в ее невинности. Разорвав поцелуй, он отступил на пол шага и не давая девушке возможность перевести дыхание после манипуляций в ее голове, потянулся к небольшому узелку ночной юкаты. Но что-то будто изменилось, и словно получив тонкой тростью по рукам, как когда-то в детстве во время обучения, Мадара тут же отдернул себя и отступил еще на шаг. Химе Ибури дышала тяжело и пыталась унять дрожь во всем теле, которую усилило вторжение в голову. Но мужчину напротив мало волновало ее состояние. Лишь две истины он знал наверняка: он будет обладать ей и ее телом, потому что эта ее судьба–принадлежать ему; так решило проведение, боги и ее отец, когда посчитал его недостойным. И то, что ему нужно сломать её, всеми возможными способами, и благодаря милости богов, ресурсов у него было предостаточно.  — Раздевайся Она очень надеялась, что ей послышалось, но когда он повторил более требовательно, Мэй чуть не задохнулась от переполняющих ее эмоций. Ну почему? Почему ее не убили там, на поле боя? Зачем? Зачем только Ли позвал ее, один своим словом оглашая ей безжалостный приговор? Ее бы убили прямо там, следом за братом, и сейчас она бы не проживала этот позор и ужас. Сколько унижений ждёт ее впереди?  Дрожащими, ледяными пальцами Ибури слишком медленно потянула за одну из шелковых полос, расслабляя узелок, но будто нарочно, остановилась так же, как и Мадара минуту назад. Она прекрасно понимает, что перед смертью не надышишься, и оттягивать момент близости, скорее безрассудно с ее стороны, но Ками, она не станет облегчать ему задачу. Ни на унцию. Молодая девушка выпрямилась и вскинув подбородок посмотрела ему в глаза. Сейчас, в полумраке комнаты, он все еще выглядел высоким, большим и устрашающим несмотря на то, что был безоружен и не запугивал своими кровавым взглядом. Мужчина ухмыльнулся краешком своих тонких губ. — Ты меня плохо расслышала? Новоиспечённая жена не удостоила его ответом, лишь раздраженно повела плечами и отвела их назад. Мэйуми не рассчитывала на то, что тонкая и нежная ткань разъедется от расслабленного узла и обнажит плечо.  Глава клана Учиха не назвал бы себя эстетом, поэтому никогда особо не засматривался ни на изящные танцы, ни на показные женские способы привлечь его внимание, или их грацию и все то, что так красиво и трепетно описывали в любовных поэмах и песнях. Он не деятель культуры и уж точно не ее ценитель. Конечно он знал то, что образованный человек и глава клана знать обязан, но это были лишь механические познания, которые ну ни как не трогали его душу. Возможно, родись он в другое время, что-то да и было бы по другому, но это уже никто не узнает. В Мадаре взращивали воина, игрока, стратега, главу клана, и там не было места всяким глупостям. У него было все предельно просто: захотел-взял. Он никогда не считал нужным заботиться об удовлетворении своей партнёрши, что говорить об удовольствии. В перерывах между тяжёлыми боевыми столкновениями, где каждый день мог стать последним, ему было важно лишь получить своё, здесь и сейчас, пока он жив. Было ли это чертой характера или отговоркой, обусловленной временем, в котором он жил— было сложно ответить, да и был ли смысл в этих ответах? Что бы они изменили?  — Будь по твоему,- в один широкий шаг он оказался рядом с девушкой. Не давая ей и секунды, толкнул ее на футон и резко опустился следом за ней. Она брыкалась, извивалась как змея, пытаясь дать хоть какой-то отпор. Первые секунд десять, Мадару это даже позабавило, но эмоции быстро сменили, уступив место раздражению. Поймав девичьи руки, одной ладонью зафиксировал ее тонкие запястья над ее головой. Слегка склонившись к молодой девушке своей мощной фигурой, он с помощью второй руки не регулируя силы, надавил на колено, сжимая коленную чашечку с такой силой, будто его вовсе не заботило сломается ли кость под его пальцами. Болевой захват заставил девушку инстинктивно переключить свою сосредоточенность на источник боли, и пользуясь этим Учиха без особого труда смог закинуть одну ее ногу себе за спину. Навалившись теперь всем своим громоздким телом на нее, тем самым полностью обездвижив Мэй, свободной рукой он грубо дернул уже давно ослабевший узел завязки, отдергивая ткань церемониальной юката*. Обнажив ее, Мадара скользнул быстрым и жадным взглядом по извивающемуся под ним телу: ровная, гладкая кожа, тяжелая грушевидная грудь, узкая талия и широкие бедра. Давление в его паху увеличилось, причиняя явный дискомфорт, поэтому Учиха решил более не тянуть. Сорвав темно-синий оби своего банного юката, под которым он был полностью обнажен, Мадара пристроился между ее ног.  Мэй чувствовала ужас, безнадежность и свою ничтожность. Она и сама понимала-извивайся змеёй, давай ему отпор пока тело не покинет последняя частица силы, он все равно возьмет то, что теперь принадлежит ему. Просить, умолять остановится, вырубить ее или наложить иллюзию? Это только его позабавит, и скорее всего, сделает еще хуже. Нет, это не имело никакого смысла. Слёзы лились по лицу девушки, соскальзывая дорожками по ушным раковинам и утопали в густоте волос.  Мадара поднял на нее свои пылающий адским пламенем алые глаза. Черные томоэ кружили в опасном танце, не предвещая ничего хорошего. Будто прочитав ее мысли, он заговорил: — Я возьму тебя, вне зависимости от того как и сколько ты будешь сопротивляться. Тебе же лучше быть более покладистой,- он провел грубой ладонью по ее талии, больно сжимая бедро,— но, так уж и быть, я предоставлю тебе выбор: взять тебя как есть, или наложить иллюзию? Но учти,— он полностью лег на нее, опираясь на локти, заглядывая глаза и опаляя девичье лицо своим горячим дыханьем,—в этой иллюзии, я буду брать тебя долго и перед зрителями. Кого ты предпочтешь увидеть первым:своего ухажера или кого-то из семьи?,— он победно ухмыльнулся ловя еще больший ужас и отвращение в ее глазах, уже зная, что именно она выберет,— скажи мне, Ибури, что ты предпочтешь? Реальность или иллюзию?  Она тяжело сглотнула и еле слышный, будто чужой, глухой шепот разрезал уши и собственное сердце оглашая приговор: — Реальность. Сплюнув себе на ладонь, Учиха провел ею по всей длине своей эрекции, компенсируя сухость между ног своей жены. — Я так и думал.  Он подстраивался к ее входу всего несколько секунд, прежде чем войти грубым и резким толчком. Сжатые, отталкивающие его естество мышцы все только обострили. Эта была сумасшедшая, огненная боль. Она кричала, и молила про себя всех известных богов, чтобы эта пытка прекратилась как можно быстрее, либо хотя бы потерять сознание. Но секунды, вразрез с быстрыми фрикциями мужчину, будто замедлялись. Он кончил спустя пары минут интенсивных толчков. Дав себе несколько секунд, чтобы перевести дыхание, мужчина поднялся, подхватив с низкого столика у самого футона заранее смоченное маленькое полотенце. Избавив себя от следов спермы и крови, он накинул на себя ранее сброшенный халат и последовал к выходу. Перед тем как скрыться за исписанными фусума, он остановился: — Добро пожаловать в семью,- бросил он даже не обернувшись. Удовлетворение физическое, даже рядом не стояло с тем распирающим его душу чувством блаженства и довольства. Что ж, на сегодня женушку можно и оставить, у него и так есть еще немаловажные дела.  Мэйуми продолжала лежать на футоне пока звуки шагов Мадары не поглотили дальние коридоры дома, и только после этого, она позволила себе выпустить наружу яростный, полный боли и ненависти крик. Она вся была воплощении боли. Девушка кричала и плакала, казалось вечность, пока моральное истощение и усталость не поглотили ее беспокойным сном. *** Звонкий и такой сладкий щебет утренних пташек наполнил огромный дом, озаряемый ярким солнцем. Пригревшись на залитой солнечным светом энгаве старуха Чоу дожидалась своих молодых помощниц. Она с наслаждением закрыла глаза, подставляя свое сморщенное лицо легкому теплому ветру. Вслушиваясь в убаюкивающий перезвон кусари-доии звуки сикаодоси у самого цукубаи, шелест листвы, вдыхала полной грудью свой любимый запах: смешанные ароматы растений со свежестью утренней росы, запах недавно догоревших углей в орибе-торо. Заметив своих помощниц, которые нарушили хрупкую идиллию своими громкими разговорами и хихиканьем, женщина нахмурилась и раздраженно фыркнула. Увидев напряженное лицо своей наставницы, девушки притихли и склонив головы, посеменили в сторону покоев новобрачных.  Чоу знала чего ожидать, когда фусума отъедет в сторону: она видела это уже сотню раз, и когда-то очень давно, сама была на этом месте.  — Мне нужно осмотреть тебя, дитя,- она склонилась над девушкой сжавшейся в позе эмбриона. И не встретив особого сопротивления, повернула ее на спину. Помощницы молчаливо и, уже отточенными движениями уселись по бокам, помогая обнажить и удержать в нужном положении новобрачную.  Старуха выудила из глубокого кармана светлого передника какие-то мази и снадобья. Смочив несколько белоснежных лоскутков различными отварами, она аккуратно, но тем не менее механически исполняла уже давно выученные манипуляции. Мэйуми скрипела зубами от боли и жжения, пытаясь заглушить свое собственное шипение и болезненные стоны.  Закончив с главной своей задачей, Чоу отдала распоряжения: одна группа девушек резво подорвалась раздвигая седзи и фусума, впуская в комнату свежий воздух. Пара девушек меняла футон и начала уже во всю убираться, пока вторая группа, накинув на хозяйку легкое юката , сопроводили девушку в сторону купальни. Как и полагается, вначале ее усадили в хиирагиясмыв следы вчерашней близости, остатки макияжа и благовонные масла. В это же время одна из девушек расчесывала ее спутанные от ночных истерик и метаний волосы. Через несколько минут ее отвели к о-фуро. Так как госпожа Чоу строго настрого запретила парить юную госпожу, приятные банные процедуры продлились недолго.  Собственная комната встретила Мэйуми уже вычищенной и с новым накрахмаленным постельным бельем. Хоть и в свете дня, она казалась не такой пугающей, но тем не менее, воспоминания прошлой ночи заставили все внутренности съежиться; их уже ничем не вывести из ее памяти.  Посреди спальни, у низкого стола, который тут появился за время ее отсутствия сидела госпожа Чоу. Заметив девушку, она приоткрыла крышку маленького заварного чайника, втянула кручковатым носом отстоявшуюся травяную заварку и после, приглашающим жестом ладони указала на дзабутон напротив. В Стране Огня к старшим всегда относились с особым трепетом и уважением, но в клане Ибури, как часто шутила мама, к ним относились чуть ли не с королевскими почестями. Поэтому беспрекословно выполнив просьбу старой повитухи, Мэйуми опустилась на подушки.  Помимо чая, на столе стояли корзинки со свежей выпечкой, варенными яйцами и фруктами. Душевное состояние девушки категорически противилось принятию трапезы, но женщине напротив было все равно. Она придвинула к Мэй тарелку со свежей булочкой размером с ладошку, рядом растекалось вишневое варенье и дольки нарезанных фруктов.  — Ешь.  В глазах Ибури мелькнула ярость, когда та поняла– старуха сложила ряд ручных печатей под столом. Рисунок на ее теле неприятно жег кожу на лодыжке, там где ненароком ее коснулся деверь.  Оторвав кусочек сдобы, дрожащими пальцами, теперь уже госпожа Учиха, поднесла ее ко рту.  — Меня зовут госпожа Чоу. Как ты поняла, я целитель. Три дня тебе нужно будет пользоваться этими снадобьями и мазью.  Заметив как девушка презрительно скривила губы, пожилая женщина добавила: — Он вернётся в эти покои через три дня, и навряд ли ты захочешь снова истекать кровью и испытывать ту боль, что была прошлой ночью.  Мэйуми побледнела и тяжело выдохнув опустила глаза в тарелку перед собой.  — Я не враг тебе, дитя,-Чоу смягчила черты своего лица.  — Боюсь, здесь все мои враги, госпожа Чоу,- шатенка дернула плечами, будто скидывала с плеч чужие невидимые руки. Целительница вальяжно откинула длинный рукав черного кимоно, загадочно посмотрела поверх головы девушки и тихо прошептала:  — Тебе еще многому предстоит научиться, моя маленькая Химе…